– Мы с папой на месяц приехали в отпуск. Он сейчас мыться придёт.
– Значит, папа тоже грязный! Да-а, работёнки мне сегодня прибавится! Тихо! – банник к чему-то прислушался. – На работу мне пора.
– А как вы работаете? – полюбопытствовала Маша.
– Вот сейчас баба Тася захочет пару поддать, а ей нельзя много пару, потому как у неё сердце больное. А я сейчас камни остужу, парок разгоню по бане, с ней ничего плохого и не случится. Воду с пола, где она пойдёт, сдую, бабушка и не поскользнётся. Вот такая моя работа.
Маша слушала банника, раскрыв рот.
– И с бабушкой ничего не случится? – спросила она.
– Ничего не случится, – заверил Мухля. – Я бабушку люблю – добрая она, а поёт как! – заслушаешься. Век бы её из бани не отпускал, всё мыл бы, да слушал! Прямо банный соловей! Ну, всё, я побежал на работу! Увидимся ещё!
– Ага! – сказала Маша.
– Да иди ты скорее в дом! – вдруг рассердился банник. – Мне работать надо, а она стоит, как вкопанная!
Банник завыл как в печи ветер, и Машу из бани, словно на крыльях вынесло.
В доме Маша сняла с головы мокрое полотенце и стала расчёсывать волосы. Потом она увидела кота Маркиза, который лежал на спинке дивана и спал. Маша бросила расчёску и забралась на диван.
– Маркиз, Маркиз! – сказала она. – Я приехала. Ты помнишь меня?
Но Маркиз даже ухом не повёл.
Маша вспомнила, как в последний свой приезд она играла с котом: папа привязал бумажку к верёвочке, и коту нравилось бегать за Машей и ловить бумажку. Но прошёл целый год, всё изменилось: кот потолстел, перестал бегать и только ел да спал.
– Котик, давай поиграем в догонялки, – попросила Маша и стала стаскивать кота со спинки дивана.
Кот мягко и безвольно съехал вниз головой по дивану, встал на голову, отчего задние ноги и хвост нависли над его мордой, но так и не проснулся.
В дом вошла бабушка тоже с полотенцем на голове:
– Что, Маркиза разбудить не можешь? Совсем обленился кот, даже мышей не ловит. И что с ним делать? Ну, ничего! Нам-то с тобой дел хватит. Мы сейчас пирожки с пончиками будем стряпать. Поможешь мне? – спросила бабушка.
– Конечно! Только я никогда не стряпала пирожки. Мама их не делает.
– Вот как? – удивилась баба Тася. – Это дело поправимое. Только сначала надо себя привести в порядок. Волосы расчесать, косы заплести.
Бабушка стала расчёсывать Маше волосы и петь. И, что удивительно, Маше совсем не было больно, а даже, наоборот, приятно.
– Бабушка, как это ты не больно чешешь волосы? А мама после ванны больно чешет. Она говорит, что пришла пора их обрезать, чтобы не мучиться.
– Это песня помогает. Да и домовой тоже, – лукаво улыбнулась баба Тася.
– У тебя есть домовой? – удивилась Маша.
– Наверное, есть. В каждом доме есть домовой, только я его никогда не видела.
– Жалко, – сказала Маша, – что не видела.
Бабушка заплела внучке две косички, а себе одну косу и уложила её вокруг головы как корону.
– Вот теперь идём на кухню.
На кухне бабушка посыпала стол мукой и вывалила на него из кастрюли тесто. Тесто лежало на столе словно барыня-сударыня на кровати. Маша ткнула его пальчиком: оно было мягким, тёплым и приятным на ощупь.
– Ну, вот, – сказала бабушка, – тесто хорошо выкисло и не липнет к рукам. Сейчас мы его выбьем.
– А зачем его бить? – удивилась Маша.
– Затем, чтобы оно стало пышным. Когда мы добавляем при замешивании дрожжи, они выделяют углекислый газ. Нам надо выбить этот газ. Чем больше мы тесто выбиваем, тем меньше газа остаётся в тесте, а, значит, тесто становиться лёгким и пышным.
Бабушка выбила тесто на столе. Потом нарезала и раскатала несколько небольших колбасок, и эти колбаски нарезала ещё на кусочки одинаковой величины.
– Вот теперь будем из этих кусочков катать колобки. Обмакни руки в муку, возьми один кусочек и положи на левую руку. Молодец! Теперь представь, что это маленькое яблочко. Обхвати его плотно правой рукой и катай по ладошке. Вот так! Нет, не между двумя ладошками катай, а обхвати тесто пальчиками, и катай на одной ладошке!
Из-под бабушкиной руки колобки вылетали похожие друг на друга – круглые да гладкие. А у Маши получался неровный и неправильный колобок. Девочка приуныла.
– Ничего. Главное постоянно тренироваться. У меня в детстве тоже гладкие колобки не получались, – успокоила её бабушка. – Теперь бери скалку, будем колобки раскатывать.
В две скалки они быстро раскатали колобки в небольшие лепёшки. Бабушка положила на них начинку и защипала края. Пирожки с картошкой и капустой были длинные, а пончики с вареньем – круглые.
– Теперь надо немного подождать, чтобы тесто поднялось. Если тесто не поднимется, пирожки будут твёрдые и невкусные, – сказала баба Тася и прикрыла пирожки полотенцем.
Папа с дедушкой пришли из бани, когда Маша сидела за столом и пила чай с пончиками с вареньем, которые только что напекла бабушка.
– Ох и пар сегодня в бане был! – сказал папа. – Давненько я такого не видывал!
– Это, точно! – подтвердил дед Гоша. – А веники просто сами летали! Напарились от души! Я помолодел лет на десять!
– Это вам банник помогал, – сказала Маша. – Его Мухлей зовут.
– А что? – засмеялся дедушка. – Может и банник.
– Мультиков насмотрелась про домовёнка Кузю? – папа потрепал по голове дочку.
– Нет, папа. Домовые в доме живут, а банники в бане!
– Правильно говоришь, моё золотко! Книги, наверное, ей читаете? – спросила бабушка.
– Конечно, читаем, да она уже и сама по слогам может читать, – похвастался папа.
– Умница моя! А теперь самое время чайку попить, – сказала бабушка, ставя на стол самовар и тарелки с пирожками и пончиками.
– Ах ты моя хозяюшка, всё успеваешь: и спеть и постряпать! – обрадовался дед Гоша.
– Да мне Маша помогла, – улыбнулась бабушка, – без неё я бы не успела.
Самовар на столе пыхтел, чайник посвистывал, за открытым окном в бездонной звёздной черноте стрекотали сверчки. Всё слилось в один убаюкивающий сонный шум, и Маша мгновенно уснула, держа в руке недоеденный пончик.
Утром она проснулась оттого, что солнечный лучик трогал её реснички, пытаясь заглянуть в глаза. Маша соскочила с постели и засмеялась.
– Ты чего так рано проснулась? – удивилась бабушка. – Ещё можно поспать.
– Меня солнышко разбудило.
– Ну, раз само солнышко разбудило, значит, оно что-то тебе показать хочет, – таинственно сказала баба Тася.
– А что? – шёпотом спросила Маша.
– Этого я не знаю, – тоже шёпотом ответила бабушка. – Оно каждому разное показывает. Мне песенную радость в каждом цветке, птичке или облачке…
– А мне?– спросила Маша.
– Тебе что-то другое. Да ты сама это поймёшь, когда петь захочешь или интересно и радостно жить станет.
– Бабушка, можно я тогда пойду к солнышку?
– Можно. У нас в деревне всё можно. Одевайся, выпей молока с хлебом, и беги к солнышку, узнавать его секреты.
Маша выпила молоко, сунула в карман кусок хлеба и выскочила на крыльцо.
Из-под крыльца вылезла собака Жулька и радостно завиляла хвостом.
– Здравствуй, Жулька, – погладила Маша собаку по голове, – тебя тоже солнышко разбудило?
– Гав, – весело гавкнула Жулька.
– Тогда пойдём вместе, узнавать его секреты.
Маша побежала по дорожке через огород, Жулька, весело подпрыгивая, за ней. Они вышли через огородную калитку, и подошли к бане. Жулька сразу нашла чей-то след и, бросив Машу, побежала, уткнув нос в землю, вверх по ручью.
Маша открыла дверь и заглянула в баню.
– Эй! Мухля! Ты здесь? – спросила она.
– Ну, чего кричишь? Баннику спать мешаешь, – проворчал Мухля с верхней полки.
– Так уже солнце взошло, – сказала Маша. – Вставать пора.
– Рабочему баннику спать не мешай! – строго сказал Мухля. – Я, знаешь, как умаялся, пока твоего папу мыл! Заслужил отдых!
– Извини, – сказала Маша. – Я вчера сказала папе, что ты его мыл, но он, по-моему, не поверил.
– Как всегда! Моешь, стараешься, а никто в тебя не верит, – Мухля сел на полке.
– Я верю, – тихо сказала Маша.
– Ну и верь! Сон перебила, – пробурчал человечек. – У тебя поесть, ничего не найдётся?
– Только хлеб.
Маша достала кусок утреннего хлеба, который не съела. Мухля сел на лавку рядом с ней и стал жевать краюху чёрного хлеба.
– Баба Тася пекла, – он понюхал кусок, – на хмелю тесто месила. Вкусно.
– А хмель – это что?
– Растение такое с шишками. На них закваску делают, чтобы тесто поднималось. Я за свои пятьсот лет, что живу в бане, только такой хлеб и люблю. Дрожжи-то недавно придумали, но я их не жалую…
– Так тебе пятьсот лет? – удивилась Маша, она уже умела считать до тысячи.
– А тебе сколько? – спросил Мухля.
– Пять. Но через неделю уже будет шесть!
– Если нас с тобой сравнивать, – почесал затылок Мухля, – то мы с тобой одногодки. Домовые, банни�