***
– Прости, я не совсем поняла, что всё-таки было не так? – Риша приостановилась, оглянувшись на меня.
– Она полосовала себя лезвиями почём зря! – раздраженно пояснил я. – Каждый раз, когда у неё что-то случалось – будь добр, Ферри, созерцай новые шрамы! Хотя каждый раз обещала, что этот раз – последний! Мне кажется, это, чёрт подери, не совсем нормальным.
– Многие в Лабиринте выпускают свою кровь. Я знала сыщика, который пускал её по следу, она у него была похожа на змею и постоянно что-то вынюхивала, а у меня само́й в крови живут маленькие человечки, и когда они просятся гулять…
– Прости, но мне это неинтересно, – сухо бросил я, – ты, вообще, понимаешь, о чём я рассказываю? Она ненавидела себя. Ненавидела своё тело, свой вид и голос, свои провалы и достижения, желания и интересы… Ненавидела иногда до трясучки и жестоко наказывала себя за всё, что считала проступком.
– Ну, мы тоже не очень ладим.
– Кто «мы»?
– Я и я. В прошлом месяце поссорились, так я с собой неделю не разговаривала, хорошо хоть я нас помирила, Она не любит, когда ссорятся. А мы прислушиваемся к мнению Она.
– Да что я перед тобой распинаюсь… Ты такая же сумасшедшая, как все здесь.
– Вот как? А я похожа на неё?
– Амалию? Нет. Совсем нет, – я скептически окинул взглядом тёмно-серое тело Риши: руки и ноги, длинные и гибкие, как макароны, будто лишенные костей.
– Ладно. Думаю, ты понял, что у Амалии, даже по твоим меркам, повышенный уровень абсурдности еще до того, как увидел её руки. А ты у нас против Абсурда, всячески избегаешь его. Тогда почему-то не сбежал от этой девушки в тот же вечер?
– Сбежать от неё?.. Такого желания у меня возникнуть точно не могло. Дело в том, что тем же вечером…
– Ш-ш-ш! – Ришеч раскинула руки в стороны, делая мне знак замолчать. На длиннопалых ладонях быстро выросли две большие ушные раковины.
– Что-то опасное? – шёпотом спросил я, покрепче сжав в руках увесистый «обычный камень».
– Помнишь, я говорила, что ты можешь заинтересовать кое-кого из Ира? Слышишь шаги?
Я напряг слух и различил медленную и очень тяжёлую поступь. Это были даже не шаги, а ритмичный грохот, как от забивания свай в фундамент. Топот приближался, только я не мог понять, с какой стороны.
– Откуда? – начал было я. Приложив палец к губам, Риша направила все свои многочисленные глаза вниз.
– Ты знаешь, что нам сейчас нужно? – глухим шепотом спросила она.
– Э… Нет.
– Как бы ты назвал пиццу с дыркой посередине?
– Чёрт, Риша, без понятия.
– ТОРОПИЦЦА! Бежим!
И мы стали торопиться. Местность здесь, несмотря на высокий уровень Абсурда, по-прежнему напоминала метро: по бокам от основного коридора, широкого, как проспект, отходили коридорчики помельче, и в каждый из них уходили рельсы. Маленькие юркие существа, вроде крыс или тушканчиков, суетились на миниатюрных перронах. Они тоже услышали стук, засуетились, стали бестолково носиться под ногами. Нам с Ришеч постоянно приходилось переступать их и их поезда. Последние тоже сновали туда-сюда, перебирая крошечными лапками вместо колёс. Поезда походили на механических многоножек размером от небольшого ужа до императорского удава. Вскоре вся живность попряталась в боковых ответвлениях туннелей, но мы не могли последовать за ней, потому что банально не пролезли бы туда даже ползком. Когда мы наконец-то нашли несколько более-менее подходящих ответвлений, они были уже закрыты прочными дверцами, как раковины рапанов.
– Пожалуйста, пустите! Мы переждём и сразу уйдем! – с тревогой крикнул я, колотя в очередную дверцу.
– Бесполезно. Смотри, вон там есть роща, может, спрячемся в ней? – моя спутница указала на лес вдали, деревья которого ослепительно сияли тремя цветами: красным, жёлтым и зелёным. Прищурившись, я разглядел, что это корявые разветвленные светофоры.
– Вперёд, нужно только пересечь каток, или что это… – согласился я, и мы бросились к роще, от которой нас отделяла полоса дороги, покрытая, вроде как, гладким льдом.
Когда мы выбежали на лёд, я осознал, что стук прекратился. Роща впереди издевательски мигнула, погасла и исчезла. Я с трудом затормозил и по инерции прокатился по скользкой поверхности ещё пару метров, волочась за Ришей. Она тоже встала как вкопанная, вцепившись в лёд когтями ног, проросшими сквозь кроссовки. Пустой участок тоннеля впереди заканчивался стеной.
– Мираж. Я должна была понять, что всё слишком просто. Он заманил нас!
– К-кто? – просипел я и медленно перевёл взгляд вниз, не дожидаясь ответа.
Это была не дорога, покрытая льдом. Это и был только ледяной слой, тонкий и прозрачный. Из-подо льда на меня смотрело лицо. Хотя, сложно сказать, на кого именно смотрела эта физиономия, потому что в диаметре она была с большую комнату, а её телячьи выпученные глаза таращились в разные стороны.
– Это Рватоним! – голос Риши сорвался на яростно-испуганный мяв. Она резко развернула меня спиной к себе, и я почувствовал, как в воротник моей куртки что-то вцепилось. В тот же момент какая-то мощная сила оторвала меня от земли и скачками понесла прочь от подлёдного лица. Я совсем потерял ориентацию. Что происходит? Неужто это Риша схватила меня за шкирку, как котёнка, и теперь убегает вприпрыжку?! Я стал извиваться, пытаясь разглядеть хоть что-то позади, и краем глаза увидел мелькающие длиннющие серые лапы. На задних лапах Рииши ещё сохранились остатки кроссовок, но теперь они были, будто нарисованы на коже. Безумие.
Но я ошибался – безумие началось мгновением позже: «Рватоним», как назвала его Риша, издал оглушительное инфернальное мычание и ударил вновь. Теперь-то я понимаю, что те звуки, которые мы приняли за шаги, было боданием его огромного лба в землю под нами. Вот почему он выманил нас на лёд. Глыбы размером с автомобиль и маленькие, но бритвенно-острые осколки разлетелись, будто от взрыва. Казалось, весь мир теперь состоит из хрустально гремящего, многоконечного, сверкающего, колюще-режущего льда. И в этом осколочном мире Риша неслась, перепрыгивая со льдины на льдину и бережно неся меня в зубах.
Я был уверен, что мы провалимся прямо в разверстую пасть Рватонима, но Риша оказалась проворнее. Лёд под её лапами кончился, и моя спасительница выскочила на твёрдую землю. Там она продолжала ещё какое-то время нестись бешеным галопом.
– Ри-ша, у-нас полу-чится отор-ваться? – спросил я, стараясь не прикусить язык.
– Догнать нас – для него легче лёгкого, – ответила она (которым из ртов?..), слегка задыхаясь. – Мне придётся его задержать.
Она остановилась, наконец, отпустив меня. Измученный адской скачкой, я пошатнулся, в глазах всё поплыло. Тут я вспомнил о Рише и, резко обернувшись, уставился на неё. Она теперь лишь отдалённо походила на человека: длинные конечности, оканчивающиеся мощными когтями, причем передние лапы по длине были почти равны задним. Большой зубастый рот на шее под подбородком – видимо, именно в нём она меня и тащила.
Удар.
Я перевел взгляд дальше, туда, где из-под кромки льда рвался чудовищный Рватоним. Его голова была человеческой, но неуклюжее тело больше напоминало коровье. Вместо копыт, блестели металлом гигантские острые бусы.
– Почему ты так печешься обо мне? Мы познакомились только вчера!
– Беги, Потерянный, не болтай! – просидев это, Риша продолжила свою причудливую трансформацию.
– Не надо, Риша, тебе не справиться с ним!
– Спр-р-равиться! Мр-рао-р-р!
Она росла, возвышаясь серой аморфной глыбой, разноцветные глаза сверкали безудержной яростью, а шейный рот улыбался всё шире и шире, казалось, его края вот-вот сомкнутся с обратной стороны. Тем не менее с Рватонимом ей не сравниться: его уродливая голова заметно возвышалась над крышами причудливых домов, а каждое копыто-бур могло бы размозжить меня одним ударом. Риша слегка подтолкнула меня лапой, вырвав из оцепенения. Я подумал, что в таком обличии она уже не может говорить, бросил последний взгляд на поистине чеширскую улыбку в полтора метра шириной, обрамленную дюжиной глаз, в некоторых из которых блестели слезы, и наконец заставил себя бежать. Последнее, что я увидел: как длинная Ришина рука замахивается и запускает «обычный камень» прямо в стремительно приближающуюся морду Рватонима. Удивительно, но сквозь рёв и грохот вслед мне донеслось: «Беги, беги, Потерянный! Живи в свою сторону и постарайся… Найтись!».
Что это значит? В какую сторону? Впрочем, сейчас это меньшая из моих проблем. Главное, что Ришеч выиграла для меня время. Я несся по Лабиринту, не разбирая направления. Сейчас нельзя было двигаться только к Реальности, потому что противодействующие силы, какова бы ни была их природа, сильно затормозят меня. Сзади доносились приглушенные звуки битвы: чудовищный грохот и вой. Я не хотел вслушиваться в них.
Выбив с разбега одну дверцу, высотой где-то по пояс взрослому человеку, я угрём проскользнул в неё и стал по-пластунски протискиваться вперед, расталкивая в темноте каких-то негодующих зверюшек и отчаянно надеясь, что коридор не тупиковый. После нескольких поворотов, в которых мое тело чуть не застряло, я почувствовал уклон и проехал некоторое время головой вниз, после чего вылетел на свет.
Вскочив на ноги, не тратя времени на стряхивание пыли и паутины с изрядно попорченной за несколько дней путешествия по Лабиринту одежды и осмотр местности, я побежал дальше. В боку кололо, горло, будто кошки драли – я вспомнил, что давно не пил воду. Вскоре меня окружило что-то вроде города, и, так как ноги уже подкашивались, я забился в какой-то переулок, где позволил себе перевести дух. Получалось плохо. Я припомнил, что пропустил несколько приемов таблеток. Не знаю, как я собирался проглотить их без воды, но они всё равно оказались непригодны к употреблению: из вынутых мною пачек выползли маленькие симпатичные жучки пастельной окраски. Сначала я подумал, что они просто пробрались в мой рюкзак. Потом увидел пустые ячейки, порванные изнутри, как скорлупки яиц, и в насекомых узнал знакомую форму: вот круглый и беленький, разделённый пополам отчётливой линией, а вот этот раньше был жёлтой продолговатой капсулой…
– Таблетка-таблетка, полети на небо, принеси нам хлеба… – тихо пропел я, вытянул указательный палец. Жучки использовали его как взлётную полосу, расправили крылышки и один за другим скрылись в Абсурде.
– Чёрт бы вас всех побрал! – устало простонал я и огляделся в поисках хоть какого-нибудь источника воды. Неподалеку нашелся питьевой фонтанчик. Я поспешил к нему и повернул краник. Вода бодро налилась, будто бы в стакан, которого на самом деле не было, повиснув в воздухе аккуратным цилиндром. Я взял его дрожащей рукой и посмотрел на свет. По виду – обычная вода.
Вот я стою тут и боюсь сделать несколько глотков, а где-то там, выше по Лабиринту, Риша сражается за мою никчемную жизнь. А может, уже не сражается, и инфернальный бык с человеческой головой рыщет по моему следу. От этой ужасной мысли я расплескал половину воды. Налил ещё, жадно выпил – пропади оно всё пропадом, хотя бы замаскируюсь! А если уж маскироваться, то по полной. Ну, подумаешь, стану немного абсурднее! С нервным смешком-всхлипом я достал из рюкзака пирожные, которые подарил мне Каппи, и жадно набросился на них. Они оказались удивительно вкусными. А мне даже в голову не пришло предложить их Ришеч, когда была возможность…
Я без сил опустился на пыльную плитку переулка, горько заплакал, задрожал от страха и продолжал запихивать в себя пирожные, обмазываясь разноцветным сладким кремом. Представив себя со стороны, я залился истеричным смехом. Но видимо, в Лабиринте такое поведение – обыденность, потому что редким прохожим не было до меня никакого дела.
Глава 8. Обратно в Квази. И экскурс в прошлое
Хотелось бы мне сейчас иметь какой-нибудь ориентир, гарант реальности в этом безумном мире. А ведь всего пару лет назад он у меня был…
Я прижал лоб к холодному стеклу и плотно закрыл глаза. Автобус трясло, вибрация передавалась моему лбу, поэтому зубы немилосердно стучали. Но мне было нужно немедленно, любым способом охладить пылающее лицо. Мягкий поцелуй детского рта Амалии, казалось, до сих пор цвёл у меня на губах. За свою недолгую жизнь мне уже удалось урвать несколько поцелуев, на дворе позади школы, на вечеринках, играя на спор, но никогда меня не целовали так. Сосредоточенно, взяв за лицо маленькими округлыми ладонями, словно то, что совершается сейчас в тёмном парке, самое важное событие в нашей жизни. Со знанием дела и вместе с тем неопытно, с чувством трепета и мрачного удовлетворения, как будто скольжение языков вот-вот должно вызвать древнего демона из темноты парка, по которому мы гуляли, из шелеста прохладного ветра…
– Вы в порядке?
– Ч-что? – я понял, что кто-то окликает меня, и с трудом отклеился от окна.
– Вам плохо? Молодой человек, вы пьяны? – пожилая женщина, сидящая на соседнем сидении, озадаченно рассматривала мои пунцовые щёки.
– Н-нет, мне неплохо, напротив, очень даже хорошо. Может, я и пьян в каком-то роде…
Голос, объявивший название остановки, прерывает мое откровение. Я насторожился – что-то не припомню такой… Терпеть не могу наземный транспорт. Ну, почему они не пишут номер автобуса и в салоне тоже? Вы действительно думаете, будто я уверен, что сел в нужный?! Особенно в такие дни, как сегодня…
– Какой это номер автобуса? – нервно спрашиваю я и, не слушая ответа, близоруко всматриваюсь в схему маршрута. Черт побери, где я?! Нежная лихорадка сердца немного утихает, я пытаюсь сообразить, куда еду, руки начинают мелко трястись, вскакиваю с сиденья и на ближайшей остановке выпрыгиваю из салона прямо на ходу, словно из смертельной ловушки.
Пожалуйста, мозг, не отключайся именно сейчас! – молю я, но лабиринтофобия уже берёт своё – вместо того, чтобы успокоиться, мозг врубает паническую атаку. Ну, конечно, это именно то, что мне было так нужно в данную минуту! Я озираюсь по сторонам, чувствуя себя астронавтом, выброшенным без скафандра в открытый космос. Чёрные влажные деревья, окна домов, кусочки янтаря, в которых вяло дрыгают лапками комариные фигурки людей, шоссе, парковые дорожки, тропинки сплелись в клубок и, кажется, извиваются у меня под ногами. Большой красный крест сияет в ночи – только и ждёт, как бы воткнуться в мое надгробие. И нет, я не под кайфом, я под страхом, я просто заблудился, просто провалился в странное-престранное простран-стран-ство, и мир теряя-ет сво-ю це-лост-ность…
Какая-то часть меня ещё могла соображать, она помнила, что со мной такие приступы бывали уже много раз с самого детства. Но также она понимала, что уж если накрыло, то сам я ни за что не выберусь. Правда у меня есть телефон, он связывает меня с теми, кто может мне помочь, а в детстве меня спасал папа. Я напишу папе прямо сейчас, он придёт и спасёт меня, он же умеет ориентироваться в этом странном мире! Но он не может прийти, он больше не может… не может… приходить… приходить… ходить…
Ходить. Я куда-то иду. Я спотыкаюсь. Я смотрю в экран телефона, стараясь не видеть дорог-змей, ветвей-рук, домов-роботов, огней-крестов, пытаясь не думать, что я заблудился навсегда в неведомом и теперь больше никогда не вернусь домой… Мой дом… Я промас… Промав… Промахиваюсь пальцами по клавиатуре на экране смартфона и случайно-чайно пишу лишние слоги и целые целые слова… Я пишу Амалии, А-ма-ли-и, чтобы она помогла мне, потому что мри… Рми… Мир запутался и рас-па-да ет ся на а..то… мы…
***
– Тихо Ферри. Ну же, не надо цепляться, мы не тонем. Иди сюда, ну-ка, я здесь. Ты узнаешь меня? Ферри? Смотри на меня… Мы в обычном городе. Здесь нет никаких змей. Давай-ка, поднимайся.
Я смотрю в лицо Амалии, обрамлённое пушистым фиолетовым ореолом, сияющим в ночном свете. Это свет фонаря. Мы стоим возле фонаря, руки Амалии осторожно, но настойчиво, держат меня за плечи и тянут вверх, под ногами валяется салфетка из кафе. Мы были в кафе чуть раньше этим же вечером, и я взял там салфетку, а теперь она выпала из кармана и лежит на земле – это значит, что причинно-следственная связь постепенно восстанавливается. Это Амалия пришла и восстановила пространство и время.
– Ферри, куда ты уставился? Там нет ничего страшного. Просто смотри на моё лицо, – она посмотрела мне прямо в глаза, заставляя меня повернуть голову в ее сторону, – всё на месте, ничего не распадается, – уверяла она, и мне отчаянно хотелось ей верить.
Да, её лицо – единственное, что осталось целым. И теперь она починила весь остальной мир. Я продолжаю судорожно цепляться за неё, боясь, что если отпущу, – опять соскользну в непроглядную бездну Абсурда.
– П-пожалуйста, проводи меня до дома, – слова сами собой вырываются из пересохших губ. – Только прямо до двери квартиры, а не до улицы или квартала. Ладно?
– Ладно, обещаю, – Амалия медленно проговаривает слова, как будто успокаивая испуганного несмышленого ребенка. Она вбивает что-то в навигатор свободной рукой. Мои пальцы, судорожно сжимающие запястье девушки, чувствуют продолговатые бугорки шрамов. Я просто смешон – обвиняю кого-то в «ненормальном» поведении, когда сам…
– Как ты нашла меня? Подожди, ты проехала через полгорода? – наконец, осознаю всю подозрительность ситуации, когда мы садимся в автобус.
– Ну, ты начал писать какую-то чушь, и я сначала подумала, что ты шутишь, но потом догадалась, что тебя накрыло. Ты писал про деревья, поэтому я решила, что ты вряд ли заблудился в метро, скорее уже после – в автобусе. Ты написал «ошибка сорок два сорок два сорок два сорок два», поэтому я предположила, что ты выбрал неправильный маршрут. Очевидно, имелся в виду автобус номер сорок два, на который ты по ошибке сел. Последней загадкой был «крест большой крест высоко красный крест». К счастью, заметить аптеку из окна автобуса оказалось несложно. Ну, и задал ты мне квест на ночь глядя, Ферри. Ты прямо мастер шарад. Или даже поэт.
– Или сумасшедший, – пробормотал я, обессилено повесив голову.
– Я тебя укушу, если ещё раз используешь это слово. И часто тебя так накрывает?
– Первый раз было лет в семь, в супермаркете. В школе – по пути на всякие экскурсии или олимпиады, в общем, куда бы мы ни выбирались с классом вне уроков. Сегодня был первый приступ за полгода. Как говорится, каникулы закончились… – мне стоило огромных трудов, чтобы нервно не рассмеяться. Пришлось срочно взять себя в руки, а то я мог окончательно показаться умалишенным. – Я прозвал эту хрень Лабиринтофобией. Название идеально описывает мой страх.
– Возможно, мозг просто пытался разнообразить твою жизнь? Или, может, тебе всё это время не хватало приключений?
– Мне не хватало тебя – сказал я единственное, что в тот момент было правдой.
– Одно неотделимо от другого, – усмехнулась Амалия, – а вот, кстати, и твоя остановка. Но я не успокоюсь, пока не затолкаю тебя в квартиру.
Так она и сделала. Я предложил Амалии переночевать, ведь было уже очень поздно. Но как только я оказался за порогом, она растворилась в ночи, точнее, на лестничной клетке, где опять перегорела лампочка.
– Подожди, Амалия! – вполголоса попросил я, шагнув за ней в мягкую тьму, – Ама…
Тьма оказалась не такой уж и мягкой: я врезался в кирпичную стену и проснулся. Стена всё ещё находилась у меня под щекой, и от её холода и твёрдости ныли зубы. Я пригляделся и осознал, что сделана она была из асимметричных плиток, а не кирпичей, и располагалась горизонтально. Оказывается, я заснул прямо в переулке, на мостовой. Протянувшись, чтобы размять суставы, ноющие после сна в неудобной позе, я поднялся с мостовой, по привычке отряхнулся (пользы от этого было чуть) и вышел на оживленный проспект. Кажется, в Лабиринте нет чётко определённого времени суток, но по деловитости и бодрости местных жителей настоящее время напоминало утро. Я наугад выбрал сторону, в который раз за последние дни. Сложно выбрать правильный путь, если не знаешь, куда хочешь добраться.
В ближайшей витрине промелькнуло мое отражение: потертые джинсы, пыльный рюкзак, ярко-зелёные волосы… Ярко-зелёные?! Я подошёл к витрине и всмотрелся в кислотные, спадающие на лоб пряди. Может, это только причуда Абсурдных зеркал? На всякий случай я вырвал волос с темени и взглянул на него. Никаких сомнений не оставалось: у меня на голове будто газон пророс. Хотя чему я удивляюсь, все вполне закономерно, если вспомнить, как я наворачивал пирожные Каппи накануне. Я становлюсь абсурднее! Но почему зелёный?! Я им что, Джокер какой-то? Мне никогда особо не нравился зелёный цвет, особенно такой вырвиглазный, у меня даже нет ничего в тон к нему… Вот почему, скажем, не рыжий? Тёплый цвет, радостный, и девушкам нравится.
– А ну! Подчиняйся, абсурная бурда! – я сурово вперся в своё отражение, задействовал всю фантазию и волю, и волосы нехотя через канареечно-жёлтый перешли в цвет авантюрина.
– Просто огонь, причем в прямом смысле – похвалил я самого себя и ухмыльнулся. Ну вот, теперь, когда проблема мирового масштаба решена, можно подумать и о всяких мелочах, например, как я буду жить дальше, и что мне сделать, чтобы выбраться из чертового Лабиринта?
По ассоциации с пирожными я стал вспоминать, как вообще попал к Каппи. Для этого понадобился предмет, который как-то меня с ним связывал – в прошлый раз это была чашка. Было бы неплохо для начала подняться, по крайней мере, до его уровня… Я снова зашагал вперёд и услышал лёгкое бряцание: подпрыгнула рамочка Странца, висевшая на нитке у меня на шее. Удивительно, как она не оторвалась или не слетела во время безумной ска́чки по льду или моего ползания по норам. Интересно, смогу ли я с помощью неё связаться со Странцем?
Я прищурился, вглядываясь в крошечное отверстие. Даже снял рамочку с нитки и с маниакальной сосредоточенностью начал думать про своего коллегу. Точнее, его лабиринтокопию: шуршание лапок, лёгкое мелькание ножа, немного безумный взгляд… Ничего у меня не вышло. Такое нехитрое занятие (всего-то вызвать чей-то образ в мылсях) отняло у меня слишком много сил, будто я таскал кирпичи, а не пялился на дырку в куске дерева. Наверное, отсюда до Странца слишком далеко. Но от Странца до Каппи я же смог переместиться! Значит, стоит мне добраться до Каппи – считай, я у цели. А там уже практически Квази. Как же я раньше не додумался!
– Мне нужна кружка! – вслух выпалил я. Но сказать оказалось куда проще, чем сделать… Я вспомнил, что даже вода из уличной колонки на этом уровне наливалась без стакана. Вряд ли меня сочтут подозрительным, если я попрошу у кого-нибудь кружку или блюдце, чтобы высмотреть в нём своё искажённое отражение. Только вот попросить особенно не у кого: я огляделся по сторонам, наконец, обратив пристальное внимание на прохожих. Эти существа выглядели совершенно по-разному, но их объединяло одно – они не были целостными организмами. По-хорошему, они просто не могли существовать по отдельности!
Звучит не особо убедительно, но любой житель Реальности подумал бы так, увидев их. Помахивая хвостиками зрительных нервов и быстро перебирая реснично-тонкими лапками, пробегали глаза, размером с крупную собаку. Им навстречу целеустремленно прошлёпала стопа с идеальным педикюром. Смуглый римский нос явно пытался убежать от какого-то невидимого преследователя. Они что, не понимают, что не могут быть отдельными существами, что они способны функционировать только в целом?! А может, это я чего-то не понимаю? В конце концов, кто я такой, чтобы лезть в чужие дела с советами? Мне бы со своей жизнью разобраться, а для этого нужна посуда, но я не решаюсь просто подойти к кому-нибудь и попросить поделиться чайным сервизом. Тем более, не факт, что они здесь, вообще, пьют чай и знают, что такое посуда.
«Нужно найти какое-нибудь кафе, – подумал я. – Там-то наверняка найдётся чашка или хотя бы миска». Я скорым шагом пошел по широкой пешеходной улице. Стоило присмотреться повнимательнее и оказалось, что она не такая уж пешеходная, просто и водители, и пассажиры ездили по ней без помощи машин. Вот тебе и раз! Хорошо хоть дома поставили, а то бы я не догадался, что нахожусь посреди города.
Я вспомнил о витрине, в которую только что смотрелся и, мысленно обругав себя за недогадливость, добежал до следующего застеклённого прилавка. Оттуда на меня глядело моё огненно-рыжее отражение с весьма недовольным выражением лица. К сожалению, как бы я ни старался, оно не превращалось в лицо Каппи, потому что не было искажено. Видимо, без посуды всё же не обойтись.
Как ни странно, приступы лабиринтофобии редко настигали меня в Лабиринте. Похоже, мой мозг осознавал, что самое страшное уже произошло, и я мог спокойно ходить по незнакомым городам. Вскоре мое внимание привлекло огромное куполообразное здание, похожее на печь. На большой вывеске красовалась надпись с обычными для этой местности прыгающими буквами, которые я едва смог разобрать. Вывеска сообщала, что передо мной возвышается «Завод големов». Я знал, что големы делаются из глины. Как и посуда!
Я осторожно постучался в массивные двери, и как только они приоткрылись, на улицу вырвался адский шум, а также высунулось чьё-то озадаченное лицо.
– Вход для заказчиков снизу, – сообщил человек в заляпанном фартуке, такой же массивный, как и строение, в котором он работал.
– Да мне, в принципе, не нужен голем, я просто хотел одолжить немного глины… – замялся я.
– Одолжить? – удивился тот.
– Ну… Скорее, позаимствовать.
– У нас тут все наперечет, – человек с сомнением покачал головой. – Тебе сколько нужно?
– Я мог бы заплатить, то есть дать что-нибудь взамен. У меня есть экзотические вещи из… – я оборвал сам себя, вспомнив, что бывает в Лабиринте с теми, кто светит своим «реалистичным» происхождением. Не придумав ничего лучшего, я изобразил пальцами, какого примерно размера кусок мне нужен.
– Так о чём разговор! – великан добродушно рассмеялся, скрылся на секунду за дверьми, а потом появился вновь и кинул мне кусочек добротной красной глины, как раз такой, из которого можно слепить маленькую мисочку. Я не успел поблагодарить его, видимо, он очень спешил вернуться к работе. Мне было интересно посмотреть на големов, но задерживаться в Лабиринте себе дороже, вдруг у меня уже проклевывается вторая пара ушей или что похуже.
Я слепил довольно корявую миску и стал ждать, пока она высохнет. В Реальности на меня бы тут же обратили негативное внимание, но здесь, очевидно, никого не смущал молодой человек, расхаживающий взад-вперед с комком кирпично-красной грязи на вытянутых руках. Наконец миска подсохла. Я заглянул в нее и… Конечно же, не увидел никакого отражения. Попытался изнутри стесать мелкие неровности рукавом куртки, однако всё равно не достиг желаемого результата. Что ж, никто и не обещал, что изготовление телепортов – простое дело.
Мне нужен был лак, чтобы покрыть посудину изнутри. Не знаю, в каких магазинах люди добывают лак для фарфоровых изделий (да и вряд ли в Лабиринте такие есть), а вот лак для ногтей можно занять многих девушек. Я огляделся в поисках таковых и был немного шокирован: в уличном кафе неподалёку под зонтиками, подозрительно напоминающими грибы, сидели две дамы. Сначала мне показалось, что они скрывают лица под масками, но подойдя поближе, я разглядел, что цветные овальные пластинки и были их лицами (в каком-то смысле этого слова). Эти жительницы Лабиринта не имели волос, и в целом вся их голова представляла собой огромный палец. Они аккуратно красили друг другу лицевые ногти и беззаботно болтали, причем голоса доносились из щели между пальцем и ногтевой пластиной. Интересно, как они это называют: макияж или маникюр?
Кажется, будто сама судьба сводит меня с теми, кто может помочь. Я несмело подошёл к дамам и покашлял, ненавязчиво привлекая их внимание к себе и одновременно придумывая, как же начать разговор.
– Кхм, привет, – обратился я к ближайшей тонкопалой (тонкошеей?) особе с ярко-бирюзовым, чуть заостренным ногтем.
– Ну, привет, – кокетливо протянула та. Мне было непривычно разговаривать с собеседником без лица, но начало вроде неплохое.
– У вас очаровательные папиллярные линии!
– Ах, какой льстец, – вторая рукоженщина была настроена более скептически. – Что вам нужно от моей подруги?
– Только немного лака для ногтей, – быстро ответил я.
– Тебе какого цвета? – тут же участливо спросила первая.
– Эм… Да не важно. Можно даже прозрачный.
Под настороженным взглядом подруги первая девушка передала мне огромный флакон, в котором помещалась кисточка размером с малярную. Я достал свою импровизированную пиалу и покрыл её лаком за пару мазков.
– Что это у вас такое?
– Это посуда.
– А для чего это нужно? Никогда такого не видела.
– В неё обычно кладут еду и наливают напитки. Очень популярная вещь в Квази и выше.
– Всегда говорила, что Квазийцы – чудики. Напридумывают каких-то бесполезных вещей… – со вздохом проговорила дама с коротким алым ногтем и отпила свой висящий в воздухе коктейль через соломинку… Сказал бы я, но соломинки как таковой не было, поэтому жидкость сама добиралась до места назначения, формируя тонкий цилиндр.
– Также это удобное транспортное средство, – добавил я. – Вот, глядите!
Я заглянул в миску, так чтобы в неё проникало совсем немного света, и всмотрелся в свое искаженное отражение. Вот они – знакомые черные глаза в пол-лица, широкий лягушачий рот.
– Привет, Каппи. Мне нужно попасть к тебе.
– Ферри, какими судьбами! – Чашечный Друг протянул плоскопалую руку, схватил меня за воротник и протащил сквозь пахнущее лаком дно сосуда. Мне оставалось только гадать, какое впечатление произвело на дам моё внезапное исчезновение.
– Да я, собственно, ненадолго, – как ни в чём не бывало ответил я, стряхивая с одежды глиняную пыль и стараясь не показывать, как сильно меня до сих пор удивляет такой способ перемещения. Я стоял в магазинчике Каппи, лицом к прилавку, за которым в отдалении виднелся канал. Мне показалось, что жидкость в нём загустела и потемнела, а вскоре я уловил терпкий аромат свежесваренного кофе.
– Эх, весь чай мне расплескал, – посетовал Каппи, – а его теперь во всей округе не найдешь!
– Извини. Кажется, у меня еще осталась пара пакетиков в рюкзаке.
– М-м, реальный чай! – промурлыкал Чашечный Друг и тут же спохватился. – Почему ты, вообще, ещё здесь?! Я думал, ты давно добрался до Реальности. У тебя же стало неплохо получаться управлять Абсурдом.
– Да, но не так хорошо, как у того, кто пытается мне помешать.
– Ты думаешь, это чья-то чужая воля?
– Даже знаю, чья… Меня чуть не сожрал Рватоним! Слышал о таком?
– Кто-то из Ира? – Каппи нахмурился припоминая. – Досюда они редко добираются. И что же, ты думаешь, он выслеживал и притягивал тебя с самого верха Квази?