Za darmo

Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5

Tekst
2
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

И теперь Сергей не знал, радоваться ему или горевать. И для того, и для другого причин имелось довольно много.

– А у нас голый дядя завёлся, – попробовал он перевести тему. – Без штанов по жилым кварталам рысачит.

– О, как? – неумело удивился призрак, полностью поглощённый страданием по любимым револьверам. – Чего хочет?

– Неизвестно. Кошака спасти помог.

– Страшное прегрешение.

– Смейся, смейся… Его кроме детей никто не видит, а места там бойкие, оживлённые.

Антон подобрался.

– Подробнее.

При прослушивании истории о неизвестном в нижнем белье призрак слегка повеселел, отвлёкшись от горестных дум. Почти ничего не переспрашивал, выпросил у домовой вторую кружку чаю и частенько потирал переносицу, обдумывая новую информацию. Когда Иванов закончил говорить, он с уверенностью заявил:

– Призрак. Наиболее распространённая форма. Слабенькая. Видеть могут только дети – они в дошкольном возрасте ещё не до конца испорчены, открыто им многое, говоря языком Карповича. Форма одежды, сам знаешь, не показатель. В чём помер – в том и скитается. Вполне могу допустить – загнулся человек естественным способом, в постели. От долгой и продолжительной болезни или сердечко остановилось во сне. Потому и гуляет в трусах.

Версия Иванову понравилась.

– Я про призрака тоже подумал, когда в Машкиных исследованиях разбирался… Думаешь, безобидный?

– Ничего я не думаю, – буркнул напарник, в очередной раз почувствовав неприятную лёгкость скрытой кобуры. – Проверить надо. Основная проблема у таких вот, не ушедших, знаешь какая?

– Поделись.

– Сумасшествие. Поначалу, как тебе известно, их держит в нашем мире какое-то незаконченное дело или колдовство. Колдовство оставим, там каждый случай индивидуален, а вот дела разберём. Они ведь рано или поздно разрешаются. Не важно, как. Умирает кровный обидчик или иное событие расставляет всё по местам… Без разницы. Главное, душа становится свободной и вольна отправиться в Очередь, а далее по грехам её… Но уходят не все, некоторые упорно скрываются. Многим элементарно страшно увидеть финал своего пути, многие привыкают к нынешнему положению вещей… И вот среди оставшихся частенько попадаются те, кто никак не может расстаться с прошлым и, как последние мазохисты, они следят за семьёй, за жёнами… Представляешь, каково это? Смотреть, как твоя вторая половинка нового мужика привела и на твоей постели с ним милуется? Или дети… Растут, совершают юношеские ошибки, а ты и помочь ничем не можешь. Ни подзатыльник дать, ни уберечь. Некоторые, духовно слабенькие, с катушек и начинают съезжать. От одиночества, от обиды на живых, от неопределённости дальнейшего бытия. Барабашками становятся, пакостят людям, ненавидят всех и вся. Нужно глянуть на дядю без трусов. Окажется нормальным – отпустим до поры, не понравится… по инстанции отправим. Что у нас на сегодня по плану?

Проникшийся речью друга Сергей поднял взор к потолку и припомнил:

– Собирались отработать пригород. По старым картам там два кладбища имелись, теперь пустыри. Кладбища вроде как смирные, без нечисти, но наведаться туда не повредит. Плохие места посмотрим, с народом пообщаемся по поводу некромантов, чёрных копателей и прочего сброда… Ну, во всяком случае, мы так запланировали.

– Успеем. Дядя ближе. И давай потом в «Первый тайм» наведаемся, в бар мой любимый. Напиваться не будем, а так, посидим, матч посмотрим, развеемся. Настроение ниже плинтуса.

– Можно… Ма-аша! – позвал инспектор кицунэ, давно отправившуюся за холодильник, чтобы не мешать разговору друзей.

Отзываться девушка не стала. Беззвучно вышла в кухню, зажав в руках пяльцы с белой холстиной и иголку с ниткой. Очередное полотенце вышивала. Не любила она бездельничать.

– Слушаю.

– Ты вчера собиралась узнать про голого человека. По соцсети.

– Сделала, – лаконично сообщила домовая. – Ничего та мамаша не знает. Дочка бегала, играла на детской площадке. Увидела мужчину. Потом, когда домой возвращалась, спросила у мамы про него. Ну а дальше – сплошная фантазия из разряда «раз голый, то маньяк; раз маньяк, то приставал; раз приставал, то пытался изнасиловать» … Бред, сопли и куриные рассуждения. Более-менее внятно поняла лишь одно – видели его около часа дня.

Оттарабанив текст, кицунэ развернулась и уже собралась было идти обратно, однако Сергей её остановил:

– Ты с нами поедешь?

– А можно? – неуверенно спросила Маша, втыкая иголку в вышивку. – Я подумала, что буду вам мешать. Лишней буду.

– Собирайся.

Домовую будто ветром сдуло. Антон, допивая чай, нейтрально поинтересовался у друга:

– На кой она нам?

Его можно было понять. Еле избавился от пассии, жаждущей славы Шерлока Холмса, а Иванов по новой его в этот омут женских страстей тащит.

– Стыдно, – Сергей и не подумал скрывать истинных причин поступка. – Мне до сих пор за ту подставу в ботаническом саду неприятно. Дуру из неё сделали… Всё она поняла, поверь, просто виду не показывает… Да и тема про голого мужика – Машкина. Хочешь – злись, хочешь – кричи, но она со мной поедет. Я так решил.

Напарник встал, приоткрыл окно, пододвинул к себе пепельницу. Долго разминал сигарету в пальцах, посматривая на облысевшие по сезону деревья. Закурил.

– Ты прав, – после пары глубоких затяжек обратился он к Иванову. – Правильно. От неё пользы больше, чем вреда. Но Розе – ни слова!

***

Переулок Героев Добровольцев встретил инспекторов и домовую чистотой, добротностью мощёных дорожек и огромным детским городком, расположившимся между свежими, покрытыми блоками сплит-систем, многоэтажками.

Несмотря на туманную погоду, вокруг было людно. Стайками прогуливались женщины с колясками, у продуктового магазина на первом этаже одного из домов разгружалась машина с товаром, хлопали двери автомобилей, впускающие и выпускающие пассажиров и водителей. Кое-где, на скамеечках, дышали воздухом пенсионеры.

В городке стоял шум, гвалт детворы и постоянное мельтешение ярких, цветных курточек и шапочек. Иванов попробовал подсчитать количество задействованного в играх подрастающего поколения, однако на третьем десятке сбился. Похоже, сюда собиралась ребятня со всех окрестных дворов.

– Мне кажется, следует дожидаться здесь, – предложила кицунэ. – Девочка видела голого с площадки. Не верю, что мать могла отпустить её одну по окрестным кустам гулять. Это раньше – пнули чадо утром на улицу и вечером хворостиной загнали, а весь день оно с друзьями носится, по деревьям одежду треплет… Теперь за детьми пуще глаза следят. Может, и правильно…

– Вон скамейка свободная, – Швец указал немного в сторону от ребячьего царства. Ему было всё равно, где располагаться. – Предлагаю там осесть.

– Идите, – согласился Сергей. – Я в магазин забегу. На минутку.

Ничего не объясняя, он рванул в продуктовый и приобрёл две бутылки хорошего тёмного пива. Для напарника старался, хотел подсластить Антохе утрату любимых револьверов – надоело на его кислую физиономию смотреть. Замена оружию, конечно, неважнецкая, но лучше, чем ничего.

Когда инспектор вышел наружу – призрак и домовая на оговоренной скамейке отсутствовали. Подивившись этой новости, Иванов взглянул на дисплей смартфона – пропущенных нет. Удивился ещё больше, переложил бутылки в карманы куртки и настроился ждать пять минут. Всякое могло случиться. Может, Швецу сейчас говорить неудобно, или следит за кем. А Маша… помогает, наверное.

Чтобы не доставать без конца звонилку и не всматриваться в медленно сменяющиеся цифры часов, отвлекаясь от наблюдения за двором, он выставил таймер на запланированное время и торопливо пошёл к оговоренной точке наблюдения, мерно грюкая на каждом шагу стеклом, постукивающим о ключи и прочую житейскую мелочь.

Звонок от напарника пришёл почти у скамейки.

– Алло.

– Синий Форд видишь? – без прелюдий спросил Антон.

Иванов осмотрелся. Действительно, на углу одного из зданий просматривался упомянутый автомобиль.

– Да.

– Иди к нему, обойдёшь, и сворачивай за угол. Мы ждём.

Оставив вопросы на потом, Иванов поспешил по указанному маршруту. Обогнул машину, свернул, прошёл вдоль стены, опять свернул и уткнулся на напарника с кицунэ, напряжённо разглядывающих незнакомого мужика с лёгкой, рассеянной аурой призрака.

Интернет не врал. Перед Сергеем стоял мужчина лет тридцати пяти, одетый лишь в памперс для взрослых. Голый дядя – иначе и не скажешь.

Худой, со впалыми щеками, сутулится. Голова острижена коротко, ровным ёжиком, щёки и подбородок покрывала лёгкая щетина двух-трёхдневной небритости. На плече правой руки – сморщившаяся татуировка. Похоже, раньше у носителя бицепс был ого-го, но усох по неким причинам до полудистрофического состояния. Кожа желтоватая, в хирургических шрамах.

Близкая к нулю температура, по всему, раздетого призрака нисколько не беспокоила. Незнакомец не дрожал, не переживал по поводу внешнего вида, не удивлялся тому, что его видят. Напротив, растянув рот до ушей в доброй, почти счастливой улыбке, он смотрел на Иванова как на волшебника.

Всю прелесть встречи разрушил Антон.

– Наш клиент. Послушай, что он несёт.

А кицунэ насупилась, утирая рукавом глаза.

Голый человек, лучась счастьем и оттого делаясь страшно похожим на представителя компании по продаже канадских пылесосов, нашедшего своего лучшего клиента, почти пропел:

– Меня Стас зовут. И я вас знаю. Вы – Сергей Иванов. Охотник за нечистью. Добейте меня, пожалуйста.

***

Оказаться узнанным незнакомым призраком – популярность крайне сомнительная и настораживающая. Сергей никогда особо не скрывал свой род занятий среди нечисти, да и сложно сохранять инкогнито, размахивая Печатью направо и налево, но круг осведомлённых лиц широтой не блистал.

Естественно, часто случается, что имя и фамилия в разы популярнее их владельца, и инспектор вполне допускал, что представившийся Стасом мог про него слышать от кого-нибудь, однако сходу узнать – вопрос…

 

– Ты послушай, что наш голый дядя рассказывает. Презабавнейшие вещи… – закуривая, предложил Швец. – Только давайте в более людное место отойдём. Мы, если кто не понял, за домом стоим. Под балконами. Или бычок за шиворот добрые люди кинут, или на темечко плюнут.

– Меня дети могут увидеть, – попробовал возразить мужчина в подгузнике. – Редко, но бывает. Пугаются до судорог, или наоборот – следом бегают. Так вы мне поможете? Надоело бестелесным шляться. Определённости хочется.

Повертев головой по сторонам и углядев остановку общественного транспорта метрах в трёхстах от дома, Иванов, как ему показалось, нашёл удобное место для беседы. Народ там особо не задерживается – автобусы ходят часто, посидеть, опять же, можно.

– Пошли туда, – объявил парень, коротким взмахом руки обозначив направление.

Машка двинула первой, Швец следом, а Стас остался на месте, смущённо посматривая вниз. Сергей тоже не тронулся с места, резонно опасаясь оставлять нового знакомого за спиной.

– Что не так? – обернулся Антон, не услышав шаги друга.

Иванов лишь развёл руки в стороны, недоумевая:

– Не идёт.

– Не могу, – уточнил Стас. – Я в этом доме умер, привязан к месту. Шагов тридцать ещё способен сделать, а дальше будто держит что-то, как собачку на поводке. И рад бы прогуляться…

Заявление мужчины вызвало у Швеца скептическую, кривую усмешку. Зажав недокуренную сигарету в зубах, он указательным пальцем поправил очки на переносице, подошёл к голому и внезапно, без объяснений, приложил служебную метку к коротко остриженной голове. Полыхнуло.

И ничего не произошло. Стас продолжал стоять на месте, ничего не понимающий и несколько перепуганный, а Антон, выпустив через нос две струйки дыма, удовлетворённо объявил:

– Серый! Я так и думал! Он не умер. Врёт.

Вернувшаяся следом за ним кицунэ осторожно дотронулась раскрытой пятернёй до обнажённой мужской ноги.

– Ничего не чувствую.

– И не почувствуешь. Перед нами редкий индивид. Похоже, коматозник или при смерти. Ни живой, ни мёртвый, одной ногой стоящий в могиле. Я попробовал ему материальность дать. Как видите, не сработало. Нечему материализовываться. Бренное тело не даёт, не отпускает душу. Подгузник тому косвенное подтверждение – в них не хоронят.

Почти отучившийся удивляться за время работы в Департаменте Сергей Иванов с неподдельным любопытством принялся рассматривать Стаса, выискивая в его внешнем виде некие приметы, способные отнести нематериального мужчину к миру живых.

Не нашёл. Кроме непривычной раздетости – обычный застрявший на Земле типчик, каких полно.

Видя, что после эксперимента с Печатью ничего плохого не произошло, относительно успокоившийся Стас стоял, робко переминаясь с ноги на ногу, будто маменькин сынок на медкомиссии в военкомате.

– Рассказывай! – потребовал Антон.

– Ну… – голый мялся, не зная, с чего начать. – Не умер я. Это правда. Или умер… как посмотреть…

– Без философствований!

Хлёсткое требование подстегнуло мужчину. Он постарался расправить плечи и предать лицу уверенный вид.

– Номинально я живой. Если можно назвать жизнью положение овоща. Шестой год к постели прикован. На квадроцикле перевернулся, с горы съехать хотел. Съехать не съехал, но до подножия докатился, а квадроцикл подгонял, кувыркаясь… Ног, рук не чувствую. Говорю через пень-колоду. Инсульт пережил, желудок задолбал… Ссусь и срусь под себя, жру только через бутылочку или с ложечки. Наполовину оглох, наполовину ослеп. Последняя радость – могу возле дома походить, пока сплю. Да и то не всегда. Потому и прошу вас добить. Надоело.

Сердобольная Машка всхлипнула, однако быстро взяла себя в руки и постаралась скопировать у Иванова манеру держаться – безэмоциально, будто каждый день похожие просьбы слышит.

– О нас откуда узнал? – Швец и не подумал сочувствовать мужчине.

– Фотографии ваши видел. Я же говорил…

– Он не слышал, – кивнул призрак в сторону напарника, и Сергей сообразил, что повтор чужого монолога запланирован для него. Вспомнил и про купленное пиво.

Извлёк из кармана бутылку, протянул другу.

– Держи.

– Ух ты! Это мне? Спасибище! – радостно возопил тот, отработанным движением сбил пробку с горлышка о выступающий кирпич и одним махом ополовинил содержимое. – Вах… хорошо…

Стас провожал каждый инспекторский глоток с завистью, нервно дёргая кадыком в такт бульканью.

– Давайте хотя бы к углу отойдём, – посматривая вверх, попросила домовая. – Вон, люди на нас пялятся. Скандала только не хватало… Примут за воров или бандитов.

Действительно, с одного из верхних этажей вниз пристально посматривала женщина.

До угла голый мужчина дошёл без проблем, следом переместились и инспекторы с кицунэ. И тут, почти на то самое место, где они совсем недавно стояли, шлёпнулось что-то вязкое, брызнув во все стороны.

– Из восемьдесят восьмой квартиры, – не поворачиваясь, пояснил Стас. – Детишки развлекаются. В отцовский презерватив наливают воду, немного зелёнки, и пуляют сверху. Меткость у них неплохая. Считай, по дуге бросали. Они-то в соседнем подъезде живут. Часто не балуются, но… бывает.

Разозлившейся домовой тут же захотелось прогуляться в эту восемьдесят восьмую квартиру и как следует надрать уши её обитателям. Зелёнка же не отстирывается!

– Раньше сказать не мог?!

– Забыл, – беспечно признал мужчина и, дабы загладить некомфортную ситуацию, перешёл к вопросу Антона. – У нас в доме однушка есть. Посуточно сдаётся. Я иногда захожу туда, посмотреть на любовников… Сам не могу, но…

– Нормально, – избавил Стаса от необходимости давать пояснения Сергей. – Валяй дальше.

– Да нечего особо рассказывать. Около года назад там мужик жил несколько дней, так у него и имелись ваши фотографии. Ваша, – он указал на Иванова, – хорошая, с пяти шагов сделанная на улице. А ваша, Антон – плохая. Издалека. Еле вас узнал, когда увидел в реале.

По спине Сергея пробежал холодок. Это кто же такой им интересовался, да ещё год назад? Постарался припомнить те далёкие деньки – они как раз Тоуча ловили, сбежавшего из Ада ублюдка, заставлявшего помогавших ему девушек сводить счёты с жизнью и убившего молодого оборотня.

– Точную дату помнишь?

– Нет. Погода такая же была, – мужчина в подгузнике потёр щёку, провёл рукой по голове. – Да. Именно такая.

Инспекторы переглянулись, осознавая, что им есть о чём поговорить без свидетелей.

– Дальше рассказывай, – потребовал Швец, допивая пиво и забрасывая в бутылку окурок. – Приметы, описание, привычки.

Напористость инспектора Стасу не понравилась, он даже сделал шаг назад. Сжал губы, нахмурился.

– А дальше будет лишь после того, как вы пообещаете меня добить!

Брови Иванова удивлённо взмыли вверх. Непрост голый дядя. Торговаться пытается, договоры заключать. Тут он неожиданно почувствовал, что карман его куртки оттянулся и, на мгновение отвлекшись от опрашиваемого, увидел, как напарник без спроса вытаскивает оттуда вторую бутылку.

Заметив недоумевающий взгляд друга, призрак, явно повеселев от первой пивной дозы, пояснил:

– Тебе нельзя. Тебе до туалета далеко бежать придётся.

– Хам ты, – с чувством парировал Сергей. – Я и так её для тебя купил, а ты по мелочи тыришь…

– Не тырю, а стесняюсь напоминать, что у меня пиво закончилось, – избавляясь от пробки, наставительно ответил Швец и без всякого перехода, посчитав обстановку разряженной, повернулся к прислушивающемуся к дружеской перепалке Стасу. – Не боишься, что кинем?

Мужчина зааплодировал:

– Великолепно! Умеете вы с людьми разговаривать. Конфликтную ситуацию переводите в болтовню ни о чём, но с элементами юмора, потом, посчитав отвлечённую паузу законченной, возвращаетесь к главной теме и сразу к одному из основных вопросов, стремясь посмотреть на реакцию застигнутого врасплох собеседника. Ответ вам малоинтересен, вы стремитесь интуитивно, по мимической реакции, понять, насколько можно прогнуть оппонента и чего он боится на самом деле. Не получится с первого раза – зайдёте со второго, смоделировав новый забавный казус. Пять с плюсом!

Холодные зрачки Антона сверлили догадливого немёртвого похлеще буровой машины:

– В кого же ты умный такой?..

– В себя. Я до всего этого коммерческим директором на заводе работал. Переговоры – моя стихия…

Точку в отвлечённом перебрасывании словами не по теме поставила кицунэ, которой начала надоедать беспредметная болтовня и осенняя сырость.

– Зря ты так! – простодушно сказала она Стасу. – Я – домовая. Хочешь, найду, где твоё тело валяется и кучу на голове сделаю? Мне ключи не нужны и замки не помеха… Сам ведь нас позвал, едва мы к скамейке подошли. Сам начал рассказывать. А теперь торгуешься? На что хочешь поспорим, что у тебя и предложить особо нечего? И ты это знаешь. Квартиру посуточную найти – как два пальца… Потом хозяев потрусить, анкетные данные постояльца выяснить или словесный портрет. Если через приложение сдавали – быстро разыщут.

Вписался и Сергей.

– Короче. Добивать мы тебя не будем. Убийство не по нашему профилю. Не обсуждается. Извини… Завязывай с торгами. Имеешь что сказать – говори. Нет – разбегаемся.

Напарник в знак солидарности хлопнул его по плечу и сделал глоток из бутылки.

Анализировал мужчина в подгузнике быстро, Швец и пиво проглотить не успел.

– Чем вы можете мне помочь?

– Понятия не имею, – перехватил инициативу в беседе инспектор. – Из реального – можем передать сообщение кому захочешь, можем анекдот рассказать.

– А коньячком побаловать можете?

Необычная просьба вызвала у работников Департамента некоторое замешательство.

– Как?

– Ко мне домой подымитесь, к губам горлышко приложите. Много не выпью. Надо же мне хоть что-то с вас содрать.

– Нет, – отрезал Иванов. – Мало ли, на каких ты медикаментах сидишь. Коньки ещё отбросишь…

– Ну пивом угостите? – непроизвольно облизнувшись, не сдавался Стас. – Очень хочется. Уже и забыл, какое оно на вкус. А ведь на Октоберферст каждый год мотался в Германию…

Получив немое одобрение от коллеги, Швец согласился, пряча недопитую бутылку во внутренний карман пиджака:

– Показывай дорогу. И что твоей жене рассказывать? Кто мы?

Приободрившийся Стас бодро зашагал в сторону подъездов.

– Маме. Жены нет, – по очертившимся складкам у рта мужчины друзья догадались – на подробностях не стоит настаивать. – Представьтесь сотрудниками волонтёрского фонда, название сами придумайте. Она везде и всем писала, так что не вспомнит… Материальное положение у нас, – немёртвый издал чпокающий звук, символизирующий финансовую пустоту, – аховое. У меня пенсия по инвалидности – минималка, у мамы тоже. Одна квартира и осталась от былой роскоши. Пролечили всё. Прожили, – он сменил тему, поднимаясь к лифту по короткой лестнице. – Про мужика запоминайте, авансом поделюсь: обычный, русый, стрижка короткая. Признаться, не запомнил я его личность подробнее. Одни фото. Он их тогда перед собой поставил, сам напротив сел и пальцем водил, будто маятником. Повторял: Сергей Иванов – Антон Швец, Антон Швец – Сергей Иванов. Оно и отложилось наподобие считалочки… Я тогда зашёл от нечего делать в сто девятую и заинтересовался столь необычным постояльцем. Обычно там или спят, или бухают в одно рыло, или в постели кувыркаются на пару и группой. А этот сидел и повторял одно и то же…

… Иванов нажал кнопку вызова лифта, внимательно слушая Стаса и пытаясь всесторонне анализировать его болтовню…

– Седьмой этаж, – подсказал «голый дядя», входя в кабину. – Потом ему позвонил кто-то. В подробностях повторить не возьмусь, но общий смысл такой: постоялец вас боялся, предлагал с вами… тут я не понял. То ли разобраться, то ли познакомиться и использовать для охоты на нечисть – мутно так говорил, ни за то, ни за другое не поручусь… а некто его утешал и рекомендовал не связываться вообще. Я смеялся очень, до колик, – братья Винчестеры в наших широтах. Вы мне представлялись на старых Жигулях, в кожаных куртках и с обрезами… В угоду русским типажам героев боевиков… – говоривший передёрнул плечами. – Оказалось – правда. Понял, когда после первого моего окрика Антон повернулся и навстречу пошёл. Знали бы вы, как я обрадовался… Ну да ладно, это к делу уже не относится. Про мужика больше ничего не знаю. Просчитала меня девушка… А она правда домовая?

– Да.

– Миленькая такая. Ни за что бы не догадался…

… Двери лифта распахнулись, и инспекторы вышли на нужном этаже с неприятным послевкусием. Некто неведомый их боялся, имел фотографии, рассуждал, что с ними делать… И это год назад! Поменяться ведь могло многое. Тогда боялся, сейчас – осмелел…

***

Смешной со спины, похожий в подгузнике на малыша-переростка Стас исчез в одной из дверей на площадке. Швец направился следом, остановив друга вполне логичным замечанием:

 

– Сначала я пойду. Осмотрюсь.

Признавая право напарника на разведку, Иванов приготовился ждать. Обернулся к Маше, тихо следовавшей за ним по пятам.

– Твоё мнение?

– Боюсь я, – с некоторой долей растерянности ответила кицунэ. – Не люблю таких сюрпризов. Вроде бы и не случилось ничего, но переживательно мне. Неуютно. Шли за одним, а напоролись на другое.

– И что с этим всем делать – не имеется ни малейшего представления. Год – не шутка. – Сергей понял, о ком говорит кицунэ. О неизвестном гражданине, интересовавшимся его с Антоном персонами.

Съёмная квартира напрягала особенно. Или приезжий в ней гостил, или местный специально снимал для пока неведомых целей. В любом случае, радиус поисков по установлению чрезмерно любопытного любителя чужих фотографий расширялся в разы.

На всевозможные сервисы по брони жилья надежды почти не было. Более половины городской недвижимости сдаётся в чёрную, по объявлениям в интернете. Паспортные же данные хозяева таких вот ночлежек хранят недолго. Выбрасывают за ненадобностью. К тому же, никто ведь не сказал, что при договоре документы использовались настоящие?

Рядом с Сергеем материализовался Швец. Грустный и возбуждённый одновременно:

– Пошли в гости. Ты должен на это посмотреть.

***

Дверь открыла полноватая женщина предпенсионного возраста с усталым, измождённым лицом. Под её глазами прочно поселились тёмные мешки от недосыпа и безысходности, седые волосы давно не видели косметической краски, тёплый халат выцвел и пообтрепался.

– Вам кого? – тембр голоса был под стать лицу – измотанный, равнодушный.

– Здравствуйте, – привычно начал рассказывать дежурную небылицу Иванов. – Мы из некоммерческого фонда помощи инвалидам. Вы нам писали по поводу сына. Пришли убедиться в том, что вам действительно требуется поддержка… – обитательница квартиры слегка оживилась. – Поймите нас правильно – мошенников вокруг полно. Пишут и пишут, а приходим – или алкаши, или тунеядцы, мечтающие денег поиметь не работая. Как к вам обращаться?

– Елизавета Владимировна, – изумлённо рассматривая гостей, представилась женщина. – Проходите… Конечно, проходите.

Она посторонилась, неловко стукнувшись боком о стену, и от этого Иванову стало жуть как неловко. Обманывает мать, ждущую помощи. Пользуется доверчивостью… а она, бедная, ему верит, ударилась даже, стараясь казаться как можно любезнее и не держать на пороге гостей.

– Документы наши показать? – отбрасывая самокопание, поинтересовался инспектор.

– Ой, – всплеснула руками Елизавета Владимировна, – да на кой они мне? Вздумай вы грабить – у нас и брать-то нечего.

Покончив с ритуалом первого знакомства, инспекторы и кицунэ прошли в большую, светлую прихожую. Мама Стаса, закрыв за «представителями фонда» дверь, принялась суетиться, от волнения теребя поясок халата.

– У нас не жарко. Отопление хоть и своё, котёл газовый, а только экономить приходится… Не нужно разуваться, проходите, проходите…

Слушая хозяйку, Иванов позволил себе осмотреться. Старенький ремонт, повсюду следы былой роскоши. В глаза бросилось прямоугольное пятно на стене, более светлое, чем остальная рельефная штукатурка, декорирующая помещение и рыжеватая шляпка гвоздя в верхней его части. Картина, значит, висела… Наверняка продали от безденежья. Проверяя догадки – осмотрел хозяйскую обувь на полочке под вешалкой. Старенькая, стоптанная, мужской нет. Пальто на крючке тоже новизной не баловало.

– Проходите в гостиную, – позвала женщина, направляясь прямо, в открытый арочный проход. – Я вам все бумаги покажу. Выписки из больницы, историю болезни…

– Спасибо, не нужно, – Антону не хотелось затягивать общение. – К вашему сыну проводите.

А Елизавета Владимировна уже держала в руках пухлую папку для бумаг с истрёпанными от частого использования завязками и неуверенно протягивала её перед собой, пытаясь понять, кто из троицы главный и с кем ей договариваться.

Документы взяла Маша.

– Давайте мы с вами пообщаемся, а наши сотрудники осмотрят жилищные условия, – ласково, так, как умеют только умудрённые опытом дамы в возрасте, повела она нервничающую от необычных гостей мать в комнату, давая парням заняться делом.

– Стасик там, первая дверь справа. Прошу вас, не будите его, если спит. Пусть отдохнёт, – по щекам обитательницы квартиры покатились слёзы, тщательно утираемые рукавом халата. Натуральные, не на показ.

Успевший изучить планировку Швец потянул Сергея за куртку в нужную сторону.

Прошли короткий коридорчик с затёртой ковровой дорожкой и прислонённой к стене собранной инвалидной коляской, к закрытой, модной в прошлом десятилетии деревянной двери с местами отставшими чешуйками лака.

Из-за неё пахло ладаном.

– Пивком я нашего нового подопечного угостил, – прошептал призрак, входя в полутёмное помещение, пропахшее горем и тяжёлым, сладковатым церковным запахом.

Шторы задёрнуты, в углу – иконы. Много. И лампадка теплится. По диагонали от окна – медицинская койка с приподнятой спинкой. На койке – человек. Слабая копия Стаса. Более худая, болезненная, слюнявая, седая. Укрыта одеялом, не шевелится. Левое веко полуприкрыло глаз, изображая подмигивание, левый уголок рта с трудом изогнулся. Тело с натугой прохрипело:

– Прив…

… Запах дурманил, вызывая дикое желание убежать на улицу или хотя бы на балкон…

Не выдержав усмешки Стаса, более подходящей мертвецу из зомби-хоррора, инспектор, привыкая, вновь отвлёкся на ознакомление с окружающей обстановкой.

… Рядом с койкой темнел журнальный столик, на котором в известном лишь матери порядке расположились блистеры с таблетками, рулон одноразовых шприцев, какие-то ампулы. Перед ним, напротив изголовья – расположился стул, на котором покоилась книга с закладкой из конфетной обёртки. Сергей всмотрелся в название: «Ф.М. Достоевский * Бедные люди * Белые ночи * Неточка Незванова».

– Оптимистичное чтиво, – пробормотал инспектор. – Парализованному самое то перед сном послушать…

– Ты в угол посмотри, – посоветовал Антон. – На иконостас.

Иванов послушно принялся разглядывать лики святых, угрюмо взиравшие на больного и пришедших его спаивать гостей. Раз мазнул взглядом по каноническим образам, другой, а на третьем задержался. Что-то в углу влекло, тянуло к себе, необъяснимо заставляя замирать сердце и, одновременно, успокаивая.

Догадавшись, на что намекал Швец, он сконцентрировался, приготовился увидеть знакомую по служебному кресту ауру, и едва не ослеп. В полутёмном помещении засветило солнышко.

– Едрить…

– Да не то слово, – вторил напарник, довольный произведенным на Сергея эффектом. – Реликвия, посильнее твоей. Вон та, где Николай Угодник выписан.

Осторожно, точно по минному полю, Иванов подошёл к маленькой, тусклой иконе без оклада с изображённым на ней бородатым, высоколобым мужчиной с залысинами и неподкупным взором. Провёл ладонью вдоль лика, не решаясь притронуться.

– Силищи в ней, аж страшно… Впервые такое вижу.

За спиной завозился Швец.

– Держи… И не жадничай, по глоточку…

Обернувшись, инспектор увидел, как друг, по-свойски приподняв голову Стаса, поит того пивом из бутылки, а парализованный при этом блаженно щурит относительно действующий глаз, полностью закрыв второй.

От обездвиженного тела повеяло наслаждением…

Заметив, что по щеке пьющего тягуче покатились на подушку коричневые, густые капли, Иванову пришлось оставить икону в покое и прийти на помощь призраку, промакивая спешащее на наволочку пиво поспешно извлечённым платком.

– Хватит, – Антон оторвал горлышко от чужих губ. – Мне не жалко, но ты уже захлёбываешься.

– У-у, – согласно промычал Стас, отваливаясь от бутылки. – Жди…

Посудина с незакрытым горлышком отправилась обратно, под пиджак.

– Валим.

… Машку пришлось обождать. Девушка внимательно, взяв ладонь Елизаветы Владимировны в свою маленькую ладошку, слушала трогательную в своей сумбурности исповедь женщины, посвятившей себя целиком и полностью сыну.

– Он придушить просил… Подушкой… Не может больше… А я к священнику ходила, Богу молилась… Не об исцелении, в Стасике живой косточки нет, нечему там исцеляться. Врачи вообще не понимают, как мы инсульт пережили… Иконы собрала, от бабки оставшиеся и по родне… Воду свячёную каждую неделю приношу, окропляю… И живой он! Живой! – последнее она почти выкрикнула, будто привела наиболее убойный аргумент в некоем важном для неё споре.