Ответом мне было только обиженное сопение. Со временем это вошло у него в привычку: угрозы куснуть. Я только смеялся в ответ. Сначала он обижался, потом привык и начал смеяться вместе со мной, когда я поддразнивал его. Только однажды он сорвался и не на шутку рассердился на меня. Случай произошел недавно. С деньгами – вечная напряженка. Они-то и были причиной нашей недолгой ссоры.
Началось с того, что я не смог покупать ему сгущенку: до зарплаты еще полторы недели, а цены-то! Уговорил его попробовать манную кашу. Согласился Иваныч весьма неохотно, а попробовав – долго бушевал:
– Сто ты за гадось мне суеф? Сам трескай свою глупую кафу, неумеха неграмотная. Кафу варить ефе не научился – с комками противными вся – а туда зе, учить зызни собрался. Что я теперь без сгуфенки есть буду? Кровь твою пить что ли? Сяс куфу как....
Мне с трудом удалось его утихомирить. Но Иваныч не разговаривал со мной до следующего вечера. Тогда же я обнаружил, что он слопал палку вареной колбасы. Выглядел мой кровососик неважно, поэтому мне пришлось занимать у соседей денежку и мчаться в магазин за сгущеным молоком. Как на грех в нашем универсаме его не оказалось, и мне пришлось под теплым задумчивым дождичком побегать по магазинам. Иваныч повеселел, а я на следующее утро проснулся с легким недомоганием: очевидно сказывалась пробежечка под дождем. Но все-таки мне пришлось идти на работу. Успокаивал себя лишь тем, что на работе разгуляюсь. Не разгулялся. Каждое утро я вставал еще простуженнее, чем прежде. Спасал только импортный аспирин, оставшийся у меня со времен Земледельческой. Глотая, по четыре таблетки каждый вечер, на пятый день мне удалось сбить болезнь. Иваныч тем временем привыкал к другим продуктам.
Он ел уже все подряд, не обращая на качество продукта ни малейшего внимания. Выглядел он, конечно, неважно: организм с трудом принимал человечью пищу. Иваныч нервничал. Я тоже. Но все шло более-менее гладко. Вампир грозился куснуть, ворчал; я подтрунивая над его боязнью крови и мы вместе смеялись. Я – громко, во весь голос, Иваныч – хихикая мелким вампирным смехом, таинственно и хитренько заглядывая в глаза.
А пока Иваныч, попыхивая и обиженно покряхтывая, возился у шкафа. Я тем временем доделал его кровать и глянул в комнату. Иваныч вкалывал вовсю. Но главное другое: он не просто аккуратно вешал вещи по местам, он их отряхивал! На такое стоило посмотреть. Редкостное зрелище: Иваныч за работай. Не болтает, не шкодит, а работает! Молча. Самозабвенно. Не замечая и не слыша ничего вокруг. Я наблюдал за ним, пока он не закончил. Потом
позвал. Иваныч обернулся: лицо сосредоточенное, раскрасневшееся. Капюшон сполз с заостренных ушей, обнажив солидную плешину.
– Видишь: когда хочешь – можешь работать. Заглядение, – похвалил я его.
– Да ладно, чего уз там. – засмущался он. Потупился, засопев от удовольствия, и начал водить ножкой вдоль паркетины. Вылитая невеста на смотринах. С залысиной и клыками. Вот умора!
– Пошли, чего покажу, – поманил я его пальцем, отступая в сторону, и давая увидеть стоящий, в коридоре сундучок. Иваныч недоверчиво подошел, осмотрел свою кровать, заглянул внутрь. Потом восхищенно уставился на меня.
– Нравится? Мы туда подушек набросаем: мягко будет, как на моем диване. А петли завтра. Лады? Сегодня сил у меня больше нет.
Вампир молча смотрел то на меня, то на ящик. Потом, подпрыгнув, обхватил меня за шею и… расцеловал в обе щеки.
– Ура! – вопил он, пытаясь поцеловать еще раз. Я уворачивался: очень уж клыки неудобные. Не располагающие к поцелуям. – Кровать! Мы так и знали, что ты – хорофый парень. Такой зе добрый и славный, как мы. Верно, Пискарик?
Но Пискарик молчал. Он только сентиментально вздыхал, подрагивая крылышками, и пытался смахнуть огромную слезинку, повисшую на хоботке. Не очень успешно, правда: кепка-бывшаяшляпа, на которой он сидел, норовила упасть с вешалки. Наконец ему удалось зафиксироваться и смахнуть слезинку. В мой ботинок. Только это сдержало слезу, готовую выкатиться из моего глаза. Именно в это мгновение, держа Иваныча на руках и слушая всхлипы Пискарика, я понял окончательно и бесповоротно: мы связаны навечно. Дружбой, любовью… Нет, чем-то еще более высоким и сильным. С каждым днем это ощущение усиливалось. Когда у меня бывали проблемы, неприятности – я шел домой, и меня слушали, успокаивали… Дарили тепло. Я отвечал тем же.
В этом! домашнем уюте, о котором я так долго мечтал, мы жили до недавнего времени. До того момента, пока…