Рогожская застава – Застава Ильича

15

Помню, как во время похорон Сталина встали все машины на Шоссе Энтузиастов. Целую минуту гудели предприятия, заводы, фабрики и машины. Это было жутко. Мы смотрели, как плачут взрослые, слышали этот леденящий душу гул и ждали ужасного несчастья. И оно пришло. Равиль, Витек и несколько молодых людей решили пойти на похороны. За ними увязался Шамиль, несмотря на протесты матери.

Тело Сталина выставили для прощания в Колонном зале Дома Союзов. Основные потоки туда устремились со стороны Курского вокзала, Чистых прудов, Цветного бульвара и Тверской. Тех, кто хотел попасть от Волхонки и Воздвиженки, отправляли на Трубную площадь: говорили, что там нужно занимать очередь, которая должна двигаться по Москве до Колонного зала.

Во второй половине дня у Трубной площади скопилась масса людей, которые пришли со стороны Рождественского и Сретенского бульваров. На Сретенском стояла колонна грузовиков, причем стояла очень плотно, буквально впритык. Выбраться на проезжую часть невозможно, а с другой стороны – стена дома, так что деваться некуда. Но никто в тот момент еще не предполагал, что это может стать ловушкой. Люди шли дальше

Шансов выжить у людей в толпе было немного, а найти спасение в переулке невозможно, потому что он был перекрыт. Люди гибли под ногами других людей: их раздавливало о фонарные столбы, чугунные решетки и борта машин.

«Эти борта были в крови», – вспоминал потом выживший в давке поэт Евгений Евтушенко.

16

«Меня притиснуло движением к этой девушке, и вдруг я не услышал, а телом почувствовал, как хрустят ее хрупкие кости, разламываемые о светофор. Вдруг я почувствовал, что иду по мягкому. Это было человеческое тело. Я поджал ноги, и так меня понесла толпа…»

Еле живые вернулись наши соседи, но без Шамиля. Помню этот страшный крик Манури утром. Равиль рассказал, как все было.

Они попали в настоящую западню. Была давка, люди, не имеющие выхода из толпы, двигались в одном направлении. Нельзя было даже вытащить руку, нельзя было вздохнуть полной грудью. Кто не выдерживал и падал, того тут же затаптывала толпа. Шли по людям. На площади стоял трамвай, наполненный людьми, люди из толпы пытались втиснуться туда еще и даже забраться наверх и чуть его не перевернули. Равиль, у которого на плечах сидел Шамиль, изнемогал от усталости, чуть не падал и дальше идти не мог. Витек сообразил, что можно помочь забраться Шамилю на крышу трамвая. Им это удалось. Сами они остались стоять рядом, так как идти дальше сил не было. Простояли так несколько часов, наступила ночь, толпа начала редеть. Машинист трамвая попытался освободить трамвайные пути от людей и продолжить движение. Он дал пронзительный гудок, предупредил чтобы люди слезали с крыши. Место на путях стало освобождаться. Трамвай вдруг резко дернулся и остановился. Шамиль слетел с крыши прямо под колеса трамвая.

Мануря по-татарски кричала и плакала. Все, как могли успокаивали ее. Мы со Светкой и Алимкой, притихшие и испуганные стояли рядом и тоже плакали.

17

Потом побежали во двор к Рите, чтобы рассказать ей о трагедии. Они обедали. Нас посадили за стол, налили суп в тарелки. Навсегда запомнился это обед в тишине, от которой все звенело в ушах, несмотря на то, что Шоссе Энтузиастов шумело днем и ночью так, что приехавшие к нам родственники не могли даже заснуть.

А мы привыкли и не обращали на это внимание. А сейчас почему-то было тихо. Позже я поняла, окна Риткиного дома выходили в сад, с другой стороны шоссе.

В один из следующих дней в дом к Исканцевым пришли участковый и следователь. Были там долго. Затем приехала милицейская машина. Один из милиционеров поднялся к нам в надежде найти двух понятых для обыска. Желающих не было. Он в приказном порядке указал на Мужа « бегемотихи», Константина Ивановича и Эдика Кошелева. Они ушли вместе с милиционером. Женщины собрались на кухне, гадая, что еще могло произойти.

Обыск продолжался недолго, после чего старика Исканцева и его сына посадили в «воронок» и увезли. Вернувшиеся Эдик и Константин рассказали, что убитый мужчина, найденный во

дворе, оказался бывшим зятем, мужем дочери Исканцевых, а значит и Танькиным отцом. Соседи с еще большим пылом строили версии и догадки по поводу случившегося. Откуда тот мужик мог появиться во дворе, кто его мог убить, если Витек был еще на «зоне», а может уже не был?

18

Старый Исканцев вряд ли справился с молодым, здоровым мужиком. Кто тогда?

– Наша милиция разберется, найдет, не боись —

Убежденно говорил Константин Иванович, ему вторила его жена, картавя произнося слова.

– Пхотивный стахик, этот Исканцев, он же сынок бывшего хозяина тхаактига. Нажили свое добгро, зхря их не храстреляли в семнадцатом.

– Ну и что, что сын, причем тут это? – спорили остальные.

– А то, что воспитал разбойника с большой дороги, весь дом боится, спокойно было, когда в тюрьме Витек сидел, а сейчас опять жди чего-нибудь этакого. —

– Ни воры, ни бандиты, дома не воруют и не убивают, поэтому мы можно сказать под защитой, – вставил Равиль.

– А что же у Василия Ивановича в прошлом году костюм прямо ночью стащили с вешалки, пока они спали. Через окно палкой стащили, никто не слышал —

– Так Витька то не было, потому и стащили – смеялись мужчины.

Так и стали жить в ожидании чего – то неприятного, необъяснимого.

19

НАШЕ СЧАСТЛИВОЕ СОВЕТСКОЕ ДЕТСТВО

В том году Пасха почти совпала с 1 Мая. Женщины в нашей коммунальной квартире были исключительно набожны. Готовились к Пасхе основательно. Чистили, стирали, крахмалили белье и скатерти. Еще были кружевные подзоры на кроватях, салфетки связанные и вышитые своими руками. Помню, как мама перестирала все, что было в доме и постелила белую накрахмаленную китайскую скатерть на стол. Я рисуя в альбоме, случайно размашисто черканула и карандаш вылез за лист бумаги, оставив красную маленькую черточку на скатерти. Я стала ее замывать водой, от этого она растеклась до размера пятикопеечной монеты. Мне казалось это очень заметно на белой скатерти. Я взяла ножницы и вырезала это пятнышко, поставив на это место вазу, хотя это был далеко не центр стола. Мама, конечно, сразу заметила мое художество. Конечно, меня ругали, но я не помню, чтобы сильно и зло наказывали.

Женщины нашего дома были верующими, ходили по воскресеньям в церковь, соблюдали посты и церковные

праздники. Мужчины вслух это не одобряли, но и не запрещали. У татар были свои праздники, которые никак не

перекликались с православными, однако, это никому не мешало праздновать и те и другие.

20

Праздновали весело. Пекли пироги, угощали традиционными блюдами. Пасху отмечали особенно. В этот день обычно одевали все новое. Мне тогда тоже надели новое белое платье, вышитое заботливыми мамиными руками.

Новые ботинки сверкали своей голубизной. Мы собирались в гости к папиным приятелям, которые жили в Перово, тогда это был загород, в частном доме с садом, сиренью и цветами, желтыми шарами, которые все называли золотыми. Меня отправили на улицу, погулять до отъезда в гости. Во дворе меня уже ждали мальчишки Алим и Щамиль, которого выписали из больницы. У него не было одной ноги, поэтому он ходил на костылях, правая рука тоже была повреждена в районе кисти. Но юность брала своё, он гонял на своих костылях, едва успевая за мальчишками и нисколько этим не смущался.

Мы играли в прятки. Уж не знаю, где я нашла единственную оставшуюся от весны грязную лужу с еще не растаявшим черным снегом. Только пришла я домой в платье, застиранном на нашей колонке холодной водой, от чего оно выглядело еще хуже, с мокрыми черными подтеками снизу до верху. Мама, увидев меня, пришла в ужас, стирать в Пасху – великий грех, да оно и не высохнет, а другое платье подготовлено не было. Да и что говорить, расстроились все. Я еще не сказала про ботинки, носки которых были ободраны начисто, будто их носили целый год, лазая по горам. Меня переодели, выдали старую обувь и мы поехали к дяде Грише и тете Клаве. Это были старинные друзья, еще с рабфака, на котором они учились.

21

Только потом их пути разошлись, мой отец учился в МИИГАиКе, это институт инженеров геодезии и аэрофотосъёмки, а дядя Гриша пошел по стопам отца, работающего в сыскной полиции еще в Царской России, стал следователем. Я любила ездить к ним, мне нравилось дружить с их дочками Людой и Машей. Они были чуть старше меня, но со мной общались на равных, рассказывая много интересного, чего я не знала. У них в доме была большая библиотека и мне казалось, что столько книг прочитать за целую жизнь невозможно. Их родители дарили мне красивые толстые книги на праздники и дни рождения, подписывая на память.

В этот раз я увидела там новых людей, позже случай свел меня с одним из них и я не знала, как на это реагировать.

А дело было так. Через несколько дней после ареста Исканцевы вернулись домой. Все стали ждать, что будет дальше.

Мы, дети, по прежнему, играли во дворе у Ритки. И как-то мама позвала меня с улицы и попросила сходить за сметаной к сегодняшнему борщу. Надо сказать, что молочная (тогда так назывался магазин, где продавали исключительно молочные продукты) находилась не близко. Надо было пройти до середины Горбатого моста, где внизу располагалась свалка металлолома и можно было наблюдать сверху, как большие магнитные ножницы вытаскивали из кучи металлолома огромную железяку и опускали ее на платформу вагонетки. Далее спуститься по огромным гранитным ступеням моста вниз, пройти мимо высокого железного ограждения свалки и дойти до молочной.

22

Я гуляла в спортивном костюме, который состоял из кофты с резинкой на талии и шароваров, таких штанов заканчивающиеся внизу тоже резинкой. Купив банку сметаны, закрытой просто лоскутком бумажки, я спрятала ее под резинку кофты, чтобы она не занимала мои руки. Подбежав к мосту и вступив на его ступени, я вдруг увидела в переходе под мостом Витьку и мужчину, которого я встретила у дяди Гриши. Они о чем то горячо спорили. От удивления я споткнулась о высокие

Ступени моста и упала прямо на гранитную площадку. Банка со сметаной звякнула внутри и масляная белая масса заполнила мою кофту до шеи.

Я вытряхнула осколки банки на землю, насколько возможно вытрясла из под кофты сметану и в таком виде пришла домой.

Моя «бедная» мать, привыкшая к моим постоянным проделкам, на этот раз долго не могла понять, как сметана могла очутиться

внутри и как я умудрилась разбить банку под кофтой и не порезаться.

Я долго думала говорить ли отцу об увиденном, но сначала рассказала об этом Светке и Ритке. Мы решили следить за Виктором и записывать все наблюдения в дневник, который специально завели в школьной тетради. Так как, писать умела только я, мы договорились, что они будут мне сообщать то, что узнают сами.

Одним из ярких воспоминаний детства остались походы в кино. Самым неприятным наказанием было запрещение посещения кинотеатра в выходной день недели.

23

В начале 50-х годов прошлого века на экраны страны вышел трофейный фильм «Тарзан».

Об этом сообщалось в титрах перед фильмом: «Этот фильм взят в качестве трофея в годы Великой Отечественной войны у немецко-фашистских захватчиков»…

Первой, посмотревшей это кино, была Шипулина, которая взахлеб рассказывала на кухне сюжет и сценки из фильма.

Фильмов было четыре. В первом – «Тарзан», разворачивалась увлекательная история авиакатастрофы, в которой все разбивались, кроме ребёнка в люльке. Его схватили обезьяны и воспитали. Слоны, тигры, львы, крокодилы! Все это на экране было так удивительно. А главное – сила, красота и ловкость новоиспечённого Маугли – Тарзана! Он прекрасно прыгал по деревьям, нырял и плавал, как Бог! Тогда мы не знали, что в роли Тарзана снимался знаменитый пятикратный американский

олимпийский чемпион по плаванию, обладатель 67 мировых рекордов Джонни Вайсмюллер.

В следующие выходные мы с соседями поехали в кинотеатр «Слава». Билетов достать было невозможно, очередь занимали с утра. На наше счастье, там оказался Витек со своими

дружбанами. Нам по знакомству, выдали контрамарки (вместо билетов) на последний ряд и мы к нашей великой радости оказались в зале.

Сказать, что фильм произвел на нас, детей, большое впечатление, это не сказать ничего.

24

Это был восторг, который нельзя описать словами. На следующий день после просмотра все дворы и территория, окружающая нас оглашались гортанными тарзаньими криками и ответным бормотанием обезьяны Читы.

Мальчишки тайком брали у матерей, а то и отвязывали прямо со столбов бельевые веревки, к досаде и ругани женщин. Они скручивали из них подобие лиан, веревочных лестниц, которые прикрепляли к деревьям или чердаку нашего дома, а потом с гиканьем спускались на них вниз, получая за это тумаки и брань взрослых.

Когда мы возвращались из кино, я проболталась родителям, что видела знакомого дяди Гриши с Виктором. Они очень удивились, хотя отец, по- моему, о чем то догадался. Телефонов тогда ни у кого не было. Можно было позвонить с работы своему

Родственнику или знакомому, и то если у того был доступ к телефону. Но люди находили способы общения и мой отец сообщил дяде Грише о моей встрече. А через несколько дней на кухню вышел зареванный трехлетний Вовка и сказал, что хочет есть, а мамка всё лежит и не встаёт. Женщины бросились к ним в комнату. Там на кровати лежала Людмила, белая, как простынь. К ней подошла Светкина мать и сказала, что она уже умерла. Все

собрались в коридоре и стали ждать милицию и медиков. Вовку забрала к себе в комнату Мануря, накормила и успокоила его.

Шипулину забрал катафалк, а милиция еще долго опрашивала соседей. Ко всеобщему удивлению никто ничего не видел и не слышал. Последний Людкин « кавалер» не появлялся уже неделю.

25

Опять забрали Виктора, который орал, что он ничего не знает и зачем ему « гадить дома и вообще он не при делах».

Мы со Светкой стали смотреть дневник и обнаружили, что за два дня до убийства, его вообще не было видно. Спросили об этом Таню, она подтвердила, что дома его не было.

На какое то время все эти происшествия забылись. Быстро проскочило лето и наступил долгожданный сентябрь, когда все мы отправились в школу, мы с девочками в 1 класс, а Алим в четвертый. Он уже учился в мужской школе, которая находилась за Горбатым мостом. В том году, в связи с объединением женских и мужских школ, учиться мальчики и девочки стали вместе, поэтому он был переведен в нашу школу, которая была за забором нашего дома. Моя форма отличалась от купленной в магазине штапельного коричневого платья и невзрачного белого фартука. Мама сшила мне красивое шерстяное платье и белый фартук с воланами. Волосы заплели в тугие косы с белыми бантами. Со школьной формой было очень строго. Белый фартук и белые банты разрешались только по праздникам, о чем извещалось в школе, в остальное время черный фартук и черные или коричневые ленты в волосах. На физкультуре разрешался белый верх и черный или синий низ. Для девочек вплоть до четвертого класса короткие сатиновые шаровары до колен, с пятого класса длинные шаровары. Шаровары – это такие сатиновые штаны, у которых штанина на конце собрана на резинку. Мальчикам до пятого класса разрешали приходить на урок физкультуры в сатиновых черных или синих трусах до колен или чуть ниже, а потом в шароварах до щиколотки.

26

Читать, а потом и писать печатными буквами, я выучилась сама еще до школы. Так, увидев вывески на магазинах или крупные

буквы в газете «Правда», которую в обязательном порядке выписывал мой отец и которую каждый день приносил нам почтальон, спрашивала у взрослых как называется буква.

Никто мной не занимался, тем более, что общая тенденция тогда состояла в том, что самим ребенка учить нельзя, в школе научат правильно читать и писать. Уж как можно научиться неправильно читать или писать, объяснению не подлежало. Помню, лет в пять, в метро, я стала называть буквы, которые видела в словах, написанных на дверях вагонов. Дошла до мягкого знака и задумалась. Мама спрашивает :

– А эту букву ты не знаешь?

– Знаю, просто немного забыла, – и подумав ответила,

– это мягкий знак,

– Правильно, а еще какой знак есть?, продолжила мама.

И с уверенностью, громко на весь вагон я заявила:

– А еще есть крррепкий знак!!!

Весь вагон лежал от смеха.

За мою бойкость, любознательность и любовь к чтению в школе мне иногда влетало. Так, в первом классе учительница

поставила мне большую единицу за чтение, потому, что я прочла урок не по слогам, а нормально, залпом.

27

Рыдая дома от несправедливости, я еще и обозвала ее дурой, за что потом просила прощения у всего класса. Дисциплина в школе была очень строгой. На переменах мы должны были парами выйти из класса и ходить по кругу во время отдыха. Уйти можно было только в туалет и то дежурные учителя постоянно туда заглядывали и выгоняли, если вдруг кто там задержался. Никаких кабинок или дверей в туалетах не было. Старые унитазы (толчки) стояли без перегородок в линейку.

Мальчишеский туалет на переменах проверял завхоз или учитель труда, других мужчин в школе тогда не водилось. Школа приучала нас к дисциплине, труду, уважению старших и многому другому, что в прочем отражалось в кодексе строителя коммунизма, который практически списан с библейских заветов, но которые начисто отвергались. Атеизм был основой, уставом советской жизни. Любая религия высмеивалась и даже наказывалась. Начиная с пионерских и комсомольских времен своего детства и юности, я яростно боролась со своей матерью и ее верой в Бога. До школы она каждое воскресенье водила меня в Храм Петра и Павла на Красноказарменной улице. Но ни я, ни отец не поощряли ее посещения церкви. Я помню, что соседи тоже не так открыто праздновали религиозные праздники, как раньше. С каждым годом это становилось все более невежественным и неприличным. На Пасху кулич и яйца прятали в сумки, чтобы их, не дай Бог, было видно, а потом украдкой шли в церковь их святить.

28

В канун Пасхи ставились самые интересные передачи на радио, а потом и телевидении. Комсомольцы-дружинники зорко следили за молодыми людьми, пришедшими на службу, всячески стараясь не допустить их туда, благосклонно относясь к тем, кто проявлял

неуважение к верующим и насмешничал. Верующих не принимали ни в комсомол, ни в партию, а если узнавали об этом, могли тут же исключить. В 70-е и 80-е годы прошлого столетия накануне Пасхальной службы в полночь, чтобы отвлечь молодежь от праздника по телевизору показывали иностранную эстраду, которую в то время давали очень дозированно и что вызывало большой интерес.

Вера пришла ко мне позже, где-то к сорока годам, после смерти матери. Тогда же я стала ходить в Храм, но долгое время, вплоть до девяностых годов, оглядываясь, выбирая места, где меня никто не мог увидеть. Что и говорить, когда я, уже взрослая тетка, 35-ти лет вместе со своей подругой украдкой крестила крестницу, ее дочь. Не понимаю до сих пор и не могу объяснить почему, мы в основном, хорошо образованные и неглупые люди были тогда твердо убеждены в правоте советского общества, которое не принимало инакомыслия, идущего в разрез с идеологией коммунистической партии. То ли время нас так зомбировало с его непростительно атеистической, советской запретительной идеологией, то ли еще что, но мы, действительно воспринимали весь наш строй самым справедливым и правильным. Были так называемые инакомыслящие или диссиденты, но я не разделала и до сего времени не разделяю их позицию.

29

Медицинский факт – человеческая память отсеивает негативные воспоминания и старается оставлять только позитивные. А всё, что связано с детством и юностью – для большинства людей – самое счастливое время в жизни. Поэтому неудивительно, что для многих времена Советского Союза сейчас воспринимаются, как лучшее, что было в их жизни. Несмотря на очереди, отсутствие удобств, однообразия мясных, колбасных и прочих продуктов, никто из нас не голодал. А к празднику у каждой семьи в холодильниках хранились, а потом выставлялись на стол различные деликатесы,

которые были настолько вкусными, что сравнить их с сегодняшними просто невозможно. Вспоминая свое детство и юность, я, как и всё мои ровесники, называю его счастливым. Детство и юность у целых поколений ушло вместе с их родиной – СССР.

Неудивительно, что теперь, по прошествии времени, эти понятия – Советский Союз и детство слились в одно целое.

Известный журналист Владимир Соловьев удивительно точно вспоминает о том времени.

«Если вы были ребенком в 50-е, 60-е, 70-е или 80-е, оглядываясь назад, трудно поверить, что нам удалось дожить до сегодняшнего дня. Мы ели пирожные, мороженое, пили лимонад, но никто от этого не толстел, потому что мы все время носились и играли. Из одной бутылки пили несколько человек, и никто от этого не умер. Зато у нас были друзья. Мы выходили из дома и находили их. Мы катались на великах, пускали спички по весенним ручьям, сидели на лавочке, на заборе или в школьном дворе и болтали о чем хотели.