Кирилл некоторое время смотрел на пламя свечей. Оно колыхалось и иногда подергивалось при тихих щелчках. Он зажег свечу от одной из горевших в подсвечнике. Держа зажженную свечу в руке, Кирилл то стоял молча, глядя на огонь, то начинал бормотать, то снова замолкал. А в мыслях формулировалось все то, что вот уже три дня крутилось в его голове, не оставляя ни на минуту. Он просил. Перекладывал свечу из руки в руку и утирал слезы то одной рукой, то другой, не обращая внимания на стекающий на пальцы воск. То закрывал глаза, и слезы вытекали из-под закрытых век, то снова открывал и смотрел на огонь свечей. Закончив, он закрыл глаза и стоял так несколько секунд. Затем выдохнул, открыл глаза и установил свечу, после чего еще некоторое время смотрел на ее подрагивающее пламя.
Вдруг он резко, как по невидимой команде, развернулся и пошел к выходу. У выхода он остановился у ящика для пожертвований и сунул в щель сложенные купюры.
Выйдя из дверей, он достал сигарету и закурил.
– Здесь нельзя курить, – сказал сзади знакомый голос. Это женщина, которая помогала ему, вышла следом. Кирилл послушно потушил сигарету о еще не спрятанную пачку. Посмотрел по сторонам и, не найдя урны, сунул окурок обратно внутрь пачки.
– Простите. Как-то не подумал…
– Пустяки. Зачем просить прощения, там, где оно не подразумевается?
– Так меня воспитывали… – он пожал плечами. – Стандартный набор слов воспитанного ребенка.
– В том-то и дело, что стандартный. Пустые слова. Лучше раз покаяться в главном, чем просить прощения по каждому пустяку.
– Не буду с Вами спорить, но мне так не кажется…
– И, что важно, – продолжила женщина, не замечая ответа Кирилла, – в случае покаяния действительно можно заслужить прощение.
– Наверно…
– А Вы не ставьте все под сомнение, а попробуйте. Понимаю, что первая реакции многих людей – это неприятие. Но раз уж вы приехали сюда. Не куда-либо, а именно сюда…
– Я приехал не за прощением, а за помощью. Той, которую уж, как говорится, больше негде…
– Это не так уж важно, за чем Вы ехали… – снова бесцеремонно перебила женщина, -Главное, что Вера Вас привела сюда! Именно сюда!
– В моем случае, скорее, Надежда. Надежда и Любовь…
– Снова пустые слова! Вас сюда могла привести только Вера, как Вы не понимаете?! И привела независимо от того, осознаете Вы это или нет! Сказано: «По вере вашей да будет вам.»
– Это-то и печально… – еле слышно выдохнул Кирилл.
Он зажмурил глаза и надавил на закрытые веки пальцами. Ему стал неприятен этот разговор и неожиданный, напористый, даже агрессивный тон этой женщины. Он больше не хотел разговаривать с ней, и первоначальная благодарность стала переходить, перерастать в раздражение. Вдруг навалилась усталость. Неподъемная и болезненная. И эти графитовые давящие тучи, и эта назойливая женщина с менторским тоном, отчитывающая его как нашкодившего первоклассника. А в голове вертелись не ушедшие, а только на время спрятавшиеся в уголок мысли. На время. Они явно не собирались никуда уходить.
– Ладно, вижу разговор Вам этот неприятен, – женщина сменила тон на примиряющий. – Не буду Вам больше досаждать. Вы, просто, должны кое-что понять, а Вы не хотите. Не хотите сделать последний шаг и самый важный шаг. Ну, что же… Очень жаль.
Кирилл закашлялся, выпуская пар через прикрывающую рот ладонь. Он открыл глаза.
– Это Вы, видимо, не совсем правильно все поняли, – сказал Кирилл. – Не было никаких шагов. Вы считаете, что Вера привела меня сюда. А меня привело сюда отчаяние. Невозможность получить помощь где бы то ни было. Я приехал просить помощи. Просить, уже почти не надеясь. Но все-таки «почти», раз приехал. Вы скажете, что без Веры я бы сюда не приехал. А мне, просто, некуда больше, понимаете?! Просто, я не хочу сдаваться, как та лягушка в притче про кувшин молока. Барахтаюсь, любыми способами. Даже теми, которыми… которые раньше…
Он запнулся. Ком снова подступил к горлу и не давал продолжить. Он начал судорожно глотать, пытаясь убрать его куда-то вниз по горлу. В краешках глаз снова начали пощипывать слёзы. В течение всей этой паузы женщина молчала.
– Я бы никогда не приехал сюда, наверно. Да даже не наверно, а точно. Я, как бы это сказать, не отсюда. Вы понимаете, что я хочу сказать? Я не верил, да и сейчас не верю, честно говоря. Но я ищу помощи, и мне посоветовали, видя мое состояние… Говорят, там правильный монастырь, увидишь. Точнее, почувствуешь. Там про Бога, а не про деньги. И это правда, тут… По-другому, не так, как везде… А по поводу, как Вы сказали: «Бог привел именно сюда» – так для меня нет конкретного «сюда», я готов просить помощи везде. Лишь бы допроситься. Потому что Надежда осталась только на необъяснимое. А церковь – это для меня как раз земной институт необъяснимого, в который я… ну, не мое, в общем. Но сейчас, так получилось, что больше-то и идти некуда. Почему именно сюда? Да я куда угодно, к любым конфессиям бы обратился, но, просто, не знаю, есть ли у них такие же возможности просить. Такое вот определенное, формальное действие, по правилам. Чтобы не просто стоять, запрокинув голову, в поле и в небо орать… Должны быть, но не знаю… Может еще и поеду, я не гордый, особенно теперь… А о наших… То есть о православных храмах, есть кому рассказать… И рассказали, и помогли… Вот вы, например… Спасибо Вам…
Он хотел еще что-то сказать, но женщина не стала дослушивать этот сбивчивый монолог и молча перекрестила Кирилла.
– Храни Вас Бог.
Она уже развернулась, собираясь уйти, но Кирилл сделал движение рукой словно хотел ее остановить и что-то спросить. Но быстро убрал руку, передумав.
– Вы что-то хотите у меня спросить? – заметив жест Кирилла, спросила женщина.
– Да, – сказал он после некоторой паузы, – но, боюсь, мой вопрос может Вас обидеть. А мне совсем бы не хотелось Вас обижать…
– Никакой вопрос не может обидеть, если только он не с этой целью задавался…
Кирилл кивнул, но никак не мог решиться. Женщина стояла молча и смотрела на него, будто вынуждая продолжать.
– Вы верите в Бога? – наконец произнес он.
Женщина посмотрела в его глаза и смотрела так, молча, некоторое время.