Za darmo

Мы обязательно встретимся!

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Глава 38. Багратион

В кафе сегодня «гуляли». Провожали Зорика и Виолу. С завтрашнего дня ребята уходили в зону подготовки и через неделю должны были отправиться в свое путешествие, в воплощение на Землю. Если все будет хорошо, примерно через месяц они родятся на Земле двойней.

Виола веселилась от души, Зорик был серьезен. Он был главный, ведущий в их паре, и в полной мере ощущал свою ответственность. Виола, напротив, была беспечна и беззаботна.

На «гулянке», как водится, «бывалые» давали ребятам советы, много обсуждали, как важно выбрать правильных родителей, желали удачи и успеха…

Антон подсел к Порфирию.

– Порфирий, можно спросить?

– Говори, отрок Антон, – как всегда, благодушно улыбаясь, ответил Порфирий.

– Все время говорят, что нужно правильно выбирать родителей. Скажите, это как?

– Экий ты вопрос задал! Все Души ищут на него ответ. Но не находят: нет простого ответа на этот вопрос. Видишь ли, Душа моя звонкая, Антон, в большой степени выбор тот случаен. Когда ты приходишь на Землю – к тебе устремляются Души, находящиеся вместе с тобой в одном коридоре. Они выбирают Душу, которая вместится в человека, ими созданного, и ты выбираешь для себя партнерскую Душу. Ты должен проживать жизнь по своей программе. Лучшие твои родители это те, которые не будут тебе мешать в исполнении твоей программы. А это, конечно же, те Души, которые сами не сбиты со своей программы, которые сами не запутались. Как их определить?

– Я рассчитываю лишь на то, что почувствую. Высокие Души, те, что с Шестым, Седьмым воплощениями, говорят, что только так… – вздохнул Антон и добавил: – Ясно… что совсем ничего не ясно.

Эрика сидела чуть в стороне, наблюдала за веселой Виолой, искренне радовалась ее счастью, немного грустила о своем… она слышала весь разговор Порфирия с Антоном и хотела уже подсесть к ним за стол, как к ней подошел Багратион.

– Эрика, пойдем погуляем…

– Погуляем? А пойдем! – Эрика тряхнула длинными белокурыми локонами и встала из-за стола. На прощанье обнимая Виолу, Эрика шепнула: «Мы обязательно найдемся!»

– Предлагаю пойти к морю, – выходя из кафе, Багратион взял Эрику за руку. – У меня в душе который день крутится строчка из земной песни: «А я бросаю камешки с крутого бережка / Далекого пролива Лаперу-у-за», – напел Багратион. – Не помню, что за песня, что за пролив, а крутится вот. И так мне к этому проливу захотелось…

– И камешки покидать? – улыбнулась Эрика.

– Ага.

– Ну, вот и море, – глубоко вдыхая солоноватый воздух, запрокинув голову и зажмурившись от яркого солнца в огромном синем небе, проговорил Багратион, когда они вышли из НПО и оказались на берегу, покрытом мелкой галькой и ракушками, – целых два часа в нашем распоряжении эта благодать.

Эрика сбросила с ног босоножки, вдохнула воздух, расправила руки, как крылья, и… полетела вдоль берега. Затем снова встала на ноги, набрала в руки камешки и начала кидать их в море. Багратион сел чуть выше по берегу на песок и любовался, глядя на нее. Как же она ему нравилась! Он знал, что место в ее душе занято. Но в его душе на этом самом месте была Эрика. Он все время думал о ней, беспокоился о ней, разговаривал с ней… Багратион злился на себя – он не может закончить контрольную работу по переходу, никак не возьмется за написание эссе, он, черт побери, ничего не может делать. В голове «Эрика, Эрика, Эрика»… «Взрослая Душа, Пятый уровень воплощения! А веду себя как первоклассник!» – ругал себя Багратион. Но сегодня, глядя на Зорика и Виолу, он подумал: что, если бы Эрика согласилась… Но как ей об этом сказать? Багратион смотрел на Эрику и не решался.

А потом, как в воду со скалы:

– Эрика, – Багратион подбежал к ней, – давай вместе полетим на Землю. Как Зорик с Виолой!

Эрика, широко раскрыв глаза, смотрела на Багратиона. «Я с другим бы хотела», – мысленно произнесла она. Багратион смотрел на девушку, но не в глаза, а, казалось, прямо в Душу, и так же про себя ответил: «Ты же знаешь, что это невозможно». – «Знаю. Но я не могу». Багратион аккуратно, осторожно взял Эрику за руки и тихо сказал:

– Я тебе буду хорошим братом или сестрой. Я обещаю.

– Я подумаю, – Эрика рассмеялась заливисто, по-девчачьи, и побежала вдоль берега.

Багратион побежал за ней.

– Догоню! – закричал он ей вслед.

Этим же вечером Багратион сидел в кафе и радостно напевал: «А я кидаю камешки с крутого бережка…»

– Доброго вечера, Багратион!

– Порфирий, здравствуй! Поговори со мной! Есть время?

– Конечно, Душа моя Багратион! Давай поговорим? Что тревожит?

– Скажи мне, что такое любовь?

– Ух, ты, куда завернул? Любовь… Да кто ж ее знает, что это за метания такие душевные. Я для себя думаю так: любовь – это, с одной стороны, дар великий, а с другой – страдания, испытания для Души не менее великие. Не всякой Душе возможно любовь перенести. Она ведь когда в тебе поселяется, нуждается в питании, в ответном чувстве, у одних – требует, у других – вымаливает. А такая любовь, чтобы просто в тебе жила и тебе было бы хорошо и светло лишь оттого, что она в тебе есть, – это, брат, у очень немногих Душ получается.

Расскажу я тебе про себя одну историю, – Порфирий «ушел». – Ох, как давно это было… Три сотни лет тому назад. Взяли меня, девку молодую да справную, в полон. Увезли в турецкую сторону́. Но честно скажу, никаких ужасов там со мной не творили. Хорошо обращались. Повезло мне. После и муж у меня был, и детки, как водится, народились. А я все тосковала. По городу моему белокаменному тосковала. Каждую ночь он мне снился, перед глазами все стоял. Я и деткам моим сказки про этот город все сказывала. Когда пришла моя пора покидать ту Землю, я все об одном просила – свозите в город мой, похороните в родном граде. Но нет, не сбылось.

Я потом еще пять раз на Земле нарождался. А сейчас пересматриваю, переживаю свои жизни и вижу – каждый раз я все дом белый строил, в каждой жизни. А в том городе пожить так и не случилось. А сейчас думаю – любовь это во мне живет к тому городу? Наверно, если я в нем поселюсь, то жизнь моя ровнее, вернее пройдет? Как думаешь?

– Город-то как называется? Где он?

– На реке большой он стоит тот град белокаменный. Белгород называется.

– Так почему в него нельзя поехать? Почему нельзя там поселиться?

– Можно, наверное. Но это я сейчас знаю, как город тот называется, а на Землю прихожу – и не помню, где он и как называется. А лишь ищу… А как в Душе подсказку оставить, что бы в жизни меня туда привела – не знаю.

Как ты думаешь – это любовь?

– Любовь, конечно. Но я про другую любовь спрашивал.

– Понятное дело, что про другую. Про другую любовь у меня другая история. И тоже все над ними думаю, размышляю. Душу свою терзаю. Три жизни назад жена у меня была – Лидия. Женили нас с ней родители: тогда так водилось. Мне уж двадцать два года было, ей – семнадцать. Никакой любови у нас с ней не было. Она потом мне сказывала, вообще по первости меня боялась. Но венчали – живем. Дом, хозяйство большое – забот, как говорится, полный рот. Через два года сын родился, потом – другой, потом – дочка. Никогда ни про какую любовь не говорили, но жили мирно, добро. Уважали друг друга, старались помогать. Поначалу-то и ссорились, и ругались, я даже, – Порфирий наклонился к уху Багратиона, – поколачивал ее, когда не в себе бывал или случалось че. Но к концу жизни жили Душа в Душу. И тут она возьми да и помри! И остался я один. Не один, конечно, дети здесь же неподалеку жили, и знакомцы разные были, да и бабы на меня, крепкого еще вдовца, заглядывались. А у моей Души чувство такое, что я один на всем белом свете. Как же я рыдал! Как же я за Лидушкой своей убивался. Смерти все ходил просил. До конца дней своих помнил ее, никаких баб у меня больше не было. А до этого, по молодости, ходок был! Тот еще! А тут – как отрезало! Ты мне скажи, Багратион – это любовь?

– Любовь, конечно!

– Любовь, говоришь, конечно… Только понял я это, когда ее не стало. А вот в последней жизни у меня жена была – Анна. Вот где у меня любовь была! Сейчас пересматриваю, переживаю – как же мне тогда она всю Душу вывернула наизнанку! Сошлись! Не жизнь была, а сплошная мучительная мука. Ревновал, следил, беспокоился, любил, ненавидел, убить хотел. А потом она от меня, такого любящего мучителя, ушла. К другому. А знаешь, друг Багратион, я ка-а-а-ак вздохнул полной грудью! И такое у меня началось счастье! Летал! Что избавила она меня от этой мучительной страсти. Да-да… это я позже понял. Никакая это не любовь! Страсть! То ли химия, то ли гордыня, но это не любовь! Любовь – она тихая. Она спокойная. Даже скучная.

Замолчал Порфирий. А потом тихонько так, отхлебывая свой живительный чаек, спросил:

– А у тебя какая любовь, Багратион?

Глава 39. Зорик и Виола

Зорик с Виолой стартовали!

Эти чудики сначала ржали как кони, потом бесились, пихались, толкались, кувыркались в своей капсуле, пока их не приструнили – пришло предупреждение с «базы», что их снимут с маршрута, если не прекратят… Прекратили. Отдышались. Начали рассматривать Вселенную, через которую пролетали.

– Где наша Земля? – спросила Виола.

– Пока не видно. Так… Виола, а сейчас сжались и прижались. «Дура» какая-то здоровая летит. Сейчас нас потянет в сторону.

Виола только успела прижаться к Зорику, а Зорик к ней, только оба замерли, как их потянуло в бок, да так сильно, что Виола закричала: «Ой, мамочки!» и вцепилась в Зорика. Их начало кружить, вертеть, переворачивать, бросать из в стороны в сторону, но Зорик лишь сжимался сам и сильнее прижимал к себе Виолу. Наконец все стихло и выровнялось.

– Спать, – еле слышно проговорил Зорик. У Виолы ответить не было сил.

Несколько дней ребята вели себя тихо. Отдыхали, следили за дорогой, иногда беседовали.

Однажды утром Зорик растормошил Виолу:

– Вставай, засоня! Смотри – Земля! – впереди появилась голубая планета.

 

– Ух, ты! Мы почти дома, – воскликнула Виола.

Зорик глянул на нее внимательно:

– А у тебя где дом? На Земле или на «базе»?

– У меня дом там, где ты.

– У меня тоже.

Ребята сидели, плотно прижавшись друг к другу, и наблюдали, как быстро приближается планета.

– Последний рывок, Виола! Сейчас начнется… Держись! – Зорик еще сильнее обнял Виолу. Они входили на территорию Земли.

Со всех сторон загремело, застучало. Потом раздалось тоненькое «у-у-у-у-у», потом «У-У-У-У-У-У-У-У-У»…. и – тишина.

– Как же хорошо, Зорик! – Виола нежилась в ласковом пухе облаков, грелась в лучах солнышка. Отдыхала.

– Как ты думаешь, какие у нас будут родители?

– Каких выберем – такие и будут.

– Я все думаю – как правильно выбирать? – Виола повернулась к Зорику.

– Мне этот вопрос тоже все время покоя не дает. Понятно, что хочется добрых, любящих, умных…

– Красивых, внимательных, – вторила Виола, – но мне больше всего знаешь, чего хочется?

– Чего?

– Чтобы они всю свою жизнь вместе жили. И чтобы наша семья всю жизнь существовала. Ну, чтобы родители не разводились… Понимаешь?

– Понимаю, – Зорик внимательно глянул на Виолу. – А у тебя в прошлых жизнях родители разводились?

– Почти всегда, – грустно ответила Виола, – или так вместе жили, что лучше б разбежались.

– У меня наоборот, всегда вместе жили. Только в последнем воплощении расстались. И то потому что отец погиб. Но тоже по-разному жили. Часто жили вместе, потому что или уйти было некуда или потому что нельзя было…

– Мне кажется, чтобы дружно и счастливо вместе жить, родители должны иметь общие интересы и быть, как это сказать, терпимее, что ли, друг к другу, – рассуждала Виола.

– Но мне думается, что даже это не главное…

– А что?

– Мы как-то с Павлом разговаривали о том, о сем… о жизни. И Павел мне тогда сказал, что невозможно разлучить Души, которые одинаково переживают эмоции.

– Это как?

– Я сам до конца не понял. Но Павел так говорил: если Души радуются одному и тому же, если радость переживается совместно, то эмоции резонируют, и Души свою собственную радость многократно увеличивают и могут переживать ее вновь и вновь, вспоминая. Их совместный эмоциональный багаж увеличивается, и им легче совместно пережить горе. Говорят же, что горе сплачивает, а бывает, что горе – разлучает…

Так вот, те Души, которые испытывают положительные эмоции по одному и тому же поводу, горе совместно легче переживут… Их и горе сплотит, и от радости им вместе еще радостней становится – они никогда не расстанутся!

– Как сложно! Я почти ничего не поняла. Павел очень мудрый. Вот что значит Седьмой уровень воплощения!

– У меня тоже очень много вопросов. Но ответы будем теперь сами искать в жизни.

– Так как родителей выбирать будем?

– Выбирать мы будем только отца. Случайно, интуитивно. Мы с тобой выберем того, который нам обоим понравится.

Ребята еще долго рассуждали о том, как правильно сделать свой первый главный выбор. Поняли, что никаких критериев, кроме первого и единственного личного восприятия, у них нет, и забылись тревожным сном, понадеявшись на то, что их случайный выбор окажется счастливым!

И вот, наконец, наши Души прибыли на Землю! Что ж, добро пожаловать!

– Зорик, ты кем хочешь быть: мужчиной или женщиной?

– Я хочу быть мужчиной и хочу, чтобы ты была моей сестрой. Самой любимой сестренкой на Земле!

– А вдруг наоборот получится?

– Значит, ты будешь моим самым любимым братом на Земле? Виола, о чем ты думаешь? Смотри, Души начинают приходить. Давай выбирать… Как только кто-то понравится – толкай!

Ребята замолчали. «Самый ответственный момент! Только бы не ошибиться!» – думали оба.

Вокруг них кружили Души. Парочка – кого-то это сразу отпугивало, но большинство, наоборот, стало отдавать им предпочтение.

– Думаете, двое – это прикольно? Это еще и очень сложно, – ворчал Зорик, – точно справитесь?

– Зорик, может этот? Он меня третий раз пихает, – Виола показала на стоящую рядом с ними Душу.

– Пихает он… почему такой невежливый? – Зорик продолжал ворчать.

Вдруг мимо них пролетела какая-то Душа, потом затормозила и вернулась к ним. Встала и стала их рассматривать. Зорик и Виола перестали дышать. Виола, как завороженная, смотрела на эту Душу, взяла за руку Зорика и потянула капсулу в сторону этой Души. Зорик не возражал. Но вдруг эта Душа развернулась и медленно полетела в другую сторону.

– Папа! – закричала Виола, заливаясь слезами.

– Отец, мы же здесь, – еле сдерживая слезы, закричал Зорик.

Душа остановилась. Покачалась на месте. Потом резко развернулась. Подлетела к ребятам и притянула капсулу к себе.

– Ура!!! – закричали Души – они только что обрели своего отца.

– Только бы он маму правильную выбрал, – снова беспокойно заворчал Зорик.

– Наш папочка выберет самую лучшую мамочку… Скоро самое интересное начнется! – беззаботно щебетала абсолютно счастливая Виола.

Где-то на территории России

– Кристина, на майские праздники пойдем в поход? – Костя пришел с работы, неся с собой сумки с продуктами.

– Пойдем! Только, видимо, на этот раз поход будет версии «лайт».

– Это значит куда?

– Хоть куда, но учитывая один момент… – Кристина улыбнулась, вытерла руки полотенцем, отошла от плиты, подошла к мужу и сказала: – У нас будет малыш.

– А… Ура! – Костя подхватил Кристину на руки и начал кружить по комнате.

– Аккуратней, пожалуйста, – смеялась девушка, – со мной теперь нужно обращаться как с хрустальной вазой.

– Я всегда… всегда буду с тобой обращаться как с хрустальной вазой.

– Виола, просыпайся! Ты как? – Зорик потянулся, легонько толкнул подругу и начал оглядываться.

– Зорик, это ты?

– А кто еще-то?

– Как хорошо-то. Как уютно, тепло… мягко, – мурлыкала Виола.

– Виола, ты кто? Мальчик или девочка? Я – мальчик.

– Я тоже мальчик!

– Да, ладно! Точно?

– Точно. Мальчик.

– Здорово! У меня теперь есть брат!

– И у меня есть брат! – веселилась Виола.

Души расхулиганились, расшумелись.

– Ой, – воскликнула Виола, – давай тише, Зорик. Маму опять из-за нас тошнит.

Ребята успокоились и снова начали мечтать о своей будущей жизни.

Однажды Виола распихала Зорика.

– Зорик, просыпайся! Мама только что узнала, что нас двое! Сначала папа с мамой испугались, а потом так радовались… Ты все проспал, засоня!

– И что было? – сон у Зорика тут же пропал.

– Имена придумывали. Решили, если два мальчика, то Иван и Василий. Если две девочки – Иванна и Василиса. Если девочка и мальчик – Василиса и Иван. Тебе какое больше нравится?

– Иван.

– Значит, я буду Василием. Здорово!

– Я буду звать тебя Васенькой, – снова засыпая, сказал Зорик

– А я тебя Ванечкой, – и мальчишки уснули, обнявшись.

Подходил срок родов. Мама переживала. Папа тоже. Виола была, как обычно, беззаботна, а вот Зорик – переживал. Два дня молчал, отвернувшись от Виолы. Она его и так, и этак: пихала, что-то ему шептала, тормошила, а он только отбрыкивался.

Где-то на территории России

– Мамочка, нужно вам в больницу лечь. На сохранение, – сказал врач, который вел Кристину.

– Что случилось? – заволновалась Кристина.

– Ничего не случилось, у вас два чудесных здоровеньких мальчика. Но один из них перевернулся, а вам уже рожать дней через десять. Нужно понаблюдать. Если не перевернется назад – придется кесарево сечение делать.

Дома Кристина весь день до прихода Кости с работы проплакала. Все гладила свой живот, спрашивала: «Мальчики мои, что случилось?» и собирала вещи в больницу.

Вечером пришел Костя, тоже заволновался. Прижался к животу своей жены, гладил его и тихонько так разговаривал: «Эй, пацаны? Вы что это маму расстраиваете? Что-то не так – вы только намекните… Может вам чего-то не хватает?»

Долго так разговаривал. Потом песни пел. Но не такие, как мама, а мужские – военные: «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед…»

– Зорик, ты что творишь? Ты зачем перевернулся? – Виола пихала и толкала брата, стараясь перевернуть его назад. Но тот упрямо не желал переворачиваться.

– Я боюсь за тебя, – наконец, пробурчал Зорик, – пусть лучше кесарево сечение делают. Надежнее.

– Послушай, Зорик! Я же уже много раз рождалась. И не боюсь нисколечки! А с тобой – вообще ничего не боюсь! Но если мы с тобой нормально не родимся, то есть самостоятельно, мы же программы сразу собьем. И сколько времени потом исправлять будем? И исправим ли? Может, ты придумаешь другой безопасный способ рождения?

Несколько дней Зорик молчал. Маму Кристину положили в больницу. Но вдруг Зорик зашебуршался, завозился и… перевернулся.

– Я придумал! – сказал он радостно Виоле.

– Что придумал?

– Ты будешь первая рождаться. Я, если вдруг что – тебя пихать буду. Здорово я придумал!

– Здорово! Ты мой самый дорогой человек на свете! Дороже мамы и папы!

– Только не забудь, – снова, но уже весело, пробурчал Зорик, а потом спохватился, прижался теснее к Виоле и сказал: – Виола, ты понимаешь, что как только мы родимся, мы сразу все забудем.

– Как так забудем?

– Ну, не забудем… но все уйдет в архив. Мы не будем помнить ни то, что я – Зорик, а ты – Виола… и все, что с нами было на «базе» тоже помнить не будем. Помнить, вернее, чувствовать, будем только эмоции от прожитого, осмысленного.

– Я тебя все равно очень любить буду.

– Я тебя тоже.

Где-то на территории России

Врач в очередной раз аккуратно ощупывал живот Кристины.

– Кесарево? – грустно, отчаянно спросила она.

– Не понимаю, – с сомнением сказал врач, – давайте-ка еще раз сделаем УЗИ.

Кристину проводили в нужный кабинет.

– Интересный поворот! – сказал довольный доктор, вглядываясь в монитор. – Похоже, рожать вы будете сами. Малыши лежат идеально!

Через два дня на свет появились два здоровеньких крепеньких мальчугана.

Один из них был Душой Четвертого уровня воплощения. Душа эта родилась на Земле уже в седьмой раз и имела врожденный уровень энергии 13,6 у. е.

Вторая Душа пришла пройти Второй уровень воплощения, в девятый раз родилась на Земле и имела врожденный уровень энергии 11,8 у. е.

Но об этом, конечно же, никто не знал.

Костя с цветами и мандаринами пришел в больницу.

– Смотри, Костя, какие замечательные у нас сыночки. Старшенький – Васенька, а младший – Ванечка!

– Как ты их различаешь? – тихо спросил Костя.

– Они совсем разные. Васенька спокойный, улыбчивый. Спит и кушает.

– А Ванечка плачет?

– Не плачет. Но как только я забираю от него Васеньку – беспокоится. Ему, видимо, спокойней, когда рядом старший брат.

– Смотри, смотри, Кристина! Ваня Васю за ручку держит, – Костя уже различал своих сыновей.

– Он все время норовит или прикоснуться к нему, или, вот как сейчас, за ручку взять. За старшего держится!

– Посмотри, какие у них глаза, – тихо сказал Костя. – Бездонные, темно-синие, как ночное небо. Кажется, что в них вся мудрость мира. Как будто они пришли к нам с огромными накопленными знаниями, и не им у нас, а нам у них учиться жить…

– Костя, ну ты и фантазер, – рассмеялась Кристина. – А глазки такие у всех новорожденных, через несколько дней цвет изменится, вот увидишь.

– Цвет изменится – значит, оперативная память очистилась, все знания, полученные ими там, откуда они к нам пришли, спрятались в архив…

– Что ты такое говоришь? Ты меня пугаешь, Костя, – поежилась Кристина.

– Я пошутил, любимая, не слушай меня, сам не знаю, что болтаю, – он покаянно обнял жену, и оба с любовью склонились над стеклянной колыбелькой малышей.