9
Просыпаться от того, что кто-то настойчиво щекочет тебя? Чудесно!
Спросонья я даже не поняла, что именно меня разбудило. Проворчав что-то себе под нос, я перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку.
– Алён, ну хватит спать! Мне скучно! – Николь ущипнула меня за ногу, и я, взвыв нечеловеческим голосом, вскочила.
– Ай!!! За что?!
– За то, что ты не встаёшь. Я в гостях или где? Все спят, мне скучно.
Я посмотрела на часы. Половина седьмого.
– У меня привычка вставать рано, – пожимает плечами девушка. – С Салли же должен кто-то гулять.
– Это ужасная привычка, – убеждённо произношу я.
– Уж какая есть. Ну что, чем будем заниматься? Вы когда обычно из дома выходите?
– В половину девятого…
– Ой…
Пришлось вставать, готовить завтрак, будить Сашу, чтобы он нашел фотографии. Брат тут же достал откуда-то большую коробку, доверху набитую снимками. Николь восхищённо вздохнула.
– Почему они хранятся в коробке?! Можно я развешу всё это у вас на стенах?
Мы рассмеялись и пошли перебирать фотки в гостиную. Саша попытался нас подгонять, но Рома всё равно ещё не приехал, и у нас было время просто сидеть и вспоминать… Точнее, конечно, вспоминала я, а Николь покорно выслушивала всю мою болтовню.
Я смотрела на бесконечные снимки в своих руках и всё никак не могла понять: как же так получилось, что из-за пары беспечно брошенных фраз мы из лучших друзей превратились в злейших врагов? Да и фразы-то были глупыми. Как и моя влюблённость. Всё это теперь кажется смешным и наивным. Детским.
Я отобрала пару самых смешных фоток, чтобы показать сегодня Артёму и Аринке. Николь настояла на том, чтобы я взяла с собой деньги: после школы она собиралась схватить меня в охапку и съездить в магазин за фоторамками.
Уже пора было выходить, но Ромы не было. Я хотела написать ему, но увидела, что он не заходил в сеть с вечера. Ничего не понимая, я пошла к родителям: может быть, они что-нибудь знают? Однако никто ничего не знал, и нам пришлось ехать с Сашей, потому что ждать больше было нельзя. Я попросила маму, чтобы она позвонила мне сразу, как только Рома объявится. Если честно, я была в бешенстве: вчера признался в любви, сегодня исчез, как будто его и не было. Но внешне я сохраняла полное спокойствие. Николь, сидя рядом сотенок на заднем сидении, взяла меня за локоть.
– Не переживай, я уверена, что с ним всё в порядке.
Меня пронзила ужасная догадка: неужели Генрих?!
Стараясь справиться с эмоциями, я попросила Сашу быть осторожнее сегодня. Этот странный пацан пугал меня не на шутку. Брат только посмеялся, не понимая, с чего бы я вдруг стала так о нем заботиться. Пришлось всё им рассказывать.
Николь оторопело глядела на меня.
– Разве такое бывает?!
– Наверное, – неуверенно отвечаю я.
– Бывает-бывает, – уверенно кивает Саша, сильно хмурясь. Он задумался о чём-то и уже не слушал меня. – Отморозков везде полно. Вот что. Вы сегодня ждёте меня в школе, не выходите на крыльцо. Если Роман Антонович объявится, я пришлю его. Если нет – сам приеду. Только никуда не уходите, ладно? Это может быть очень серьёзно.
– Может, в полицию позвонить? – робко предложила Николь.
– Позвоним обязательно. Особенно если наш телохранитель так и не найдётся, – брат быстро посмотрел на меня и снова отвернулся. Я сидела, бессильно опустив руки. А Рома ведь даже не знает, что вчера произошло!.. Неужели с ним что-то случилось? Я никогда себе этого не прощу!
Почувствовав, что мои коленки начинают дрожать, я вцепилась в них изо всех сил. Но это не помогло. В голове крутилось только одно "какая я дура, что не прыгнула". Ведь если бы я довела всё до конца, мы бы даже не познакомились! Ну почему я такая слабая?! Почему приношу всем одни неприятности?
Но время для самобичевания было неподходящим. Мы подъехали к школе за несколько минут до звонка. Саша попрощался с нами, и я видела, как он озирается: должно быть, искал Генриха. Или Рому. Я, едва сдерживаясь чтобы не сорваться, зашла в школу. Охранник поторопил нас, сразу потеряв всю свою приветливость. Всегда так: стоит прийти на пять минут позже обычного, и он свирепеет.
Добравшись до класса, я с удивлением обнаруживаю, что Арины нет. Учительница смотрит на меня непонимающе, потому что я застыла посреди прохода, не дойдя до своего места.
– Алёна? Всё хорошо?
Я спохватываюсь, киваю, смеюсь… Сажусь рядом с Николь, и мы очень удивлённо смотрим друг на друга.
– Тебе тоже кажется это странным? – шёпотом спрашивает подруга. Я медленно киваю и она продолжает. – Не хочу лезть в ваши отношения, но вы точно не ссорились с Ромой вчера?
– Как раз наоборот, – немного смущённо выдавливаю я. Девушка, кажется, понимает это по-своему.
– Оуу, – многозначительно тянет она, и я, кажется, краснею. – Это очень мило! Но тогда ничего не понятно. Наверное, Арина просто опаздывает… И всё-таки это странно.
Мы написали Арине смску, но девушка не отвечала. Она пришла почти к самому концу урока, растрепанная и испуганная. Учительница ничего не сказала, но смотрела на неё очень возмущённо. Как только прозвенел звонок, мы с Николь отвели Арину в сторону и набросились на неё с расспросами. Но девушка молчала, отнекивалась, говорила, что всё в порядке. У меня мелькнула мысль, что она платит мне тем же недоверием, с каким отнеслась к ней я, ничего не рассказав про то, как стояла у окна. Но оправдываться было поздно, да и неловко.
– Если что-то случиться, пожалуйста, дай нам знать! – просила Николь. – Мы обязательно поможем!
– Спасибо, девочки, – Арина растрогано обняла нас. – Вы самые лучшие на свете! Но я ни за что не втяну вас в это. Сама разберусь, но вас не потяну за собой.
В класс заглянул Артём. Увидев, что мы обнимаемся, он подбежал к нам и попытался обнять всех троих. Мы завизжали от неожиданности и рассыпались в разные стороны.
– А вот и я! – сообщил нам парень, радостно улыбаясь. – Как дела?
Арина с немым удивлением переводила взгляд с него на меня и обратно. Видимо, она ожидала, что я сейчас пошлю его куда подальше, и при том очень грубо. Но я вместо этого обняла его со словами "всё замечательно, а у тебя?", и девушка замахала на нас руками.
– Стоп-стоп-стоп! Когда это вы успели перестать скандалить, помириться да ещё и лучшими друзьями стать?!
– Вчера, – хором ответили мы.
– Нам задали совместный проект по истории. Как тут было не помирится, правда? – Артём улыбался, и я снова чувствовала эту ниточку дружбы, которая когда-то связывала нас всех вместе. Что-то тёплое вернулось к нам, и если бы не исчезновение Ромы, я бы чувствовала себя по-настоящему счастливой.
Но Ромы не было, и ни родители, ни Саша до сих пор не знали, что стряслось. Я не могла найти себе места, все время заглядывая в телефон, да так часто, что ребята стали обижаться.
– Оторвись ты от своих социальных сетей хоть на полчаса, – попросил Артём. Был обеденный перерыв, и мы сидели и болтали в библиотеке, все вместе. Я достала фотографии, и тут же начались радостные возгласы, смех и крики: Арина ругала меня за то, что я принесла "этот ужас" в школу, потому что она в детстве была "мелкой и страшной". Мы хором убеждали её в обратном и в доказательство приводили ужасно милые фото с наших общих дней рождений. Артём долго сидел с одной из них. Я заглянула к нему через плечо и увидела, что это была фотография с моего дня рождения – седьмого, если посчитать свечки на торте – на которой мы с ним задуваем их вместе. А Саша стоит позади и, придерживая нас за плечи, смотрит в камеру.
– Ой, помнишь, мы же тогда специально задули свечки раньше, чтобы нас не успели сфотографировать? – я, улыбаясь, смотрю на Артёма. – Такие хитрые!
Парень тоже улыбается и кивает, а немного погодя просит меня подарить ему эту фотографию.
– А у вас разве их нет? – удивлённо спрашивает Арина. – Мне казалось, Алёнина мама всем копии делала…
– Конечно, бери, – я киваю и внимательно смотрю на него.
– Спасибо большое! – его лицо светится счастьем изнутри. Я чувствую, что с этой фотографией, с этим днём что-то связано, но никак не могу вспомнить ничего необычного… Дело, определённо, в Саше. А это значит, что ещё ничего не закончилось. И то, что мы помирились, если и изменило что-то, то только в наших отношениях. Саша – особая статья. Но, по крайней мере, теперь мы будем говорить об этом. Много говорить. Это уже прогресс.
Николь, сидящая почти в центре, почему-то жмурилась. Когда мы стали допытываться, в чём дело, она и вовсе закрыла глаза.
– Прислушайтесь, – сказала она, и мы притихли. – Так звучит наше счастье. Я поняла, чего мне так не хватало: я скучала по тем временам, когда мы все были друзьями.
В тишине, закрыв глаза, мы слышали дыхание друг друга, и я, поддавшись сильнейшему порыву, обняла их всех, едва не плача. Я не могла ничего сказать, но понимала, что Николь и так сказала всё, что было правильно. Что было нужно нам всем. Мы сидели в обнимку, как какой-то спиритический кружок, и смеялись сквозь застывшие в глазах слёзы.
После уроков мы все вместе вышли на крыльцо. Я договорилась с Сашей, что меня подвезёт Николь, потому что мы все равно собирались в магазин, а он может не торопиться и спокойно изучать свою экономику в университете. Артём и Арина попрощались с нами и пошли к Арининой машине: девушка вызвалась его подвезти. Я видела, как они тихо о чем-то переговариваются, и идут, низко нагнув головы. Кажется, они говорили о Генрихе.
Мы, к счастью, не успели никуда уйти: я услышала тарахтенье мотора и почти тут же увидела парня на мотоцикле, заехавшего на парковку и снимающего теперь шлем. Из-под него тут же посыпались светлые непослушные локоны, и я узнала Пашу.
– Смотри, это к тебе, – я толкнула Николь. Та сдавленно ойкнула.
– Что же делать? – в панике воскликнула она, быстро набирая смску водителю, который, наверное, за эти два дня уже перестал что-либо понимать в её действиях.
Паша тем временем подошёл к нам.
– Всем привет, – он широко улыбнулся, но смотрел только на Николь. – Опять в телефоне сидишь?
– А… Да, – Николь отвлеклась и быстро убрала телефон в карман. – Привет… Ты…
– Познакомишь нас? – попросил Паша.
– Конечно, – девушка растерянно посмотрела на меня. – Алёна, это Паша. Паша, это Алёна. Вот…
– Алёна… Что-то знакомое, – парень оглядел меня с ног до головы, и этот изучающий взгляд мне не очень понравился. Как будто он искал ценники на моих вещах. И, похоже, нашёл. – А, ты, кажется, сестра нашего университетского пижона, Шурки.
– Пижона? – я искренне удивилась. – Ничего себе! Это с чего такие выводы?
– Да так, – Паша явно не хотел со мной разговаривать. Он повернулся к Николь. – Погуляем сегодня? Не переживай, я подвезу тебя до дома вечером.
Девушка помотала головой и, запинаясь, сказала, что мы хотели заехать в магазин, чтобы купить рамки для фотографий. Я с изумлением смотрела на подругу. Я не узнавала её! Николь, обычно острая на язык, вспыльчивая, но отходчивая, общительная и любознательная Николь, рядом с Пашей так сильно меняется! Едва ли заикаться не начинает. С одной стороны, это очень мило, потому что они действительно красивая пара, но с другой… Разве можно так меняться? Так изменять самой себе. По мне уж лучше убить себя, чем изменить своим принципам. Даже ради любви. Тем более ради любви.
– У моего отца есть фотомастерская, – Паша уже держал смущённую девушку за руку. – Он будет рад вас увидеть. Поехали?
– Втроём на одном мотоцикле? – скептически усмехнулась я.
– Нет, лучше на метро. Байк я потом заберу.
Я не выдержала и рассмеялась, услышав такое странное слово "байк". Из уст Паши оно звучало ещё смешнее, чем было само по себе. Парень проигнорировал мои насмешки. Мы пошли в сторону метро.
О это забытое ощущение многоликой толпы!.. Я не скучала. Мне кажется, или в нашем метро всегда час пик?..
Кое-как доехав до какой-то окраины города, кажется, в спальном районе, мы, наконец, выбрались из этого подземелья. Паша и Николь были полностью поглощены друг другом, и я чувствовала себя, мягко сказать, лишней. Девушка иногда вспоминала о моём существовании и что-то спрашивала. Тогда я поддакивала, даже особо не вслушиваясь. На улице нас встретил какой-то блошиный рынок, огромные многоэтажки и люди, люди, люди… Пространство, казавшееся невероятным и неохватным в центре города, здесь почему-то сужалось до узеньких улиц и тратуаров, над которыми нависали дома. Паша безошибочно вёл нас по каменному лабиринту, лавируя в потоке горожан. Я старалась не отставать и всей душой мечтала оказаться где угодно, только не в этой толпе. А ещё я ужасно скучала по Роме.
Тревога, поселившаяся в сердце с самого утра, потихоньку охватывала меня целиком. Я невольно высматривала в толпе знакомое лицо с острыми скулами и непослушными чёрными прядями волос, но никого, похожего на него, не было.
В маленьком фотоателье было не повернуться. Я сразу села на какой-то стульчик и просто ждала, пока Николь всё тщательно осмотрит и мы уже сможем уйти. Девушка явно думала, что попала в рай: кругом были бесконечные фотографии: семейные и портретные, старые и новые, цветные и черно-белые… Николь не отходила от них, допрашивая Пашу на счёт каждой.
Скоро к нам вышел отец Паши – Семён Викторович – высокий, но всё время сутулящийся человек, с большими изящными руками, улыбчивый, с прямым взглядом серых глаз. Паша был поразительно похож на него, и только растрёпанные светлые волосы слегка нарушали сходство. Отец и сын окружили Николь вниманием, сразив её наголову. Да и она, кажется, пришлась фотографу по душе. В ней сложно было угадать ту Николь, которую знала я: кажется, что какая-то другая девушка все время улыбалась, скромно задавала вопросы и не позволяла себе громко говорить. А вот ко мне у них совершенно точно возникла неприязнь. Кажется, весь мой вид вызывал у них негодование, и я не знаю, как Семён Викторович удержался и не выставил меня на улицу. Должно быть, только из-за Николь.
Девушка в конце концов выбрала несколько фоторамок, которые, на мой взгляд, были ужасны. Глядя на них даже близко подходить не хотелось, чтобы случайно не посадить огромную занозу. Однако Николь всё устраивало. Я уже собиралась расплатиться, но выяснилось, что у меня нет мелких денег – все они ушли на метро – и остались только пятитысячные купюры. Казалось бы, ерунда, но я видела, как они сверлили меня глазами. Я уже готова была развернуться и убежать, чего со мной никогда не случалось, но Николь нашла деньги и мы, наконец, ушли. Она долго прощалась с Пашиным отцом, обещая заглянуть к ним ещё. Паша проводил нас до метро. Они долго шептались о чём-то с Николь, держась за руки, и я видела, как девушка то и дело краснела и улыбалась. Потом он обнял её и аккуратно поцеловал в макушку. Николь оттолкнула его и побежала ко мне. Паша послал ей вслед воздушный поцелуй, улыбнулся и ушёл.
– То есть за мотоциклом он не поедет? – на всякий случай уточнила я, но все ещё смущённая девушка ничего не ответила.
Её водитель встретил нас у самого метро. Мы доехали до моего дома, обсуждая сегодняшний день. Николь согласилась, что неприязнь Паши и его отца ко мне, мягко говоря, странная. Я попросила её поговорить с Пашей о его прошлом, причём как можно подробнее про ту его часть, где началась ненависть к состоятельным людям. Николь, конечно, не могла ничего гарантировать, но я убедила её, что это необходимо.
– Ты не сможешь вечно от него скрываться. Неправильно строить отношения на вранье, посту даже небольшом.
У дома я попрощалась с ней и поспешила зайти в подъезд. Волнение сново охватило меня, и ноги подкашивались сами собой. Еле-еле дойдя до дверей квартиры, я буквально упала на руки брата, с немым вопросом глядя ему в глаза. Но Саша покачал головой, как всегда поняв меня и без слов.
– Он всё ещё не объявился.
Весь оставшийся вечер я ходила потерянная. Не могла есть, читать, даже слушать музыку. Буквально всё напоминало мне о Роме. Я пыталась отвлечься, не прокручивать в голове все возможные и ужасные ситуации, но ничего не получалось. Саша спрашивал меня про Пашу, тормошил, заставлял говорить, но я постоянно, ежеминутно возвращалась в мыслях к Роме. Он за пару дней успел стать для меня незаменимым. Я больше не могла представить себе жизни без него.
Пару раз в мои мысли закрадывалась одна, совершенно отчаянная. Мысль о том, что он испугался. Просто испугался своего признания. И сбежал. И никогда больше не вернётся. И я всю жизнь буду лишь вспоминать о нескольких днях тепла и счастья, которые он подарил мне. И никогда не смогу никого полюбить так же, как, наверное, уже полюбила его. Ведь именно так называется чувство, когда без человека не можешь дышать?
Я пыталась прогнать эту мысль, но она возвращалась, с каждым разом всё сильнее вгоняя меня в состояние какой-то апатии. Я не отвечала на оклики родных, и мама уже пару раз подходила ко мне, чтобы проверить температуру. Но все было в порядке, и они не догадывались, почему я такая. Все, кроме Саши.
Саша весь вечер не отходил от меня. Тихо, понимающе обнимал, рассказывал глупые смешные истории, но я не могла засмеяться, потому что вместо смеха наружу просился плачь. Наверное, так выглядит ломка. И плохо так зависеть от человека. Но я была согласна на всё, лишь бы он вернулся. А Саша всё чаще заводил разговор о Роме. И всё вообще говорил, что он странно себя ведёт, и что, возможно, стоит отказаться от его помощи, потому что нельзя доверить мою жизнь человеку, который может просто пропасть неизвестно куда.
– Ты заслуживаешь лучшего, – повторял он, заглядывая в моё почти неживое лицо. – Ты заслуживаешь самого лучшего. Возможно, нам стоит найти кого-то другого.
И я не могла понять этих слов, этого взгляда. Впервые в жизни я не понимала Сашу, и если бы не тоска, я бы очень этого испугалась. Это было похоже на ревность, но не могло ей быть, потому что мы брат и сестра. Самые близкие люди на свете. Но если это и было что-то другое, то, значит, этому чувству вовсе нет названия.
Вечером, часов в одиннадцать, по всей квартире раздался звонок. Он оглушил меня на пару секунд, перед тем, как я бросилась в прихожую. На пороге стоял Рома и смотрел только на меня. Кажется, он что-то говорил родителям, Саше, распекавшим его на чем свет стоит, но его взгляд полностью принадлежал мне. И я, видимо, что-то почувствовав, кинулась защищать его, едва не крича на своих родителей. Ведь он и вправду не их раб, у него могут быть свои дела, свои проблемы, которые нужно решить. Я взяла его за руку и потащила к себе в комнату, бормоча что-то вроде "Он будет жить со мной, потому что вы все очень злые". Когда я заперла за нами дверь, Рома едва слышно прошептал "спасибо", обнял меня, но тут же потерял равновесие и опустился на пол. Я помогла ему прилечь на кровать, сама села рядом, не в силах оторваться от его лица. Глаза прикрыты, под ними легли большие тени. На лбу едва заметный росчерк морщинок, которых не было ещё вчера. Крылья носа подрагивают, когда он тяжело вздыхает, а из разбитого уголка губ несильно течёт кровь. Я вытираю её большим пальцем, и он открывает глаза. В них – что-то, что делает их глубже. То ли отсвет настольной лампы, то ли боль.
– Ты…
Он пытается что-то сказать, но я качаю головой и останавливаю его.
– Стой. Не надо. Я не хочу этого, – мне тяжело говорить, горло сдавливает невысказанная тревога, но я должна сказать, спросить… Рома смотрит молча, пристально, как всегда. – Скажи мне только одно. Только одно, и я не буду тебя допрашивать. Это из-за того… Из-за того, что ты вчера мне сказал? Ты… Ты берёшь свои слова назад?
Голос все-таки предаёт меня и жалобно ломается.
– Алёна!.. – начинает парень, приподнимаясь, но я отстраняюсь.
– Да или нет?!
– Нет, нет, нет, тысячу раз нет! – он берет моё лицо в ладони и крепко сжимает. – Ни за что на свете!
Силы, удерживавшие меня весь день, растворяются где-то в горле, и я утыкаюсь ему в грудь, не сдерживая рыдания. Он только гладит меня по голове, шепчет что-то невпопад и прижимает сильнее. Когда я немного успокаиваюсь, то помогаю ему стянуть свитер и испуганно ахаю, заметив несколько кровоподтёков. Рома морщится и пытается отшутиться, что день был неважный, но я, не слушая его, достаю аптечку и обрабатываю синяки. Несколько из них выглядят особенно плохо. Их я заклеиваю пластырем и умоляю парня не слишком активно двигаться, чтобы он не отклеился. Рома соглашается, только если я не выгоню его на диван и лягу сама. Я тоже соглашаюсь. Когда я опускаюсь на подушку, он притягивает меня к себе, целует в щёку, уголок губ и нос, и я смеюсь от щекотки. Мы засыпаем в обнимку, и я думаю только о том, что никогда его не отпущу.