XXX
… теплый весенний вечер. Я сидел на кухне, курил в форточку и смотрел на звезды. Люблю этим заниматься! В смысле: курить и смотреть на звезды. Их даль не менее притягательна, чем морская глубина. Но, к несчастью, не все это понимают. Луна еще не взошла, а свет я не включал. В квартире стоял полумрак. И тишина. Только дымовые разводы, беззвучно посовещавшись о чем-то под потолком, достойно вытекали в форточку. Полный комфорт и покой!
Все неприятности и проблемы отошли куда-то в сторону, и в мозгу безраздельно хозяйничал блаженный расслабон.
Неожиданно мое блаженство прервал дробный стук в дверь. Выстукивали ”Спартак – чемпион…” Странно! Гостей я не ждал из-за отсутствия друзей, а жуликов-воров – из-за отсутствия ценностей. Кто бы это?
Стучалась в мою дверь Судьба-Счастье!..
Глянув за дверь, я оторопел. Передо мной стоял человечек, ростом мне по пояс, в грязно-оранжевом балахоне с поднятым капюшоном. Но еще большее изумление вызывало то, что сидело у него на плече. Это был комар. Вернее КОМАРИЩЕ! Он был размером с соседскую болонку и жирный, как чайка, всю зиму кормившаяся отбросами на городской свалке. Комарик переминался с ножки на ножку и что– то нервно попискивал.
– Мозет все-таки даф войти, паразит? – спросила фигура, поднимая голову. Я отступил, непроизвольно делая рукой приглашавший жест. Но, не смотря на удивление, я успел разглядеть незнакомца. На маленьком теле сидела голова состарившегося ребенка с голубыми детскими глазами, полными недетской мудрости и нахальства. Верхнюю губу оттопыривали два клыка цвета незрелого лимона.
Проворно прошмыгнув мимо меня и бросив на ходу, чтобы я закрыл .дверь, человечек, безошибочно сориентировавшись, направился на кухню. Я последовал за ним. На кухне меня ждала странная сцена: малыш, зарывшись в холодильник по пояс, деловито в нем шуровал. Потом, видимо не найдя ничего достойного своего внимания, вылез наружу. Брезгливая гримаска и протяжное «Фуууу» дали представление о его отношении к недрам холодильника. Комара, однако, что-то привлекло в моих продуктах. Он взобрался на бутылку с ликером и стал деловито откручивать крышку.
Такое поведение захватчиков привело меня в себя. По-моему, желание хозяина узнать намеренья незваных посетителей, хозяйничающих в его холодильнике – вполне правомерно. Но главное: кто они?
На мои вопли отозвался человечек. Он почесал макушку и сказал:
– Иванычи мы! А это (неопределенный жест головой в сторону холодильника) – Пискарик.
Так состоялось наше знакомство. Иваныч был… Вампиром. Характерно то, что я сразу поверил в это, но… не испугался. Он. располагал к себе. К тому же не пил кровь. Его рацион состоял из… сгущенки.
– Понимаеф, это беда всей нафей зызни. – говорил он, сидя на полу и сжимая в руке банку молока. Комар в это время, пьяно икая, отвалился от бутылки и устраивался на его ноге. – Нервные мы. А воспитание у нас какое? Знаемо дело – вампирное. В детстве напугали нас фыбко: повела мамка видик смотреть, фильм узасов про вампиров. Такие гадости показывали про нас! А мы маленькие были. Испугались. А мамка, глупая, не поняла всей дуфы нафей ранимой. «Смотри, – говорит. – Все смотрят, дазе дети человечные. А ты боисся.» Мы весь сеанс под креслом просидели. С тех пор крови и боимся. Приходится сгуфенкой пробавляться. А в ней какие витамины?
И мамка прогнала после видика. Говорит: "Бракованый ты. Все вампиры как вампиры – кровь сосут. А ты…” Выгнала…
А с Пискариком другая беда приключилась. Жил он у ученых в лаборатории. Под столом. Так они, гады, на него склянку с какой-то дрянью пролили. Он и вырос. Теперь мается, акселератишко. Хоботок то у него вона какой. Как у слона! Поди проткни им кожу, все равно, что поленом. Пришлось переключиться на "соки и зыдкости всякие" , сказал Иваныч.
Что мне было делать? Они явно набивались гостить. А я не хотел, чтобы они уходили. Было в них что-то от моего детства. Да и от зрелости, от несбывшихся ее надежд. Глядя на детско-взрослые манеры Иваныча, я с горечью понял, что давно мог стать отцом, но… Именно воспоминания о рухнувшей мечте решили дело. Я видел в них замену своему неродившемуся ребенку; и я предложил им остаться. Их одиночество было сродни моему, а жизнь – моим неудачам…
Они остались.</p