Скопление неприятностей

Минуты через три они нашли еще одну машину и на ней отправились в сферопорт.

Собаки так и не залаяли.

⁂

Все планеты Ожерелья, первые миры, освоенные покинувшими Изначальный мир людьми, некогда были адигенскими. Или принадлежали адигенам – так было принято выражаться у аристократов. Все они прошли долгий путь от расселения по Герметикону, через Эпохи Распада, Инезирской династии и Белого Мора, испытав и радость побед, и горечь поражений, воюя между собой и внутри себя, создавая Вселенную по правилам, которые считали незыблемыми. Все они продолжали придерживаться древних традиций.

Все старые миры Ожерелья, за исключением Галаны. Планеты, которую даже самые сдержанные адигены называли «возмутительницей спокойствия». Планеты, которая подарила Герметикону первую и пока последнюю в его истории империю. Планеты, на которой день беспощадного избиения адигенов считался религиозным праздником – веселым и радостным.

При этом галаниты отринули не только «угнетателей», но и их культуру, заявив, что будут строить мир, полностью свободный от влияния адигенов. Мир, в котором само слово «адиген» будет вызывать неприязнь. Мир, которому они дадут новые правила и законы. И слово галаниты сдержали.

Они разрушили храмы и сровняли с землей крепости и дворцы. Поскольку не хотели, чтобы хоть что-то напоминало людям о старых временах. Новая архитектура была прагматичной, по мнению галанитов: «прекрасной в простоте», и ни в чем не совпадала с высоким адигенским стилем, в котором красоту не требовалось искать в сочетании прямых линий – она была его сутью. Галаниты уничтожили знатность по крови и дали новый ценз – по богатству. Ведь золото, как уверяли пропагандисты, может заработать каждый: талантом, умением или умом. И капелькой удачи. И ничего страшного, если к этому добавится щепотка подлости или беспринципности: золото не пахнет, его блеск затмит любую грязь. Его нельзя запятнать, потому что оно не знает слова «честь».

Золото стало богом Галаны.

А его главным храмом можно было назвать БейГатар – сферопорт и столицу. Город гигантских зданий, в каждом из которых истово поклонялись золоту. Город, в котором находилась Большая Галанитская биржа, оказывающая влияние на экономику всех планет, до которых дотягивались жадные галанитские руки, бесчисленное количество банков и несметное число офисов всевозможных фирм. Здесь круглые сутки продавали, покупали и снова продавали, брали в долг, возвращали долги и покупали долги. Здесь делали золото из железа, зерна и воздуха.

И здесь находилась штаб-квартира самой влиятельной организации Галаны и всего Герметикона, потому что не было в нем такого уголка, в котором бы не слышали о Компании. О знаменитой Остер-Кариданской компании, ведущей бизнес уже несколько столетий и ставшей главным символом Галаны.

Самая большая. Самая богатая. Самая беспощадная торговая корпорация современности…

Штаб-квартира Компании занимала небоскреб «Чер-чер», прямоугольный, как все вокруг. А на его последнем этаже находилась совещательная комната директоров-наблюдателей, группы управляющих и основных владельцев самого большого предприятия Герметикона. Группы настолько сплоченной, что друг друга ее участники называли не только по именам, но и по кличкам.

За круглым столом сидели Патриарх, который все организовал; смешливый и остроумный Клоун; Птицелов, мечтавший стать знаменитым орнитологом и написавший три учебника под псевдонимом; обладающий тонким музыкальным слухом Дудочник; с виду рассеянный, но весьма внимательный Шляпа; жадный Мельник; немного истеричный Поэт и Хитрый, по праву заслуживший столь говорящую кличку в столь непростом обществе.

Девятым директором-наблюдателем был молодой Везунчик, любитель ароматных сигар и маленьких собачек. Его звали Абедалоф Арбедалочик, он был плечист, высок и умен. И сегодняшний совет созвали по его просьбе.

– Наша встреча будет вновь посвящена противостоянию с адигенами… – начал Абедалоф, но был перебит язвительным Клоуном:

– Точнее, твоему противостоянию с одним из них?

Остальные директора обменялись понимающими улыбками.

Больше года назад Арбедалочик проиграл битву за Кардонию, не сумев организовать союзникам галанитов быстрый захват власти, и теперь богатая планета оказалась разделенной на две враждующие половинки, а статус-кво обеспечивали адигенские миротворцы. Помпилио дер Даген Тур принимал в тех событиях активное участие и едва не убил Арбедалочика, чем, естественно, вызвал гнев директора-наблюдателя и жгучее желание отомстить. С тех пор Абедалоф внимательно следил за действиями лингийца. Со стороны подобное преследование могло показаться мелким, недостойным высочайшего положения Арбедалочика, но происхождение Помпилио и тот факт, что он уже несколько раз обращал в пыль планы Компании, заставили коллег Везунчика с пониманием отнестись к его желанию расправиться с чересчур энергичным адигеном.

– Как вы знаете, несколько недель назад Помпилио едва не погиб на Фархе, – напомнил Арбедалочик, раскуривая сигару и медленно оглядывая коллег. – Причем неприлично заурядным образом: директор нашей Фактории планировал его повесить.

– Но не повесил, – уточнил Шляпа.

– Я был бы разочарован, но не расстроился бы, – буркнул Поэт. – Мы чересчур демонизируем лысого.

– Он сам демонизируется, – не согласился Мельник. – Он перестрелял всех революционеров на Заграте, из-за чего Компания понесла колоссальные убытки. Нужно было убить его еще тогда.

– Пытались… – очень тихо прошелестел Клоун.

– Все надеялись, что он пропал, – обронил Птицелов.

– Живучий, мерзавец, – вздохнул Хитрый.

Директора-наблюдатели перебрасывались фразами, но пыхтящий сигарой Абедалоф им не мешал. Во-первых, он наслаждался «Масванским толстяком», самой ароматной сигарой Герметикона, а болтливые коллеги помогали ему спокойно пускать к потолку клубы дыма. Во-вторых, давным-давно сложившиеся отношения допускали на совещаниях абсолютно свободное поведение. Если участники хотели что-то обсудить – они обсуждали, если докладчику требовалось время подумать над ответом – он думал столько, сколько требовалось.

Директора-наблюдатели никуда не торопились.

Им принадлежало все время Вселенной.

– Везунчик, ты выяснил, что Помпилио делал на Фархе? – осведомился Дудочник.

– Об этом уже знает весь Герметикон, – ответил Клоун. – Лысый добрался до Огнедела.

– Исполнил мечту отомстить?

– Ага.

– Будем надеяться, что это его успокоит.

– К тому же он вроде бы женился? – подал голос Поэт.

– На дочери Винчера Дагомаро, – подтвердил Арбедалочик. – Я думаю, что Винчера убил брат Помпилио – дар Антонио.

– Как интересно, – навострил уши Хитрый. – Давайте устроим нашим недругам семейную пакость? Обожаю такие истории: поздний вечер, личный кабинет дара, старый проходимец Антонио полулежит в кресле, его лысая голова элегантно прострелена. Рядом, на ковре, корчится Помпилио с двумя пулями в животе. На его руках кровь, он хрипит: «За что?» А молодая жена холодно отвечает: «За моего папу!» И подносит дымящийся револьвер к голове. Звучит выстрел…

– Сколько таких сцен мы поставили, – усмехнулся Шляпа. – И специалисты нужные есть…

– Везунчик, ты можешь доказать свои слова? – хладнокровно осведомился Поэт.

– Увы.

– В таком случае мы только насмешим адигенов.

– Пожалуй.

– Везунчик, почему ты заинтересовался событиями на Фархе? – громко спросил молчавший до сих пор Патриарх. Он решил, что пора вернуться к делам.

– Сначала я не нашел в них ничего заслуживающего внимания, – не стал скрывать Абедалоф. – Прочитал отчет, пожал плечами, пожалел, что лысого не повесили, и отложил бумаги… А потом задумался над тем, как связаны с делом нечистые?

– У них вроде бы колония на Фархе? – припомнил Мельник.

– Огнедел ее сжег, – улыбнулся Арбедалочик. – И пытался убить весьма уважаемую ведьму, которая неизвестно что делала на провинциальной планете.

– Как любопытно, – протянул Клоун.

– Я тоже так решил, – кивнул Везунчик. – Я побывал на Ямне, неофициально главной планете нечистых…

– Нам это известно.

– …и встретился с той ведьмой, – невозмутимо продолжил Абедалоф, не обратив никакого внимания на реплику. – Я задал ей неудобные вопросы, получил уклончивые ответы и считаю, что именно спорки прятали Огнедела целый год. Пока его искала вся адигенская полиция и напуганный ими Омут. Нигде больше террорист не смог бы укрыться.

– Ты можешь это доказать? – повторил вопрос Поэт.

– Увы.

– В этом случае информация бесполезна. Мы не сможем натравить адигенов на нечистых.

– Я этого и не хотел, – Арбедалочик пыхнул сигарой.

– Тогда зачем рассказал?

– Догадавшись о роли спорки, я задумался над тем, почему они помогли Огнеделу?

– Потому что они нечистые и Белый Мор сожрал их мозг! – выдал Птицелов.

Абедалоф вежливо улыбнулся.

– Потому что не любят адигенов? – предположил Шляпа.

Абедалоф покачал головой.

– Огнедел заплатил, – уверенно произнес жадный Мельник. – Это же очевидно.

Абедалоф глубоко вздохнул.

– Огнедел выполнял для них грязную работу? – Клоун почесал бровь.

– Близко, – кивнул Арбедалочик. – Грязную работу он для них делал, но эта плата слишком мала, чтобы оправдать риск возможной ссоры с адигенами, особенно – с лингийцами и Кахлесами. Я думаю, Огнедел предложил нечистым кое-что еще. Нечто ценное.

– Оружие?

Абедалоф загадочно улыбнулся.

– Мне одному кажется, что после возвращения у Везунчика стала проявляться тяга к излишней театральности? – громко спросил Поэт.

– Хватит тянуть кота за хвост, – поддержал коллегу Дудочник. – Везунчик, говори как есть.

Абедалоф бросил взгляд на Патриарха, увидел, что неофициальный глава совета директоров-наблюдателей тоже не в восторге от его манеры вести рассказ, и вытащил сигару из рта.

– Расследование велось тяжело, и я, признаться, едва не поставил на нем крест. Мы допрашивали спорки и выживших пиратов, мы изучили все, что произошло на Фархе, но ни на шаг не приблизились к разгадке. Но тайна была, в этом я не сомневаюсь, и тайна очень важная…

– Почему ты не сомневаешься? – перебил его Хитрый.

– Потому что только важная тайна могла заставить директора Фактории Спесирчика принять участие в тех событиях, – ответил Арбедалочик. – Думаю, Огнедел поделился ею в надежде договориться, и тайна эта произвела на Спесирчика столь сильное впечатление, что он согласился помочь Огнеделу в сражении с Помпилио. Правда, все закончилось не так, как было задумано.

И Огнедел, и Спесирчик, и весьма известный пират по кличке Рубака были убиты, а их тайна…

– Я почти опустил руки, но вскоре удача мне улыбнулась.

– Напомни, как тебя называют? – рассмеялся Патриарх.

Все знали, что он благоволит Везунчику.

– Да, именно так, – согласился Абедалоф. – Неделю назад в нашу инекскую факторию явился некто Фелди, простолюдин с Тердана, который рассказал, что служил Огнеделу и готов поделиться с нами интересной информацией. К счастью, директор Фактории знал о моем расследовании и позаботился о том, чтобы информация не затерялась в нашей бюрократии. Фелди оказался на Галане, – Арбедалочик не удержался – выдержал паузу. – И рассказал, что перед тем, как отправиться к спорки, Огнедел пытался договориться с терданами, но что-то у них не сложилось. В итоге Огнедел угнал у терданов экспериментальный цеппель и отправился к спорки.

– Терданское скопление… – медленно произнес Мельник. – Это очень, очень лакомый кусок, который мы никак не можем откусить…

– Терданы – дерзкие ребята, – хмуро бросил Поэт.

– Все, кто не признает нашу власть, – дерзкие, – поддержал его Птицелов. – А таких еще достаточно.

– Они создали весьма богатый союз, – продолжил гнуть свое жадный Мельник.

– Заполучив Терданское скопление, мы сможем закрепиться в секторе Анданы, – развил его мысль Шляпа.

– Как ты это себе представляешь? – поднял бровь Хитрый.

– Теперь мы можем обвинить их в связях с террористом и окончательно рассорить с адигенами.

– Их отношения и так далеки от идеала.

– Если адигены узнают, что терданы прикрывали Огнедела, они могут оскорбиться, вплоть до разрыва торговых связей, – набросал примерный план Шляпа. – Скопление, конечно, самодостаточно, но межзвездная торговля выгодна, и терданам придется упасть в наши объятия.

– Как мы докажем связь терданов с террористом? – Поэт почесал затылок.

– Теперь у нас есть свидетель, – напомнил Шляпа.

Везунчик и Патриарх переглянулись, и это не укрылось от внимания Птицелова.

– Что не так? – спросил он, разглядев в глазах директоров грусть и сообразив, что разговор пошел в неправильном направлении.

– Цеппель, – вздохнул Абедалоф.

– Что цеппель?

– Огнедел угнал у терданов цеппель, возможно, именно благодаря ему он сначала договорился с нечистыми, а потом убедил директора Спесирчика помочь ему в сражении с Помпилио, – объяснил Арбедалочик. – Цеппель и есть тайна, которую мы считаем важной.

– Если мы возьмем Тердан, они расскажут нам и о цеппеле, и обо всем остальном, – пожал плечами Мельник. – Вы ведь сами это понимаете.

И покосился на Патриарха. Тот едва заметно качнул головой.

– Мы еще не взяли Тердан, – произнес Абедалоф, спуская разгоряченных директоров-наблюдателей с небес на землю. – Терданы – дерзкие ребята, их на простой шантаж не взять. Адигены хитры и могут решить так: Огнедел все равно мертв, а значит, нет причины наказывать терданов за то, что они, вполне возможно, и не делали. Ведь все наши доказательства – это слова полуграмотного простолюдина.

– Согласен, – весомо обронил Патриарх.

И в зале воцарилась тишина.

– Помимо всего прочего, этот Фелди рассказал, что терданы организовали мощный научный центр, ведущий разработки в интересах армии, – продолжил Арбедалочик, сдавливая сигару в пепельнице. – Именно оттуда Огнедел угнал цеппель.

– Но в чем заключается тайна цеппеля, твой Фелди не знает, – произнес Хитрый.

– Не знает, – подтвердил Везунчик. – Но я еще раз тщательно изучил документы и заметил, что вскоре после бегства Огнедела с Тердана и его предположительной договоренности со спорки в тинигерийском секторе подпрыгнула статистика гибели грузовых цеппелей.

– А Фарха находится в тинигерийском секторе, – протянул Мельник.

– Грузовики захватывали пираты? – быстро спросил Птицелов.

– Они перестали выходить из Пустоты.

– Как интересно, – поднял брови Шляпа.

– Думаешь, это связано? – прищурился Клоун.

– У меня есть только косвенные доказательства, – улыбнулся в ответ Абедалоф. – После смерти Огнедела статистика вернулась к нормальным величинам. Так что я не думаю – я уверен, – и вновь выдержал паузу. – Предположение такое: терданы разработали способ атаковать цеппели в Пустоте, Огнедел угнал у них опытный образец и провел, скажем так, полевые испытания.

– А спорки тут при чем?

– Скорее всего, повелись на новую технологию, – пожал могучими плечами Арбедалочик. – За такой цеппель и мы, и адигены заплатили бы кучу денег.

– Но Огнедел решил не делиться, – догадался Мельник. – Огнедел решил обмануть нечистых и заключить сделку с нами. Для этого к нему прибыл директор Фактории.

– А Помпилио их убил? – уточнил Поэт.

– Не уверен, что Помпилио знал о цеппеле, – покачал головой Абедалоф. – Лысый просто гонялся за Огнеделом и в конце концов поймал. – Он достал еще одну сигару и оглядел задумавшихся директоров: – Что скажете?

– Ты герой, – выразил общее мнение Патриарх. – На большую похвалу пока не рассчитывай.

– И говори, что собираешься делать? – добавил Поэт.

– Хочу отправиться на Тердан и провести расследование, – ответил Арбедалочик. – Хочу найти этот научный центр и узнать, что они там напридумывали. Если мое предположение верно, терданы не имеют права на это открытие.

– Тайное расследование? – спросил Клоун.

– Да.

– Не сомневался в ответе.

– Что не так?

– Если ты накосячишь, мы можем рассориться с терданами, а у нас на носу подписание нового торгового договора.

– А если мой план сработает, мы сможем продиктовать условия этого договора.

– Или ты все испортишь! – Было видно, что Клоун, который отвечал за взаимоотношения с Терданом, недоволен вмешательством Абедалофа.

– Что ты предлагаешь? – осведомился Дудочник.

– Я как раз планировал посетить Виллемгоф, – ответил Клоун, глядя Арбедалочику в глаза. – Будет разумно предложить терданам сделку.

– Получится, что ты их предупредишь, – насупился Абедалоф.

– Ты боишься трудностей?

Арбедалочик сжал кулак, но промолчал.

– Это предложение нужно взвесить, – решил Патриарх. – Продолжим обсуждение завтра.

⁂

В их спальне было так много окон, что утреннее солнце иногда терялось, не зная, в какое заглянуть первым. А растерявшись – выбирало все окна сразу, надеясь наполнить большую комнату светом, и отступало, натолкнувшись на темную ткань. Но продолжало упрямо посылать лучи, пытаясь отыскать щели в обороне плотных штор, проскользнуть в них и рассказать спящим, что день уже начался и нужно подниматься, потому что он – этот день – будет замечательным.

Нужно выйти на широкую террасу, полной грудью вдохнуть чистый, свежий воздух и насладиться восхитительным видом на огромное, самое большое на Линге, озеро, подступающие к берегу горы, вершины которых терялись в дымке утреннего тумана, широкую плодородную долину и прелестный старинный город, раскинувшийся там, где зеленая грудь долины встречалась с голубым простором озера.

Под чистым лазурным небом, которым славилось владение Даген Тур – родовое гнездо самого знаменитого путешественника Герметикона.

Замок Помпилио был выстроен на высокой скале, чтобы его пушки держали под прицелом удобнейшее для десанта побережье, и даже сейчас, в эпоху воздушного флота и тяжелой артиллерии, казался неприступным. Он был красивым, поскольку последний раз его перестраивал художник, а не военный, но неприступным, поскольку художник был лингийцем и адигеном. А у подножия скалы был разбит прекрасный парк, тянущийся вдоль берега озера Даген на добрую половину лиги, плавно переходя от регулярного к дикому. Правда, с террасы спальни парк совсем не было видно, но Киру это не смущало: ей было достаточно любоваться парком во время прогулок.

А вот великолепный вид на Даген Тур девушка полюбила с первого взгляда. С того момента, как несколько месяцев назад впервые оказалась на Линге.

Они прилетели ранним утром. Дорога получилась долгой и утомительной, к тому же Кира только-только пережила смерть отца и его похороны, плохо себя чувствовала, и Помпилио разбудил ее всего за десять минут до того, как цеппель пришвартовался к Штандарту, увидел, что рыжая совсем слаба, и на руках отнес в комнату, которая тогда еще не стала их спальней. Вышел с ней на широкую террасу, кольцом охватывающую башню, постоял, давая невесте возможность оглядеться и тихо сказал:

– Все, что ты видишь, скоро станет твоим.

Но в то мгновение девушка не осознала смысл фразы: она была поражена чудесной картиной. И долго, очень долго смотрела на мир, который решила считать своим.

Который вскоре стал ей родным.

Не сразу, но стал.

С тех пор Кира видела Даген Тур сотни раз: и ранним утром, только просыпающимся, и рабочим днем – деловым, тихими или шумными вечерами – развлекающимся или отдыхающим, и спящим ночью. Видела под дождем и ярким солнцем, видела веселым, празднующим и отчего-то мрачным, даже хмурым, видела разным, но не смогла бы объяснить, что именно заставило основателя династии Кахлес влюбиться в это захолустье и назвать его сердцем дарства. И почему его лысые потомки никогда не превращали Даген Тур в официальную резиденцию, но проводили в нем больше времени, чем в своих дворцах. Не смогла объяснить, но сама стала называть городишко «жемчужиной» и улыбаться, думая о нем.

Но в последнее время Кира получала от созерцания увиденного намного больше радости и удовольствия, поскольку теперь любовалась им не одна, скучая на широкой террасе, а в объятиях любимого мужчины, или стоя рядом с ним и касаясь его плечом, или сидя, держа за руку. И мир, который ее восхищал, заблистал новыми красками, стал не только красивым, но и теплым. Стал по-настоящему родным.

А комната, в которую Киру когда-то внес на руках Помпилио, из ее спальни превратилась в их спальню. Девушка захотела так: чтобы муж пришел к ней, а не наоборот, чтобы он наполнил ее маленький мир собой, и Помпилио не стал спорить.

– Помпилио… – Кира повернулась и, не открывая глаз, провела по соседней подушке рукой. – Помпилио…

Но лысой головы мужа не обнаружила и улыбнулась: привыкший к путешествиям Помпилио часто поднимался намного раньше, иногда – еще до рассвета, и тихо уходил, не желая будить жену.

– Помпилио… – Кира потянулась, на мгновение став похожей на довольную рыжую кошку, после чего прищурилась: – Кажется, ты что-то задумал…

А затем вскочила и потянула за шнур, одновременно раздвигая шторы на всех окнах спальни и впуская в комнату яркий свет нового дня.

///

Некогда, в те времена, когда замком Даген Тур владели дары Кахлес, этот зал назывался Тронным. Он был не самым большим – находящийся на первом этаже Бальный зал превосходил Тронный в два раза, – и не самым роскошным, но очень красивым. Украшенным каменной резьбой и расписанным лучшими мастерами старинной петрийской школы. Зал производил впечатление, но без вычурности и уж тем более – без официоза. После того как владение Даген Тур перешло к Помпилио, необходимость в Тронном зале отпала. Прекрасный трон вернулся в резиденцию дара Антонио, а в освободившемся помещении Помпилио распорядился обустроить рабочий кабинет, в котором проводил большую часть свободного времени. Здесь стояло несколько письменных столов, шкафы с книгами и отчетами различных Астрологических обществ, висели звездные и географические карты.

В кабинете Помпилио встречал гостей, диктовал отчеты о путешествиях или готовился к следующим. Или просто узнавал, что в Герметиконе нового.

– В своих перспективных планах Астрологический флот наконец-то вернулся в лингийский сектор и планирует продолжить исследование Северного Бисера, – доложил Теодор Валентин, держа в руках лист с сообщением, но не заглядывая в него. В обязанности слуги, помимо прочего, входило чтение почты, причем – всей приходящей почты, и он давно научился запоминать большие тексты. – Лингийское Астрологическое общество в восторге. Председатель Роже дер Карчер прислал письмо, с вопросом, не желает ли мессер присоединиться к путешествию?

– Ядреная пришпа! – проворчал Помпилио. – Где взять столько времени?

Облаченный в тонкий, расшитый золотом домашний халат, он с комфортом развалился в любимом кресле, держа в руке чашку с горячим кофе, но смотрел не на слугу, а в одно из раскрытых окон. В то, из которого был хорошо виден эллинг «Пытливого амуша».

– Совершенно с вами согласен, мессер, – поддержал хозяина Теодор.

– Они предполагают что-то интересное?

– Лингийский звездный сектор будет исследовать Девятнадцатая Астрологическая экспедиция под командованием капитана Алистера дер Жи-Ноэля.

– Хороший капитан, – кивнул Помпилио. – Если не ошибаюсь, верзиец?

– Совершенно верно, мессер, – подтвердил Валентин. – Дар Дерек считает его одним из самых перспективных капитанов Астрологического флота. И иногда в шутку говорит, что капитан дер Жи-Ноэль со временем превзойдет вас.

– Прекрасно…

– Я тоже воспринял эти слова дара Дерека с иронией, мессер.

– Не сомневаюсь, Теодор.

– Да, мессер.

Теодор Валентин служил дер Даген Туру больше двадцати лет. Он стал первым слугой Помпилио, сопровождал хозяина во всех путешествиях, и мессеру даже в голову не могло прийти, что кто-то способен занять его место. Всегда спокойный и хладнокровный Валентин носил строгий черный костюм с жилетом, блестящие туфли, идеально белую сорочку и перчатки. Ростом он был высок, на полголовы превосходя коренастого Помпилио, лицо имел вытянутое, волосы черные, с проседью, аккуратно зачесанные на пробор, носил бакенбарды и тоненькие усики. В последнее время в правом глазу все чаще появлялся монокль.

Главной же особенностью Валентина было умение делаться заметным лишь в те мгновения, когда он был действительно нужен, а все остальное время держаться в тени.

– Какова цель Девятнадцатой экспедиции? – поинтересовался Помпилио, продолжая смотреть в окно.

– Капитан дер Жи-Ноэль рассчитывает отыскать на Пелерании точку перехода на одну из пригодных для жизни планет Туманности Берга, – сообщил Валентин, доливая в чашку хозяина кофе.

– До сих пор это никому не удавалось.

– Капитан дер Жи-Ноэль полон решимости досконально исследовать Пелеранию.

– Надеюсь, у него получится.

– Да, мессер.

Туманность Берга была заветной целью исследователей лингийского сектора Северного Бисера. До сих пор считалось, что ее планеты недостижимы для межзвездного прыжка, и это ставило крест на дальнейшей экспансии Линги в направлении Туманности, и если дер Жи-Ноэль сумеет отыскать рабочую точку перехода, он станет героем.

– Теодор, напомни, сколько миров он собирается найти в Туманности?

– По оценкам Астрологического общества, в ней находится не менее десяти пригодных для жизни планет.

– То есть мы получим пограничное скопление, которое можно будет развить с целью дальнейшей экспансии.

– Совершенно верно, мессер.

– Да, пожалуй, ты прав: будет интересно, – было видно, что Помпилио загорелся планами Флота. – Десять планет! Когда они собираются отправляться?

– Точная дата не определена, однако подготовка идет полным ходом. Корабли Девятнадцатой экспедиции начали прибывать на Лингу.

– Почему они сразу не отправились на Пелеранию?

– Наши дары пообещали Флоту массу дополнительного снаряжения и готовят для Экспедиции не менее двенадцати вспомогательных судов.

– Дядюшки почуяли добычу.

– Да, мессер, – Валентин помолчал. – Что ответить адиру дер Карчеру?

– Ядреная пришпа, Теодор, ты прекрасно знаешь, что нам придется ответить дядюшке Роже, – недовольно ответил Помпилио. – В ближайшее время нам есть чем заняться.

– Да, мессер.

– Позвольте добавить, что, на мой взгляд, было бы разумно отложить нашу экспедицию в Туманность Берга до полной починки «Пытливого амуша», – подал голос сидящий в соседнем кресле Дорофеев. До сих пор капитан молча пил кофе, внимательно слушая доклад Валентина, но, увидев загоревшиеся глаза Помпилио, решил напомнить о себе.

– Безусловно, Базза, – кивнул дер Даген Тур. – Я не рассматриваю возможность серьезного похода на каком-либо ином цеппеле.

– Благодарю вас, мессер.

– Кроме того, у нас полно времени: я не хочу рисковать и прыгать на неосвоенные планеты до установки Сфер Шкуровича.

– Совершенно с вами согласен, мессер, – кивнул Валентин. – Лишний риск не всегда разумен.

– Хочу напомнить, Теодор, что я – известный сорвиголова, бесстрашный исследователь и пионер, – скучным голосом произнес Помпилио. – Риск – мое… – он быстро посчитал на пальцах свои имена, сбился, кажется, на пятом и закончил: – Риск – одно из моих имен. Все это знают.

– Да, мессер.

– Я всего лишь хочу дождаться, когда «Амуш» будет полностью отремонтирован.

– Да, мессер.

– К тому же поиск точки перехода – крайне скучное и однообразное занятие, удовольствие от которого способны получать исключительно астрологи.

– Вы абсолютно правы, мессер.

– Я знаю.

Экспансия Герметикона проходила по старой, давным-давно отработанной схеме. Сначала астрологи тщательно изучали ближайшие к пограничному миру звездные системы в поисках пригодных для жизни планет. Если таковые находились, начинался поиск точек перехода – мест, из которых можно совершить грандиозный прыжок через Пустоту, преодолев за несколько минут гигантское, измеряемое триллионами лиг расстояние. В случае успешного завершения второго этапа на планету отправлялся передовой отряд Астрологической Экспедиции: грузовой цеппель со Сферой Шкуровича, неугасимым маяком, на чей сигнал наводили корабли бортовые астрологи. Самые опытные из них могли построить и удержать переход на саму планету, не связывая корабль и Сферу незримыми узами, но такие прыжки считались опасными и часто приводили к катастрофам.

А место установки Сферы Шкуровича становилось сферопортом – воротами планеты в огромный мир Герметикона.

– К тому же неизвестно, сумеет ли капитан дер Жи-Ноэль найти точку перехода.

– Верно, – благосклонно кивнул Помпилио. – Но мы, лингийцы, должны надеяться на лучшее. Будем верить, что усилия капитана принесут результат, а значит, рано или поздно мы окажемся в Туманности Берга… Базза, как продвигается ремонт «Амуша»?

Этот вопрос дер Даген Тур задавал регулярно, то есть – несколько раз в день, и его капитан знал, что должен ответить:

– В точном соответствии с планом работ, мессер.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Хорошо… – Помпилио помолчал. – Еще кофе?

– М-м…

– Теодор!

– Да, мессер, – Валентин долил в чашку Дорофеева кофе. – Булочку?

– Спасибо, Теодор, я сыт.

– Как вам будет угодно.

Базза Дорофеев, капитан исследовательского рейдера «Пытливый амуш», был единственным во всем Герметиконе человеком, кому Помпилио говорил «вы». Что побудило его принять такое решение, не знал никто, даже Теодор, но факт был налицо, и этот факт поднимал авторитет капитана на недосягаемую высоту: как нужно относиться к человеку, которому говорит «вы» тот, у кого для даров, королей, президентов и прочих сильных мира сего есть исключительно «ты»?

Дорофеев этим отношением дорожил, но никогда не показывал, что он – ровня Помпилио.

Что же касается внешности, она выдавала в Баззе типичного верзийца: густые каштановые волосы, крупное, грубоватое лицо с широкими скулами и тяжелым квадратным подбородком, темные глаза. В целом заурядное лицо, необычность которому придавал длинный старый шрам от сабельного удара: он тянулся от лба до подбородка, и, судя по всему, левый глаз Базза сохранил чудом. Шрам капитан приобрел во время штурма Бреннана: в свое время Дорофеев считался одним из самых дерзких пиратов Герметикона, и так достойно сражался против посланной на усмирение пиратской планеты армады, что изумленный Помпилио спас его от виселицы и сделал своим капитаном.

– Я собираюсь посетить эллинг в ближайшее время.

– Очень хорошо, мессер.

– Возможно, сегодня.

– Мы будем ждать, мессер.

Во время событий на Фархе «Пытливый амуш» вел бой против вооруженного пушками импакто, победил, но получил тяжелейшие повреждения и едва не погиб. Помпилио приезжал в эллинг не каждый день, и потому на утренних совещаниях говорил о своем визите, как о возможном, а не обязательном.

– Как вы находите качество выполняемых работ, Базза?

– На высочайшем уровне, мессер, – спокойно ответил Дорофеев.

– Хорошо…

– Позволите вопрос, мессер?

– Разумеется.

– Может, вы не будете спешить с расследованием до окончания ремонта?

– Увы, это невозможно.

– Но…

– Базза, я знаю, вы не хотите отпускать меня в путешествие, но волноваться не следует: все под контролем.