Этот маленький, уютный ресторанчик они полюбили давно. Сначала здесь было кафе. Потом какой-то деловой человек купил этот милый особнячок, кое-что перестроил, и получился чудный ресторанчик. Милый, уютный, почти домашний интерьер, скатерти и салфетки на столах из тонкого льна, красивая посуда. Каждый столик располагался в уютной кабинке. Можно было, спрятавшись как в раковину, даже целоваться, никто бы и внимания не обратил. Именно этим они и занимались чаще всего в свой медовый месяц, разбавляя любовь легким красным вином. Лампа под розовым абажуром уютно мерцала, и при желании можно было слегка убавить или совсем убрать настольный свет. В центре располагалась небольшая эстрада и танцевальная площадка. В любую погоду здесь было тепло и уютно, как в хорошем, добром доме. Публика собиралась чаще интеллигентная, так как умные хозяева не драли втридорога, а больше ценили не показуху скороспелых коммерсантов, а спокойное достоинство состоятельных интеллигентов. Здесь собирались люди со вкусом: юристы, банковские служащие, люди искусства, разумеется, не самые бедные. Но никто не напивался, не обливался шампанским, не было разгулов и криминальных разборок

Их любимые места были свободны. Подошел официант Миша.

– Что будем заказывать? О, здравствуйте, Леонид Викторович, я вас почему-то не узнал.

– Богатым буду.

– Ольга Васильевна, мое почтение.

– Здравствуйте, Миша.

– Что желаете?

– Оль, ты чего желаешь?

– Конечно же шампанского! Миша, ведь унас юбилей, пять лет совместной жизни!

– О, конечно, поздравляю вас! Сейчас я вам принесу самое лучшее шампанское, недавно поступило.

– И еще Миша, принеси бутылку красного вина, не крепкого, лучше сухого.

Официант с достоинством удалился.

– Леня, – Ольга свела брови:– ты что, решил напиться по случаю юбилея?

– Ну что ты мать, я же за рулем, не напиться, а тебя напоить.– засмеялся Леня.

И правда, Ольга была грустна после похорон, и Лене хотелось хоть как-то ее утешить.

– Оль, ну улыбнись, давай забудем все хоть на час!

Миша подошел, открыл шампанское.

– Иди, Миша, дальше я сам.

Искристая жидкость ударилась о дно бокалов, запенилась, засверкала.

– За нас.– тихо произнесла Ольга.

– За нас.– как эхо повторил Леня.

Им было очень хорошо сейчас. Они смаковали шампанское, и смотрели друг на друга – глаза в глаза. Лене казалось, что он никогда не видел жену такой красивой: ее синие глаза стали, как будто, еще больше, волосы сияли ореолом в рассеянном свете лампы, губы были необыкновенно яркими и влажными от выпитого шампанского. Как он любил ее сейчас!

Оля смотрела на мужа снежностью и думала: «Какое счастье, что у меня есть Леня!»

Она не могла ответить себе, чем он ее покорил. До сих пор, спрашивая себя об этом, она терялась в догадках. Ей всегда нравились очень красивые мужчины, но, как правило, они всегда ее бросали. Она никогда не жалела об этом, и чаще бросала их сама, убеждаясь в их непомерном эгоизме. А вот – Леня был простой, обычный, уже и полноватый, но не толстый. Светлые брови, глаза были серовато- голубые, взгляд внимательный и добрый. Правда у Лени очень красивые губы: чувственные, полные губы, которые хочется целовать. Волосы были темно-русые. Ольга смотрела на Леню, как бы изучая мужа. Обычный мужчина, каких тысячи, но какой уютный, домашний. От него как будто исходит тепло.

– Ленечка, спасибо тебе за все…

– За что, дорогая?

– За то, что ты был, есть и будешь всегда со мной. – Неожиданно Ольга почувствовала, как к горлу подкатил комок.– Милый мой!

Слеза скатилась непрошенно.

– Олечка, родная, только не плачь! Ну хочешь, анекдот расскажу? Вот слушай, встречаются, значит, два приятеля, и один другому говорит…

– Леня, прошу тебя, не надо анекдотов, я больше не буду, прости. Я просто подумала, как хорошо, что мы живем,

– Ольга, что за пессимизм, Миша!

Миша подошел.

– Миша, где наше красное вино? И еще еды, побольше и повкуснее.

– Леня, ты с ума сошел, я вовсе не хочу есть!

– Хочешь, хочешь, не притворяйся! Я тебя заставлю, непослушная жена!

Ольга уже смеялась от души, а Леня вошел в раж:

– Хватит! Кончились те времена, когда женщина диктовала мужчине, как жить, что есть, что пить и что носить. Прошло пять лет, за которые она полностью исчерпала свой запас авторитарных мер управления мужчиной. Теперь мужчина берет реванш и заявляет: следующие пять лет он будет диктовать женщине что есть, что пить, и что носить!

– Замечательно! – Ольга хохотала от души, – метр, у вас получилась прекрасная защитительная речь!

– По этому поводу надо выпить!

Красное вино, которое расторопный Миша не заставил ждать, было великолепным. Настоящее, виноградное, выдержанное, такое не купишь в обычном магазине.

– Я хочу сказать тост! – Ольга раскраснелась, глаза сияли.

– Давай!

– Милый мой муж! Я – твоя верная рабыня, и последняя, надеюсь, жена, говорю тебе громко, и так, что бы слышали все: я тебя очень люблю. Горько!!!

Это получилось так эмоционально, что за соседним столиком даже кто-то засмеялся.

– Ну дорогая, ты превзошла себя! – он потянулся к жене через стол и поцеловал в губы.– А теперь – ешь! Приказываю!

Они с удовольствием принялись за шашлыки.

Оркестр заиграл блюз, и саксофонист повел свою партию.

– Прошу вас, мадам.

Покачиваясь на волнах блюза, они молча скользили по паркету. Несмотря на внешнюю мешковатость, Леня был великолепным партнером. Очень чуткий к музыке, легкий в движениях. Ольга прижалась к родной груди.

– Леня, как хорошо, вот так бы всю жизнь…. Скажи, почему так быстро все проходит?

– Оля, не надо о грустном. Мы с тобой будем долго-долго жить, вот увидишь.

– Знаешь Лень, – Ольга, плавно двигаясь в танце, шептала ему на ухо горячими губами: – Моя прабабка прожила сто два года, а родная бабушка – девяносто четыре.

– Чудесно, мы тоже с тобой не подкачаем, вот увидишь.

Музыка умолкла, а они так и стояли, прижавшись друг к другу, дожидаясь следующей мелодии.

Вечер плавно перешел в ночь, а Оля и Леня все сидели за столом в зале уютного ресторана и говорили о себе, потягивая красное вино. Им не хотелось вспоминать ни хмурый прошедший день, ни похороны Юры Петрова. Все ушло далеко-далеко. Этот вечер околдовал их. Тепло и уют ресторана напомнили о доме, и Ольга вдруг почувствовала, что устала, и ей захотелось домой, в постель, поближе к мужу.

– Ты устала, милая.

– Да, поздно ведь уже. Поедем домой. Ты сможешь вести машину?

– Обижаешь….

– Ну тогда поедем там, где поменьше милиции.

– Трусиха, милиции боишься? Не бойся, я ведь почти не пил.

– Так это что, выходит я все уничтожила?

– Да уж, милая, выходит, что так.

– Ай да я!

– Миша! – Леня позвал официанта.– Получи с нас. Сдачи не надо.

– Спасибо, Леонид Викторович, заходите к нам.– он поклонился с достоинством.

– Непременно, всего вам доброго. – улыбнулась Ольга.

Когда подошли к машине, Леня, открывая дверь, вдруг резко схватил Ольгу за руку. Не успев ничего сказать, она неожиданно оказалась в его объятиях. Он прижал ее к себе так, что перехватило дыхание.

Прошла вечность, прежде чем он оторвал ее от себя. Оля увидела, что глаза у него повлажнели. Она ничего не смогла сказать, только крепко стиснула его руку и поправила сломанную хризантему в подаренном мужем букете цветов.

Через минуту они уже выезжали на шоссе.

Глава четвертая

Роковой поворот

Темная ночь окутала спящий город. По окраинам и в пригороде лаяли собаки, ветер раскачивал деревья, с которых уже осыпалась листва. Было холодно. Промозглый осенний ветер задувал в кабину, пробирал до костей.

«Сколько не ремонтируй старую галошу, все равно будет течь» – с досадой подумал Иван, крутя баранку посиневшими пальцами. Перчатки лежали в бардачке, но доставать не хотелось. Хотелось скорей домой, в теплый уют, к своей любимой жене, и поэтому он выжимал все из своего видавшего виды старого рефрижератора.

Когда начались все эти реформы, Иван понял, что без собственной машины будет ему не жизнь, а каторга. Он работал шофером на овощной базе, возил картошку и капусту осенью, зимой апельсины и мандарины к Новому Году, а весной иногда бывали даже и бананы. И жил он в те времена не плохо, а очень даже прилично для молодого и холостого парня. Овощи и фрукты в доме не переводились, а на водку всегда можно было подхалтурить, так что водительский оклад почти всегда оставался целеньким. Да и пить Иван не любил. Только в праздники, да с гостями. Не понимал он этой дури русской, и с похмелья никогда не болел. За это его любили все начальники, у которых он работал. Ценили непьющего парня. А за усердие и старание еще и премии неплохие перепадали.

Так и жил Иван Курочкин – нормальный, простой парень. Потихоньку скопил деньжат, и чудесным образом сумел купить себе недорогую двухкомнатную квартиру. Обставил по своему вкусу: телевизор, холодильник, стиральную машину – все приобрел еще по советским ценам. И очень любил после тяжелых дальних рейсов возвращаться в свое теплое гнездышко.

Но вот начались все приватизации и дележки. Иван политикой мало интересовался, газет почти не читал, а предпочитал детективы в основном зарубежные, где писали про жизнь «там у них». И все думал: вот" у них» и безработица, и забастовки, и никакой уверенности в жизни. Зато у нас и заработать можно, и хлеб дешевый. И учиться – куда хочешь, если голова варит, а если руки умнее головы, тоже не пропадешь; и слесарь, и токарь и простой работяга – все везде нужны! А теперь оказалось, что у нас хуже чем у них, потому что они со своим кризисом боролись и в борьбе этой закалились, а у нас все только начинается.

И началась на базе «перестройка». Директор вдруг заявил, что работников у него слишком много, и платить он всем зарплату не сможет. Что работать он теперь будет с поставщиками и посредниками, а свои мужики пусть сами о себе подумают. Что будет он сокращать всех прогульщиков и выпивох, и никому зря больше копейки не заплатит. Что госпоставки отменяются, и база теперь получалась как-бы «товарищество с ограниченной ответственностью». Иван из этого всего понял только одно, что надо сильно подумать о своем будущем.

Что он не выпивоха и не прогульщик – это ему плюс, не уволят сразу. А с другой стороны, видя, как часто оказываются за воротами и хорошие работники: просто кто-то что-то сказал да на начальство не так глянул, понял Иван, что справедливости ждать не приходится. Тут как раз началась распродажа средств производства, т. е. стали распродавать отслужившие свой век машины, и Ваня, не долго думая, купил небольшой рефрижератор, купил и не покаялся. И когда начался полный развал, уволился Иван с базы, и начал подрабатывать частным образом. Ездил в основном в дальние поездки, привозил товар шустрым ребятам, которые потом его продавали. Платили по- разному, но Ивану на жизнь хватало.

Вот и сегодня он привез товар, сдал заказчикам, и возвращался домой с кругленькой суммой в кармане и пакетом апельсинов для своей любимой Танюшки. Сразу потеплело на душе, и даже, кажется, в кабине стало теплее, как только вспомнил он любимую свою женушку.

Он долго присматривался к девушкам. Те, что работали на овощной базе, его никогда не устраивали. Хорошие, вроде бы, девчонки, но как-то не нравилось ему, что возятся они с картошкой, луком, и грязными ящиками. Они насквозь пропахли этой базой. Пальцы в маникюре, а руки обветренные, даже перчатки не помогают. Нет, жена у него будет с чистыми ручками, с белыми: лаборантка, или медсестра в белом халате. Очень Ивану нравились девушки в белых халатах.

И что бы приглядеть себе суженую, начал он ходить в районную поликлинику, и разглядывать медсестер. Сначала решил в стоматологический кабинет заглянуть, зубы проверить. Там работала симпатичная Надежда. Зубы у него оказались почти все хорошие, только на один поставили пломбу, а Надежда оказалась замужем, с кольцом на пальце и двумя детьми.

Иван крутанул баранку – поворот, еще поворот, скорей бы домой! Сократить дорогу, что-ли? Знает он один переулок, можно проскочить, милиция, наверняка, уже спит вся.

Опять припомнилось его жениховство – и смех, и грех! Пока Танюшку встретил, понял, что так, запросто, не умеет он с девушками. С ноги на ногу переминаться начинал, краснел, и прятал рабочие руки в карманы. Другие парни: раз – и жених, а завтра – уже и муж, а после завтра – развод и алименты. Ему же мешала застенчивость, тюфяком каким-то становился с незнакомыми девушками. Еще он понял, что большинство девушек расчетливы, а этого Иван не любил. Некоторые даже интересы свои корыстные не скрывали: сразу с места в карьер про зарплату, квартиру, и личный автомобиль. Иван пугался, если это только первые запросы, что же дальше – то будет? И сбегал.

Снова – поворот. Дорога запетляла. Вот и переулок знакомый, место глухое, время позднее, рискнуть что ли? Слева остались огни города, шоссе, а направо – улочка, правда узкая, но сколько раз она выручала в такие ночи! Вот бетонный забор профилактория с левой стороны, справа – частный сектор, коттеджи и финские домики. Забор длинный, за забором сразу поворот, рядом районная больница, где Танюшка работает. И до дома – рукой подать. "А, была- не была!» – подумал Иван, и нажал на газ. Машина рванула, прибавил скорость, ничего, прорвемся!

И вдруг, откуда он – этот свет?! Прямо в глаза две фары легкового автомобиля! Из-за поворота навстречу несся легковой автомобиль, кажется, импортный. Резко давит на тормоз Иван, да и тот, кажется, тормозит, поздно, столкновения не избежать! Все смешалось в голове у Ивана, и только одна мысль била в висок: удержать тяжелый рефрижератор, удержать во что бы то ни стало! Не было у него еще в жизни аварий и этой не будет! "Что же он прет на меня, как на буфет, ведь легкая же у него машина, неужели не удержит?» Иван что есть силы давит на тормоз. В уши ударил звон разбитого стекла. Чей-то легкий вскрик. Удар был не сильный, Иван это понял сразу, сработала скорее инерция. Поцеловались, как говорят. Только вскрикнул кто-то, и у того дверь хлопнула. Трясущимися руками Иван открыл дверцу кабины и выскочил наружу.

– Мать честная! – неожиданно сорвалось с языка.

Да, машина импортная, японская. Фары разбиты, передок помят, но немного. Машина Ивана почти не повреждена.

– Черт, что это?

Споткнувшись ногой о что-то мягкое, Иван остолбенел. Господи, да ведь это женщина! Вот он крик – дверца машины открылась от удара и женщину вынесло на дорогу. Она лежала совсем неподвижно, волосы разметались, голова на краю тротуара. Иван наклонился, без сознания, но дышит, видимо ударилась о край тротуара. И рядом с женщиной лежали цветы, очень красивые, белые, махровые хризантемы. Так и рассыпался, упавший рядом букет, видимо с праздника ехали.

В голове лихорадочно стучало: что делать, что делать? Что же это мужик в машине молчит? Иван растерялся, все произошло так быстро. Машину он свою все-таки удержал, да и хозяин иномарки тормозил изо всех сил, слава богу, машина-то у него почти цела. «Договоримся полюбовно, – подумал Иван. – за ремонт сам заплачу.»

Иван прислушался и огляделся. Тишина. Из -за забора никто не появился. Милиции поблизости нет. В частных домах темно, окна завешены, даже свет никто не включил. А если кто чего и увидел из-за закрытой занавески, головой покачал да и подумал: сами разберутся. Носит нелегкая среди ночи. Да и выходить из теплого дома не очень-то хочется.

Иван стоял в раздумье и ждал. Тишина. А самое ужасное, тишина была в той красивой машине.

– Эй, парень! – тихо позвал Иван, подойдя к машине. – Че молчишь-то?

Он наклонился и заглянул в боковое стекло. Мужчина лежал грудью на руле, бледное, без кровинки, лицо было повернуто к окну, глаза были закрыты.

– Эй, ты что? Спишь что-ли?

Молчание. «Вырубился с перепугу» – Сообразил Иван. «Скорую надо вызвать.» – пронеслось в голове. Оба без сознания, но факт – живые. Где же здесь телефон?

Да какой же он идиот, ведь больница же рядом! Сейчас сбегает в пять минут и приедут, заберут. И как холодный душ на голову: а что он скажет? Что сам сбил этих бедолаг? Значит нужно сразу же и в милицию звонить, и сдаваться? И прощай, нормальная жизнь. Ладно, оба живые, но ведь факт налицо: дорожно- транспортное происшествие. Еще неизвестно, что ему в милиции накрутят. Быстро пронеслось в голове, как он сидит в камере, а Танюшка передачки дома собирает, слезы льет горькие. Только женился недавно, такую жену в дом привел и на тебе! Нет, не может он рисковать сейчас. Если бы один был- другое дело, а Танюшкину жизнь под удар ставить он не имеет права. А вдруг кто-то из жителей, увидев в окно это происшествие, уже милицию вызвал? Ивана даже пот холодный прошиб от этой мысли. Скорее нужно уезжать из этого проклятого места. Поедет в город и там вызовет скорую из автомата. Помогут им, в больницу отвезут, в реанимацию. А может и милицию вызовут, да только ищи ветра в поле. А эти двое очухаются. Крови нет, ни царапины, ни синяка. Ну, бабенка ушиблась сильно головой, сотрясение скорее всего, а мужик, видимо с перепугу отключился. Нашатырь под нос сунут и очнется.

Так думал Иван, и мысли в голове у него путались, наскакивая одна на другую, а руки уже открывали дверцу кабины. Медленно и плавно вывел Иван свою машину из переулка, и, развернувшись, выехал на городское шоссе. Доехал до ближайшего телефона-автомата, который находился возле здания главпочтамта. Сразу вызвал скорую, назвав адрес места происшествия. Больше говорить ничего не стал, сел в рефрижератор, и сразу – домой.

Только одна мысль засела гвоздем в голове: как скрыть все от Танюшки? И еще очень хотелось, чтобы прошел дождь или выпал снег, и скрыл все следы.

Глава пятая

Иван и Татьяна

– Ой, Ванечка, наконец-то! А я уж все глазоньки просмотрела!

Танюшка кинулась мужу на шею, едва он переступил порог квартиры.

– Все глазоньки проглядела! – повторила она, отстраняясь, и, оглядев мужа с головы до ног.

– А холодный-то, а голодный-то! Я сейчас, раздевайся.

Вихрем метнулась на кухню, захлопотала, засуетилась. В нос ударил запах его любимого украинского борща.

Не спеша разделся Иван, снял грязную одежду, и прошел в ванную комнату. Запах чистоты, уютный вид мирно висящих полотенец, всяких дамских пузыречков и баночек возле зеркала, блеск хрома и кафеля, понемногу успокоил расходившиеся после аварии нервы. Твердо решил Иван ничего Татьяне не говорить. Пустил струю в ванну, добавил колпачок шампуня, душистая пена поднялась айсбергом. «Вот и славно, сейчас помоемся.» – совсем успокоившись, подумал Иван.

– Ваня, – Танюшка заглянула в дверь, – что ж так долго-то сегодня? Я ведь все жданки прождала. Не случилось ли чего?

– Да ничего, заказчик жадноватый попался, выясняли кое-что. Да ты, давай, работай, есть хочу, как собака. Ух, ты, аппетитная моя!

Он ущипнул жену за мягкий бочок, увидел, как засверкали ее глаза, засветились веснушки на носу. Как же он любил ее, свое конопатое солнышко!

Танюшка снова ушла на кухню, а Иван не спеша разделся и погрузился в душистую пену. Нет, хорошо, что он не поддался порыву, и не остался на этой ночной дороге. А тех бедолаг уже, наверное, доставили в больницу и в чувство привели. Теплая, душистая пена обволакивала усталое тело, мягкая вода ласкала каждую клеточку, усыпляла и тот странный внутренний голос, который время от времени беспокоил, и, которому Иван еще не мог дать точного определения: как будто какой-то маленький гном выскакивал из старинных часов и отрывистым голосом попискивал: а вдруг – нет? Иван прогонял от себя этот писк, погружаясь в волны блаженства.

– Ваня, да скоро ты? – послышался Танюшкин голос из кухни.

– Сейчас, мое солнышко, уже бегу!

Стол ломился от еды. Как будто Иван не из обычного рейса приехал, а вернулся, по меньшей мере, из полярной экспедиции, где пропадал долгие месяцы, рискуя жизнью, и спасая свою шкуру от белых медведей. Румяные шанежки, пирожки с яблоками, огурчики соленые, помидорчики маринованные, колбаска и сыр, а самое главное, его любимый, горячий и душистый – украинский борщ! И в самом центре стола – бутылка «Посольской водки».

– Ну, Танюх, ты сегодня превзошла себя! – засмеялся Иван, лаская жену взглядом и наливая чистую, как утренняя роса, водку в хрустальные стопки. Выпили. По телу разлилось приятное тепло, Иван потянулся за хрустящим огурчиком.

– Заждалась?

– Ой, Вань, ты кушай, а я все расскажу, – защебетала Танюшка. – Вчера должна была дежурить Мария, так я с ней поменялась, чтоб сегодняшний вечер свободным был, чтоб тебя встретить. Хорошо, что она согласилась, вот я все и приготовила, все чин- чинарем, правда, Вань?

– Еще каким чинарем! – довольный похвалил Иван жену.

– Я, Вань, плохо не люблю.

Вот за это Иван и любил свою женушку.

Разомлев от вкусного ужина, и глядя на сидящую напротив Татьяну, он вспомнил, как познакомился с ней. После долгих и безрезультатных хождений по всяким поликлиникам и кабинетам, причем за это время здоровье его было проверено от и до, он уже совсем потерял надежду отыскать ту, единственную, которая была бы не на вечерок, не на ночку, а на всю оставшуюся жизнь.

Это была трудная задача. Было несколько знакомств по обычному графику: кино или театр, смотря по интересам дамы. Затем ресторан, или ужин дома. У нее или у себя – это тоже, как дама захочет. Затем – все остальное. До «остального» доходило не всегда, иногда все заканчивалось очень примитивно: ужин и бай-бай, так как некоторые дамы предпочитали спиртное больше, чем любовь. Все эти боевые походы так вымотали душу и тело, что в один прекрасный момент Иван сказал себе: все, баста, остаюсь холостяком.

И, как часто бывает в жизни, тут -то судьба ему и улыбнулась.

Как-то после очередного рейса у Ивана так прихватило правый бок, что он еле добрался до поликлиники. Оказалось – аппендицит, острый приступ, сразу отправили в операционную. Еще немного, и перитонит случился бы. Уже, когда на стол укладывали, такая боль накатила, такой жар в животе разыгрался, что Иван чуть сознание не потерял. И тут же от наркоза провалился в тишину и темноту. Когда очнулся, долго ничего сообразить не мог, смотрел в белый потолок над головой, на лампочку под потолком. Боль ушла, только туповато ныло в правом боку. Потом глаза непроизвольно скользнули по палате, на соседней койке спал мужчина, другая койка напротив пустовала.

И вдруг, прямо, как солнышко в глаза: два светло- карих глаза с золотыми искорками среди густых ресниц, слегка подкрашенных коричневой тушью. Дальше был аккуратненький в веснушках носик, и медицинская маска, закрывающая нижнюю часть лица.

– Пить… – тихо попросил Иван.

– Лежите спокойно, вам нельзя, – послышался из-под маски несколько приглушенный, нежный девичий голосок. «Надо же, какая строгая…» – подумал Иван и понял, что операция уже позади. «Хоть бы глоточек…» – губы снова шевельнулись, умоляющим взглядом он уставился в непонимающие рыжие глаза. Он уже тогда почувствовал силу этих глаз.

Она изящным движением маленькой белоснежной ручки взяла чайную ложечку, чуть-чуть намочила ему губы, зачерпнув капельку какого-то раствора из стоявшего на тумбочке стакана.

– Сп-а… сибо… – прерывающимся шепотом прошептал Иван и закрыл глаза. Все закружилось в голове и он снова забылся. А когда очнулся, она так и сидела напротив и смотрела на него. Лампочка под потолком уже горела тусклым светом. Сосед спал, Иван повернул голову, за окном было темно, значит была уже ночь. Он хотел что-то сказать, но во рту было сухо. Чувствовал же он себя намного легче.

– Девушка, – прошептал он- вы – дежурная?

– Да.– сказала она тихо.

– Дайте водички, чуть-чуть, пожалуйста.

Ресницы дрогнули, глаза потеплели.

– Ну, если чуть-чуть.– она снова потянулась за ложечкой.

– Да что вы, я сам.– он протянул руку к тумбочке, и тут же получил легкий удар ложечкой по руке.

– Куда вы, не в коем случае, я сама.

– Я что же, инвалид что ли? – прошептал Иван, пытаясь засмеяться.

– Нельзя сразу много, поняли? – сердито произнесла она, поднося ложечку к его губам.

Иван глотнул.

Почувствовал блаженство. Еще ложечка, еще одна следом.

– Ну хватит, утром вам бульон принесут, потерпите.

– А маску снять можете с лица, а то я вас не вижу? – неожиданно для себя спросил Иван.

– Вы меньше разговаривайте, больше спите, завтра уже молодцом будете.– прошептала девушка.

– А вы завтра придете?

– Завтра сменщица придет.

– Какая вы строгая, вас наверное, все вокруг бояться.

– А вы много говорите, смотрите, хуже может быть. Лучше помолчите, и закройте глаза.

Он послушался. И почему эти люди в белых халатах такие властные? Даже вот такие, как эта девушка, всего лишь медсестра? «Как будто она лично заведует моим здоровьем.» – подумал он, с непонятно откуда взявшейся обидой. Ивану стало стыдно. Ведь девушка, наверное, отвечает за него. Вдруг что-нибудь с ним случится ночью, а с нее спрос будет. «Нет уж, лучше уснуть от греха подальше.» – подумал Иван.

Но спать не хотелось. А приятно, когда рядом девушка сидит, как- то спокойнее. И глаза у нее отличные – сияющие, как два солнца. Рыжая челка выбивается из-под шапочки. Интересно, а губы какие? Губы – это важно. Очень важно. Бывают девушки: глаза – красивые, а губы, как пельмени, неаккуратные. Или очень тонкие, злые, ехидные, а значит и характер такой, вредный. «Да что тебе ее характер?» – спросил себя Иван, и сам удивился, что думает о ней, как о потенциальной невесте. Нет – это даже идея какая-то навязчивая: всех в жены пророчить! Иван даже разозлился на себя. Неужели не надоело? Свахой сам себе заделался! Ну сидит она и сидит, у нее работа такая. Еще и рыжая. А рыжий человек на всю жизнь помечен. Иван закрыл глаза и не заметил, как уснул.

Когда проснулся, было уже утро. В палате было светло, чисто, свежо, видимо, когда он спал, уже сделали уборку. Стул возле его кровати пустовал. Девушка, видимо, уже ушла. А сменщица не хотит возле него сидеть, а может, у нее дел много, а может, больше и не нужно возле него дежурить. Голова была светлая, а бок болел меньше. Вошла женщина средних лет в белом халате с тарелкой в руках.

– Вот вам бульон, кушайте. Вам помочь?

Иван приподнялся на подушках, взял в руки тарелку, с аппетитом поел.

– А где та девушка?

– Какая девушка?

– Ну, которая возле меня вчера дежурила.

– А, Танюшка! Так она отдыхать пошла. Я ее и сменила. Сегодня я буду, а она завтра утром придет.

Завтра утром! Сутки ждать. Иван почему- то расстроился.

Эта девушка своим появлением отчего -то разволновала его. Она возникла, как будто, из сна, и ушла так же незаметно, как во сне. И теперь ему казалось, что это только сон, а реальность вот она- эта женщина в белом халате с простым лицом. Но он уже понимал, что девушка зацепила в нем какую-то неведомую доселе струнку, и тотчас же ему стало как-то неспокойно. Снова захотелось увидеть эти сияющие с рыжими искрами глаза.

– Вань, ты ничего не ешь! Что с тобой?

Иван опомнился, схватился за ложку. Борщ был вкусный, наваристый.

– Ох, Танюх, устал наверное, голова ничего не соображает.

Он заработал активно ложкой. Татьяна сидела напротив и не сводила глаз с мужа. «Устал бедный, замотался, – подумала она заботливо, – да, деньги даром не даются.»

Она понимала, что, если бы не заработки Ивана, они бы так хорошо не жили. В больнице медсестра получает копейки. Хорошо еще, что детей пока не намечается. Хотя Татьяна очень хотела родить ребенка. Годы уже уходили, хотелось, чтоб семья была более прочной. Не хватало детского гуканья, пеленок, распашонок. Иван детей любил. Часто она замечала, с какой завистью он поглядывает на чужих ребятишек. Но со своим пока что-то не получалось. Прямо они на эту тему еще не говорили, но Татьяна знала, что разговор этот все равно будет. Вот опять задумался о чем-то, не иначе, как о ребенке. Татьяна вдруг почувствовала себя виноватой. Она подошла к мужу сзади, обняла, прижалась подбородком к ершистому затылку. Он обхватил ее руки своими, прижал крепко к груди. Так они молчали, долго-долго.

– Завтра уберешь, Танюша, ладно? – он подхватил жену на руки и понес в спальню. Танюша не сопротивлялась, прижимаясь к мужу все крепче и крепче. Уже в свете ночника, когда рыжие ее кудри разметались по подушке, а сверкающие глаза полузакрылись, Иван снова и снова удивлялся, какая она красивая в постели. Он знал многих женщин, но такую чистоту и нежность встретил впервые. Потому и любил свою Танюшку больше жизни, потому и не хотел ее огорчать. Он крепко прижал к груди ее золотистую головку и блаженно закрыл глаза.

To koniec darmowego fragmentu. Czy chcesz czytać dalej?