Тёмные церемонии

– И правильно. – Аптекарь помолчал. – Бизнес хорошо: «Рецептурный отдел» получил лицензию Альянса, так что работаем в обычном режиме.

– Лекарства нужны всем и всегда, – кивнула Лисс.

– Именно, – подтвердил брат Шитус. – Тебе, например…

– Отец попросил несильное снотворное, не хочет «пыльцу Морфея».

– И правильно не хочет, – одобрил аптекарь. – Магию имеет смысл применять дозированно, только когда перепробованы все остальные способы. Я сделаю твоему папе прекрасную смесь дремотных трав спокойствия с добавлением карамелизированных листьев забвения…

– С забвением осторожнее, – хмыкнула Лисс.

– Не волнуйся, каждая доза рассчитана на восемь часов здорового сна. Недельного комплекса будет достаточно?

– Вполне.

– Пять минут.

Брат Шитус отошёл к рабочему столу, достал нужные порошки, принялся споро их смешивать, но болтать не перестал. Владелец и провизор этого филиала «Рецептурного отдела» был эрлийцем, представителем небольшого народа изумительных лекарей и столь же изумительных зануд. Все знали, что эрлийцы способны вылечить любую болезнь, но тем, кто ложился в их госпиталь, рекомендовали носить беруши – чтобы не свихнуться от их бесконечной болтовни.

– С помощью магии можно добиться очень многого – сейчас я говорю о медицине, конечно. Но, вопреки широко распространённому мнению, далеко не всегда магическое воздействие, даже такое профессиональное, которое оказываем мы, способно вылечить пациента. Организм – сейчас я говорю о всех живых существах – устроен с необычайной тонкостью, и если в нём что-то отказало, приводить его в порядок следует деликатно, с оглядкой на соседние органы. Магия хороша, когда требуется один стремительный удар по очагу болезни, однако от многих недомоганий следует избавляться постепенно, применяя медленно действующие препараты и при этом – желательно – оказывающие благотворное влияние на другие органы. А если вернуться к теме снотворного – сейчас я говорю о препарате для твоего уважаемого отца, то нет ничего лучше натуральных трав. «Пыльца Морфея» хороша для быстрого погружения в сон, но по воздействию её можно сравнить с нокаутирующим ударом. А моя смесь – мягкая, она не только поможет заснуть, но успокоит нервы, расслабит мышцы, приведёт в порядок чувства. В отличие от магии… которая может оказаться под запретом в любую секунду.

– Магия не под запретом, – тихо сказала девушка.

– Пока.

– Вряд ли её запретят. Город – это магия. Она – наша суть.

– Запомни эти слова, – не оборачиваясь, предложил брат Шитус.

– Какие?

– О том, что магия – наша суть. Запомни и как следует обдумай.

– Почему?

– Потому что, если ты хочешь кого-то подчинить – лиши его сути. Растерзай то, что ему дорого, на чём основано его мировоззрение: облей грязью его предков, вымажи в дёгте его историю, заставь оправдываться, извиняться и чувствовать стыд. Отбирая суть, ты лишаешь его будущего, лишаешь возможности подняться.

– А магия – наша суть, – тихо произнесла Лисс.

– Именно. – Аптекарь повернулся и выложил на прилавок семь аккуратно сложенных бумажных пакетиков. Но спросил о другом: – Когда ты в последний раз колдовала?

– Мне сейчас это не нужно.

– Не нужно или не хочешь связываться?

– И то, и другое, – подумав, ответила девушка. – Я не очень сильный маг, брат Шитус, вы знаете, поэтому решила идти по стопам родителей.

– Раньше ты иногда колдовала – для себя.

– Даже юристы играют на рояле.

– А теперь тебе проще от этого отказаться.

Лисс медленно убрала пакетики в сумочку, поднесла телефон к терминалу, оплатив покупку, помолчала и совсем тихо произнесла:

– Отец думает, что Альянс долго не протянет.

– Он об этом говорит?

– Иногда оговаривается.

– Скажи ему, чтобы оговаривался реже, – посоветовал аптекарь. – Сейчас, пока власть не установлена прочно, Консула устраивают лишь две линии поведения: или ты его поддерживаешь, или молчишь. Можешь выступить или оговориться, но один раз – не более, поскольку Консул прекрасно понимает наши настроения. Но если начнёшь оговариваться часто – тебе обязательно прилетит.

– Зачем? – удивилась Лисс, отметив про себя, что либо брат Шитус неплохо разобрался в происходящем, либо его навестили факторы Внутренней Агемы. – Неужели Консул боится слов? Он ведь силён.

– Он силён, – согласился аптекарь. – Но для чего нужна сила?

– Сила просто есть.

– Всё на свете – есть, – назидательно сказал брат Шитус. – Но сейчас я говорю о том, для чего есть это самое всё или, как в нашем случае, – сила?

– Чтобы получить желаемое?

– В том числе. Но не следует забывать, что силу нужно применять с умом и очень дозированно – как магию в медицине, потому что есть опасность передавить – и получить жёсткий отпор. Грамотные правители давят беспощадно – если решили давить, но при этом – аккуратно, а Консул – очень грамотный правитель. Он хочет не согнуть нас, а изменить наше восприятие.

– Разве это возможно?

– Возможно всё. – Брат Шитус тихонько засмеялся. – Странно, что я должен напоминать эту аксиому той, кто знает о реальности магии.

– Мы говорим не о магии.

– Мы говорим о том, что возможно всё. Консул хочет изменить мировоззрение жителей Тайного Города, сделать так, чтобы его власть воспринималась абсолютно естественно, как обязательная часть бытия.

– Как долго? – вырвалось у Лиссет.

– Вечно, – пожал плечами аптекарь. – Или пока Консул жив. Не уверен, что это одно и то же.

– Не хочу.

– А он постарается сделать так, чтобы ты захотела. Как минимум – чтобы тебе стало безразлично. Сначала Внутренняя Агема будет тщательно следить за тем, чтобы недовольство исчезло из повседневных разговоров. И не просто недовольство, но даже намёки на него. Дома, на кухне, с тем, кому полностью доверяешь, можешь обсуждать что угодно, а вот публично должен молчать или выражать поддержку.

– Но зачем?

– Затем, что из пространства исчезнет ненужное Консулу Слово. А это очень важно, поверь. Нет слова – нет мысли, если о чём-то не говорят – этого не существует.

– Глупо, – не согласилась девушка. – Он просто загонит недовольство вглубь и однажды…

– «Однажды», которое ты имеешь в виду, произойдёт лишь в том случае, если остановиться. Если позволить подданным жить в двоемыслии, внутренне потешаясь над официальной позицией. Но Консул слишком умён и не допустит подобную ошибку. Очистив от нежелательного Слова большое пространство, он займётся малым, и недовольство исчезнет даже из внутрисемейных разговоров. Не сразу, но исчезнет. Одновременно будет вестись работа с подрастающим поколением, которому будут очень активно, но не в лоб, а исподволь, пропагандировать существующий порядок. Это долгая работа, но если делать её системно, то через десять-двадцать лет неправильные Слова исчезнут и перестанут влиять на умы. А может, и раньше.

– Молодёжь недовольна, – напомнила девушка.

– Молодёжь остаётся молодёжью лишь какое-то время, – напомнил аптекарь. – Ты можешь мне не верить, но оглянуться не успеешь, как следующее поколение назовёт тебя старухой.

– Бумером.

– Ага.

– И следующее поколение будет поддерживать Консула?

– Это более чем возможно, – вздохнул брат Шитус. – У Консула необычайно большой, стратегический горизонт планирования. Он смотрит на десятки и сотни лет вперёд и знает, что нужно делать.

– Что нужно делать? – машинально спросила Лисс.

Ответа не последовало. Точнее, он прозвучал, но совсем другой.

– Советовать в таких делах тяжело. – Аптекарь помолчал. – Но я абсолютно точно знаю, чего делать не нужно.

– Глупости, – грустно усмехнулась девушка.

– Глупости, – подтвердил брат Шитус. – Ты – очень храбрая девочка, Лисс, но я бы не советовал тебе играть в эти игры. Не пытайся стать героем.

– Почему вы решили, что я хочу стать героем?

– Увидел в твоих глазах.

И не поспоришь… Брат Шитус знал девушку с рождения и превосходно читал её настроение и чувства.

– Я ещё ничего не решила, – едва слышно сказала Лисс.

– Внутренняя Агема будет терпеть лишь до определённого предела, – повторил свою мысль аптекарь. – Если ты слишком увлечёшься выражением недовольства или прямо выступишь против Альянса – тебя жёстко остановят. И происхождение не поможет.

– Скорее, навредит – к тёмным в Альянсе относятся недружелюбно.

– Хорошо, что ты это понимаешь.

Лиссет кивнула, выпрямилась, наконец-то перестав облокачиваться на прилавок, собралась прощаться, но прежде решила задать ещё один вопрос:

– Вы предлагаете подождать?

– Я бы посоветовал оставить войну тем, кто умеет воевать.

– А если они не справятся?

На это брат Шитус молча развёл руками.

И девушка понимающе вздохнула. Лисс не была согласна с аптекарем, но не собиралась его осуждать или обвинять в трусости: эрлийцы принципиально не воевали и не брали в руки оружие. Впрочем, так же как и родной народ Лисс – шасы. До недавнего времени их небольшие семьи прекрасно себя чувствовали за широкой спиной бесстрашных и беспощадных владык Тёмного Двора, но сейчас… Всё стало по-другому. Тёмный Двор в Цитадели – то ли заперся, то ли попал в осаду. Два других Великих Дома образовали Альянс, Город менялся на глазах, и Лисс воспринимала происходящее как личную трагедию. Мир, к которому она привыкла, который считала своим, рушился на глазах, формируя контуры принципиально иного будущего…

Которое ей совсем не нравилось.

– Шаса?

«Проклятие!»

Ещё одна примета нового порядка – патрули. Их было немного, в основном они выходили на улицы по ночам, и пропаганда утверждала, что они нужны для обеспечения безопасности жителей Города. Однако встреча с ними не сулила ничего хорошего. Самой Лисс ещё не доводилось с ними сталкиваться, но друзья рассказывали, что патрульные всегда держались грубо и высокомерно, всячески демонстрируя превосходство Внутренней Агемы над рядовыми обитателями Тайного Города.

К сожалению, друзья оказались правы.

– Шаса? – повторила самая рослая и, видимо, старшая из трёх ведьм.

Ей не требовалось спрашивать – простейшее магическое сканирование, которое они наверняка провели, чётко показало генетический статус Лисс, однако ведьме захотелось, чтобы девушка представилась. Или доложила.

– Шаса, – подтвердила Лисс, стараясь смотреть на зелёных ведьм не слишком недружелюбно.

– Что ты здесь делаешь?

– Живу, – ответила девушка, проглотив ответ «не ваше собачье дело». Однако короткий и спокойный ответ не избавил её от дальнейших расспросов.

– Остроумная, – заметила одна из младших ведьм.

– Наверное, думает, что смешно пошутила над нами.

– Поиздевалась.

– Наглая сучка.

Патрульные были одеты в тёмное, терялись в сгустившихся сумерках, но Лиссет знала, что одежда не чёрная, а тёмно-зелёная – ведьмы недолюбливали чёрное.

– Ты – маг?

– Слабый.

– Колдуешь?

– Нет лицензии Альянса.

– Почему?

– Ты обманываешь Альянс?

– Когда ты колдовала последний раз?

– Во мне минимум энергии.

– Проверим.

– Вы уже проверили.

– Молчи и жди, когда тебя спросят.

– Что у тебя в сумочке?

– У тебя есть артефакты? Открой сумочку.

– Вы имеете право обыскивать меня?

– А как ты думаешь?

Ответить Лисс не успела.

– Она думает, что нет, не имеете, – прозвучал уверенный мужской голос, и патрульные одновременно повернулись в сторону остановившегося в тени прохожего. Удивляясь про себя, что не заметили его приближения.

– Ты кто?

– Для начала расслабьтесь, девочки. Я не хочу кровопролития.

– Тогда уходи. – Старшая ведьма чётко дала понять, что церемониться не станет: раз незнакомец знает о Городе, значит, должен понимать, на кого нарвался, и для него будет лучше заткнуться и пройти мимо. – Считай, что мы тебя не видели.

– Зато я вас видел. – Мужчина вышел из тени. – Меня зовут Дориан Машар, центур Внутренней Агемы. На ваши имена мне пока плевать, просто скажите, по какому праву вы задерживаете эту девушку?

– Она – тёмная! – сдуру бросила младшая ведьма. Прикусила язык, услышав шипение подруг, но было поздно.

– Быть тёмной – не преступление.

– Мы сочли её подозрительной.

– Она колдовала?

– Нет.

– Вы засекли работающие артефакты?

– Нет.

Старшая ведьма отвечала коротко, неохотно, даже зло, но отвечала, раз уж нарвалась на Внутреннюю Агему.

– Какой отряд?

– Что?

– Кто ваш центур?

– Мы не из Внутренней Агемы, – неохотно ответила старшая.

– А откуда? – удивился Машар.

– «Секретный» полк.

Это подразделение Зелёного Дома было много меньше дружины Дочерей Журавля, однако комплектовалось отборными боевыми магами, изначально убеждёнными в своём превосходстве не только над обыкновенными москвичами, но и над большинством ведьм. Сейчас они перестали сдерживаться и решили продемонстрировать его одинокой тёмной.

– С каких это пор «секретный» полк стал нападать на честных жителей Города?

Несколько секунд на пустынной улице царила тишина – зелёным требовалось время на размышление. С одной стороны, ведьмы понимали, что с центуром Агемы лучше не связываться. Не потому, что он силён, а потому, что Консул во всеуслышанье заявил, что своих в обиду не даст. С другой – зелёных раздосадовало, что не получилось поиздеваться над Лисс. И особенно тем, что их остановил рыцарь, отношения с которыми у ведьм исторически не складывались.

– Мы несём такую же ответственность за происходящее в Городе, как и Агема, – хмуро произнесла старшая ведьма.

– Нет. Вы обязаны оказывать факторам Внутренней Агемы любую помощь и предотвращать противоправные действия, если становитесь их свидетелями. – Дориан говорил ровным, издевательски спокойным голосом, но ведьмы терпели. – Я могу узнать, какое преступление вы здесь предотвращаете?

– Несовершённое.

– Прекрасный ответ, ведьма.

– Наслаждайся, рыжий.

– Я вас больше не задерживаю. Доложите своему непосредственному начальнику о произошедшем, и пусть он завтра позвонит. Запомнили моё имя?

– Навсегда, рыжий.

– Вот и славно. Вы ведь понимаете, что «навсегда» – это всего лишь до того момента, как моё имя перестанет для вас хоть что-нибудь значить?

– Например, когда оно станет строчкой на могильной плите, – не сдержалась ведьма.

– Как вариант, – пожал плечами Дориан. – Или подписью под объяснительной запиской.

– Под какой запиской? – не поняла одна из младших.

– В которой я объясню руководителю Агемы, почему мне пришлось убить трёх наглых зелёных сучек, – рассказал Машар. – Таков порядок: ваши последние секунды будут зафиксированы в коротком тексте, который никто не станет читать.

И они вновь сдержались. Уже поняли, что перед ними не просто рыцарь, а командор войны, причём – готовый к драке, причём – наверняка изучивший их и знающий, что справится. Поэтому и выбрал издевательский тон.

– Назвать тебе моё имя, рыжий?

– Не пытайся поразить меня храбростью, ведьма. Мне плевать.

Несколько секунд старшая бешено смотрела центуру в глаза, затем прошипела короткое ругательство и отступила. Подруги последовали за ней, и троица быстро скрылась за первым же поворотом. После чего рыцарь наконец-то посмотрел на Лисс:

– С тобой всё в порядке?

– Да… Они меня не тронули, не успели…

– Я знаю. Если бы тронули – я бы не стал с ними разговаривать.

– Они… они… – Лисс бросилась к центуру на грудь, прижалась и счастливо всхлипнула, чувствуя, как её обхватывают сильные руки. – Дор… Дор… Я так испугалась…

///

Рыжие любят блондинок…

Это не аксиома, но так повелось: крепкие рыцари и белокурые ведьмы по какой-то причине тянутся к запретному – друг к другу. Тысячи лет соперничают в Тайном Городе, и тысячи лет бегают на свидания, насмерть бьются в сражениях жестоких войн, стонут бессонными ночами… А потом снова дерутся.

Так повелось: рыжие любят блондинок… А женятся на рыжих.

Но нет правил без исключений, и некоторым рыцарям нравятся не яркие белокурые ведьмы, не родные рыжие красавицы, а брюнетки. Невысокие хрупкие брюнетки, в глазах которых пылает яркий, очень жаркий огонь. Вроде незаметные, но заполняющие тебя полностью. И тебя, и мир вокруг.

Такой увидел Дориан Машар юную шасу по имени Лиссет – женщиной, вобравшей в себя весь его мир. Завладевшей его мыслями и чувствами. Женщину, рядом с которой он почувствовал себя настоящим. Или проснувшимся, наконец-то очнувшимся от странного времени, когда в его жизни не было её – Лисс.

– Я просил дождаться в аптеке и выйти только после моего сообщения.

– Ты слишком долго не присылал сообщение, а брат Шитус откровенно намекал, что ему пора закрываться.

– Брат Шитус любит тебя и готов болтать всю ночь.

– Я захотела прогуляться.

– А я просил…

– Тебя не было.

– Немножко задержался по делам.

Лисс тихонько вздохнула, мягко обняла Машара за шею, уткнулась ему в плечо и прошептала:

– Хорошо, что немножко.

Так она сказала «спасибо».

А он больше не стал повторять, как глупо она поступила, не дождавшись его в аптеке, а просто прижал девушку к себе и поцеловал в ушко. И вспомнил о волне бешенства, накрывшей его при виде стоящей перед ведьмами Лисс. О жгучем, с большим трудом подавленном желании убить обидчиц. Дориан не был уверен, что выстоит против трёх ведьм, но у него было преимущество – значок центура Внутренней Агемы, который позволил бы выиграть лишние секунды. Чтобы убить.

Но он не убил. Хоть был готов.

Прогнав зелёных и успокоив Лисс, Машар посадил её в машину и отвёз к себе, куда, собственно, она и шла по тёмному переулку, заставил выпить бокал красного – чтобы успокоиться окончательно, – а потом… Потом Дориан стал счастлив… Именно так он воспринимал близость с девушкой – как счастье, потому что переживал с Лисс то, что не испытывал никогда раньше, – не только упоительный секс, но незабываемые эмоции, сильнейшие чувства, поднимающие его на самую вершину.

Поднимающие их на самую вершину…

А когда они отдыхали, лёжа поперёк кровати, он зачем-то вернулся к этой теме. Обругал себя сразу после первой фразы, но слово – не воробей, и они заговорили о вечернем происшествии.

– Скажи… чтобы ты сделал, если бы ведьмы не отступили? – очень тихо спросила девушка.

– Ты знаешь что, – в тон ей ответил Машар.

– У тебя есть на это право?

– Консул создал Внутреннюю Агему именно для того, чтобы поддерживать порядок. «Секретные» они или нет – они не имели права вести себя подобным образом, и если бы не остановились, я смог бы сделать с ними всё что угодно.

– Ради меня?

– Ради тебя. Но ты знаешь, что, окажись на твоём месте кто угодно другой, – я бы тоже вмешался.

– Знаю, – вздохнула Лисс. – Потому что это ты.

Он мягко провёл ладонью по её волосам.

– Потому что сейчас, в эпоху смены власти, кто-то должен удерживать Тайный Город от падения в хаос. И этот «кто-то» – Внутренняя Агема. Нравится тебе или нет, но пока между тобой, твоими друзьями, твоими родителями и отморозившимися колдунами стоим только мы.

– И ещё вы преследуете инакомыслящих.

– Противников порядка, – уточнил Машар.

– Нового порядка, – уточнила девушка.

– Каждый порядок когда-то был новым.

– Разве это хорошо – преследовать тех, кто не согласен?

– Вольно или нет, они ввергают Город в хаос.

– Они просто сопротивляются навязыванию новых догм.

– Сопротивляться можно по-разному.

– Ага, стань частью системы, чтобы изменить её изнутри. Старая сказка.

– Согласен – старая, – не стал отрицать Дориан. – Но я имел в виду другое: ты не обратила внимание на то, как мягко и плавно вошёл в Город новый порядок? Минимум крови. Никакой войны.

– Никакого хаоса, – прищурилась Лисс.

– Да, никакого хаоса. И это очень важно. К Консулу можно относиться как угодно, но не следует отказывать ему в уме. Он не разрушил то, что было, а изменил структуру власти. Все институты Тайного Города продолжают работать: «Тиградком», Служба утилизации – все. Режим секретности соблюдается…

– А по ночным улицам разгуливают отморозившиеся, как ты выразился, колдуны.

– Для которых есть Внутренняя Агема.

– Вы не можете успеть повсюду.

– Но мы есть. И тщательно расследуем все случаи агрессии и мародёрства.

– Мои друзья с тобой бы не согласились.

– У них были проблемы? – поднял брови центур.

– Да.

– Они подавали жалобу в Агему?

– Нет, – признала после паузы девушка.

– Вот и ответ на твой вопрос.

– Они не верят Агеме.

– Вот и ещё один ответ на твой вопрос.

Лисс помолчала, затем привстала, уперевшись локтем в кровать, и посмотрела Дориану в глаза:

– Неужели ты согласен с тем, что произошло? Согласен с появлением Альянса и властью Консула?

– Я не могу изменить то, что произошло, – мягко ответил центур, отвечая на взгляд девушки. – Чувствуешь разницу?

– Все говорят, что не могут.

– Я – не все, моя любовь. – Так он мягко намекнул на свой высочайший магический уровень. – Я честно служил Ордену и готов был сражаться за него до конца, но Консул настолько аккуратно перехватил власть, что сражения не состоялось. Получилось так, что я не нарушил присягу, продолжил служить, но потерял смысл служения. То есть я знаю, что произошёл переворот, что всё поменялось, официально этого не случилось – только под ковром. Я хочу биться, но не знаю, кому доверять. А многие мои сослуживцы с таким восторгом приняли власть Консула, что поставили меня в тупик.

– Ты мог продолжить служить Ордену.

– И делать вид, что не понимаю происходящего?

Да, в этом был весь Дориан Машар, блестящий рыцарь, командор войны, честный и не терпящий лицемерия.

– Зачем ты пошёл в Агему? – прошептала Лисс, прижимаясь к груди центура. – Зачем?

– Затем, что в Агеме тоже полно отморозившихся магов. И кто-то должен сделать так, чтобы жителям Города было не так плохо, как могло бы.

– Ты отрезал себе путь назад.

– Возможно.

Девушка вздохнула и тихо-тихо задала самый главный вопрос:

– Что будет, если Альянс падёт?

И похолодела, услышав то, что должна была услышать.

– Если Альянс падёт, меня приговорят к смерти – как предателя.

– Поэтому ты будешь защищать Альянс до последней капли крови?

– Нет, моя любовь, поэтому я буду поддерживать в Городе порядок, заставляя всех соблюдать закон. Новый? Да, новый. Но закон, который не позволяет нам скатиться в хаос, – ответил Дориан. – И не стану думать о том, что будет «если».

* * *

Частный жилой дом

Подмосковье, Серпуховской район

Быть не такой, как все.

Отличаться трудно, особенно – в детстве, ведь малыши только начинают осознавать законы жизни, что есть зло и жестокость, они узнают на опыте, а опыты ставят над теми, кто рядом, и первая в таких случаях цель – тот, кто не похож. Кто не такой, как все. Именно им достаются тычки – как в тело, так и в душу, перед ними потом, уже в зрелости, извиняются, обязательно добавляя, что «были детьми», но кому нужны извинения потом, если горько – сейчас? Если дружба получается, лишь когда скрываешь свою суть? И не получается дружить с тем, с кем хочется, потому что он – или она – знает о тебе всё и очень хочет, но не может признать тебя своей. Не может – потому что все вокруг считают тебя чужой.

Не такой, как все.

Частью мира, частью Тайного Города, но… но частью неполноценной.

Полукровкой.

И эта печать, или клеймо, останется с тобой навсегда – полукровка. Взрослые произносят его редко, но думают его, что много хуже, ведь слово, которое думаешь, скользит во взглядах и оборванных фразах, оно остро чувствуется и от того бьёт ещё больнее. Больнее детских тычков, которые пусть даже до крови.

Полукровка.

Такой была Марина Брич, которую друзья называли Бри, – полукровкой. Плодом большой любви. Любви не запретной, нет, но нежелательной. Любви между молодым врачом и молодой врачом, встретившихся в одной из московских клиник. Встретившихся, чтобы больше никогда не расстаться. Айнис и Елена… Они происходили из семей известных, с историей, с бесчисленными врачами в роду, с детства знали, чему посвятят жизни, и не могли не встретиться. Встретились, назвали свои имена, посмотрели друг другу в глаза и поняли, сразу поняли, что им суждено быть вместе. Уже вечером он проводил её до дома. Через неделю она познакомила его с родителями. Ещё через неделю он представил её родственникам. Уже – как невесту. Просто сказал, что сделал выбор и ни за что его не изменит. Его отец – у Айниса был только отец – промолчал и очень тепло улыбнулся Елене. Очень-очень тепло. Но промолчал.

А Елена уже знала о Городе и том, что Айнис – эрлиец, представитель древней расы врачевателей, имеющей очень мало общего с людьми. Что он умеет много больше, чем все медики мира, а учёба ему понадобилась лишь для получения диплома и легализации. А ещё Елена знала, что Айнис её любит – и всё остальное не имело значения.

Они не могли не быть вместе. И никто не мог им помешать.

Да никто и не хотел мешать, потому что достаточно было увидеть, как Айнис и Лена смотрят друг на друга, как держатся за руки, как скучают, расставаясь даже на час, чтобы понять, что их любовь сметёт любую преграду. А тому, кто попробует помешать, потом будет стыдно. Каким бы подонком он ни был – ему всё равно станет стыдно, ведь такой любви мешать нельзя.

Айнис и Лена сыграли свадьбу, через два года на свет появилась Марина, и их семья обрела законченные черты. А дальше… дальше – успешная карьера, и у Айниса, и у Елены, много любви и радости, в заботах друг о друге и в тепле. В абсолютном душевном тепле. Что же касается Марины, она унаследовала способности отца и талант матери. Ей прочили блестящее будущее, и в обычном мире, и в Городе – эрлийцы предлагали девушке пройти обучение и открыть собственную практику, но однажды…

Однажды всё изменилось.

Умер дед – скоропостижно, и неожиданно оказалось так, что именно на нём крепилось мироздание семьи. Дед умер, а через два месяца Айниса убили атаковавшие Город вампиры, убили на улице, и убили прицельно – опознав эрлийца. Марина думала, что двух тяжелейших ударов для одного года будет достаточно, но ошиблась. Судьба будто решила, что слишком долго их маленькая семья купалась в любви и радости, и вознамерилась потребовать плату за счастливые годы. Страшную плату.

Сначала дед, потом отец, теперь – мать…

///

– А здесь и впрямь настоящая глушь, – рассмеялся Володя, выходя из машины. – Никогда бы не поверил, что в Подмосковье можно отыскать настолько дремучее захолустье.

– Почему?

– Думал, всю землю здесь давно распилили на коттеджные посёлки, а что не распилили – отдали под Новую Москву.

Оспаривать высказывание Володи Бри не хотела, говорить о местных земельных лордах – тем более, поэтому выдала нейтральную улыбку и полушутя продолжила утреннюю тему:

– Теперь ты понимаешь, почему наш домик не отняли?

– Нет, не понимаю, – мгновенно ответил Володя. – Место здесь удивительное.

– Только добираться тяжело.

– Добираться дико трудно – это правда, но место великолепное. Невозможно в него не влюбиться.

Очень далеко от Москвы, на самой границе области, зато вокруг – чудом сохранившиеся леса, абсолютная тишина – несмотря на стоящую неподалёку деревню, и великолепный вид с высокого берега Оки.

– Наверное, здесь красивые закаты? – предположил Володя.

– Очень, – не стала отрицать девушка.

– Почему мы не приезжали сюда раньше? Чтобы побыть только вдвоём.

– Последние годы здесь жил дедушка.

– Круглый год?

– Он любил дом.

– Понимаю его. – Антон остановился и осмотрел уютно устроившееся среди деревьев строение. – Дом очень красивый. Правда, старый. И маленький.

И во всём он был прав.

Дом действительно производил впечатление: не очень большой, но изящный, с весёлой башенкой справа, которую очень любила маленькая Марина, высокой крышей, под которой помещалась просторная мансарда, и большими окнами первого этажа. Дом появился на берегу Оки вскоре после Отечественной войны 1812 года и с тех пор ни разу не перестраивался, только ремонтировался. Причём ремонтировали его бережно, правильнее было бы сказать – реставрировали. Эрлийские предки Бри дом любили, менять в нём ничего не хотели, и потому он производил впечатление абсолютно аутентичного строения той эпохи… Собственно, он таким и был.

– Ты часто здесь бываешь?

– В детстве, пока не пошла в школу, жила здесь с апреля по октябрь.

– С родителями?

– С дедом.

– В такой глуши? – удивился Володя.

– Деревня в трёх километрах.

– Всё равно глушь.

– В общем, да – глушь, – подумав, согласилась Бри. – Но дед никого не боялся и меня научил.

– А если случится что?

– Что?

– Ну… не знаю. – Володя закрыл ворота и направился к багажнику – за сумками. – Мало ли что может случиться? А до деревни целых три километра.

– Дед ничего и никого не боялся, – повторила девушка.

И в очередной раз пожалела, что милый друг хоть и вырос в Москве, ничего не знает о Городе. О том, что обеспечивать удалённую связь маги умели задолго до изобретения мобильных телефонов, перемещения с помощью артефактов портала занимают считаные секунды, а преступникам – если они сумеют преодолеть гипнотическое заклинание «ничего особенного», внушающее ненужным гостям, что в доме нет ничего интересного, – преступникам лучше держаться подальше от тех, кто способен метнуть в тебя огненную молнию…

– Проходи. – Девушка поднялась на крыльцо, открыла дверь и посторонилась, пропуская несущего пакеты Володю. – Кухня прямо по коридору. Оставь пакеты у холодильника.

– А здесь чисто, – заметил парень.

– Мы… платим местной женщине, она приходит, убирается.

– Зачем?

– Затем, чтобы сюда можно было приехать в любое время. – Бри увидела непонимающий взгляд и улыбнулась: – Это дом, Вов, настоящий дом. Он должен жить и дышать, его нужно содержать в чистоте и приводить в порядок, если что-нибудь случится. Так надо, потому что в противном случае дом умрёт.

И поймала себя на мысли, что говорит словами деда.

– Тогда я разуюсь, – негромко сказал Володя.

– Спасибо.

Он поставил пакеты на пол, скинул кроссовки и прошёл в дом в носках. Не видя, как Бри улыбается ему в спину. Улыбается, радуясь тому, что Володя увидел, оценил, а главное – понял, где оказался. И понял, как должен поступить. И улыбкой своей Бри говорила: «Спасибо».

– Дом небольшой, но очень уютный. – Поставив пакеты, парень прошёл на веранду, с которой открывался вид на реку, распахнул одно из окон и огляделся. – Красота!

– Невозможная красота, – подтвердила Бри.

– Может, останемся до вторника? Мне здесь нравится.

– До вторника не получится, – вздохнула девушка, испытывая непреодолимое желание спрятаться в доме на всю ближайшую неделю. А лучше – на месяц. Закрыться и затаиться, в надежде, что всё плохое, что случилось за последние месяцы, схлынет, забудется и оставит в покое душу. Перестанет теребить, требуя расплатиться по долгам, которые она сама себе придумала.

– Хорошо, давай останемся до понедельника?

– Еды не хватит.

– Я сгоняю в магазин.

«Какой же ты милый…»

– Марина, тебе нужно развеяться.

Он чувствовал её настроение, не знал подробностей смерти матери, но понимал, что Бри не в своей тарелке, и заботился как мог. И за это девушка была Володе очень благодарна.

– Вов, давай останемся здесь до завтра – как договаривались? Иначе поездка в Питер точно накроется.