Я вспомнил, как когда-то давно мы с Тони зашли в автосалон Opel, там работала красивая девушка, она была одета в узкие чёрные брюки и приталенную белоснежную рубашку, на шее у неё висело какое-то украшение на длинной цепочке, – просто и стильно; на какой-нибудь спинке стула наверняка висел приталенный пиджак от этого костюма.

– Придумал?

– Да. Продавец автомобилей. Продавец дорогих автомобилей, – уточнил я.

– Каких именно дорогих автомобилей? – заинтересованным тоном спросил дядя Паша.

– А это важно?

– Да, сильвербулет! Потому что когда тебя спросят, ты долж.. на что-то ответить, подробности придумаешь на ходу, но основные моменты нужно подготовить заранее.

– Так мы что, биографию мою придумываем?! – повысил голос я. Ну конечно, почему я сам об этом не вспомнил! Константин Сергеевич, простите великодушно!

– Ты же говорил, что читал Станиславского?! Забыл, что магическое «если бы» – необходимый элемент создания органической правды роли?! Чтобы твой персонаж зажил, ты должен мысленно пережить его жизнь до этого момента. О, вспомнил: «внутреннее оправдание и осмысленность каждого движения и каждого слова»! У нас мало времени, к концу завтрашнего дня, с помощью Провиденья и духа Марлона Брандо, который почему-то ходит за тобой, мы создадим жизнь человеческого духа.

– А?

– Да, ничего, старайся.

– Дядя Паша, вы ведь не гримёр?

– Нет, Павел, я – режиссёр, а ты (психологическая пауза) – никакой не юрист, ты – актёр! Причём ты из тех актёров, кто сначала создаёт образ персонажа вне себя, а потом делает этот образ своим alter ego; ты не способен вырастить образ из себя, ты для самого себя просто не существуешь; если бы я был менее опытным режиссёром и не понял этого качества в тебе сразу, то не смог бы тебе помочь, поэтому к завтрашнему дню проделай следующую умственную работу: выбери несколько актрис кино в качестве прототипа будущего образа. Понял?

Я задумался над последними словами дядя Паши.

– Изучить мимику и жесты? – спросил я.

– Нет. Просто улови настроение, – режиссёр прищурился и задумался.

Потом очнулся и хлопнул в ладоши так, что я вздрогнул.

– Так какие дорогие автомобили продаёт наша девочка? Мерседесы? – слегка изменившимся голосом спросил режиссёр.

– Ягуары. Ягуары и Лэнд Роверы, – я ощутил прилив вдохновения.

Наверное, правда вымысла возбудила природу… Как там говорил Станиславский?.. А потом я понял, почему произошла перемена в моём учителе. Он меня мысленно похоронил… Режиссёр понял, что я понял, и к нему вернулся энтузиазм усиленный стократно.

– Ага, хорошо. Дальше, – было заметно, что дядя Паша о чём-то попутно соображал, даже достал из внутреннего кармана пиджака фляжку, отвинтил, но, вспомнив, что всё закончилось, сунул обратно.

– А можно она будет лесбиянкой? – ни на что не надеясь, спросил я.

– Не получится, бисексуалкой – да. Вот какая штука, – женщина, осознающая свою сексуальность, так или иначе, будет спать с мужчинами, поскольку у неё есть то, что идеально подходит к тому, что есть у мужчины. Связь с женщинами она может иметь для души…

– Понимаю, – действительно понял я.

– Теперь уматывай. Завтра в час. Запиши мой номер. Выйдешь из здания – сделаешь дозвон, – здесь не ловит.

Я записал номер режиссёра и умотал.

Выйдя на улицу, я взглянул на часы, двадцать часов десять минут. После искусственного света гримёрной, перед глазами плыли какие-то круги. Я набрал номер режиссёра.

– Поль ты? – раздалось на том конце.

– Да, дядя Паша.

– Поль, подумай об актрисах для копирования.

– Да, дядя Паша, – режиссёр положил трубку.

Чёрт возьми, как же я буду покупать всё по списку? Косметику-то ещё ладно, но то, что надо мерить на себя! Мне необходима женщина, женщина, которой я могу доверять. Муся… Я залез в записную книжку телефона, намереваясь позвонить Мусе, чтобы попросить её составить мне компанию в завтрашнем утреннем походе по магазинам. Я уже было нажал на нужный контакт, как телефон зазвонил, номер был неизвестен.

– Алло, да, – сказал я.

– Поль, улым, это дядя Радик, – от голоса Раисыча, учитывая сложившиеся обстоятельства, мои яйца сжались от животного страха.

– Да, Радик Раисович, что-то ваш номер у меня не определился, – мой голос заметно дрожал.

– Так я со своего номера, улым, не мог целый час до тебя дозвониться, – уж подумал, что ты обиделся на меня за что-то.

«Обижаться – удел Бога и маленьких детей», – вспомнил я фразу из «Мотылька».

– Ну что вы, Радик Раисович, просто я был в таком месте, в котором телефон не ловит, – мне хотелось бросить телефон на тротуар и бежать, бежать куда глаза глядят. – Что, Радик Раисович, какое-то поручение для меня есть, – я никогда не мог держать себя в руках при испуге, всегда или заискивал или необоснованно грубил, сейчас я заискивал.

– Нет-нет, улым, просто так звоню, – узнать как дела, никуда не собираешься уезжать?

Какого чёрта он меня об этом спрашивает?! И что я должен ему ответить? Включить дурака?

– То есть как уезжать, Радик Раисович? У меня отпуск только в сентябре, – типа я не понимаю, как такое вообще можно спрашивать, ведь в понедельник на работу.

– А, ну конечно, улым, а я и забыл… Ну давай, ала бирса, до понедельника.

– До свидания, Радик Раисович, до понедельника, – он повесил трубку.

Я весь взмок. Что значит: «ала бирса, до понедельника», как это, мать твою, прикажешь понимать?! Этот урод хотел прощупать меня, – не знаю ли я что-либо об их планах касательно моей ликвидации. Самое паршивое, что я не знаю, – выдал я себя своим волнением или нет?! Недооценивать этого засранца было бы глупо. Я запрыгнул в машину и сорвался в сторону дома. Через минуту я вспомнил, что хотел позвонить Машке. Я остановился, нашёл её номер телефона на «Яблоке» и набрал его на дешёвенькой Нокии, с которой несколько часов назад звонил Коле Стасову.

– Алллло, здравствуйте, – она всегда говорила «здравствуйте», когда видела незнакомый номер.

– Мусь, привет это я, мне необходима твоя помощь, это очень важно. Давай, прям сейчас увидимся. Ты где? Ага… Угу, буду через десять минут.

Время двадцать два часа тридцать минут, я лежу на диване в своей комнате, Кеша сидит у меня на груди и рвёт мою домашнюю футболку, а Сашка орёт в клетке. Я успел купить бритву за семнадцать тысяч и всю необходимую косметику, включая духи. Ещё я купил тени для век или для глаз, хотя их в списке не было. Я рассказал Мусе часть сложившейся ситуацию и часть того, как я собираюсь из неё выпутаться; завтра я заеду за Мусей в половину одиннадцатого и мы поедем в торговый центр – докупать оставшиеся вещи. Я с трудом поднялся с дивана. Поменял воду попкам, подсыпал корма. Решил испробовать новую бритву, – такой дорогой у меня никогда не было – всегда брился самыми дешёвыми станками, потому что волосы на лице толком расти начали относительно недавно. Я умыл лицо горячей водой с мылом, дважды, затем холодной, протёр льдом (скоро у меня не будет возможности блюсти гигиену лица с таким тщанием), приложил на несколько секунд полотенце; распаковал бритву, – выглядела она добротно, весила прилично; не читая инструкции, я включил прибор. Индикатор аккумулятора показывал необходимость подзарядки.

Спустя полчаса на меня снова накатил смертный страх. Я достал бутылку с дырочкой и фольгу, пошёл на кухню. Мама с Ратмиром уехали на дачу на все выходные. Я, как следует, пыхнул. Набрал Тони. Его я не собирался грузить треволнениями моей жизни, не потому что не доверял, нет, – Тони я бы доверил даже продолжить собственный род, – просто многие знания – многие печали, а в данном случае – ещё и многие опасности. «Алло, Тони, может, увидимся, что-то сна ни в одном глазу». Мы договорились выйти через пятнадцать минут. Я заварил ещё одну бройлерную плюшку. Меня накрыла волшебная волна. «Вы меня решили упечь, чёртовы у… убб… ублюдки… А вот хрен вам всем в задницу, а не «упечь» меня, Поля… Павловича… Гончарова…», – бормотал я в тумане. Я положил голову на столешницу, совершенно не чувствуя жесткости поверхности. Мне приснился мини-сон: «Весь мир знает, что есть некое существо, то ли насекомое, то ли пресмыкающееся, то ли мелкий грызун, величиной с мышь и чем-то её напоминающее. Учёные не могут его изучить, так как никто не мог удержать его в течение сколько-нибудь продолжительного времени, не известен ни пол данного экземпляра, ни возраст. Его многие-многие видели, но никто не смог запечатлеть, ни на фото, ни на видео. Многие и многие говорили, что видели его на расстоянии вытянутой руки и, даже держали его; общеизвестно, что это животное ускользает из любых клеток. Считается большой удачей наблюдать его, а уж подержать в руках – тем паче! Были люди, которые при контакте пытались его уничтожить, но, компетентные товарищи утверждают, что уничтожить тварь доступными человечеству средствами, – всё равно, что пытаться расколоть бриллиант варёной сарделькой. Многие и многие… Многие и многие… И вот, расхлябанной походкой по весенней распутице в одном из городов нашей необъятной страны иду я, слушаю в наушниках Би-Би Кинга… Ступаю по доскам, кем-то предусмотрительно постеленным поверх слякоти и проклинаю сегодняшний день. А навстречу мне парочка влюблённых россиян, а в руках у девушки, кто бы вы думали, – да, это существо, – ну точно как мышь, только без хвоста. Они проходят мимо меня и, я, на всякий случай, завидую им чёрной завистью. Но что такое: существо вырывается из рук девушки и бежит по весенней грязи прямо ко мне, прыгает мне в руки, и я чувствую себя счастливчиком. Я глажу чёртову крысу и не знаю, что с ней делать дальше. А эта тварь начинает кривляться у меня в руках, всячески извивается и, я уже не пойму, – нравится мне эта «ни пойми что» или отвращает. Маленькие чёрные глазки устремлены прямо мне в душу. Я решаю посадить тварь в непонятно откуда взявшуюся у меня клетку. Сажаю, но не проходит и десяти минут, как тварь сбегает. Теперь моя жизнь, как и жизнь всех, кто имел контакт с этим существом, подчинена одной идее – снова завладеть треклятой «хренотенью». Проходит какое-то время, я от людей узнаю, что единственная возможность вновь изловить уникальную тварь – воспользоваться машиной времени и вернуться в том момент, когда первый и единственный раз повстречался с Ним. Что может быт проще; я прыгаю в агрегат и вот я уже снова иду по весенней грязи, а навстречу мне снова идёт парочка россиян, в руках у девушки Оно. Я уже знаю, что существо вот-вот выпрыгнет из чужих рук и устремиться ко мне. Так и происходит, – я вижу скорбь на лице девушки, а Оно устремляется ко мне. Вот оно, в моих руках, тяжёленькое, шёрстка как у мышки, глазки умненькие. Теперь-то я хрен тебя упущу. Сажаю Его в клетку, и… оно ускользает в ту же секунду, что и в прошлый раз! Чёрт! Проходит какое- то время, уже полмира в скорби и под гнётом своей идеи Fix. В какой-то момент, мозг каждого человека на Земле одновременно, как удар тока, пронизывает одна и та же мысль относительно этого существа. Какая? Вы слышали? А вам рассказали? Передайте соседям и друзьям! Расскажите коллегам по работе. Тихо-тихо, не кричите так… Да держите же себя в руках. Да-да, вы не ошиблись, – он – то самое… Да-да, никаких сомнений, учёные подтвердили… И как мы раньше-то об этом не догадались?! Это же ОЧЕВИДНО! Эта вертлявая хрень, это пресмыкающееся, которое никто не смог удержать, да-да, он – наш БОГ!»

«Girl, You'll Be a Woman Soon…» Звонок телефона меня разбудил или просто сон подошёл к концу. На проводе был Тони. «Ты выходишь или как?»

«Да-да, я просто…» Сколько я проспал, пять минут? Время пять минут двенадцатого. Какое сегодня число? Четвёртое августа. Две тысячи двенадцатого года. Ого! Вон оно как! Я налил тёплой воды в чашку и пошёл в ванную, выдавил немного зубной пасты в рот, размазал языком по зубам, затем дважды прополоскал тёплой водой, – освежил дыхание. Потом прополоскал рот холодной водой и немного попил. Потом взял из холодильника «Визин», – отбелил белки глаз. Вернулся в комнату, спрятал бутылку с дырочкой, открыл шкаф – взял сумку, вышел из квартиры.

Около подъезда меня дожидался Тони, он нервно курил, – он терпеть не мог, когда я говорил, что уже выхожу, а выходил гораздо позже; я это знал и он знал, что я это знаю, но я ничего с собой поделать не мог, и Тони знал, что я ничего с собой поделать не могу.

– Найдётся время на небольшую вылазку в город? С меня шаверма с голубем и чай. А? Соглашайся, – я очень хотел, чтобы Тони поехал со мной.

Видимо, Тони понял, что для меня это важно.

– Поехали, – сказал Тони.

И мы поехали. Тёмное время суток – идеальное условие для того, что я задумал. А задумал я – кое-что проверить. Для начала мы поехали в сторону посёлка «Мирный». Через двадцать минут, выезжая из посёлка, следуя по односторонней дороге вдоль самого дальнего от центра города из трёх озёр, я остановил машину и, под предлогом того, что мне надо в мужские кусты, увидел то, что надеялся увидеть. Дальше мы направились в сторону ближайшего к центру города озера из трёх озёр, – тут мне даже не пришлось притормаживать, поскольку я разглядел всё, что хотел, в свете фар. Теперь через улицу Вишневского и мост «Миллениум» на другой берег реки Казанки, – в кебабную на улице Мусина. Моя голова немного полегчала и я включил музыку.

«Aussi facile qu'elle est tender

Tu sais ce sont parfois les mots tres simples

Les plus difficiles entendre

Laisse-toi guider au bord des mots

Et regarde au bout de tes pas

Le gouffre profond o sont jetes

Toutes ces phrases qu'on ne dit pas

Tous nos silences je les…»

Звуки мелодичной песни одной из моих любимейших певиц заполнили пространство автомобиля.

Около кебабной, как всегда, было полно таксистов и другого люда. Кое-как припарковавшись, мы зашли и заняли очередь. У меня начинался приступ лютого голода.

Через десять минут, предварительно набив рот шавермой, я обратился к Тони: «У меня к тебе просьба, давай сейчас съездим – заберём Калину и подгоним её к ГАИ на Модельной улице». «Зачем?», – Тони тоже наяривал шаверму. «Хочу снять её с учёта». «Продаёшь?». «Ага», – я проглотил последний кусок и запил уже остывшим чаем. Расслабленные от еды, мы решили взять в ближайшем круглосуточном магазине по бутылке безалкогольного пива и посидеть с этим пивом на остановке автобуса рядом с кебабной. Купив пиво и, не обнаружив свободного места на остановке, мы уселись прямо на бордюре около припаркованной машины. Вечер субботы был вечером субботы. Толпы молодых и не очень людей – группами и поодиночке – но, непременно в подпитии, проходили перед нашими глазами. Вот группка школьниц, одетых как проститутки; вот школьники-мальчишки, идут, матерясь, как завсегдатаи ночлежек; вот кавказцы; азиаты; просто местное хулиганьё; вот, пожалуйста, дамы в возрасте, пытающиеся запрыгнуть в символический вагон, в котором только что отъехали школьницы. Я видел, как Тони наблюдает за согражданами. Наконец он заговорил.

– Мы с тобой, конечно, можем считать себя лучше этих людей, но, подумав немного, становится ясно, что слово «лучше» и даже слово «умнее» не отражают сути вопроса…

– Что? – я со смешным звуком отлип губами от бутылки.

– Ха-ха! Я говорю, что каждый человек относительно каждого другого человека не находится на одной линии и, даже, на одной плоскости и даже, возможно, в одной системе координат. Вот что я хочу сказать.

Я сделал вид, что интересуюсь этикеткой пива Антона.

– Ты себе тоже безалкогольное взял? – шучу я по поводу философской волны, накрывшей Тони.

Я, конечно же, прекрасно понял, что хотел сказать Антон и мне были близки его выводы. Вечер был поистине прекрасен; именно о таких вечерах грезишь, когда вспоминаешь о лете.

Меня обуяла жажда деятельности, ибо только мои быстрые и слаженные действия могли сократить до минимума вероятность моего низведения.

– Она на даче у тёти Вали? – было заметно, что Тони не горит желанием отправляться в путешествие на край ночи. – Как насчёт моих прав, а точнее отсутствия оных?

– Я уже подумал об этом, я буду следовать за тобой след в след и, если остановят, выйду и суну им в рожи своё удостоверение, плюс тысячу рублей, чтобы они не чувствовали себя униженными. Ок?

– Ок…

– Только в магазин надо заехать. Купить кое-какие продукты.

Через пятнадцать минут я уже летел с тележкой по рядам продуктового магазина «Перекрёсток». Тони остался ждать в машине. Я купил консервы, которые открывались без помощи открывалки, десять бутылок негазированной воды объёмом по полтора литра, сухие хлебцы, шоколадные конфеты, несколько «Сникерсов», три коробки апельсинового сока в удобной для питья упаковке, банку маслин, банку оливок, множество всяких видов орешков, несколько упаковок жвачки в пластинках и освежителей дыхания, пять упаковок влажных салфеток, ватные диски и ватные палочки, жидкое мыло, сухари и сушки, печенье, набор пластиковой посуды, бумажные салфетки, туалетная бумага, антиперспирант – три штуки, сухой; колбаса в вакуумной упаковке, мясная нарезка в вакуумной упаковке; вернувшись в отдел бытовой химии, я взял два тюбика зубной пасты, одну жидкость для полости рта и зубную щётку. Подкатил к кассе, думая о том, чтобы ещё взять. «Всё остальное – завтра», – сказал я себе. Кое-как дотащив огромный пакет до машины, я положил вещи в багажник. Мы рванули в сторону дачи тёти Вали, за высоким забором которой стояла моя старая машина. Когда мы вошли на участок, я переложил пакеты с продуктами в багажник старой машины. Ключей от домика у меня по прежнему не было; в сарае были спрятаны документы и ключи от Калины, – к счастью, крысы, из хулиганских побуждений, не уничтожили их.

– А сколько дней можно ездить на машине после снятия её с учёта? – спросил я у Тони, когда он уже сидел в заведённой Калине.

– Пять. Но, если едешь в другой город, то всё-таки нужны транзиты, иначе дорога может стать золотой, – Тони закурил, жестом спросив, можно ли продолжить курить в машине.

– Поподробнее, пожалуйста. Вот я купил машину, имею на руках договор купли-продажи, дальше что?

– Вообще, теоретически, ты имеешь право перегнать машину в течении пяти дней с момента подписания договора купли-продажи… Мда… Но страховку надо оформить. Можно, на основании договора купли-продажи, купить ОСАГО на месяц. Да, на месяц…

– Понятно, поехали. Я буду ехать за тобой вслед. Через две минуты догоню.

– Ну, давай, жду, покурю пока, – Тони выключил зажигание.

– Нет, ты потихоньку езжай, я тебя догоню.

– Ладно, как знаешь, – Тони завёлся и начал движение.

Я подождал пока Тони на Калине скроется за поворотом, потом сел в свою машину, завёл её, развернулся так, чтобы она передними фарами «смотрела» в сторону фонарного столба. Огляделся по сторонам, – поблизости никого не было, только через пару аллей доносились приглушённые вскрики пьянствующий сограждан. Я достал из багажника медную голову Гоголя и покрывало для лежания на пляже; пристегнул ремень безопасности водителя; на водительское сиденье, предварительно накрытое покрывалом положил мешок с цементом; открыл водительскую дверь; присев на корточки, рукой нажал на педаль тормоза, поставил рычаг в положение «D», отпустил тормоз и одновременно положил голову Гоголя на педаль газа; всё произошло быстро, – я резко отпрянул от машины, водительская дверь по инерции захлопнулась, когда машина, резко набрав скорость, через десять метров, врезалась в фонарный столб.

*****

Мы подъехали к ГАИ, когда часы показывали час ночи. Дорожная полиция нас не остановила, хотя один экипаж мы встретили. Тони загнал Калину на ближайшую к ГАИ платную парковку. Я заплатил за неделю вперёд. Тони пересел ко мне, и мы уехали домой.

– А зачем тебе эта информация? – спросил Тони, когда мы были на полпути к дому. – Тебе нужно просто снять авто с учёта, оформить договор купли продажи с покупателем и всё. Да и снимать с учёта сейчас не обязательно, если доверяешь покупателю. Ты доверяешь покупателю?

– Как самому себе.

Семь дней до аварии

«Будущее – это просто идея, которой мы пользуемся,

чтобы не жить настоящим»

Цитата из фильма

Будильник прозвенел ровно в семь утра, что само по себе и не странно, – ведь, ровно на столько, я его поставил. Я не стал терять время на философствования и, сразу начал собираться. Новая бритва полностью зарядилась. Я побрил лицо, затем всё остальное тело, включая руки. Затем я взял свою старую машинку, нацепил насадку в четыре миллиметра и прошёлся по бровям, – если кто-то спросит, что с бровями, скажу что спалил, когда разводил огонь для шашлыков, благо такое происходит сплошь и рядом (вспомнился эпизод из «Детство, отрочество, юность»). Я остался доволен новым прибором и, на всякий случай, положил его в сумку. Потом я подумал, что ещё слишком рано и можно подремать. Я поставил будильник на девять тридцать, лёг, но уснуть не смог. Пошёл на кухню, сварил овсянку на воде и вломил её в рот; когда мне кажется, что грозит опасность, я начинаю правильно питаться. Десять процентов Пенелопы Круз, пятьдесят процентов Сальмы Хайек, десять процентов Лизы Эдельштейн, пятнадцать – Одри, ещё пять – Дебби, в лучшие её годы… Остаётся ещё десять? Тогда ещё десять Пенелопы.

*****

Вопреки сложившейся традиции, мне не пришлось ждать Машу долго около подъезда, – когда я подрулил, она уже стояла у дороги, и мы без промедления отправились за покупками. В первую очередь мы поехали в дисконт-центр и купили там всё необходимое, кроме парика. Со стороны мы выглядели как обыкновенная парочка, прошвыривающаяся по магазинам. Когда я выбирал определённую вещь, то передавал её Мусе, а она шла в примерочную, я заходил вместе с ней и мерил. Уже через час у меня было две пары капроновых колготок, приталенный пиджак, кофточка на пуговицах, белая тонкая рубашка с высоким воротником, тонкий чёрный шейный платок, две пары следок и юбка. «Носите на здоровье», – напутствовала Машу продавщица на кассе. «Спасибочки-спасибочки», – ответствовала Муся. Из одежды оставалось купить обувь, – сабо на танкетке, кожаные, чёрного цвета. С этим было сложнее, потому что в обувном павильоне не было зашторивающихся примерочных, – все мерили обувь, присаживаясь на пуфики напротив зеркальных тумб. Найдя нужную модель и улучив момент, когда продавщицы отвлекутся разговорами друг с другом (покупательниц от разглядывания своих ног не мог отвлечь даже пожар), я просунул, заранее приготовленную ногу, в женскую обувь. Попадание с первого раза, тридцать девятый – мой. За париком пришлось ехать в дорогой торговый центр, в исторической части города. Муся примерила парик перед зеркалом, – ей явно не шли прямые длинные волосы с чёлкой, а может я просто не привык к ней-брюнетке. Короче говоря, парик я померить не смог, пришлось купить без примерки. Парик, как я и ожидал, был самой большой статьёй расходов, – длинный натуральный некрашеный волос – двадцать восемь тысяч рублей, – продавщица сказала, что это не так уж дорого для такой модели.

Когда мы, наконец, купили всё что необходимо и погрузились в машину, Маша спросила: «Расскажешь, зачем тебе этот маскарад?» «Расскажу… Потом, – ответил я. – Давай я угощу тебя обедом, вместо благодарности? Здесь полно всяких заведений». «Нет, – ответила Муся. – Хорошо, что последняя остановка Центр, – мне как раз сюда было нужно, я прям здесь сойду. Тебе больше ничего не надо?» «Нет, вроде всё купили. Тебя домой не везти, что-ли?» «Нет, здесь сойду. Созвонимся позже», – Маша открыла дверь. «Я позвоню, спасибо тебе», – мне не хотелось отпускать Машу, я думал, что мы посидим где-нибудь и, я кратенько расскажу о своих планах. Но, тем лучше, когда я рассказываю о планах, всегда энергия на их реализацию куда-то девается. Маша ушла. Я посмотрел на часы на приборной панели, – опережаю график. К режиссеру ехать было ещё рано, но я всё равно не торопясь покатил в его сторону. Подъехав к дому по проспекту Камалеева, я нашёл место во дворе, где я никому не мешал, и достал компьютер, чтобы сделать записи последних событий и своих мыслей относительно них.

*****

– Зубы. Зубы у тебя – что надо. Лёгкая кривизна придаёт сексуальности… Классической красавицы из тебя не выйдет… Девушка с изюминкой – да. Знаешь актрису Тильду Свитон?

– А точно! У нас одна судья работает… – я вспомнил обворожительную улыбку Регины Петровны.

– Знаешь ли ты, что японцы, которые впереди планеты всей, – нарочито беспардонно перебил меня режиссёр. – А точнее японки, специально искривляют себе зубы, чтобы выглядеть моложе, сексуальнее и… легкомысленнее что-ли… А легкомысленность и молодость сами по себе сексуальны, ты ведь не будешь спорить. Я уже не говорю о всякого рода накладках в виде вампирских клыков, которые крепят к собственным зубам с помощью стоматологического цемента, – я уже при первой встрече заметил, что дядю Пашу иногда, что называется, несло, он поднимал указательный палец вверх – в знак того, что он вещает и не терпит того, чтобы его перебивали, при этом он как-то вытягивался в струнку, выдавал какую-то информацию. – …И, само собой, украшения своего зубного состава бриллиантами и стразами, – не сказать, что данная особенность очень красила режиссёра.

Дядя Паша договорил до точки и, как-то сразу обмяк и погрустнел. Сделав ещё глоток из фляжки, он произнёс: «Твои зубы записываем в плюс, как и ресницы».

Он развернул мой стул к зеркалу.

– Что ты думаешь? – спросил режиссёр, нависнув у меня над правым ухом.

Я увидел размытое пятно на том месте, где у меня должно было быть лицо. Затем, когда зрение сфокусировалось, я увидел мужское лицо, размалёванное краской; я почувствовал приступ злости – злости на себя, на ситуацию, в которой я нахожусь, на ситуацию, в которой я скоро буду находится, злость на эту дурацкую идею с переодеванием, злость на свою наивность, на свою мать, конечно и, немного на режиссёра.

– Что думаешь? – повторил свой вопрос дядя Паша.

– Думаю… Я думаю, что мне надо снова начать пить алкоголь, потому что в тюрьме такой возможности не будет. Вот что я думаю! – заорал я и занёс руку, чтобы сорвать с себя парик, но дядя Паша угадал моё намерение и поймал мои руки.

– А ты темпераментная штучка, люблю таких, – проговорил режиссёр деланно страстным голосом, по прежнему держа мои руки. – А теперь послушай меня, любитель Станиславского… Константин Сергеевич сказал: «Борьба между мужским и женским началом вечна, неиссякаема», – он имел в виду вовсе не отдельного мужчину и отдельную женщину. Пока ты будешь думать над этим, я тебе расскажу ещё немного… Не фокусируйся на своём отражении. Не морщи лоб, – ты похож на мыслителя, – режиссёр осторожно отодвинул чёлку моих новых волос и аккуратно, лёгким прикосновением указательного пальца, разгладил поперечные морщины на лбу. Это незначительное мимическое преображение, изменило выражение лица ниже бровей. Как он догадался про лоб, – ведь за сплошной челкой-пони морщины были не видны. – Ты должен начать взирать на мир женскими глазами. Женщины взирают, я настаиваю именно на этом слове, на мужской мир (мужской ли он в действительности?) как на глупую детскую игру, в которой они чаще всего не принимают участия, а если и принимают, то отдают себе отчёт в том, что это всего лишь игра, – интонация режиссёра гипнотизировала меня. – Знаешь, как мамаши, сидя на скамейках вокруг детской площадки, следят умилённым взором за своими бестолковыми мальчишками, следят за тем, как они играют в песочнице, играют в войну, играют в политику, в бизнес, в спорт. Мамаши их, очевидно, любят, поскольку нельзя не любить то, что сам произвёл на свет. В этом и кроется причина того, что женщины «принимают мир таким, какой он есть», в отличие от мужчин, которым всё время нужно что-то изменять сообразно своему дурному вкусу. Женщины принимают мир и имеют своё собственное представление о реальности и о фантазии, потому что сами создали всё, что вмещает Всё. Разумеешь мою мысль?

– А? – я очнулся от повышенного внимания. – Да тут не одна мысль, – я смотрел на отражение и, оно мне не казалось безобразным.

– Вижу, ты ещё не до конца вник, – режиссёр снова сел на свой раскладной стульчик справа от меня. – Улови самое главное – смотри открыто, люби всё, что ты видишь, ведь ты всё это создал, ты всё это родил.

– Я всё это создал, я всё родил… Бог – женщина, – неожиданно для самого себя произнёс я.

– Если допустить, что он вообще есть, то – да – женщина, – произнося эти слова, режиссёр вновь поднялся со своего стульчика, двумя пальцами одной руки взял меня за подбородок, а ладонь другой руки положил на затылок и, медленно и аккуратно придал моей голове такое положение, при котором я стал смотреть как-то исподлобья, при этом у меня сделался какой-то упрямо-капризный вид. – Вот так держи голову, так меньше вероятность, что кто-то заметит твой кадык, он у тебя, к счастью, не слишком заметный, да и платок у нас имеется… У тебя при такой постановке головы немного упрямый вид, даже капризный, но мужчинам нравятся такие девушки. Вообще нужно привыкнуть нести свою голову, как цветок на стебле, на длинном тонком стебле…

*****

– И вот представь: ты от него во многом зависишь, и тут он ловит тебя на наглом вранье, аккуратно берёт тебя за горло и припирает к стенке, и, страшным-страшным голосом спрашивает: «Ты ведь всё врёшь, конфетка!..» Ты закрываешь глаза и… Закрой глаза и представь ситуацию, а когда откроешь, я хочу видеть страх.

Слова застряли у меня в горле, только голова отрицательно покачала. Кажется, у меня получилось.

– Отлично, – одними губами произнёс режиссёр.

*****

– Собирайся, поедем, прокатимся, у нас ещё есть дела.

– Как! – взвизгнул я. – В таком-то виде?! – я как-то совсем забыл, что мне всё равно нужно фотографироваться на поддельные документы. Я оглядел себя с ног до головы в большое зеркало, повернулся боком, похлопал себя по, слава Богу, плоскому животу и сказал: «Поехали». А режиссёр мне сказал: «Теперь говори шёпотом, – пусть думают, что у тебя болит горло. А к моменту «дебюта» лучше бы сорвать голос».

Через две минуты мы отъезжали от театра. Для того чтобы усесться за руль, пришлось отодвинуть сиденье и отрегулировать по вылету руль, – танкетка сабо увеличила мой рост почти на десять сантиметров. Я чувствовал себя превосходно, что меня немало удивляло.

– А вы что без машины, дядя Паша? – начал я непринуждённую беседу как будто охрипшим голосом.

– У неё срок страховки истёк, да мне она и не нужна. Я же всё время бух или под кайфом.

– Вам в творчестве помогает опьянение?

– Не знаю. По крайней мере – не мешает. Я вот смотрю на тебя, – сменил тему режиссёр. – Ты инстинктивно знаешь, как нужно себя вести, не сочти за оскорбление.