Доктор Ершов.
Дачный поезд медленно подошёл к серой покрытой листвой бетонной полосе и стал, так, будто силы его кончились, он дёрнулся и выдохнул в прозрачный осенний воздух запах угля горевшего в топке титана. Я был единственным кто вышел на этой станции.
– Добрый день. Вы Ершов, наш новый врач?
– Да.
– А я Бубенцов. Директор начальной школы. Мне поручили встретить вас и организовать ночлег.
– Очень приятно.
– Вы один?
– Да.
– Хорошо. Пойдёмте в машину, здесь не далеко всего три километра.
Машина шла по гравийке. За окном тянулось поле жёлтой высохшей травы. Изредка попадались небольшие деревья. Всё вокруг было тихим и недвижным. Природа замерла перед грядущей зимой.
– Здесь не так грустно как кажется. Погодите, весной, когда всё расцветёт, будет совсем другая картина. Вы наверно привыкли к городу к его, так сказать дарам цивилизации.
– Нет, я не разбалован комфортом.
– Тогда вам у нас понравиться.
Мы подъехали к дому, выложенному из старого красного кирпича. Навстречу нам вышла женщина.
– Это моя жена, Алла. Знакомьтесь. Ершов…
– Евгений.
– Евгений Ершов наш новый врач.
– Очень приятно. Алла учительница местной начальной школы, и по совместительству жена директора начальной школы. Скажите Евгений, а вы по крышам лазить любите?
– По крышам…
– Она шутит. Проходите, располагайтесь. Сейчас будем ужинать.
Мы сидели за столом. В печи трещал уголь. Мне было тепло и хорошо с ними.
– Хорошо тут у вас уютно.
– Да это всё жена, её рук дело.
– Вы кушайте, или вам не по вкусу?
– Спасибо всё очень вкусно. – Загудел поезд. – Поезд гудит?
– Станция рядом, слышно.
– Беспокоит?
– Нет. Напротив. Я люблю поезда. Вот сейчас, девятичасовой прошёл. Они тут не останавливаются, но гудят когда проходят. И потом в нашу тишь и размеренность они вносят жизнь, движение. Не дают совсем раствориться в этом тумане жизни. Я сам иногда, люблю ходить на станцию. Приду, сяду на перроне и смотрю, как они проносятся мимо. А за окошками вагонов, кипит жизнь, едут люди. У всех своя цель. Своя судьба. Но все они сидят в одном поезде и несутся куда-то мимо маленькой затерянной в бескрайних полях станции. И вы знаете, ведь, по сути, их вагон эта такая же маленькая, затерянная в пространстве станция, которая несётся неведомо откуда и куда. Вот так посижу и возвращаюсь домой наполненный до самых краёв, чем-то новым, тем чего нет у нас.
– Это как в театр сходить.
– Да именно, хороший пример. Ну, а вы? Чем дышите. Что вас занесло в нашу глушь.
– Жажда деятельности, свершений, если хотите громкого слова.
– А в городе, что нет такой возможности?
– В городе? Город пропал. Он сварился в собственном соку. Люди обесценились, их интересуют только деньги и развлечения. Заработал и в клуб, ресторан или ещё куда хуже. Тоска. Люди с жиру бросаются в крайности. Всё доступно, любовь, развлечения, что душе угодно. А душе хочется чего то настоящего. Ей хочется чувствовать себя нужной. Вот возьмите мою работу в городе. Сезонный грипп, ОРЗ и в обратном порядке. ОРЗ и гриб. А между ними старушки, которым скучно сидеть дома, вот они и ходят по поликлиникам. Скучно. А здесь свобода, простор, настоящие люди, живые, не поддельные, какие есть.
– Да, какие есть. И ничего с этим не поделаешь. Давайте-ка выпьем. (Выпивают)
– А вы к нам надолго? – Спросила меня Алла.
– Настолько, насколько потребует мой долг врача.
– Это хорошо. А то прежний доктор, Был у нас философом. На жизнь смотрел созерцательно. «Болезни говорил он это естественный природный отбор. А медицина против природы это всё равно, что муравей против асфальтоукладчика Он не лечил, а отправлял в район.
– А что Алла, в чём-то он был прав. Знаете в нашем краю не стать философом, созерцателем, человек с образованием просто не сможет. – Сказал Бубенцов.
– Да и созерцал всё больше – Возразила Алла.
– Так всё, об ушедщих либо хорошее, либо ничего. – Закончил Бубенцов.
– А что с ним случилось? – Спросил я.
– Сошёл с ума. – Сказала Алла.
– Однажды ночью залез на крышу амбулатории и стал выть на луну. – Сказал Бубенцов.
– С пожарными его снимали. – Сказала Алла.
– Да, а всему виной это дело – Заметил Бубенцов.
– Думать надо было меньше, и всё бы было как у людей. – Сказала Алла.
– Нomo sapiens. И ничего тут не поделаешь. Впрочем, зимой тут, когда заметёт такая тоска, что хоть волком вой. – Заключил Бубенцов.
– А вы не женаты? – Спросила Алла.
– Да недавно женился. Она приедет, когда обустроюсь.
– Не мучай гостя, он устал. Мы приготовили вам комнату, а завтра разберёмся с вашей квартирой и амбулаторией. – Закрыл тему Бубенцов.
– Спасибо вам, признаться честно устал. А после такого ужина хочется только одного, укутаться в одеяло и забыться до утра.
– Ну, что ж не будем вам мешать. Ложитесь, отдыхайте. Спокойной ночи.
– И вам спокойной.
Я лёг, а в коридоре ещё некоторое время шептались. Потом всё смолкло, и я уснул сном праведного младенца.
Мой будущий читатель. Я решил, что как только займусь настоящим делом. Стану записывать всё, что касается жизни, и трудовых будней сельского врача. Поскольку верю, что мой опыт будет полезен последующим поколениям сельских врачей.
Итак, в моём ведомстве шесть небольших деревень. Расположены они друг от друга в семи восьми километрах. Так, что помотаться между ними мне придётся. Что собственно меня воодушевляет, ибо сидячая работа не для меня. Посёлок, в котором была амбулатория, небольшой, находиться в трёх километрах от железнодорожной станции. Два раза в неделю сюда ходит дачный поезд. Есть машина в моём распоряжении, Это старая нива, но вполне в сносном состоянии. Впрочем, в осеннее время дороги здесь такие, что доехать до района нельзя даже на ниве. И потому в крайних случаях можно вызвать поезд, для транспортировки больного. Население малочисленное. Занимаются сельским хозяйством, охотой, животноводством. Есть школа, правда только начальное отделение и очень небольшое. Собственно говоря, пара, радушно приютившая меня на ночь, там и работает. Есть ещё небольшой клуб, и магазин. Из всех людей имеющих тут высшее образование это я, мои друзья Бубенцовы, пара учителей, да ещё руководитель поселкового совета.
Квартира у меня холостая, но хорошая, амбулатория рядом. В штате, врач и медсестра, она же и уборщица. Женщина двадцати восьми лет. Она не отличалась особой красотой, как мне тогда показалось, но аккуратная. Дело своё знает. Говорят, у предыдущего доктора был с ней роман. Слабо вериться, она не похожа на тех, кто любит погулять. Впрочем, я об этом не задумывался. Дел было много, и дела были запущенны. Первое время люди приходили больше не по болезням, а познакомиться, да на нового доктора посмотреть.
–Доброго здоровья вам. Я Алексеич, живу недалече. Так вот думаю, дай зайду так сказать поздоровкаюсь – И Алексееч поставил на стол бутылку с мутной жидкостью.
– Это что? Анализы?
– Нет, доктор это за знакомство первачок. Ну, у нас так принято.
– Так, вот, что забирайте вы свой первачок и давайте отсюда.
– Шо, не пьёте. Вот дура, а я говорил своей бабе, шо, мол, человек интеллигентный, не пьёт, а ты ему первача. Ну, может тогда, так дадите.
– Что вам дать?
– Ну, так это не мне это бабе моей. Голова у ней болит. Ей бы, эта таблеток каких.
– А что она сама не пришла?
– Так у неё же это хозяйство, корова, цыплята некогда ей.
– Ладно, вот возьмите таблетку ибупрофена и в следующий раз пусть сама приходит.
– Так, и я ей то же говорил. Ну, бабу ж разве переубедишь. Ну, ладно, будь те здоровы. А может всё-таки за знакомство.
– Идите отсюда.
– Всё ухожу, а это я вам тут поставлю для дезинфекции, а то, как то не по-людски.
– Я вам поставлю, забирайте и идите отсюда.
Потом вошла баба в цветастом платке и с большой корзиной в руках.
– Доброго, вам здоровьишка.
– Здравствуйте. На что жалуетесь?
– Ой, горе у меня…
– Что случилось?
– Милая моя, ненаглядная, захворала.
– Где она?
– Да где же ей быть дома конечно.
– Она, что сама не может ходить?
– Да бог с вами – И она перекрестилась – Ходит, слава богу.
– Так что ж вы её не привели.
– А что надо было?
– Нет, я так не могу с вами. Ну, если заболела надо вести я же её осмотреть должен.
– Так это я могу, я сейчас.
– Давайте ведите уже её.
– Я сейчас, я тут рядом. А это я вам тут поставлю – И она поставила корзину.
– Что это?
– Яички свежие, сало, картошечка…
– Зачем?
– Ну, так это, за труд.
– Так забирайте свою корзину и ведите больную.
– Ага, я сейчас – Дверь скрипнула и она исчезла. Корзина осталась стоять на полу.
Вошёл мужик, большой, красный как рак. Комната наполнилась свежим перегаром. Он сел, стул скрипнул под ним. Кепка легла на колено.
– Доктор, давайте мне больничный с сохранением заработной платы.
– Что с вами?
– Заболел.
– Чем вы больны?
– У меня профессиональное выгорание.
– Что у вас?
– Выгорание на почве моей профессии.
– А кем вы работаете?
– В строй бригаде я на все руки мастер. Где подштукатурить, где забор поправить, а сегодня на ферме будем бетон заливать, а у меня на него аллергия.
– И давно у вас на бетон аллергия?
– Да вот со вчерашнего дня. Баньку куму подправил, опробовали мы её…
– И как банька?
– Отменная банька. Кажду косточку пробирает.
– А с аллергией что?
– Так вот я и говорю. Вчера значит, мы её так это хорошо опробовали, что сегодня встал, чувствую аллергия у меня во всём теле…
– На бетон?
– На бетон.
– А перегаром от вас, почему несёт
– Ну, так это я утром, когда понял, что аллергия, я первым делом лечится. Она же понимаете у нас здесь от всех болезней.
– Особенно от аллергии?
– От аллергии первое средство.
– Хорошо, как вас звать?
– Семён.
– Имя, отчество?
– Семён Семёнович Лопатин.
– Сейчас я вам выпишу больничный. Подождите на улице.
Он вышел, а я взял лист бумаги и написал. «Бригадиру строй бригады. Работник Семён Семёнович Лопатин, абсолютно пьян, то есть, в самую зю-зю. Допуск к работе на ваше усмотрение. Доктор Ершов»
Дверь открылась, и в комнату вошёл большой рыжий петух – В след за ним заглянула женщина – Господи, худой то какой?
– Это, ваш? – Я показал на петуха.
– Не-а, ваш. Вы, это, в супчик его. Очень хороший будет. А то совсем вы худой. Вам кушать лучше надо. А то мы так без доктора останемся, а нам без вас никак нельзя.
Дверь закрылась и она исчезла. Во дворе замычала корова. Я вышел.
– Куда вы её?
– Так ведь вы сами сказали привести больную сюда.
– А что ж вы не сказали, что это корова?
– А какая разница?
– Что значит, какая разница? Ведите её к ветеринару.
– А у нас нет ветеринара. Посмотрите, а? Одна она у нас, кормилица.
– Ладно, сейчас.
– Недоглядела я, дура. Кукурузу оставила во дворе. А она и наелась.
– Масло растительное давайте.
– А оно у вас там в корзинке. Несите, закупорка у неё. Хорошо, что не в нижней части. А то бы без ветеринара не обойтись. – Я освободил пищевод любительнице кукурузы. Всё. Забирайте вашу бурёнку.
– Дай вам бог здоровья. А то нам тут без коровы ну никак нельзя. Я вам вечером молочка принесу свежего.
– Не надо, и корзину заберите.
– Ага, заберу.
Она взяла корову и ушла. Я вошёл в амбулаторию. На столе сидел петух, на полу стояла корзина. А в коридоре литр первача. Что ж начало положено.
Жизнь сельского врача, оказалась не такой романтичной, как мне представлялась. Ездить приходилось в любую погоду и время суток. Рабочий день мой растянулся до двадцати четырёх часов в сутки. Кругом была грязь и болезни. Процветал алкоголизм. Отравления некачественным алкоголем были самыми частыми обращениями ко мне. Я стал уставать, появилась апатия. Я всё чаще вспоминал спокойную работу в поликлинике. Когда отработав смену, я шёл в кино или в бар. Теперь же я мечтал только о том, что бы ночью меня не подняли и не потащили к чёрту на кулички. Жена написала мне, что встретила другого и остаётся работать в городе. Я стал выпивать. Стали появляться мысли бросить всё и вернуться в город. Единственным развлечением моим это были посиделки у Бубенцовых. Когда выпадало свободное время, я шёл к ним, и мы душевно проводили время. Говорили об искусстве, философии, Алла пела нам под гитару. У неё чудный голос, и я слушал её со слезами на глазах.
Потом я возвращался домой. Отпускал Наташу, медсестру, я просил её за небольшую плату протапливать дом к моему возвращению. Женщина она была молчаливая и послушная. Понимала меня с первого взгляда. Работу свою делала безукоризненно. Я был доволен её работой и никогда не думал о ней как о женщине. Я отпускал её и ложился спать.
А в тот вечер, вернувшись от Бубенцовых, я был словно во сне. Я не знаю, что это было. Толи усталость, толи спиртное на меня так подействовало. Может быть, отсутствие женщины в последние четыре месяца сказалось на мне. Но вернувшись в тот вечер, домой, я стал смотреть на Наташу по-другому. Я впервые заметил её широкие бёдра и довольно большую округлую грудь. Она поняла меня, поняла, по-моему, взгляду. Я подошёл к ней и обнял её. В голову ударил запах. Дурманящий запах женщины. Который я успел забыть за четыре месяца тяжёлого труда.
Наташа ушла рано утром. Я же встал, привёл себя в порядок, и отправился в амбулаторию. Сказать, что бы я сожалел, о случившимся нет. Я об это даже не думал. Но с того вечера, жизнь моя стала похожа на дурной сон. Я полностью потерял интерес к окружающему. Работа стала тяготить меня. Больные раздражали. Я стал нетерпимым. Мог сорваться из-за пустяка. Наташу я сделал своей любовницей и злился за это на неё. Она молча выносила мои оскорбления, и брала на себя большую часть работы нашей амбулатории. И вы знаете, если впоследствии, когда либо, мне было стыдно, так это за то, как я вёл себя с Наташей. Теперь страшно даже подумать, чем бы это всё могло закончиться.
Однажды утром, подходя к амбулатории, я вдруг посмотрел на засыпанную снегом крышу. Что-то не хорошее проползло у меня по спине. Огромная белая луна висела на сером небе прямо над крышей амбулатории. Я вспомнил доктора. И мне стало не по себе. Бежать – подумал я – не медленно с первым же поездом.
Вечером я объявил о своём решении Бубенцовым. Алла расстроилась, а муж её отнёсся к моему решению философски. Он давно уже замечал во мне перемену и боялся за меня. Я попросил Наташу не топить больше мне, и вернулся в холодный дом, ночью было холодно. Я не смог затопить печь и лёг так. Утром, я собрался и попросил Бубенцова отвести меня на станцию. Я попрощался с Аллой, и мы поехали.
Уже у самого поезда, к нам подбежал мужчина. Он просил помочь. Его десятилетний сын в пятнадцати километрах от нас очень плох. Температура за сорок. Мы сели в его машину заехали в амбулаторию, я взял всё необходимое и поехал к нему.
По всем признакам у него была пневмония. Я начал колоть ему антибиотики. Три дня борьбы с недугом. Три дня я просидел с мальчиком. Три дня я был в состоянии высочайшего напряжения. Эти три дня перевернули всё моё представление о жизни. Никогда до этого я не чувствовал ничего подобного. Я был нужен этому мальчику больше чем самому себе. И это давало мне стимул жить. Жить для того, что бы сражаться с невидимым мне врагом. И вы знаете, именно в эти три дня я родился как врач, вы меня понимаете? В эти три дня я осознал, зачем я надел белый халат. Я надел его, чтобы спасать жизни людей. Я как солдат на передовой. Который должен стоять до последнего. И я поклялся, что не сниму халат, пока я жив. Простите за высокий слог, но для меня эти три дня стали точкой отсчёта моей врачебной практики.
На четвёртый день наступило улучшение. Меня сменила Наташа. Домой я вернулся с высокой температурой. По-видимому, ночь, проведённая в нетопленном доме, дала о себе знать. Неделю меня трясло. Я бредил. Временами я видел жену. Я бежал по заснеженному полю за уходящим поездом. Я падал и задыхался. Метель засыпала меня. Я пытался кричать, но изо рта выходил только белый, беззвучный крик. Когда я пришёл в себя, рядом со мной сидела Наташа. Луч солнца падал на её каштановые волосы, она сидела рядом, и мне было хорошо. Может быть, в первый раз за несколько последних месяцев.
Я быстро поправлялся. Меня навещали Бубенцовы. Люди несли мне травы, молоко, мёд. Наташа то и дело передавала мне от них приветы и пожелания скорейшего выздоровления. Когда я совсем окреп. Ко-мне пришёл Бубенцов.
– Ну, я смотрю вы совсем молодцом. Когда думаете ехать?
– На днях.
– Что ж приду проводить.
– Приходите, и приносите список, что вам привести из города.
– Что?
– Да еду в город, нужны лекарства, хочу провести прививочную компанию. Болезни нужно предупреждать.
– Так значит, остаётесь?
– А вы думали, что избавились от меня? Я вам ещё надоем.
Да, я не уехал. Да и как я мог уехать. После всего, что со мной произошло. Работы здесь много, это правда. Тяжело. Не каждый выдержит. Но уж если устоит, то никакие трудности не будут ему страшны. Ведь, вы понимаете, это как прививка. Сначала, может потемпературить. Зато потом, когда прийдёт настоящая болезнь, организм будет готов к встречи с ней.
Наташа, стала моей женой. Теперь мы вместе работаем, и вместе бываем у Бубенцовых. Да, ещё в свободное время учу китайский. Нет, я не собираюсь в Китай. Просто это лучшая разгрузка для мозгов, после работы. А ещё я стал писать рассказы. Вернее так, не рассказы, а очерки о буднях сельского врача. Недостатка в историях здесь не ощущается. Вот, собственно пока на этом и всё. Будете в наших краях, заходите, спросите доктора Ершова, здесь меня все знают.
Он и Она.
Большой серый куст катился по полю, подпрыгивая на кочках. Иногда он замирал возле другого растущего куста, но потом вздрагивал, точно проснувшись, и катился дальше. Пока не наткнулся на заброшенную рыбацкую хибару.
Он сидел и смотрел, как языки пламени плясали, разрезая темноту вокруг него. Играя тенями за его спиной. Прошлое – Думал он – как тень. Оно гонится за нами. А будущее отбрасывает его назад. Настоящее видит только то, что перед ним. Оно не мудрствует, оно живёт сегодняшним днём. – А кто он сегодня и зачем он не знал. У него была хорошая работа, квартира, жена, друзья. Потом жена ушла. Друзья разбрелись по своим дорожкам. А работа стала тяготить его. Нет, он не боялся работы. Просто вокруг него образовалась какая то пустота. Возникло ощущение, что его жизнь внезапно стала. Как становиться поезд, ночью посреди степи. И стоит, одиноко освещая ночь окнами своих вагонов. Это тянулось до тех пор, пока однажды он не бросил работу, не продал квартиру и не купил себе хороший байк, и укатил туда, где дорога пропадала за горизонтом. Он ехал на своём байке, и планета крутилась под его колёсами. Местность менялась вокруг него, и казалось, что все идёт, так как и должно идти.
Но здесь на берегу реки возле старой рыбацкой хибары, он остановился и не мог двинуться дальше. Байк как вороной конь стоял, уткнувшись головой в траву. Степь приобрела, какое то новое значение, новый смысл. Она лежала, перед ним устремляясь в небо, зелёными стебельками и золотыми головками одуванчиков. Все в ней жило и наполнялось тем, что заставляет росток пробивать себе дорогу сквозь толщу земли. Птицу вить гнездо, а животное забывать о пище и мчаться по степи вдыхая дурманящий запах весны. Он сидел наполненный странным щемящим чувством, тревожно вглядываясь в темноту и вслушиваясь в звуки степи. В ожидании шороха её шагов.
Она появилась окутанная ночным туманом. Как степная нимфа с распущенными волосами. Она подошла, обняла его, и темнота укрыла их от посторонних глаз.
Они встретились, когда он искал ночлег.
– Не подскажите где можно остановиться на ночлег?
– А у нас нет гостиницы.
– А мне она и не нужна у меня все с собой и он похлопал по спальнику.
– Ну, тогда вам к реке там есть старая рыбацкая хибара.
– К реке это хорошо значит, будет на ужин уха. А вы придёте ко мне на уху? – Она посмотрела на него.
– Приду. – И она пришла не большая с озорными глазами она сразу выбила у него почву из-под ног. Все закрутилось очень быстро, и он уже не понимал, почему он каждый вечер ждёт, когда трава зашелестит под её ногами. А она шла к нему, словно во сне едва касаясь земли.
Они лежали рядом как два переплетённых ростка.
– Скажи, а ты женат?
– Нет.
– А был?
– Давно.
– А дети?
– Нет.
– А где она сейчас?
– Не знаю.
– Я ничего о тебе не знаю. Кто ты? Откуда? Как попал к нам?
– Просто человек. Проезжал мимо, понравилось, я остался.
– А откуда ты ехал, куда?
– Так ни откуда, ни куда.
– Скрываешь ты, что то? А ты не беглый?
– Нет.
– Ладно, потом расскажешь. Все, таки хорошо, что ты забрёл к нам, а то ведь мы могли не когда не встретиться.
– Да.
Она уходила так же тихо, как и приходила. А он ещё долго всматривался в предрассветную степь в надежде, что она вдруг вернётся. И уже никогда не покинет его.
– А я для тебя кто? – Спросила она, тая в тумане.
– Тот, кого я искал всю свою жизнь.
– Тогда приходи завтра ко мне. – Донеслось из бело-молочной сыворотки.
– Приду.
И он пришёл.
– Заходи – На дворе его встретил её отец. – Сейчас баньку натопим, попаримся. Давай пока по маленькой. – Он открыл бутылку и разлил по стаканам. – Ну, давай за все. – Они выпили. – А ты сам то, с каких краёв будешь?
– Так, из, далека.
– Понятно. А с Любкой, что у тебя, серьёзно?
– Серьёзно.
– Ну, что ж уже что-то. Дом то у тебя, где есть?
– Вон. – Он кивнул на байк.
– Значит, перекати поле.
– Значит так.
– Да, мужик без дома, без семьи, что куст без корней. Куда занесёт неизвестно. Любка, девка хорошая только доверчивая больно. Ты уж её не обижай.
– Не обижу.
– А то смотри, переезжай к нам, что тебе в рыбацкой хибаре гнуться. Поди, холодно по ночам.
– Нормально отец, спасибо.
– Ну, да…
Любка высунулась в окно. – Мужики, давайте в баню и за стол у меня все готово. – Да Любань мы мигом. Ну, пойдём в баньку, а то получим с тобой по первое.
Горячий. густой туман, отходил от раскалённых камней и стелился по полокам, окутывая расслабленные тела. Веник взлетал, под потолок и ложился на спину, берёзовыми листами разгоняя по всему телу застывшую кровь. Пар отлетал, освобождая тело от всего, что тяготило его. Пахло мятой и чабрецом.
– Ну что мужики проголодались, ну-ка налегайте. Картошечка вот, утка, сало, огурчики, давайте.
– Люб, а где гвоздь программы.
– Ой, отец тебе бы только гвоздь больше ничего не надо. Сейчас. – И она достала из холодильника графин.
– Ну, вот совсем другой расклад. – Прозрачная, ледяная струйка полилась в рюмки. – За встречу, так сказать за знакомство. А то смотрю, Любка по вечерам пропадать стала. Ой, думаю не спроста…
– Да ладно тебе.
– Ну, что ладно? Я тебе так скажу. Не должен человек один быть. Не по-христиански это.
– Пап, прекрати.
– А ты не встревай, имею я право на своё суждение вон, слава богу, девку, какую вырастил. И красавица и по хозяйству на все рукиё. не спорь со мной, отец лучше знает. А то ведь так можно до старости по хибарам бегать. А мужику дом нужен, семья, что по свету то мыкаться. К делу себя приложить надо. А то старость придёт, а ни кола, ни двора один мотоцикл. Я правильно говорю?
– Правильно.
– Вот видишь Люб, а ты в мужские разговоры встреваешь. Так что подумайте об этом оба. За это давайте и выпьем.
Вечер катился к ночи. Было хорошо, просто сидеть и смотреть в её глаза. Впервые дорога не звала его. Призраки прошлого не гнались за ним заставляя менять города и посёлки. Он как будто нашёл, что искал. Отец Любы, что то рассказывал, а Люба сидела рядом с ним, и обняв за руку прижимаясь к его плечу. Вот она рядом – думал он – Стоит только протянуть руку и конец всему, что заставляло его бежать, от настигающей пустоты. – Он обнял её.
– Добрый вечер дядя Серёжа, привет Любка. – Сказал Лешка, подойдя к забору. – Я иду, а мне соседка – Гость у них
– Я говорю кто?
– А она, пришлый – тот, что в хибаре поселился. – Ну, думаю, за одно и познакомимся.
– Так, что может и мне за знакомство, а?
– Лешка, иди ка, ты отсюда. Ты как выпьешь, так дурной становишься.
– Что ж спасибо на добром слове. Дядя Серёжа, дайте трос. А то я свой посеял, а мне соседскую ласточку надо отбуксировать. Заглохла бедная у трассы.
– Возьми в сарае.
– Вот спасибо, а он мне потом и проставит. – Он развернулся, сделал несколько шагов и исчез в темноте.
Ой, баламут, как выпьет совсем дурной становиться. Но тракторист знатный. За Любкой с первого класса бегает. И сюда не просто так сунулся. Трос ему понадобился, ишь ты, Ладно, молодёжь, вы тут сидите, а я отдыхать. – Сказал отец и пошёл в хату.
Лешка был парень шебутной. Про таких, говорят, тюрьма по нему плачет. Энергии в нем бродили неимоверные. Мог он пахать на тракторе по нескольку смен, а мог пить, не просыхая неделю. Ну а если ещё и драка где, он там завсегда первый. И сделать с ним никто ничего не мог. Сколько с ним не бились, начиная со школы и кончая армией, ни что его не изменило. Он и сам говорил – Плохо, что я такой, все у меня ни как у людей. Хотелось бы жить, как все да не могу. Все во мне бродит беспрерывно. Не усидеть долго на одном месте. Как шило какое.
Работает парень, все хорошо. Потом вдруг как затоскует и уходит в загул. А, пьяный он совсем сам не свой становился. И трактор топил и людей в драке калечил. И ничего с ним сделать нельзя было. Так и жил. Но Любку любил до одури. Зарок себе дал, либо моя будет, либо ничья. Через него к ней и парни подходить опасались.
– А этот пришлый, ничего не боится, поди, разбери его. Говорят вроде беглый, от властей скрывается. Здесь кулаки не помогут. Тут другой подход нужен. – Думал Лешка, сидя у хибары, глотая сивуху закусывая её семечками.
Звёзд было так много, что казалось, им не хватит места на чёрном полотне неба. И они теснились, прижимаясь, друг к другу.
– Смотри, вон звезда упала – И Люба показала рукой туда, где она исчезла, пролетая по небосклону. Хоть бы сбылось, хоть бы сбылось. Люба сжала пальцы крестом и закрыла глаза.
– Что сбылось?
– Я загадала, что бы мы с тобой как две маленькие звезды никогда бы не расстались. Ой, дура, зачем я тебе сказала, теперь не сбудется.
– Сбудется, обязательно сбудется. Я тебе обещаю. – И он обнял её.
– А ты не уедешь?
– Нет.
– Правда?
– Правда. Что с тобой? Ты вся дрожишь.
– Так тревожно мне. Знаешь, мне сон снился, будто стою я, а передо мной река счастья течёт. Я подхожу к ней набираю полные пригоршни счастья, а оно утекает сквозь пальцы. Я смотрю, а ладони пусты. А потом, что то вспыхнуло ярко, ярко и погасло и ничего, пустота.
Не волнуйся, все будет хорошо. Думаю я уже приехал куда надо.
– А куда ты ехал?
– Никуда, просто ехал, куда вела дорога.
– И она привела тебя ко мне. И теперь мы никогда не расстанемся.
– Никогда.
– А тебе нравилось ехать.
– Нравилось.
– А что в этом хорошего? Все время в пути. Ни дома тебе, ни постели трудно?
– Домом мне была степь. Постелью трава, а укрывался я звёздным небом. Правда, иногда сидя у костра мне было одиноко. Тогда я садился на байк, и тьма расступалась передо мной. Ветер ласкал моё лицо, и я летел по степи как свободная птица окружённый звёздами и запахом степных трав. Рассвет я встречал где ни-будь, далеко от того места, где меня одолела тоска.
– Красиво. А потом, на новом месте ты тоже чувствовал себя одиноким.
– Бывало.
– И ты снова садился на байк, и ехал дальше?
– Да.
– Грустная картина у тебя получается.
– Возможно, но эта была моя жизнь, и другой у меня не было.
– А теперь?
– Теперь я встретил тебя.
– И теперь тебя никогда не одолеет тоска. Я ей не позволю.
– А поехали к реке, там сейчас хорошо.
Они сели на байк. Он взревел, и, разрывая светом тьму, помчался к реке. Степь неслась на, встречу, мелькали столбы, и только небо, звёздное небо оставалось недвижным.
Лешка допил сивуху, сел в трактор. Трактор затарахтел, качнулся и покатил в станицу.
Она прижималась к нему, врастая в него, сливаясь с ним, как сливаются две реки в одну. А он чувствовал, как бьётся её сердце. Нежное и хрупкое, он словно держал его в руках, а оно билось, согревая его ладони. Байк слегка наклонился, входя в поворот. Яркий свет ударил по глазам. Подпрыгивая на кочках как футбольный мяч, трактор выкатился на встречную полосу.
Два небольших обелиска бок о бок стоят у дороги, окружённые полевыми цветами.