Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления

Накануне Нового шестьдесят четвертого года я поехал с мамой и бабой Женей на елку на площади и в мой родной до умопомрачения Детский мир!!! Наверно, такие сильные чувства испытывают только завзятые модницы при виде новой коллекции нарядов, театралы, да пьяницы при виде чудом оказавшейся на опустевшем, вроде бы, столе новой бутылки!))

Обомлевший от восторга, я бродил по нашему ребеночному эльдорадо, ощупывая взором и ручонками разные богатства. Мне был куплен сверкающий черным лаком металлический револьвер с крутящимся барабаном и несколько пачек синих пистон! Наверно, кто-то вспомнит, что синие – это не то что белые. Вообще-то, белые – невзрачные с маленьким коричневым пятнышком серы стреляли плохо, и слабенький хлопок редко сопровождался искоркой. Маленький пакетик стоил дешево и продавался чуть не в каждом киоске. Сами понимаете, наверно, что ребенку, если это мальчик, без пистонок никуда. Они нужны везде и всюду, без них ребенок, как без папирос курильщик. А синие пистоны были хороши- заряд серы выпирал на них ощутимым круглым бугорком. При выстреле из нового ружья или пистолета хлопок был четким, звонким. И сопровождался огоньком из- под курка! Особенно вечером, в темноте. не 2, а 5 или даже 7 копеек пачка. Впрочем, подзабыл… кто помнит- подскажите!) Чуть позже появились целые пистонные ленты для детских автоматов – опять же двух разновидностей – синие и белые. Эти автоматики были металлические черные, почему-то на манер немецких шмайсеров. А те, что по виду напоминали ППШ были деревянными, соответственно, с круглым диском и деревянным же гладким коричневым, оранжеватым или красным прикладом и стреляли как маленькая трещотка или шарманка для уж самых малышей. Наверно, партия и правительство и власти на местах делали упор на дешевые белые (де факто, какие-то бежевато- серые) пистоны, чтоб поберечь трудовую копейку наших родителей. Ведь при наличие синих ребенок белые не возьмет, устроит шум, а так нет и… нет! Так вот, мне купили синих – это вам, граждане, не Прима, а, пожалуй, Мальборо. Револьвер еле влез в небольшую черную кобуру с кнопкой, купленную еще раньше мне папой в Москве по моей просьбе. Кожаная, черная, с теснением на крышке, она продавалась почему-то в комплекте с невзрачным черным пластмассовым пистолетиком, никак не подходящим для настоящих мужчин. Когда кобура была совсем новенькой, в нее ничего приличного не влезало. Но потом она, как чуть ношенная обувь растаскалась и, пусть с трудом, вместила мой более массивный револьвер! Кобура висела на правом боку, а на левом – черная деревянная шашка (сделанная мне папой) с желтым веревочным темляком. Вполне типичная для того времени детей черная овчиная шубка (и такая же была шапка с завязками под подбородком) была подпоясана кожаным узким ремешком. На ногах черные валенки. Так ходили мальчики лет до восьми. Еще баба Женя мне купила шутливую бумажную игрушку Мачехин язык. В него дуешь, и он становится длинным! Но настоящим подарком была большая, хоть и тонкая, книжка с крупными цветными картинками» Дядя Стёпа» Сергея Михалкова! Я и сейчас помню ее всю наизусть. «Он через любой забор с мостовой глядел во двор. Лай собаки подымали – думали, что лезет вор! Брал в столовой дядя Степа для себя двойной обед. Спать ложился дядя Степа – ноги клал на табурет!) И особенно мне нравилась часть книжки «Дядя Степа- милиционер». «Что случилось на вокзале? Плачет мальчик лет пяти – потерял он маму в зале- как теперь ее найти?» Когда я, быстро выучив эту почти поэму)) наизусть, рассказывал моему дяде Алеше Мещерякову, он хвалил меня (не захваливая, а честно, по- дружески) и на этом месте спросил:" А тебе сейчас сколько лет?» И я ответил:" Пять!..с половиной!)» Половины еще не было.

Помню хорошо свои короткие зеленые лыжи и зеленые же металлические санки со съемным дермантиновым седлом, а также распространенные тогда среди детей и взрослых кожаные лыжные крепления, бамбуковые лыжные палки (дюралюминиевые и текстолитовые появились позже) и коньки, привязанные к валенкам то ремешком, а то и попросту веревкой… Вот как из далекого прошлого в телефонном разговоре на днях я услышал имя свердловского живописца Николая Собакина! Они были в юности друзьями с моим дядей Витей. У дяди Вити были хорошие друзья всегда. Дядя Володя Мильчаков, дядя Коля Богаткин, они всегда были неразлучны, шутили, шалили. Дяди Витины стишки, каламбурчики. Про меня он напевал:" Шифный Яичка – сто рублей!» Голоском типа Бабки -ежки! Или просто по- бабкиежкински похрипывал: «Шифненький!«Что означать мог бы этот неологизм – я не знаю и сейчас. Очевидно, что -то вроде» дорогой»! Одна знакомая мне говорила, что на блатном лексиконе это вроде как ничего не делающий задарма. Но скорее всего это словечко просто для хохмы, для удивления, вопроса (что это означает) -от которого дядя Витя, сделав еще более хитрое лицо, уходил!

Я увлекался экскаваторами, бульдозерами, тракторами, мечтал во взрослом возрасте стать экскаваторщиком. И эта тема отразилась в дядивитином стишке:" Трактор по полю идет, киросином пахнет – ко мне Яичка придет. И по морде трахнет!» Я хохотал! Мама урезонивала брата:" Виктор, чему ты учишь ребенка!» И дядя согласился, переделав последнюю строфу на нарочито- беззубое: «И помоет трактор.» Получалось еще смешнее – антипедагогичное: И по морде трахнет! – проступало сквозь позднейший блеклый новодел!)) На всякий случай поясняю, что когда-то слово «трахнет» означало только сильный удар или громкий звук!).. Моя детская сильная любовь к технике! Помню, с каким удовольствием и трепетом мы с папой собирали, склеивали большую пластмассовую модель лайнера ТУ-104 (фюзеляж длинной не меньше 40 см), прилаживали по диагонали крылья, наклеивали в виде переводной картинки красный флажок нашей страны!

Лето… Малышева 101 – будущий свердловский ВНИИТЭ, директором которого стал папин, а в дальнейшем и мой друг Ролен Андрианович Шеин. Бульдозеры и ветер вздымают золотистую песчаную пыль. С включенным двигателем стоит большой экскаватор. Экскаваторщик на минутку спустился из кабины на землю о чем-то переговорить со своими. Папа просит разрешения подсадить меня в кабину. Водитель смеется: «Давайте!«И вот я сижу в кабине, держусь за вибрирующие рычаги, вдыхаю запахи бензина и солярки. Называйте как хотите – кайф, даже оргазм, если это допустимо в отношение мальчишки младшего дошкольного возраста! Мне больше нравились экскаваторы с ковшом от себя, чем с ковшом на себя. Наверно, потому что эта разновидность встречалась реже. Впрочем, это намного реже не только у машин, но и у людей. А еще мне нравилось, когда экскаватор качал на тросе тяжелую кувалду. Уж потом мне стало жалко старые сносимые постройки. А тогда я был в восхищении!. Я мечтал, когда вырасту, стать экскаваторщиком. Меня восхищало, когда я видел работающий экскаватор или бульдозер. Иногда, идя с папой мимо встречавшихся чуть не на каждом шагу стройплощадок, я просил папу посидеть в кабине экскаватора. И папа, спросив разрешения у водителя, поднимал меня в кабину, где меня распирало от восторга сидеть на кожаном сиденье и сжимать рукоятки вибрирующих гудящих рычагов, вдыхать запах бензина и солярки. На катке было не так обалденно, но тоже чертовски приятно!

Однако иногда техника и пугала. Как мы с папой по утрам шли в садик. Это надо видеть! По Восточной сплошной лавиной неслись большегрузные кразы, мазы, газы – самосвалы, лесовозы, краны и конца им было не видать. И папа каким -то непостижимым образом вел меня за ручку сквозь это мессиво самосвалов. Как в какой-то технократической антиутопии то ли Кинга, то ли другого творца ужасов когда наступала эта грозная броня и гул стоял невообразимый, казалось, что спасенья нет. А папа, взяв меня за руку, каким -то чудесным образом оказывался на противоположной стороне проезжей части. Долгое время движение на перекрестке происходило совершенно стихийно. При этом никаких серьезных аварий не происходило. Потом появился регулировщик. Он стоял по центру на булыжной квадратной -полметра на полметра- подушке. Потом на этом месте появился маленький подвесной светофор, а милиционер переместился в стеклянно- металлическую в виде тубуса будку. И только много позже появились четыре светофора в почти современном их виде. Но наши препятствия некоторое время усугубляла параллельная проезжей части довольно глубокая и широкая канава. Некий ров перед замкового вида домом, где был расположен садик. Мне эта канава казалась опасным препятствием. У наших ног разверзалась пропасть! «Прыгаем!» – уверенным тоном с капелькой азарта восклицал папа. И мы брали это второе и последнее препятствие.

Папе тридцать пять: голубоглазый, в очках, стройный, худощавый, при этом стильный, литой, привыкший гнуть в каркас из стальных прутьев чуть не в палец толщиной… с четким, легким баритоном, в начищенных узконосых штиблетах. В ту пору он не носил еще замшевых и кожаных пиджаков, а просто отгаженный темно- серый костюм, узкие брюки со стрелками. Я вхожу на площадку садика, где уже играют другие дети, а папа по ту сторону чугунной ограды идет по Ленина в мастерскую. Утренняя прохлада отступает под лучами солнца. Мы с папой движемся по разные стороны ограды. Почти как Самойлова в еще неувиденном мной фильме «Летят журавли» машет уходящему на фронт любимому, я машу ручкой папе, говоря ему какие придется ласковые или просто вежливые слова:" До встречи, папочка! Доброе утро! Приятного аппетита! Будь здоров!..» Папа улыбается своей лучезарной улыбкой и машет мне в ответ. Ай, сейчас закончится ограда, и мы расстанемся почти на целый день. Как мне несколько часов прожить! И вот папа исчезает из виду! Я буду ждать тебя, папа!..

Глава четвертая. Люда Чащина и другие

В начале посещения средней группы нам представили новеньких. Это были сестры – двойняшки Люда и Оля Чащины. Тоненькие, голубоглазые, с подстриженными обыкновенной квадратной скобкой светло-желтыми волосами. Люда была покрупнее своей миниатюрной сестренки и как-то потверже, она родилась чуточку раньше и вела себя именно как старшая сестра. И если первое время сестры Чащины никак не заинтересовали, то потом Люда возникла предо мною крупным планом. Она первая сделала шаг к нашему неформальному общению, посмотрев своими веселыми, но при этом внимательными глазами и предложив вместе играть. Да, глаза ее были именно васильковыми. Я всегда был разборчив в общении с детьми и не общался с кем ни попадя. Купиться лишь на внимание симпатичной девчонки и ее красивые глаза я не расположен. Ни сейчас, ни тогда! Довольно бесполезное дело добиваться интереса какой-то не обращающей на тебя внимания девушки, она все равно в ответственный момент тебя кинет, предпочтя другого или некую собственную выгоду. И часто люди, особенно мужчины с положением и средствами этого не видят и даже видеть не хотят. Любовь нельзя купить! То есть, конечно, можно, но это уже из другой оперы. Пушкина Наталья Николаевна тоже по-своему любила благодарностью почти что бесприданницы знаменитого поэта и яркую личность. А что из этого вышло? У Антона Павловича и Ольги Леонардовны острой драмы не было, но все равно невесело. Алфред Нобель и его жена, Шуман и Клара… и тысячи, миллионы историй жизни самых обыкновенных людей! Только вспыхнувшая пусть не с первого взгляда живая искра может быть единстренным естественным основанием счастливой любви. Неразделенная любовь тоже прекрасна, но стань она взаимной и все разрушится. Если люди влюблены друг в друга на расстоянии в силу неких внешних обстоятельств, то это не неразделенная любовь! Если объект твоей любви о тебе попросту не знает, то это может иметь хоть абстрактную перспективу. А вот если знает и сердце его молчит, то не ходите, девки, замуж …за него. Я прекрасно знаю, что жизнь многообразнее, что сердцу не прикажешь, что даже в одном цвете есть тысяча оттенков. Но без каких-то пусть общих ориентиров, императивов просто пропадешь! Влюбленный, как и поэт, может создать свою орфографию, может послать к черту все писаные и неписаные законы и нормы жизни, но знать об их существовании на земле и в небесах надо все равно!

Что ж до нас с Людой, то мы обратили друг на друга внимание почти одновременно. Она чуть-чуть опередила меня, как некогда опередила и сестричку Олю, самим фактом своего рождения. Моя мама накануне нашла мне прекрасную подружку, как-то забирая меня из садика домой, увидев это чудо и познакомив нас поближе. Это была Верочка, из нашей группы, с сияющими на беломраморном кукольном лице умными черными глазами. Она была крупная, высокая, чуть похожая на дорогую немецкую куклу. Приятный мелодичный голос выдавали ум и добрый характер этой прекрасной барышни. Верочка Миллер (кажется, так или почти так звучала ее фамилия) с удовольствием со мной сдружилась, и мы играли с ней даже под столом, но это роскошное созданье меня не увлекало. Не магнитило. Все ж-таки влюбленность и тем более любовь – это действительно химия. Можно предварительно прикинуть, даже отчасти рассчитать исходные параметры уготованных к встрече друг с другом на множестве перекрестков судьбы людей, но возникнет ли из всего этого нечто – никто не знает. Натуры одномерные эту химию или божью искру признавать не хотят, вопрошая:" Ну что ей еще надо, я ж далеко не урод, почти непьющий, на капитанской должности?«Действительно, вроде все как надо или даже лучше, а искомого контакта при контакте нет. Но в этой иррациональности есть и своя прелесть, человечность. И непродажность, Иначе все б перебежали к более стройным и высоким, более белозубым, кудрявым и т. д. А так все более неоднозначно, более интересно и непроизвольно!

Нам с Людой было весело, хорошо, но в основном я общался все равно с мальчиками. С Колей Удиловым, Сысойкой, гениальным Серёжей Ершовым, Эркомайшвили, Сашенькой Борисовым, Серёжей Кобяшовым… И с Женей Горовцом. Женя худенький, черненький, при этом очень физически сильный и владеющий, пусть и в детском варианте, приемами борьбы и драки. Надо полагать, что Женю этому научил его папа- приятный, в сером плаще и шляпе. Женя был закаленным мальчишкой, будучи даже поздней осенью и ранней весной одет в тонкую красную кофточку, почти футболку, и серые шорты.

А вообще, нижняя одежда нас, мальчиков, была в то время довольно пикантной. Чаще всего светло- шоколадного цвета хлобчатобумажные чулочки крепились к белому хэбэ- живетику в белыми пуговичками и какими-то девчоночными резинками. В такой чулочек на резинке я спрятал в один мартовский день шестьдесят четвертого свистнутый мной в группе цветной карандаш. Меломаны влюбляются в какие-то мелодии, сонаты, песенки и песни, натуры поэтические- в их волнующие строки и это здорово, но это знакомо очень многим. Мне же оказалась присуща склонность восхититься каким-то оттенком, цветом. Не то, что даже цветом изумруда, рубина, топаза, бирюзы или цветом хорошей машины (как мне нравились черные ЗИМы!), а именно цветом как таковым! И вот в одной из новых коробочек цветных садичных карандашей меня очаровал своим насыщенным свежим цветом вишневый карандаш! И мне (о, ужас) захотелось его взять себе-утащить, присвоить. Моя внутренняя борьба с искушением не привела ни к чему хорошему – вишневый карандаш оказался упрятан мной в правый чулочек. Из садика меня встречала мама. Увидев мое волнение, она внимательно посмотрела на меня, произнеся: «Ты сегодня опять не спал- бледный, подглазицы синие!» Меня всегда удивляло как она по каким-то моим всегда одинаковым подглазицам безошибочно определяла спал я или нет. А тут еще мое смятение от ужасного поступка. И щел-то домой я чуть ковыляя. Когда же я пришел домой и стал переодеваться – тайное стало явным- карандаш выпал из чулка. Немая сцена. Фрейд и его последователи говорят о вытесненных в подсознание негативных переживаниях, которые до поры-до времени дремлют. А потом -случается- нахлынут горлом …и убъют. Ну, это уже моя интерпретация. И вот если б моя совсем молодая, двадцатичетырехлетняя, мама вдруг закричала бы: «Негодяй. вор! Ты ж украл из группы карандаш!» (а ведь это было правдой), -то моя детская душа могла не выдержать этой боли и стыда. И пусть на немного я бы подсознательно заклеймил себя этим дрянным поступком, запомнил бы как оказался за барьером, отделяющим меня (навек?) от остальных честных людей, детей. И это могло пагубно сказаться на дальнейшей моей судьбе. Нет, одного такого раза, наверно, все же мало. Но, как говорится, лиха беда – начало. Однако мама, мгновенно оценив всю щепетильность ситуации, улыбнулась и произнесла: " Да, карандаш красивый! Порисуй сегодня им, а завтра отнесешь. Это было мне уроком. Как в писании: " И сказано вам будет НЕ ГОВОРЯ!» Вспомнилась что-то смешная эпиграмма знаменитого профессора философии УрГУ Л. Когана на профессора политэкономии В. Олигина- Нестерова: «Нет, он не Байрон, он- другой: Хромает левою ногой!» А я в тот день хромал правой, как Байрон.

Но что-то я отвлекся от милой тогда моему сердцу Люды Чащиной. Как сейчас вижу ее в фиолетовой шерстяной кофте и гофрированной красной юбке. Хороша, даже с замазанной зеленкой простудой на губе. Потом вдруг выяснилось, что в нее влюбился и Сережка Сысоев. А потом и главный хулиган Вовка Федотов. Я понял, что дуэли, или хоть просто драки, не избежать.

Меня внутренне укрепляло какое-то знание, что Люда благоволит именно ко мне, а к другим относится как к поклонникам. Она и сама шепнула мне об этом. Я это знал почти наверняка. В симпатиях или антипатиях к нам людей, причем не только любовного рода, есть вроде бы неприметные сразу индикаторы. Их много – от загоревшегося глаза до отношения объекта к нашим близким – родителям, детям и т. д. Взгляд подделать невозможно. Интонацию взгляда. Впрочем, Люде (не одна она такая) хотелось нравиться, и не только мне. У нас на этой почве была стычка с Сысойкой, силы были примерно равны, хотя -как я посчитал – с моим небольшим перевесом. Но всё понял Вовка Федотов, а оно было уже серьезно. Я был готов драться, но с первых же минут наезда на меня по пустяковому поводу этого силача- бандита я понял, что дело мое швах. И вдруг как маленькая черная молния в драку врезался Женя Горовец. Он схватил своими худенькими смуглыми руками крепкую шею противника и рванул ее вниз и вправо. Федотов раскинул руки в стороны и, как сделанный наспех картонный самолетик, шмякнулся носом в пол! Толпа сбежавшихся детей на мгновенье замерла и… взорвалась овацией! Не овацией, конечно, но криком удивленного восторга! Федотов лежал почти не двигаясь, потом поднялся, отошел, пошатываясь, и …заревел. Это было неожиданно для Федотки и для всех. Он был в наших глазах взрослым, двадцатитрехлетним обычным русским бандитом из лихих девяностых, до которых оставалось еще три десятка лет…

Очень хотелось делать Люде приятное. Бескорыстно, конечно. На моей красной курточке было мной прицеплено много разных значков. И я, отстегивая их по одному, стал дарить их своей избраннице. Она была обрадована и польщена моей щедростью. И вдруг как-то отозвала меня в сторонку и показала… живот.) Она не станцевала мне танец живота, так как не только не умела, но и не знала о его существовании где-либо в мире. И потом не раз говорила: " Я тебе сейчас пузо покажу!» И показывала! Простенько, но… класс!.. Ее младшая сестра Оля как-то то ли увидела это, то ли узнала от Люды с ее слов. И решила перещеголять сестренку. Она легла в мертвый час на соседнюю со мной кроватку. Я засыпал днем не всегда. В этот раз мне опять не спалось. Оля завела со мной шепотом какой-то разговор о жизни. А потом вдруг быстро… разделась. Впервые я увидел обнаженное женское тело. Да еще так близко. Еще чуть -чуть, и Оля перебралась бы ко мне. Но, судя по всему, как-то почувствовала, что я к такой близости к ней не расположен, свернула свою активность и оделась. Да оно и не могло быть по-другому, ведь я был влюблен в Люду и верен ей.

Прошло еще немного времени, и Люда Герасимович устроила нам натуральный стриптиз. Опять же во время тихого часа эта платиновая блондинка довольно крупного телосложения залезла ногами на свою кровать и, полностью обнажившись, запела» Рула ты рула» стала танцевать канкан. Она пела;«Рула ты рула, мать моя!» И в воздухе сверкали ее беломраморные телеса толстушки!

Какие песни и песенки мы пели в садике? «Вышла мадьярка на берег Дуная и бросила в воду цветок», " Рула тэрула», " Подмосковные вечера», потом какую-то переделанную песенку про некую Терезу: " Тереза, Тереза, Тереза – два глаза, четыре протеза!..» Это, так сказать, внеклассное пение. А были уроки музыки, которые вела специальный музработник! «Гуси прилетели, возле моря сели – искупаться в море синем гуси захотели. Лапки омывали, крылья полоскали. Но соленую водицу гуси пить не стали! Полетим до дому – к берегу родному! – Там напьемся из криницы ключевой водицы!» Глава пятая

Папа дружил с Георгием Петровичем Орловым, зав. кафедрой философии Свердловского юридического института, в дальнейшем – доктором философских наук, профессором, научным руководителем моей кандидатской диссертации и отличнейшим человеком, оказавшим большое влияние на меня, мою жизненную стезю. Докторскую я сделал уже без его, так сказать, присмотра, но данная Орловым ранее закалка сослужила мне хорошую службу и при взятии следующей высоты. Помню, как я у Орловых в гостях старался красиво спеть эту песенку про гусей и подыграть (не умея) на пианино. Получилось все же довольно неплохо и Георгий Петрович с Верой Ивановной мне похлопали. Тогда их дочка Иринка только родилась, но это не мешало ни гостям, ни хозяевам, наоборот, делало вечер еще более уютным и интересным! Орлов был и тогда уже седым, но худым. Они познакомились с папой, когда папа заканчивал педагогическое отделение Университета марксизма – ленинизма при Свердловском горкоме партии, куда молодого, очень перспективного члена Союза художников СССР этот Союз направил укрепить свою идейность и развить политическую культуру. Там и вели занятия: доктор философских наук Михаил Николаевич Руткевич и молодые кандидаты философских наук Лев Наумович Коган, Георгий Петрович Орлов, ассистент Аркадий Федорович Еремеев. Они все, конечно, отметили небанальные и какие -то отличающиеся от других выступления Егорова. А кто он? Ааа, художник, ну понятно! После одного из заключительных экзаменов, который принимал Орлов, экзаменатор увидел уже выходящего на улицу слушателя и спросил:" А Вам в какую сторону?» -" Я ужинать, в Большом Урале», – ответил папа. «Можно к Вам присоединиться?»: -спросил Орлов. -«Да, пожалуйста!» Вот так и стали общаться.

Глава пятая. Куба – любовь моя

На Кубе родители встретились с Орловым не сговариваясь. Георгий Петрович, вспоминая, как сильно их самолет трясло над Бермудами, и сочувственно и с юмором изобразил мою двадцатитрехлетнюю маму: " Ладно, я -то уж пожила, но так жалко – Вадьку больше не увижу!» Представьте, пожила она уже, в двадцать три года!)) В том же самолете с ними летел Эрнесто Че Гевара, с которым папа с мамой и Орлов познакомились и пообщались! Есть у нас такое фото команданте Че и… мой папа!

Отец тогда прямо с борта самолета отбил телеграмму аж Фиделю Кастро:" Дорогой товарищ Фидель Я советский скульптор Владимир Егоров очень хотел бы на днях в Гаване вылепить с натуры ваш портрет». Фидель ответил!!!, что из-за лесных пожаров вынужден летать над всей страной на вертолете. И поэтому, к сожалению, не сможет позировать. Зато он сам выбрал, кого следовало бы увековечить в портрете. Это Председатель Национальной Ассамблеи (-Парламента) Республики Куба товарищ Блас Рока. Об этом сообщил командир автоматчиков – мотоциклистов. Они примчались в гостиницу» Националь», спрашивая: " А где здесь живет скульптор Владимирэ Егоров? Блас Рока оказался смуглым коренастым мужчиной средних лет. В резиденции – охрана, супруга и маленький внук. «Как зовут?» – спросил малыша Егоров. «Юра!» – ответила за внука бабушка. «О, Гагарин?»

Хозяева весело закивали. Блас Рока, похоже, волновался много больше папы. В кабинете на тумбочке – " Материализм и эмпириокритицизм» Ленина и… пистолет. Чуть театрально, но… все хорошо. За время приездов отца к Бласу они сдружились: " Володя, амиго!» Приходили и члены правительства, Карлос Рафаэль Родригес и многие другие, совещались прямо при папе. А потом: " Володя, давай рому! «Вставали полукругом (вместе с папой) и пили Бокарди… из горлышка. Надо, чтоб кадык у пьющего дернулся дважды. «Володя, давай два раза! Ты же русский!» Папа, заканчивая бюст Бласа, спросил нельзя ли привести с собой приятеля – профессора. Блас не возражал. И такое фото у нас есть: папа, Блас Рока и Георгий Орлов. Куба си, янки ноу – т. е. Кубе —да, янкам – нет был слоган, в шестидесятые известный всем.

Услышав по радио об усилившейся напряжённости вокруг Кубы на Карибском побережье, я воскликнул: «Так там же папа с мамой!». И баба Вера с тревогой в глазах мне кивнула.

Потом бюст Блас Рока участвовал в советско- кубинской выставке в Свердловске весной 1963 года, в Республиканской художественной выставке» Художники Урала, Сибири и Дальнего Востока» 1970 года. Скульптура была переведена отцом в гранит и приобретена у него Министерством культуры РСФСР. Позже папа как-то, будучи в Москве, побывал Минкульте, но свое творение не нашел. «По предложению Брежнева ваша работа была подарена на Кубу! "– весомо и как-то полушепотом сказали ему позже. На Кубе папа встречался с кубинскими художниками, писателями, поэтами, журналистами и нашими соотечественниками – первым послом СССР на Кубе Александром Алексеевым, спецкором» Красной Звезды» Тимуром Гайдаром… Еще папа говорил мне про «дядю Калю» – кажется, кубинского художника из редактируемой Бласом газеты «Натисиус де Ой»…Потом папу с мамой пригласили на ТВ, не так давно вошедшее в обиход, где они, волнуясь, рассказывали о своих кубинских впечатлениях. Перед телекамерой еще волновались. Маренич, народный артист РСФСР, легенда нашей музкомедии встретив папу весной шестьдесят третьего в ДЛИ (Дом литературы и искусства на Пушкинской, ныне – Дом писателей) проникновенно сказал: " Смотрел Вас вчера по телевидению. Вы очень волновались. Я за вас так переживал!».

Глава шестая. ДЛИ, Бабыкин, пикировки в нашем искусстве

Помню, в ДЛИ было на первом вкуснейшее кафе (бефстроганоф с подливкой) с двумя смежными залами. Один – синий в желтый горошек. Как темно- синее ночное небо! Другой зал- желтые стены в синий горошек! Дети любят расцветки в горошек. В них есть какая-то изначальная доброта, приглашение к игре! Бульон с фрикадельками. Вкуснющими! А еще- с профитролью, как раз впервые попробованный в ДЛИ. Желтые профитролины на синем небе!

Тут собирались наши деятели литературы и искусства. Кто? Как кто!) Бабыкин Константин Трофимович – родоначальник архитектурной школы в Екатеринбурге и на Урале, автор проектов зданий Картинной галереи на Вайнера (ранее – типография «Гранит») и старого Пассажа, здания филармонии (ранее- Деловой клуб). Уже достаточно для бессмертия, хотя бы – в Екатеринбурге – Свердловске и на Урале. Но пойдем дальше – здание Екатеринбургского железнодорожного вокзала, величественное здание Управления железной дороги, Театр оперы и балета (в соавторстве с Семеновым, открыт в 1912 г.), здание УПИ (совместно с Уткиным и Вольфензоном) …Он был первым профессором архитектуры и основателем в УПИ первой архитектурной кафедры, из которой уже позднее выросла наша архакадемия.

Бабыкин брал себе ежемесячно только половину сумм зарплаты и гонораров, а другую половину без малейшей огласки и саморекламы перечислял в детские дома и в Фонд мира. Он собрал огромную коллекцию произведений изобразительного искусства (в том числе- Рубенс, Рембрандт) и подарил ее Свердловской картинной галерее (ныне – Екатеринбургский музей изобразительных искусств), как и большую коллекцию изумительного старинного русского и зарубежного фарфора.

Мама моя хорошо помнит как ее еще ребенком с братом (дядей Витей) родители (баба Женя и дед Герман) брали на выходные в гости к Бабыкину. До революции они с первой женой Идой (дочерью екатеринбургского спичечного фабриканта- миллионера Кронгольца) в особнячке красного кирпича рядом с правым крылом гостиницы» Большой Урал». Бабыкин еще до революции был дорогим, модным и действительно очень талантливым архитектором, главным архитектором нашей железной дороги. Как-то в поезде он столкнулся с Гришкой Распутиным, в упор остановившем взгляд на высоком, сероглазом, худом господине и спросившем: " Ну что, испугался!?» – " Нет, не испугался», – ответил Константин Трофимович. Он и правда не испугался… хотя чем-то гипнотическим, мистическим на него пахнуло. В двадцатые годы они с женой взяли в свой дом в качестве опекунов девочку Таню, будущую тетю Таню Клопову, отличную чертежницу, жену дяди Алёши Клопова – брата деда Германа. Родители Тани – дворяне Криволаповы были обвинены в контреволюционной деятельности и… расстреляны. Вот Бабыкин с женой Идой и взяли осиротевшего ребенка. Вроде бы Константин Трофимович был дальний родственник ее родителей. Потом оформил опекунство, звал» дочкой» (кто —то говорил, что Таня и была биологической его дочкой). В тридцатые годы и жену – бывшую буржуйку, и Таню- дочку контры ставил Бабыкину в строку большой начальник Постпредства ОГПУ по Уралу бригвоенюрист Раппопорт, не раз грозивший архитектору лагерем. Но все равно, что не говори – именно советское время в долгой жизни Константина Трофимовича стало самым плодотворным. После смерти жены, он был в гражданском браке с другой доброй и хорошей женщиной, которая удочерила тетю Таню и была помощником Константину Трофимовичу в его делах. На людях он часто называл» мой секретарь " (не секретарша), но все знали ее настоящую роль.

Я уже не раз говорил о дяде Алеше Мещерякове. Но здесь надо сказать о другом моем дяде Алеше – родном брате деда Германа, маминого отца. Дядя Алеша – Алексей Борисович Клопов, конструктор Уралхиммаша, женившись на тете Тане, жил с молодой женой и детьми Володей и Леной на проспекте Ленина 52 – известнейший в городе давнишний жилой комплекс 1930 – х годов постройки. В одном подъезде тогда в Николаем Ивановичем Кузнецовым! легендарным чуть позже разведчиком, Героем Советского Союза, памятник которому в Свердловске – Екатеринбурге работы моего отца в дни сорокалетия Победы был установлен и открыт в мае восемьдесят пятого на Уралмаше (на этом заводе неизвестный еще в народе гений разведки работал). Вот и дядя Алеша с тетей Таней жили с Кузнецовым в одном подъезде, не по разу в день, поди —ка, поднимались по одним лестницам, по- соседски здоровались и всё.