Я скучал по нахальным манерам Иваныча, занудливости Пискарика.
Сам по себе комар был пуст, занудлив, эгоистичен и сентиментален. Сентиментален, как все злые люди, как я. В его любви прокатиться на дармовщинку я видел отражение своих недостатков. Этим-то он и покупал: хотелось стать мастером, лепящим из куска пластики чудо. Но благодаря им можно было уйти от реальности. От мира, окружающего тебя, и сдавливающего твое горло лапой обыденности. Вместо окружающего меня реального мира – мира забот, людей и разочарований – я получил свой личный, недоступный никому, мир уюта. Простого домашнего уюта. Меня ждали! И я ждал, ждал встречи с недетскими хитренькими глазками, притягивающими, как мираж притягивает жаждущего в пустыне.
Надо было пополнить запасы "сгуфенки и всяких зьдкостей”, поэтому мне пришлось пробежаться по магазинам. Я выбрал апельсиновый сок. Сам его люблю. Будем вместе баловаться цитрусовыми. Так что домом я попал под вечер. Встречал меня Пискарик. Он слез с антресоли и полетел за мной на кухню.
– Жрать хочу, – заявил он вместо приветствия и полез в сумку за соком.
– Мне тоже оставь, обжора. – смеясь бросил я. Было приятно видеть, что меня ждали. Скоро объявился и Иваныч. Сначала показалась его заспанная физиономия, а потом и вся персона. Конечно – ворчащая.
– Уснеф тут, как зе. Прифол, нафумел… Поспать дазе толком не дал. Только о себе и думаеф. Сам выспался, а другим – фыф. Вефички почему не убрал? Спотыкайся об них, падай… Ну и хозяин: в доме беспорядок, фкаф – тесный… И нафталином воняет. 3ачем нафталин насыпал, зулик?
Я только руками разводил. Сами мне всю ночь спать не давали, шкодили по всему дому, поставили все на уши, а теперь ко мне с претензией: почему нафталином в шкафу воняет. Хотя Иваныча понять можно: где ему спать? Каждый день собирать вещи с пола не хочется, так что шкаф отпадает. Тогда где? Выход нашел Иваныч.
– Если рефыл исправиться – сделай нам чего-нибудь где спать. – предложил он. Я не понял. А когда понял – испугался: ему ведь гроб нужен! Господи, а цены-то! Но все оказалось не так страшно, как казалось. Мой вампир согласен был спать в ящике, который я должен сделать. Из чего, интересно? Иваныч и здесь нашелся:
– Из деревяфечек. Рона сколько их у тебя на балконе накидано. Валяются без дела.
– Не валяются, а лежат. Для дачи. – возразил я. Но уже шел на балкон за вагонкой, понимая, что иного выхода нет. Ведь не отстанет. Да и ничего иного под рукой не было. Иваныч скакал рядом.
– Только чтобы красиво было, удобно и темно. Не люблю, когда свет в глаза бьет, – выдвигал он новые требования.
Пришлось определить его к делу, чтобы не мешался. Прибраться надо? Иваныч недовольно удалился. Но на первые ножовочные "вжи– вжик" притопал обратно. И тут же начал мешаться с комментариями: то доска отпилена неровно, то пригнана неплотно, то гвоздь вбит криво… В конце концов мне это надоело.
– Ты учти, что за всю жизнь я только один раз делал такую работу: сколотил будку для соседской собаки. Сейчас и тебе будку сделаю, – пригрозил я ему.
– Не хочу будку… Сам в будке зыви, на цепи, – обиженно проворчало это ходячее недовольство. Однако критика прекратилась.
– Кстати: ты вещи убрал?
– У-у-у. Я с тобой друзыть не буду, коль ты такой Фома неверный, – Иваныч состроил несчастную рожу.
– Я проверю.
– Бэ-э, – он показал мне язык.
Пискарик тоже заинтересовался нашими делами. Он перестал шебуршить на кухне, крылатой ракетой вылетел в коридор и, спикировав на вешалку, пришляпился. Шляпа при этом превратилась в кепку.
– О, Господи! Мне от вас одно разорение! – схватился я за голову. Комар приподнялся, заглянул под себя и, махнув лапкой, плюхнулся на место.
– Починим, – небрежно пискнул он с важностью бывалого сантехника. Тут же встрял Иваныч:
– Ты что сюда прифол? Мефать? Не видиф фто ли, что люди, делом заняты? Мы тут трудимся, а ты отвлекаеф, работать мефаеф. Хулиган ты бессовестный…
Я только дивился: откуда в этом существе столько энергии? Мне нравилось его дураковаляние. В манерах было что-то импонирующее мне. Не смотря на все эпитеты, которыми он меня награждал. Вот и сейчас, когда я сказал ему, что внутреннюю обивку и петли на крышку сделаю завтра, на меня обрушился поток обвинений.
– Сам спи на деревяфках. А мы хотим, чтоб мяконъко было. Сам на удобном диванчике, с матрасом. Иф, фон-барон какой выискался. Нам, значит, сундук занозистый и без петелек, а сам с комфортом? Все бездомных норовиф обидеть, эксплуататор?
– Уж тебя-то поэксплуатируешь, как же! – восхищение его наглостью пересилило мое недовольство.
– А фмотки твои раскиданные кто убирал? А? – мужичонка стоял в позе мученика, тыча в грудь пальнем.
Мне осталось только снова развести руки и идти за тряпкой для обивки. Походя я заглянул в шкаф: проверить плоды трудов его рук. Ну и жулик! Вещи-то убрал, но как! Сгреб в одну кучу, запихал как попало, а дверь запер, чтоб незаметно было. Пришлось применять силу:
– А ну-ка, иди сюда. Ты что тут натворил, жук? По-твоему это уборка? Давай по новой. И чтоб как прежде было. А то делать ничего не буду.
– Сам зук. Я – вампир, сяс куфу как! Иф: обзываться рефыл. Зук, зук… Только Пискарика обизаеф. Он тозе насекомое. – обиделся Иваныч. И ворча что-то под нос, начал выгребать вещи на пол,
– Поворчи, поворчи, – усмехнулся я. – Смотри: проверю. А кусать – не укусишь: ты крови боишься.