Глава 10. Риша – первая встреча
Я проснулся от храпа и запаха мужских походных ботинок, пропитавшего спертый воздух палатки. Из-за того, что в моём рюкзаке не завалялось никаких походных принадлежностей, а из всей команды спускников я знал только Даниэллу, мне пришлось поселиться в её палатку. Не думал, что скажу это когда-нибудь, но я немного охладел к походной жизни после нескольких ночевок с моей новой, сумасбродной спутницей. Дани любила от души посмеяться посреди ночи, поиграть в карты и, как я уже говорил, цитировать вслух свои произведения. Ещё она любила общество своих друзей, которые непонятным образом вскоре перебрались к нам в палатку и проводили там не только вечера, но и ночи, чему я был не особо рад. Я думал, что больше меня в Лабиринте ничего не удивит, но всё равно поразился, как столько людей могло поместиться в одной чёртовой палатке.
Иногда в комнате за офисом, когда нас особенно донимали сквозняки, мы сбивались поближе, чтобы согреться, и просыпались вповалку, но там это было даже мило: пёстрые пуфики, пледы крупной вязки, этакая дружеская атмосфера детского дня рождения, затянувшегося допоздна. Но здесь моё тело просто отчаянно взывало к восстановлению границ личного пространства. Я сбросил со своей груди бледную зомби-руку Даниэллы (кажется, вокруг всего запястья даже шёл тонкий шов), вылез из-под тяжёлой мускулистой ноги в камуфляжной штанине, дополз до двери, стараясь ни на кого не наступить, и, наконец, выбрался на свежий воздух.
Лагерь уже пробудился: Рюкзак возился с костром, то и дело отскакивая от искр и недовольно ворча, в соседних палатках угадывалось сонное шевеление. Я так и не смог понять, как выбирались места для привалов, потому что иногда мы ставили лагерь посреди городских площадей, так что я всю ночь просыпался от визга шин и света фар за тонкой тканью в полуметре от головы, а иногда забирались в такие пустоши, что, казалось, будто отряд больше никогда не встретит ничего живого. В этот раз передо мной предстал промежуточный вариант: неподалеку высилось большое здание причудливой формы с входом, похожим на большую пасть, окруженную длинными шевелящимися щупиками; вокруг здания росли почти нормальные деревья, а возле «пасти» сходилось несколько дорог; по дорогам постепенно стягивалась весело бурлящая толпа – одно существо носило разноцветные кеды на всех девяти ногах, кто-то полностью состоял из дредов, пара больших глаз (карий и голубой) шли, уткнувшись в огромную книгу и впрягшись в одни очки на двоих. «Это типо Абсурдная школа?» – подумал я, глядя, как вдалеке они заходят в то самое большое здание.
Я решил подойти поближе и понял, что сломанная перспектива Лабиринта опять меня обманула – здание было не огромным. Оно было исполинским, и вход в него был даже больше похож на пасть, чем мне показалось вначале. С некоторых загнутых внутрь железобетонных зубов капала слюна, и в местах падения больших тягучих капель кто-то предусмотрительно подставил вёдра. Один из длинных подвижных усов замер на фасаде, словно в судороге, написав витиеватым почерком слово «УС» заглавными буквами. «Логично», – хмыкнул я своим мыслям. Оглядывая здание дальше, я заметил, как в одном месте, где, по идее, должен быть зуб, зияла пустота и образовала уютное чашеобразное сиденье. В нем отдыхала, поджав под себя ноги… Риша!
На несколько долгих секунд у меня перехватило дыхание. Я испугался, что ошибся (уж очень странно было видеть её невредимой, тем более в таком окружении), но чем дольше я вглядывался в нее, тем отчетливее узнавал знакомые черты.
– Р-риша… Привет, Риша! Значит, ты всё-таки задала трепку Рватониму?! Или тебе удалось сбежать от него? И… Чёрт подери, ты школьница?!
Я выпалил все эти вопросы на одном дыхании, подбегая к девушке, охваченный приятным волнением встречи с подругой, спасшей мне жизнь, но и ощущая некоторое замешательство: как она выжила в схватке с Рватонимом, обогнала меня на пути вниз, и что делала в столь необычном месте. Ришеч подняла на меня глаза, и – вот странно – её лицо будто и вправду помолодело за несколько дней, которые я её не видел.
– Студентка, вообще-то, – Риша слегка поджала губы, – а вы-то кто?
– Вы? – растерянно переспросил я. – Ты что, уже успела меня забыть?
– Довольно сложно забыть то, чего не знал, хотя умельцы есть… Но я лично только начала постигать это искусство.
Манера речи, несомненно, её. Но ни единой, даже слабой искорки узнавания в глазах.
– Видимо, старина Рват, чтоб он сдох, крепко приложил тебя головой…
– Кто?
– Рватоним. Ну, помнишь, такое исполинское хтоническое чудище с телом быка и головой завхоза овощебазы? Я думал, его сложно забыть.
– Я слышала о Рватониме, он вроде как живёт в глубоком Ире, но никогда его не встречала. Как и вас.
– Да что с тобой?! Это же я, Ферри! Ферри Лорен.
– Ферри… Лорен… – девушка задумчиво распробовала имя, как глоток незнакомого ви́на, и ещё несколько раз пробормотала его, пока не превратила в какую-то скороговорку: – Ферри-Лорен, Фер-ри-ло-рен, ферлорен… Я, наверное, буду звать тебя «Потерянный», как тебе такое? У тебя весьма потерянный вид! А меня зовут Ришеч, но ты это, похоже, уже знаешь. Следишь за мной, что ли?
– Проклятье, мы же уже виделись! Познакомились несколько дней или недель назад, не знаю, как идёт время в этом хреновом мире, я даже ночевал у тебя до…
– Стой, стой, ты что! – Риша вскочила на непривычно тонкие, подростковые ноги, глаза её округлились. Она так разволновалась, что даже перешла на «ты». – Видимо, ты живешь в другую сторону, так что хватит болтать, если не хочешь вызвать парадокс! Тебя разве этому не учили?
– Эм… Нет. Я, как бы, не отсюда, а из Реальности, если ты не помнишь, – Наверное, в этих словах прозвучало чуть больше обиды, чем я хотел показать, потому что Риша поглядела на меня виновато, но тут же на её лице проступило раздражение. Не удивительно, ведь с её точки зрения, мои претензии были совсем не обоснованы, – и что это ещё значит «жить в другую сторону»?
– Ты из Реала?! Серьёзно?! – Она даже подпрыгнула от удивления, проигнорировав мой вопрос. – Похоже, ты прям не хило так потерялся!
– Это да, – вынужден был признать я, мельком отметив её изменившуюся манеру речи, пестрящую подростковым сленгом, – и всё-таки тут такое дело: мы точно уже знакомились, и при встрече ты знала меня. Это произошло пару десятков отбоев и подъемов назад, но тогда ты была заметно старше. Знаю, звучит как бред, но…
– Время в Лабиринте везде течет по-разному, – Ришеч потянулась, словно от скуки, пожала плечами и подвинулась, указав мне на сидение-альвеолу рядом с собой. – Ты можешь жить с совершенно другой скоростью, то, что для меня – далёкое будущее, для тебя может быть недавним прошлым и наоборот. Если мы хотим о чём-то договориться, то сообщаем, в какое время хотели бы встретиться, а если время не сойдется… Ну, значит, не судьба. Ко всему надо относиться проще.
– Говоришь, прямо как моя бывшая.
– Потерянный, расскажи, а там, в том времени, когда я тебя встретила, я стану хорошим сомнологом?
– Ты же только что сказала, что об этом нельзя рассказывать, чтобы не случилось парадоксов.
– Ну, в общих чертах-то не повредит.
– Раз так… Но помни, что я тебя предупреждал, – вряд ли общее знание о том, чего Риша достигнет в будущем, может ей повредить. Скорее, просто мотивирует, – я думаю, ты стала настоящим профессионалом, по крайней мере, ты почти так сама мне и сказала. Тебе удалось связать меня во сне с моим покойным отцом, который раньше жил в Реальности. Кстати, не могла бы ты повторить нечто подобное? Только на этот раз кое с кем из ныне живущих, – я и сам испугался своей просьбы, потому что не был готов ко встрече с Амалией, но именно её и собирался осуществить. Да и выбора у меня нет, потому что если есть во вселенной хоть один человек, который попытается вытащить меня отсюда, получив бредовое послание через сон, то это Амалия. Единственный человек, который поверит мне, воспримет всерьёз. По крайней мере такой она была до того, как мы расстались.
– Что это ты надумал? – Риша смущенно усмехнулась, растерянно пожав плечами. Видимо, мое упоминание ее способностей приятно ей польстило, но все она сомневалась, что сможет повторить свои «подвиги» будущего в настоящем. – Связать? В Реальности? Я первокурсница, и пока смогла бы только создать простенький однопользовательский сон на заказ, и то не вполне натуралистичный. Извини, но такая задача мне пока не под силу.
А вот таких временны́х различий я не учёл. Не то чтобы я действительно надеялся на этот план, но всё же почувствовал, будто ещё один маленький краник с кислородом для дыхания перекрыли. Получается, мне нечего просить у Риши. Однако… Как же трудно было бы просто пожелать всего хорошего и уйти, снова броситься в открытый океан Абсурда, не более странный, чем сама Ришеч, но уж точно куда менее дружелюбный. А что остаётся? Ведь не могу же я оторвать её от дел, снова нагрузить своими невзгодами. Или всё-таки могу?
– Эй, Потеряшка, ты меня слушаешь?
– Извини, отвлекся.
– Я спрашиваю, куда ты теперь путь держишь? Мне кажется, этот охотничий отряд, к которому ты прибился, держит курс, мягко говоря, не совсем к Реалу.
– Знаешь, я вроде как решил разобраться со своими проблемами. Чтоб раз и навсегда, – я театрально рубанул рукой по воздуху. Самому с трудом верилось, что я и правда собираюсь разрешить все проблемы моей жизни разом и сделать это не где-нибудь, а в недрах Лабиринта.
– Звучит не очень уверенно. И до куда планируешь добраться?
– Если понадобится, то до самого Лабиринтозмея, кем бы этот чёрт ни был.
– Звучит интересно! Так что я с тобой.
– Ты что? – она произнесла последние слова таким лёгким тоном, будто речь шла о том, чтобы дойти до соседней альвеолы. – П-подожди, я, возможно, недостаточно чётко выразился: мы идём в самое пекло, в хтонические глубины Ирреальности, а параллельно будем охотиться на Рватонима – одного из опаснейших тамошних чудовищ!
– Может, это я недостаточно чётко выразилась? – она спрыгнула с альвеолы и встала передо мной. Я увидел, каким неподдельным интересом и азартом предстоящей встречи горят ее глаза (которых открылось к тому моменту с полдюжины на разных частях тела). Это вселяло надежду, что на моем нелегком пути вниз к местному королю, чёрту, Богу или кто он там, я буду не один, а с приятным и знакомым попутчиком. Правда, имел ли я право соглашаться брать ее с собой и подвергать возможной опасности? Особенно если вспомнить, что ей пришлось совершить ради меня в прошлый раз. Между тем Риша продолжала приводить доводы, почему она хочет пойти со мной, – во-первых, это звучит нереально круто, во-вторых, сам ты точно не справишься, а в-третьих, ты же видел меня в моём будущем целой и невредимой, так что…
Очевидно, от радостного возбуждения на горле и предплечьях Риши открылось ещё несколько по-детски наивных глаз и требовательно уставилось на меня.
– Подожди, а как же твоя учёба? – спросил я, невольно копируя её собственную просительную интонацию. Почему-то мне вдруг стало важно во что бы то ни стало не пустить юную версию Риши в те опасные места.
– Мы тут все в разные стороны живём и с разной скоростью. Кому какая разница? Мало кто вообще заметит, если я отлучусь на время.
На это у меня не нашлось возражений. Я лишь сказал, что начальник экспедиции не я, так что ей могут не дать присоединиться к спускникам, но Риша заверила, что с Рюкзаком как-нибудь и сама разберётся.
– А… Палатки у тебя, случайно, нет? – вдруг вспомнил я.
Палатки не было.
Уж не знаю, чем юная специалистка по снам задобрила Рюкзака (я наблюдал за разговором со стороны и видел, как он поначалу протестующе размахивал лямками и хлопал крышкой), но на привале следующим вечером в палатке Даниэллы мы жили уже втроём. Или вшестером, если учитывать её постоянных временных гостей. Я настолько устал от толчков и навязчивого тепла чужих тел в тесной палатке, что уже собрался отправиться ночевать под открытым небом, и даже накричал на какого-то крупного молодца, рывком выдергивая у него из-под задницы свой изрядно помятый рюкзак. От такого жестокого обращения молния на кармане рюкзака приоткрылась, и на ворох несвежих спальников выпал простой карандаш. Кто-то у меня за спиной сдавленно вскрикнул, а остальные так резко подались в стороны, что палатка чуть не разошлась по швам. Даже Риша глядела на простую канцелярскую принадлежность так, будто я невзначай вытряхнул ствол сорок пятого калибра.
– Т-ты серьезно… Всё это время таскал с собой… Эту штуку? – с непривычным придыханием произнесла Риша, первой рискнувшая нарушить молчание.
– Да вы что, сговорились, что ли?! – я вспомнил, что и Каппи шарахнулся от карандаша, когда я предложил его в качестве сувенира.
– Я одного не понимаю, зачем ты здесь мыкаешься, когда можешь сделать хоть десять палаток?
– В каком смысле «сделать»? – не понял я, но тут подключилась Дани и мягко, но решительно вытолкала меня из своего походного жилища. Риша вылезла следом. Тёплая компания осталась в палатке, готовая в любую секунду застегнуть вход у нас перед носом.
– Ты действительно не понимаешь или придуриваешься? Что же ты сразу не сказал, что ты творитель, и что у тебя есть средства творения? Или это секрет?
– Средства творения? – скептически хмыкнул я. – А это что тогда, по-твоему? Средства уничтожения? – я направил на Ришу огрызок ластика. Из мгновенно открывшейся на её горле пасти раздалось предостерегающее шипение.
– Возьми эту чертову штуковину правильным концом, – прошипела она этой пастью.
– Ладно-ладно, – я сделал, как она сказала.
– Вытяни руку. Да нет же, туда, где палаток нет.
– Допустим…
– И нарисуй линию.
– На воздухе? – немного опешив, спросил я.
– На Лабиринте, глупый!
Я провёл дрожащую антрацитовую линию примерно на уровне глаз. Отрезок застыл в воздухе под нелепым углом. Хотя… Если бы участок Лабиринта передо мной был картиной, нарисованный отрезок воткнулся бы одним концом в землю в нескольких метрах от нас, а другим торчал бы вверх. Я опустил карандаш и поспешно пошёл к этому странному объекту, который я, согласно восхищенному возгласу Риши, только что «сотворил». Карандашная линия, вопреки всем законам материального мира, оказалась вполне реальной: длинная кривая палка из тёмного прочного материала с металлическим блеском. Круглая в сечении. Глубоко воткнутая в землю.
– Э-это не так работает, – только и смог промямлить я. – Нарисованная линия не может стать настоящим прутом, который можно потрогать. И почему он воткнут в землю? Часть, скрытую в грунте, я ведь никак не мог нарисовать!
– Но ты её представил и воплотил.
Я немного прокопал рыхлую почву носком ботинка, чтобы убедиться, что нарисованный прут ушел глубоко в землю.
– И докуда он продолжается в глубину?..
– Это тебе решать. Ты же творитель!
– Чертовщина какая-то! – я потряс головой, будто надеясь вытряхнуть из неё весь этот бред. Всё моё существо, весь опыт, накопленный за прожитую жизнь, бунтует против возможности материализовать объекты из ничего по собственному желанию. Хотя… Также он бунтовал против движущихся лестниц, бумажного неба и передвижения посудных лодок силой мысли, а теперь как-то пообвык. В принципе, такая способность может оказаться очень полезной, так что я покрепче уперся обеими ногами в землю, выбрал достаточно просторное пустое место между палатками и нарисовал пирамиду с выгнутыми ребрами.
– Это каркас будущей палатки? – поинтересовалась Риша. Я только кивнул, не желая отвлекаться. Стремительно водя рукой в воздухе, я раскрасил грани палатки тёмно-серым цветом, стараясь изобразить светотень, чтобы она выглядела более натуралистично, добавил дугообразную линию, чтобы обозначить вход, и даже попытался нарисовать «собачку» молнии. Мне приходилось концентрироваться не только на форме и конструкции палатки, но и на материале, чтобы получилась действительно ткань, а не что-нибудь твёрдое и неподъёмное. «Объедини усилия фантазии и воли,» – как когда-то говорил Каппи. Похоже, по такому принципу я и могу совершать свои маленькие «акты творения».
– Вроде как готово. Можешь подойти к ней? – попросил я Ришеч. Девушка подошла к нарисованной палатке, расстегнула нарисованный вход и осторожно залезла внутрь. Я почувствовал, что вот-вот хлопнусь в обморок от когнитивного диссонанса и внезапно нахлынувшей усталости.
– Всё нормально! – донёсся радостный ришин голос. – Правда, молния получилась туговата, но ты быстро учишься!
Подойдя к своему творению, я заглянул за него, ожидая увидеть, что две стены, которые я не рисовал, отсутствуют. Но они были. Какую-то логику здесь всё же можно проследить: я же рисовал целую палатку, предполагая, что в ней можно будет жить, а раз я творитель… Пьянящее чувство силы судорогой прошло по моим рукам и отдалось в голове приятным жаром. Да, пускай я чуть не падаю от истощения, сотворив лишь маленький тканевый домик, но кто знает, что мне станет доступно, если хорошенько потренировать эти навыки. И тут меня осенило.
– Риша, возможно, поход в Ир для меня всё же отменяется! – торжественно провозгласил я.
– Что ты задумал?
Не говоря ни слова, я отбежал от лагеря, отвернулся от строений, громоздящихся вдали, и стал рисовать лестницу, первая ступень которой вырастала прямо из земли, а наклон был в сторону, противоположную скоплению палаток. Не слишком ровные, наскоро раскрашенные карандашные ступеньки должны были вести, по моей задумке, до самого́ неба. Впрочем, небо здесь, как и везде в Лабиринте, было условным: может быть, это просто невероятно высокий потолок, он же – пол более высокого уровня. На это я и рассчитывал. Каппи как-то говорил, что Лабиринт походит на гигантскую спираль, суживающуюся книзу. Я просто-напросто решил срезать пару витков. Когда ступени импровизированной лестницы достигли небесной тверди, я прищурился (далековато всё-таки) и нарисовал в ней аккуратную круглую дыру, рассчитывая, что она приведёт меня на следующий виток. Останется только подняться на следующий уровень, нарисовать ещё одну лестницу и повторять данную операцию вплоть до самой Реальности.
Что-то тёмное тут же появилось возле моих ног. Я бросил взгляд туда и увидел аккуратное отверстие, подозрительно похожее на то, что я только что нарисовал.
– Эй, это не должно́ так работать! – с досадой воскликнул я и пнул на земле камешек прямо в дыру. Вскоре послышался стук этого самого камешка, бодро катящегося вниз по моей лестнице с неба. Я нервно сглотнул и заглянул внутрь темного отверстия. Моему взору открылся вид с высоты птичьего полёта: крошечный палаточный лагерь, похожий на разбросанные конфетные фантики, хрупкая на вид лестница, ведущая до самой земли, и у её подножия – маленькая фигурка Ферри Лорена, стоя́щая на коленях и заглядывающая в отверстие на земле. Наверное, если смотреть на это долго и думать, как так получилось, можно сойти с ума. К Ферри подошла серая женская фигурка, похожая с такого расстояния на муравья. Я услышал голос Риши:
– Очевидно, кто-то действительно не хочет тебя отпускать. Что ж, хорошо, что ты проверил это таким образом, а не полез наверх – сэкономил кучу времени и сил. Не расстраивайся, идея-то, в принципе, была очень остроумная.
Я вздохнул, высунул голову из дыры и стёр её ластиком, а то вдруг кто-нибудь не заметит и свалится в неё. Отверстие на небе при этом тоже исчезло. Мы находились в нижней части Сюра, процентах на шестидесяти пяти, так что, возможно, это просто искажение пространства… Но что-то подсказывало мне, что такое искажение неслучайно. Становилось жутко оттого, что некая воля может нейтрализовать мою новую способность легко, как детскую игрушку, и тогда я вновь стану беззащитным и потерянным.
***
– Где это мы? Как я сюда попал? – я чувствовал неприятную слабость во всём теле. Кажется, будто некий отрезок моей жизни прошёл мимо меня, и за это время меня куда-то перенесли. К счастью, Риша была рядом, чтобы всё объяснить. Я со смущением осознал, что моя голова лежит на её коленях.
– Ты вырубился после сотворения своей «вавилонской лестницы». Творчество – очень энергоёмкий процесс, тем более, с непривычки.
– Да уж, я давно не включал креативность.
– Я не об этом. Когда ты что-то создаешь, в творение переходит часть твоей жизненной силы. Но не волнуйся, пока ты жив, она может восполниться. Я никогда раньше не встречала настоящих творителей, но читала, что крепкий здоровый сон и сытная еда отлично помогают в восстановлении. А спал ты действительно долго: Рюкзак, Дани и её друзья тащили тебя на носилках из палаточной ткани, потому что не хотели будить, но и задерживаться дольше было нельзя.
– Очень мило с их стороны, – буркнул я, садясь и протирая глаза, – а еды они, случайно, не оставили?
– Ты уверен, что будешь есть абсурдную пищу?
– Да я сейчас стейк из Рватонима бы сожрал, настолько голоден.
– Возможно, скоро тебе представится такая возможность, – пробормотала Риша, доставая из вещмешка свертки с вяленым мясом цвета индиго и какие-то низкополигональные овощи. Раньше я как огня боялся подобных странностей, но сейчас с удовольствием захрустел ими и запил сладким лабиринточаем из походного термоса. А может, это всё-таки был лабиринтокофе. Поев, я ощутил прилив сил и энергии, но вместе с ними пришло и беспокойство.
– Риша, а где остальные? – я стал озираться по сторонам: круго́м бескрайняя голая степь, и только вдалеке виднеется крутой обрыв, протянувшийся в обе стороны насколько хватает глаз. Позади же виднелись низкие холмы причудливых очертаний. На них то и дело возникали какие-то фигурки. Видимо, это остальные участники экспедиции наблюдали за нами с безопасного расстояния. Безопасного отчего?..
– Зачем они оставили нас здесь?!
– Просто мы приманка, – беззаботно ответила Риша.
– Для Рватонима?!
– Для кого же ещё?
– Надеюсь, у них есть какой-то план? Может, хитрая ловушка, или они просто нападут на чудовище всем скопом с каким-нибудь мощным оружием, когда оно появится?
– Ты и есть их план, Ферри. Ты творитель.
– И ты, зная это, так спокойно тут сидишь?! Нам надо бежать, Риша!
– Мне не надо. Я выживу и стану хорошим сомнологом. Мы встретимся в твоём прошлом, где у меня есть собственный дом.
– А если тебя сожрёт Рватоним, и возникнет адовый парадокс?!
– Хм, об этом я не подумала… По крайней мере он убьёт Рватонима тоже. Но я верю, что до этого не дойдёт. Ты справишься. Лучше расскажи мне о Реальности.
– Я не могу об этом сейчас думать! Нужно выбираться…
– Спускники растянулись широкой цепью. Ты им нужен, чтобы победить, но меня они пристрелят без колебаний, если мы побежим назад. Уж на это их огневой мощи хватит.
– А откуда они знают, что чудовище близко?
– Рюкзак почувствовал это своим охотничьим чутьём. Ты знаешь, у настоящих охотников появляется что-то вроде предвидения, телепатической связи, когда они находят достойную добычу.
– Звучит круто…
– Я пошутила. На самом деле мы просто наткнулись на коровью лепёшку размером с двухэтажный дом.
Я попытался засмеяться, но вышел какой-то нервный шипящий выдох. Ришеч резко сменила тему:
– Правда, что Реальность неживая, что там всё застывшее, как кристалл? Я бывала в Квази, и там все жуткие зануды. В Реале всё, наверно, совсем однообразно и предсказуемо.
– Нет… Реальность тоже очень абсурдна, поверь моему слову. Не настолько, как Лабиринт, но всё же.
– Интересно. Хотелось бы мне хоть одним глазком увидеть её. О-о-о, а вот и старина Рват.
Как завороженная, Риша уставилась куда-то мне за спину. Я вздрогнул и обернулся, но ничего не увидел. Вскочил на ноги. И как она узнала о его приближении? Может, у неё и есть настоящее охотничье чутьё или телепатия?
– Нет у меня телепатии, – усмехнулась Ришеч. «Чему их только ни учат в сомнологическом!» – подумал я.
– Это был спецкурс по выбору.
Она, кажется, собиралась пояснить, но тут далеко впереди, из оврага, что зиял, как свежий шрам земли, донеслись звуки бурения. Сталь или нечто подобное вгрызалось в хрупкую породу короткими подходами, а затем исполинские лапы отбрасывали груды земли прочь. Тут не нужно быть телепатом, чтобы всё это представить. Пустошь под нами содрогалось. Из глубины доносилось поистине инфернальное мычание.
– А если у меня всё же не получится? – спросил я, похлопывая себя по карманам в поисках карандаша. Голос прозвучал предательски тонко. Не говоря ни слова, Риша протянула мне мой «творительный инструмент». Голова Рватонима появилась над краем пропасти. В это сложно поверить, но чудовище стало ещё уродливее: его морду избороздили страшные длинные шрамы, а под веками виднелось лишь месиво запёкшейся крови – правое глазное яблоко отсутствовало. Видимо, так сильно ему досталось «обычным камнем».
– Ого… Кто это его так исполосовал? – прошептала Риша со смесью отвращения и восторга, хотя я уверен, в глубине души она и сама знала ответ.
Рватоним тяжело выбрался из оврага передней половиной своей мохнатой туши. Цельные глыбы рассыпчатого грунта вместе с чахлыми кустами сползали в обрыв под его ногами-бурами. Даже со своего места я чувствовал запах бычьей туши. Я остолбенел. Рватоним пытался поставить задние ноги на твёрдую землю – они явно не очень хорошо его слушались – и при этом не отрывал от меня своего единственного воспаленного глаза. Да, между нами установилась связь «охотник-жертва», и очень даже прочная. Вот только жертвой был я.
– Ферри, не стой! – крикнула Ришеч, вцепилась в мою руку с карандашом и начала двигать ей, но от этого в воздухе остались лишь бледные каракули, которые рассеялись дымом. Чтобы процесс творения сработал, я должен сделать это сам, но как, как мне остановить такую махину?! Быстрыми росчерками я нарисовал несколько острых кольев, торчащих под углом в сторону Рватонима, надеясь, что он напорется на них своим подгрудком, но монстр разметал их, как сухие веточки. Что-то мешало ему перетягивать и сжимать пространство, как при первой нашей встрече: видимо, он так и не смог вытащить «обычный камень» из глазницы, и тот ограничивал его способности. Будь булыжник в раз в десять раз меньше, он послужил бы ему только необходимым стабилизатором, как и любой кусочек низкоабсурдной материи с верхних уровней, за которыми монстры Ира столь страстно охотятся. Как раз на такие стабилизаторы Рватоним собирается пустить меня. И я буду долгие недели, а может, и годы постепенно перевариваться у него в желудке, подпитывая его и без того чудовищную мощь.
Не успев даже облечь свою новую идею в слова, я обрисовал Рвата огромным цилиндром. Стараясь рисовать как можно более ровные линии и не ломать перспективу, я вписал этот цилиндр ещё в один. Пока это были всего лишь контуры, но стоило добавить несколько бликов – и вот чудовище уже находится как бы под стеклянным колпаком. Не прошли даром мои уроки рисования! Монстр изошелся почти человеческим гневным криком и попытался опрокинуть неожиданное препятствие. Мой «стакан» оказался недостаточно тяжёлым для него. Ещё рывок. Стеклянный край оторвался от плоской земли и со звоном упал обратно. Но ещё одного точно хватит, чтобы его опрокинуть. К счастью, я успел нарисовать сверху огромный серый булыжник, целую скалу, которая сделала невозможным переворот стеклянного колпака.
Рватоним не растерялся. Точнее, он даже не задумывался о том, что ему делать – просто пёр вперёд, толкая свою прозрачную клетку лбом. От его шагов земля так вздрагивала, что я не мог нарисовать ни одной ровной линии. Помощь пришла, откуда не ждали: необыкновенно пластичное тело Риши удлинилось, так что она стала выше меня, и девушка взяла меня на руки. Её пружинящие конечности удивительным образом гасили колебания, моя рука перестала дрожать. Я нарисовал агрессивную линию от внутренней стенки банки до бока Рватонима, прервал её и продолжил уже с другой стороны. Но я замыслил цельную линию, а я творитель, поэтому чёрно-серый кусок арматуры должен был прошить тело чудовища насквозь. К счастью, как и вышло.
От его рёва, даже приглушенного полуметровым слоем стекла, у меня заложило уши. Пена, выступившая от напряжения вокруг рта, шириной с проезжую дорогу, окрасилась в кроваво-розовый цвет. Я мог поклясться, что видел кровь, сочащуюся из тех мест, где нарисованная линия вошла в тело монстра, но он продолжал двигаться вперед, и его тупое упорство ужасало больше всего. Ещё один рваный штрих-удар, и тело Рватонима дёргается, глотка издаёт ещё один рык боли, но ноги переступают мерно, как детали гигантского механизма. Упрямо. Маниакально. Налитый кровью глаз вперился в меня с таким вожделением, как не смотрело и не посмотрит никогда ни одно человеческое существо. Его лоб мерно стукается об стеклянную стену, распластываясь по поверхности, белея, оставляя кровавые разводы.
Риша опустила меня на землю и начала свою боевую трансформацию – я знал, что если повернусь, увижу уже ее нечеловеческое обличие.
Я сделал движение, как будто наношу удар снизу в квадратную челюсть быка-переростка. При этом карандашная линия вошла в нижнюю челюсть и вылетела из темени Рватонима, врезавшись в стеклянный потолок. Он успел подобраться так близко, что мне пришлось замахнуться очень высоко, и, не удержав равновесия на ослабевших ногах, я упал навзничь. Но, когда мне удалось сесть, дрожа от усталости и потирая раскалывающуюся от напряжения голову, я увидел, что победил. Изуродованное лицо, глядевшее на меня несколько секунд назад злобным взглядом, теперь было несомненно мёртвым, единственный глаз потускнел, а потоки крови, хлынувшей из раззявленного рта, просочились даже под прозрачный купол. Теперь темно-багровая жидкость с отчетливым металлическим запахом медленно подтекала под мои кроссовки. Я слышал, как Риша что-то взволнованно мне говорила, смутно улавливал приближающийся топот ног, но не смог удержать себя в сознании и всё же отключился.