– Ваш отец.
***
После первой выпитой нами бутылки виски Чувичкин перестал торопиться. У меня создалось ощущение, что торопиться он перестал совсем. Пожизненно. Что-то важное произошло в нем, показалось мне тогда.
Хотя, может, и нет. Олигархи не меняются. "Мою жизнь уже ничто не может изменить полностью".
Как и раньше, пели караоке. "Взвейтесь кострами". "Где ты моя, черноглазая, где, в Вологде-где-где", "Мы – дети галактики".
Потом Чувичкин велел поставить "Твой папа – фашист". Не попадая в музыку, спел первый куплет и заплакал. Я плакать не стал, а позвонил Свете. Пригласил ее в ресторан, в "Загреб". К моему удивлению, она пришла. Была нежна и заботлива.
Николай при виде дамы воспрял духом и потребовал шампанского с клубникой. Но Света сказала, что в это время суток предпочитает гречку с салатом. Что мне нравится в моей жене, так это за бытовое остроумие.
Потом Света забрала меня домой. Мы шли по Загородному, по Шаумяна (Света называет ее "улицей шоумена"), по Гранитной. Когда пришли, я сразу лег спать.
Во сне мне было удивительно легко. Потому что я умер. И, наверное, в Рай попал. А куда же еще после жизни попадают? Только в Рай. Глаза у меня закрыты, изнутри щекочет, бурлит. Чувство, что я дома. Не видно ничего, а чувство есть.
Отрываю глаза и вижу себя. У меня сбиты коленки, босые ноги – в грязи. На мне какие-то несуразные штаны на лямках. Рубашка спереди завязана узлом: пуговиц-то нет. В руке – палка. Самая лучшая палка в мире. Кривущая, с рогатиной на конце.
А еще я вижу Его. Своего самого лучшего Друга. У него чумазое лицо, глаза горят радостью, чуб торчит, коленки сбиты, как у меня. Задыхаясь от восторга, Друг говорит: "Слушай, я знаю где есть огромная лужа. И в ней – вот такие лягушки!" И он показывает их размер, раскинув руки в стороны. "Побежали туда?"
И мы бежим вдвоем по пыльной дороге, держа в руках палки. И что-то рассказываем друг другу. И смеемся. А где-то вдалеке уже квакают огромные лягушки в большущей зеленой луже. И вечернее ласковое солнце светит нам в затылок. И впереди у нас – целая вечность.
Эпилог
С тех событий прошли два года.
Я все так же работаю в архиве, хотя в этом нет большой необходимости. Работаю… как это говорится? По велению сердца что ли? Да, по велению сердца работаю я.
Олигарх Чувичкин сделал мне в своих кругах какую-то немыслимую рекламу. Расписал меня друзьям-богатеям этаким архивным суперменом. Бетменом метрики и папки. Архивменом, вот ! Богатые и очень богатые люди, пресыщенные другими развлечениями, косяком пошли ко мне за родословными.
Николай периодически предлагает мне бросить госслужбу и отрыть фирму. Пятьдесят на пятьдесят. Его финансирование, мои идеи. Но я пока держусь. Почему-то мне кажется, что в моем дорогом РГИА я нужен. Может, я ошибаюсь. Но мне приятно так думать.
Однажды я задал Чувичкину беспокоящий меня вопрос:
– Николай, а почему вы не смените фамилию на Буженин? Имеете полное право.
Он ответил:
– Так это же все визитки пг'идется пег'еделать.
И улыбнулся по-ленински. С прищуром.
Где-то через месяц после моего возвращения Чувичкин съездил в Белгород. Пробыл он там два дня. Вернулся вместе с Федором Ивановичем. Купил ему небольшую квартиру на Лиговке, недалеко от Волковского кладбища, где была похоронена Софья Петровна. И взял работать охранником в центральный офис.
Я заходил к Федору Ивановичу, чаи погоняли. Плойкин бросил пить, расцвел, пополнел, и напоминал Максима Горького уже не так сильно, как раньше. Тем более, он сбрил усы и сделал короткую модную стрижку. Я аккуратно попытался поинтересоваться его личной жизнью. Федор Иванович ответил, что вопрос этот для него закрыт. Больше я не приставал.
Зоя Павловна Жуковская ушла в монастырь. Вот так взяла и ушла. Пока послушницей, но, вроде, готовится к постригу. Она всегда была верующей, но я не думал, что настолько. Ее должность предложили мне. Я, конечно, отказался. Никто и не настаивал.
На место Жуковской посадили сотрудницу из нашего отдела, молодую, но толковую. Ну, как молодую. Для меня сейчас все женщины до сорока – девочки. Ну и прекрасно. Раньше вокруг меня большинство людей были пожилыми, а теперь все больше и больше молодых. В старении определенно есть свои преимущества.
Отца Виталия перевели в Петербург, настоятелем большого храма в районе новостроек. Я периодически вижу его по телевизору. Говорит хорошо: ясно, доходчиво. Шутит.
Танюня вышла замуж. За бывшего подполковника чего-то там, а ныне директора местного архива КГБ. Надеюсь, у нее все замечательно. Тракторист Прохор сам взял самоотвод. Сразу после нашей встречи он явился к Тане и сказал, что жениться передумал. Разные, мол, люди и все такое.
Музей Виолетты Геннадьевны сильно разросся и переехал в отдельное здание. Помогли мои связи в определенных кругах и деньги Николая Чувичкина. Она теперь его директор и хранительница своих бумажных сокровищ. Замуж пока не вышла, хотя всё не так однозначно.
Гошина лесопилка работает, как и работала. Георгий, естественно, захлебнулся в инвестициях олигарха. "Узбеки" перестали пилить доски, и пилят сразу деньги. А то девать их некуда. Шутка. Никаких инвестиций не воспоследовало, да и богатей с часами больше не объявлялся. Но , кстати, по рассказам Лехи-депутата, который был зван на свадьбу, она состоялась точно по графику, и никто ничего особенного в отце невесты не заметил. Постарались, видимо, врачи с лечением бланша. Озолотились поди, эскулапы!
Сразу после моего возвращения у нас с мастером Димой завязалась активная переписка. В письмах он в обычной метко-ироничной манере рассказывал про односельчан, про их прошлое и настоящее. ПГТ продолжал жить своей маленькой, но насыщенной жизнью. В письменном исполнении рассказы Дмитрия выглядели еще веселее. Мне было жаль, что читаю их только я.
И внезапно меня осенило. Я связался с Димой и предложил нам вместе написать книгу. Он покобенился для вида, но предложение принял. Тем более, половина будущего произведения в его письмах уже имелась.
Сюжет решили придумать новый. Истории про Чувичкина и его дворянство все равно никто не поверит. Да и не очень это… как там по-французски? Не очень это камильфо. Конфиденциальность и всякое такое. Только тссс… Это пока тайна.
Что касается Огюста Ренье. Честно говоря, развязка этой истории покрыта для меня мраком. Николай при встречах наших данную тему старательно обходит стороной. Знаю только, что контракт с французами фирма Чувичкина проиграла. Конкуренты победили. Из чего я делаю вывод, что Николай не стал торговать родственными связями. Это, безусловно, делает ему честь. Хотя кто их, богатых этих, разберет.
Еще знаю, что недавно Чувичкин съездил в Париж и вернулся оттуда окрыленный. Позвал нас со Светой в "Загреб". Жена не смогла, а мне отказаться было неудобно и пошел.
Клеопатра меня не встретила. Она вышла замуж за одного из друзей Николая и, конечно, перестала работать. Без нее консервативный интерьер ресторана немало осиротел.
В "Загребе" мы с олигархом, по сложившейся традиции, до пяти утра пели "Взвейтесь кострами". Чувичкин говорил, что нигде так не отдыхает, как здесь, со мной. И еще он тогда сказал:
– Понимаешь, каждому человеку нужно обязательно знать, что на свете есть кто-то, г'ади кого ты живешь. Г'ади кого стоит стаг'аться, дег'гаться, сообг'ажать, кг'утиться. Иногда это человек, иногда – животное. Для кого-то – Бог. Не столь важно. Главное – знать это.
Его слова меня насторожили. Надеюсь, Чувичкин не пойдет по стопам Зои Павловны, в монастырь. Хотя жизнь разучила меня удивляться. И потихоньку учит любить.
А Света родила мальчика. Большого, четыре триста пятьдесят. Назвали Федором. Федором Олеговичем Языковым.
<<<<*>>>>