– Вы проходите вперёд, – говорю женщине позади, – я не буду стоять, после зайду.
К шести на Воскресенскую в клуб поспеваю. Народу поменьше сегодня, места на скамейках проплешинами. Дядьку не вижу: верно состав с цинком достался, а пацаны напороли и теперь габарит чистят.
Экран оживает, встаём, льётся гимн: иные лишь губами шевелят, я – в полный голос.
Новости с рубежей всегда похожи. Ловлю себя на том, что почти не слушаю, а только смотрю на лица наших ребят – бравых, ладных в этих синих кителях с двумя рядами золотистых пуговиц.
Кончается журнал и пускают кино. Не остаюсь: электричество по домам скоро дадут, а стирки подсобралось.
На полуночной кухне дрожит жёлтый свет керосинки, Илья с Семёном в споре заходятся.
– Тротуарам каменными быть положено. Мостки твои, дед, – по зиме на дрова идут, едва снег сойдёт – перестилаем.
– Так за то по рукам и по паспорту бить надо, – горячится Семён. – Камней тебе, Гордеев, подавай – не в столице! Пока окружному до воровства дела нет, так и будете по весне латать.
Я мою чашки и думаю о том, что дед прав, да не прав. Угля всё меньше, а дров не всем посильно впрок запасти. Мебель какую лишнюю да книги с развалов давно пожгли, вот и редят тротуары, как приспичит.
Засыпаю долго, всё слушаю их сплетающиеся голоса.
…
В полдень сушильный цех замирает. Руки в воде с карболкой полощем, достаём из рюкзаков нехитрую снедь.
– А ну в города, девчата! – бросает Нина, управившись с бутербродом да холодным чаем. Я подхватываю.
На правилах сходимся таких: города – только наши, повтор или заминка на три счёта – выбыл.
И мечется эхо промеж мельниц:
– Петрозаводск! – Кострома! – Азов! – Вологда!
Олеся сдаёт быстро, после Клинцов. Настя за Керчью Чернигов ставит и выходит, краснея, под общий топот.
– Усолье! – Екатеринбург! – Гвардейск!..
После смены нас с Ниной подзывает Андреич, ведёт за собой вглубь цеха. За прессом снимает очки и, глядя мимо, говорит куда-то в пол: