День 8
«Кто будет рассказывать? У нас последний день здесь, а он будет валяться еще непонятно сколько мешком картошки, постанывая, как раненная мелкая собачонка. Может хотя бы это наведет его жалкую голову на хоть какие-то мысли?»
«Когда ты уже угомонишь свою дыромаху. Нудный скучный надменный чертила. Тебе вообще здесь даже близко не рады. Даже от твоих слов стоит такая вонь, что приходится нос прямо сейчас закрывать. Не появляйся здесь, тем более после того, что ты нам наговорил. Такой молодой, дали ему возможность, а он её ради какой-то дичи использует. Скройся, чмыбзик»
«Ну что же вы так, господа. Вот постоянно. Что не разговор у вас, то какая-то перебранка. Василе действительно нужен отдых, он потрясён, а читать после всего этого ваши скабрёзности-это только врагу пожелать можно»
«Дедуль, тебя сюда никто не звал.Кстати, сколько ты там живешь? Две сотни лет? Каков результат твоего существования? Про этого алкаша я даже думать не буду. На что тратится твой потенциал? На хоббитинг на страницах дневника какого-то молодого студента? Ах, точно, ты даже не знаешь таких терминов, ведь за столько лет собственного существования ты даже не удосужился хотя бы чуточку угнаться за всеобщим прогрессом. Как там? ГРЕЕТ ЛУЧИНА?»
«Молодой человек, не повышайте на меня пожалуйста шрифт. Вы, кстати, такой же молодой, как и Василе, поэтому не вижу хоть какой-либо причины ссылаться на это. Откуда столько гнева и ненависти? Где же ваше принятие реальности? Бог даровал человечеству свободу воли и не смеет ее забрать при земной жизни, так что же вы ставите себя выше? Не хочу вступать с вами в дальнейший диалог. Только если вы всё же наденете броздо и прекратите выпячивать свое эмоциональное безживотие. Из Василе, несмотря на его напуганные грубости, собеседник выходит вдвое приятнее.»
«Забей ты на этого молодчавого комнатного буквенного героя. Я думаю, что он заглянул чисто нас с тобой позлить, старче. Я, кстати, не пью уже очень-очень много. Пошел нахер.Вы, кстати, заметили, что среди нас появился новенький? Вот буквально вчера он писал сюда что-то про оленей. Может пусть он рассказывает? Или он нас ещё не умеет слышать?»
«Одобряю»
«Плевать»
«Тогда пуска..»
«Огни, скопившиеся в лесу, разгорались всё ярче. Потерянные, готовые следовать за чем угодно люди стояли и внимали с потесанных годами губ речи, далеко зашедшие за границы здравого смысла, которые становились всё слаще и слаще, едко впиваясь в сердца каждого слушателя. Ночной монолог среди сотен огней-лебединая песня человека в рясе с капюшоном. В этой длинной пафосной глоссолалии не было ничего нового, она звучит здесь почти каждую неделю. Новы были ветра судьбы, что привели в это прибежище потерянных людей доселе неизвестную в краях культа первобытного змея тень между деревьями. Дозорные здесь словно соломенные чучела или маяки. Они лишь помогли тени добраться до сюда. Монолог подходил к концу, глава потерянных людей бился в конвульсиях вот уже несколько минут извергая из себя всё больше и больше оккультизмов, вычитанных им из десятка самых разных статей. Тень приближалась, извиваясь меж деревьями.
Огни начали гаснуть, люди в рясах возвращались в свои бараки и шатры. Человека в тени интересовал лишь проход в главное здание, в которое зашёл лидер культа, дабы как следует утолить свою жажду после такого чувственного выступления. Человек в тени не скрывался и не крался, он двигался уверенно, выпрямив спину. Он убил в себе способность сгибать спину несколько лет назад. Каждый его шаг-клокотание грома, которое способен услышать лишь подобный ему. Нет смысла скрываться, если все вероятности этого мира на твоей стороне.
Двери в старое здание администрации когда-то сияющего в лучах солнечного июля детского лагеря распахнулись с невероятным пафосом. Коридоры и комнаты в один миг превратились в сцену комедии дель арте. Глава культа в образе Доктора Грациано стоял в дальней комнате, пока к нему приближался человек из тени в образе Бригеллы, держа в руках бежевый мешок. Старик-предводитель успел лишь удивленно взглянуть на то, что к нему приблизилось. Двумя мощными ударами он был повален на старый деревянный пол, пахнущий елью. Третий удар пришелся на лицо и был уж совсем лишним, выдающим опасливость нападавшего. К приемной «главного» стянулось несколько фигур. В эту ночь они увидели то, что будем им сниться еще долгое время.
Человек в расстёгнутом гусарском белом ментике, надетом на голое тело, с прицепленным к нему синим плащом, белых штанах и черных сапогах вываливал на старика в рясе из мешка дюжину маленьких и длинных склизких извивающихся змей. Клубок чешуйчатых пресмыкающихся начал расползаться по полу. Две змеи из ватаги вцепились в руку и ногу главы культа. От увиденного тот потерял сознание окончательно. Группа людей в рясах ринулась к человеку из тени, но тот выпрыгнул прямо в окно напрочь разбив старое стекло. Путь его лежал прямо к тотемному столбу, к месту вечернего скопления всех обиженных и угнетенных судьбой, выбравших для пристанища это место. Рядом с местом приземления в кустах человека из тени заботливо ждала канистра и что-то железное, отблескивающее в свете луны.
Канистра быстро опустошилась, обрушив свое содержимое на подобие жертвенного столба. Вспыхнуло пламя, пробудившее от сна всех обитателей старого детского лагеря. Вокруг человека из тени, лицо которого освещалось огнем, собралось кольцо людей в рясах. Круг людей всё сжимал и сжимал ночного нарушителя спокойствия культа, но делалось это всё для такого же драматизма. Театр должен видеть главного актера. Человек из тени с криком-«Стоять» вынул из-под плаща самозарядный пистолет, оснащенный полным магазином унитарных патронов с полуфланцевой гильзой, и направил его на себя. Все застыли в первобытном ужасе. Щелчок. Еще щелчок. Третий щелчок. Пистолет молчал. Затем человек из тени отвел пистолет от себя и направил его в ночное небо. Щелчок. Выстрел. Толпа оцепенела и была готова к речи. Человек из тени заговорил:
– Слушайте меня! Ваш предыдущий лидер будет жить, уж поверьте, но он доказал сегодня свою полную несостоятельность. Все ваши неудачи, все ваши невзгоды, все нападки судьбы или как вы их называете-это статистические вероятности, которые я подчинил своей бессмертной воле. Больше никаких неудач! И никакого варварства. Внемлите силе дифференциальной энтропии!
После этого он спиной на пару столь значимых для всей толпы людей секунд зашел в горящий огонь и вышел из него невредимым. Нужный эффект был достигнуть. Один из людей в рясах подбежал к человеку в тени, упав на колени и очень тихо спросил-«Как тебя зовут?». Человек из тени окинул взглядом все лица, которые человеческое зрение способно разглядеть в отблесках огня, а затем прокричал-«Можете называть меня…»
«Про все это мы и так знаем. Или этот новенький хочет подсказать что-то Василе? Он же прочитает и подумает, что все это-бессвязный бред, но раз тут про это написано, и Василе это все равно прочитает, то так уж и быть подсоблю по старой дружбе. Василе, все произошедшее выше-это события в одной из возможных, доступных нам восьми вселенных. Очень внимательно прочитай и запомни этого человека из тени, тебе придется иметь с ним дело, он очень опасный. Ты всё поймешь, когда узнаешь, как его зовут. А что насчет Леника? Новенький, ты вообще не в ту степь погнал»
«Василе несколько раз пробуждался ночью, а проснувшись утром он долго не мог осознать, в каком временном промежутке дня он находится, настолько тучи заволокли небосвод. Такие условия были просто идеальны для финальной вылазки. Охотничий кураж был высок настолько, что им заразился даже Богдан Алексеевич, знавший исход всего сегодняшнего дня заранее. Приближался полдень, а дождь все не шёл, хоть тьма и продолжала сгущаться. Такое ожидание для Василе оказалось невозможным, поэтому он принялся отвлекать себя от мыслей любыми способами.
Сперва в ход пошли бытовые разговоры, но как на зло Богдан Алексеевич готовился к вылазке, а Мария Семёновна ушла на встречу клуба читателей. После усмирять тревогу пришлось с помощью «базовых детских исследований»: разглядывания узоров на паркете, завитушек над дверьми и рисунков на винтажной скатерти. Он прекрасно знал, что всё это какая-то пошлая игра в догонялки с пустотой внутри себя, в которой не будет выигравшего или проигравшего. Всё было лишь унылым бегом, оставляющим после абсолютное ничто. В момент осознания проблемы пришёл и момент осознания пути решения проблемы. Василе задумал переезд. Да, это одна из форм таких догонялок, но с результатом в виде возможного отчуждения от статуса страдальца из обычного мира, попавшего в мир квантовый, зависит от интерпретаций. Богдан Алексеевич поначалу был разительно против этой затеи, но затем со словами-«Вам бы лишь от стариков уходить» махнул рукой, дав своё одобрение. Мария Семёновна отнеслась бы к этому еще негативнее, но Василе крайне нагло воспользовался её отсутствием, отдавая себе отчет в своих действиях.
Переездом это было назвать трудно. С собой была лишь одежда и книга Виктора Гюго-«Собор Парижской Богоматери», взятая из личной библиотеки Богдана Алексеевича. Василе не слишком приглядывался к литературе внутри дома его спасителей, но завидев именно эту книгу в нём проснулись детские воспоминания и из нового гештальта неприятно подуло холодным ветром. В седьмом классе Василе на весенних весёлых стартах был одним из двух болельщиков, пришедших посмотреть школьное празднество, чувствующее по старинной традиции тело и дух. Вторым болельщиком был его друг Атый, начавший курить двумя годами ранее за гаражами в рамках его проекта по внедрению себя в хоть какой-то веселый, искренний и безопасный социум с легким налетом выражения собственного отношения относительно многовекового конфликта отцов и детей. Тогда они оба были гонимы своими родителями на такое необязательное и такое унылое, в рамках зрительского опыта, мероприятие. Василе чуть было не начал засыпать на этапе эстафет, как его друг начал пересказывать ему с невероятным интересом и трепетом сюжет романа Виктора Гюго-«Собор Парижской Богоматери». Василе не видел своего друга вот уже почти шесть лет, но его образ как будто бы был всегда с ним, олицетворяя незыблемое детское товарищество, от реального человека там почти ничего не осталось.
В его новом доме уже ждала Она, держа в руке тарелку с кусочком торта.
– С новосельем! – сказала она протянув вперед тарелочку.
– А ты откуда узнала? – ошеломленно спросил Василе.
– Здесь информация распространяется очень быстро. Богдан сказал. А ты как думал?
– Быстро же ты все подготовила.
– Ничего не быстро. Я была готова еще когда тебе этот дом показали. Все ждали, когда ты решишься.
– Все?
– Да. Все. И сейчас все придут. У нас как раз пара минут есть.
– Подготовить ещё что-то нужно?
– Нет, всё уже готово, я же уже сказала. Пара минут, чтобы поговорить.
Они оба сели на старую софу коричневую софу, стоящую посреди комнаты. Василе не сразу понял подвох, но затем озвучил свой вопрос:
– Здесь же всё было немного по-другому?
– Может и было, но какая разница? Ты решился прямо сейчас. Василе, мне нужно тебя попросить кое о чем очень разумном.
Их лица были слишком близки друг к другу. Василе выводило из себя, что он подмечает, как ее пухлые губы филигранно вытачивали тихим тоном прекрасные слова, пока её глаза, наполненные чем-то светлым, застывшие в выражении созерцания сокровенного, смотрели на него. Она сделала паузу, далекий сквозняк, проникший чудом сквозь пространство окна, донесся до её лица, обрушив прядь волос в районе правого глаза. Она продолжила только после того, как увидела в его глазах решимость и ни грамма трепета.
– Ты принес книгу. Не читай ее. Она убьет образ. А ещё. Вы же сегодня идете на вылазку? Поступай, как всегда, безрассудно и глупо, ступая на что-то рациональное под собой, как умеешь. Знаешь, мне кажется, у тебя был бы черный пояс по творческому прохождению скучных серых бетонных лестниц.
Их лица были близки настолько, что всё вокруг казалось неуместным. Василе продолжал злиться, обращаясь в своем гневе не к ней, а к своей душевной или сердечной слепоте, из-за которой он привязывал себя абсолютно ко всему, что источало нежность, интерес и заботу. Он видел присутствие этих критериев, но не мог ручаться за их исполнимость, прыгая в любой огонь, что видел он на своем пути. Он чувствовалось, что во всем этом что-то напрашивалось. Какое-то действие. Но что-то это должно быть отвергнуто. Их разговор прервал вошедший в дом Леник, начавший разговор с какой-то подарочной одобрительной лести:
– Да, Василе, вот это у тебя домик. У меня намного меньше. А какие тут стены толстые! Окна тоже крутые. И плита есть!
– Лёник, ты сейчас про что? У тебя абсолютно такой же дом, может даже лучше. Мне приятно, конечно, что ты решил меня так подбодрить, но лучше садись и покушай торт, я пока чайник поставлю. Ты, кстати, к вылазке подготовился?
– Всегда готов! А ты Богдана Алексеевича уговорил? Ты крут, он обычно во всё подобное не вписывается и говорит, что в молодости и так набегался. Вот знаешь, годик назад мне показалось, что в лесу я видел тигра и хотел его сфоткать на фотоаппарат, который мне дядя Леша привез. Такой полосатый.
– Фотоаппарат или дядя Леша? -решил странной шуткой поддержать рассказ Василе.
– Тигр, дурила. Ну так вот. И хотел я фотоохоту устроить, как Шарик из мультика на кассете. Побежал сразу к дяде Богдану, а он у меня фотоаппарат отобрал, дал удочку и повел с собой на рыбалку. С тех пор я и пристрастился к спортивной рыбалке. Ловишь-выпускаешь. Ловишь-выпускаешь. Сидишь, как сказал дядя Богдан, и созидаешь. Слушай, а ты чего там у себя делал дома?
– Я? – опешил от такого вопроса Василе-играл в игры, смотрел сериалы, ходил на кружки поэтические, в театральном вот еще был, на единоборствах и куче всего. Короче, пытался погрузиться во всё, что видел, но не глубоко.
– Кружки поэтические? И чего, стихи писал?
– Ну бывало.
– А прочитаешь сегодня перед всеми?
– Ой, да ну, сплошное позорище стыдное.
– Ладно тебе, все свои. Можешь прочитать, пока дядя Богдан с тетей Машей не пришли. Хотя лучше, чтобы они были. Им понравится! Им вообще всё нравится! Я как-то вылепил им из пластилина сову, когда учился лепить. Ну, она скорее на пенек с глазами похожа, но и она им понравилась. Держат до сих пор мой подарок где-то на холодильнике.
– Да, Василе, я тебе тогда игру отдам и свою картину-неожиданно включилась в разговор Она.
– Василе, ну пожалуйста. Я авторов стихов никогда не слышал, а мы сегодня может последний раз видимся— умоляюще пробубнел в своей привычной манере Леник.
– Хорошо, раз такой ажиотаж, постараюсь что-нибудь вспомнить и набросать.
– Ну вот. Я кажется слышу уже, как дядя Богдан идет.
Дверь снова открылась, на пороге стоял Джотто Иванович, держа в руках кусок пергамента. Громогласным тоном он заявил что-то нечто-«Дорогой, Василе, поздравляю тебя с новосельем. Может мы и плохо знаем друг-друга, но вот тебе презееент. Карта нашей станицы, которую я сам собственноручно нарисовал!». После этого он громко и очень эффектно плюхнулся на кресло, стоящее рядом с софой и принялся есть торт.
– Ммм, Мария Семёновна превзошла себя-оторвавшись на секунду от рыхлого черного лакомства проговорил Джотто Иванович
– Мария Семёновна? – спросил Василе— разве она не против моего переезда?
– Разве можно быть против того, что уже произошло? – ответил Джотто Иванович
Дверь в дом Василе отворилась последний раз за сегодня, впуская гостей. В дом вошел Богдан Алексеевич вместе со своей женой. У обоих был довольный вид. Василе всёэто время писал на листе бумаги, стоя на кухне, остаточные воспоминания былых стихосложений, дополняя забытые рифмы. Это не могло уйти от внимания Лёника, который тут же объявил новоприбывшим-«А Василе пообещал стихи свои почитать!»
Дальше все шло своим классическим чередом. Праздные разговоры ни о чем, поедание действительно вкусного торта и наконец странный финал вечера-чтение стихов. Василе удалось уговорить, поэтому он встал и стеснительным голосом, с каждым словом обретая уверенность, принялся зачитывать своё первое стихотворение, написанное им когда-то в кружке таких же потерянных людей:
«Злость закипала
Зубы сжимались
Пальцы слагались сильнее в кулак
Глаза загорелись
Щеки зарделись
К насилию сделан еще один шаг
Душа моя рвется наружу
Сквозь тело
Минуя преграды
И стены домов
Я яростен, зол
И оскал мой собычий
Не сможет исправить
Нигде и никто
Под взором моим не смей становиться
Он дух выжигает и плавит зрачки
Спасите меня
Мне не остановиться
Уймите же ярость
Позвольте любить»
Послышались приободряющие хлопки. Лёник удивленно спроси-«Ты сам это написал?», а Мария Семёновна отметила, что построение и форма очень хромают, зато очень ясно донесен смысл. Щеки у Василе покраснели, но не от злости. Эту милую картину смыл дождь, начавший яростно греметь по крыше дома. Абсолютно все в этот момент поняли, что пришла пора. А Василе в этот момент понял, что он очень быстро влился в этот странный социум, который уже перестал пугать и напрягать его нервную систему. Станица Старороговская— это ванна с горячей водой. По началу-очень даже горячо и даже обжигающе, но стоит привыкнуть и можно даже получить удовольствие. Прощание прошло очень чувственно. Каждый прощался с Леником так, будто другого исхода сегодня и не предвидилось. На вопрос Василе-«А что, если сегодня не получится?» все ответили— «Попрощаемся еще раз». Она вновь посмотрела на Василе перед прощанием тем же взглядом, что и сегодня утром, затем она резко взяла его за руку и со словами-«На удачу. Не запутайся» положила в нее маленькой клочок нитей. Наступило время охоты.
Три охотника вошли поздним вечером в залитый ливневым дождем лес. Первый-самый мудрый, второй-веселый солнечный блик, готовый упасть куда угодно и третий-пришелец. Их дичь скрывалась и повелевала лесом, но они были непреклонны. Сначала все происходило по знакомому сценарию. Брешь в небе, марш бросок, выжженная земля. Но после третьего раза Василе, знавший все нужные исходные данные для решения задачи решил разделить группу. Богдан Алексеевич остался на месте, Лёник побежал к новой бреши, а Василе решительно побежал чуть правее в лес, чтобы застать перемещение и в лучшем случае контролировать все три точки возможного появления дома. Перемещение произошло слишком неожиданно. Василе хотел отодвинуть рукой ветку, угрожавшую выбить ему глаз, но она просто исчезла, как и дерево. От такого неожиданного перемещения Василе потерял равновесие и упал, прокатившись животом по свежей мокрой грязи. Встав, он обнаружил на месте дерева кустарник с дикой неизвестной красной ягодой, но это было не совсем не важно. Прямо перед ним материализовался вход в пространство дома. Он видел приятную летнюю лужайку, залитую вечерним закатным светом. Он видел тот самый дом. Он буквально видел вход в другой мир, от которого нельзя было отвести глаз. Рисковать было нельзя, расстояние между возможными местоположениями было малым, а отпускать такую удачу-это просто преступление. Богдана Алексеевича или Лёника могло попросту переместить вместе с лесом вдаль от бреши. Тихое спокойствие вечернего леса было прервано громким криком— «Лёник, оно здесь». Отводить взгляд было нельзя, моргать тоже, ведь любое изменение в наблюдении могло привести к перемещению. Вода заливалась прямо в глаза, но Василе терпеливо всматривался в дом, лужайку и маленький забор с калиткой. В любую секунду все могло прерваться, но неожиданно с другой стороны появился смутный силуэт человека. Фигура вышла из дома и увидев Василе помчалась к нему на встречу, протягивая руку. Рука вырвалась из мира летнего уюта в мир вечернего ливня, ожидая дальнейшего взаимодействия с другой стороны.
Несмотря на все предупреждения, Василе схватил своей левой рукой чужую руку. В этот момент в его голове прозвучал чужой голос-«Можешь моргать. Теперь все будет хорошо». Он начал терять сознание. Последнее, что он видел-улыбающийся Лёник, прыгающий в залитый солнцем родной мир, а затем ярчайшую вспышку света, которая будто бы добила бедного вымотавшегося охотника. Богдан Алексеевич, как уже опытный телоносец квантового рыцаря Василе, вздохнув, взвалил его на свое плечо. Проснувшись через день Василе подумает-«Снова здесь. Лишь зря новоселье праздновали».