Издалека донёсся свист. Свист не нёс в себе одобрительной тональности. Он проникал в колокольно звенящий череп и входил в резонанс с приливами и отливами болевой волны, перекатывавшейся от лба к затылку и обратно. Колокол звонил по нём и звон был сродни погребальному.
Бутылка – в его правой руке – была цела.
Свист нарастал. Жизнь подходила к концу. Вращая глазами, он понял, что бутылка, действительно, была из-под джина.
Знаете, такая красивая, квадратного сечения. Ими хорошо ломать в барах стулья и двери. Джина, правда в ней, уже не было. Утёк, гад.
В десанте нет места позору. Умри, но сделай.
Третьим ударом, при правильном приложении силы, можно было расколоть Землю напополам, как чурбак. Спросите вот хоть у Архимеда.
Если бы тут был физик, он бы соотнёс силу удара с «Большим взрывом», когда осколки разлетались также яростно и хаотично. Некоторые до сих пор летят за пределы вселенной, хотя получили импульс отнюдь не вчера. Если вам повезёт найти очевидцев тех времён, они охотно подтвердят похожесть событий. Сейчас последствия были примерно такие же. Осколки улетели за трибуны, а может, и дальше. И это не были осколки головы, это были осколки стекла, они летели на третьей космической скорости догонять джинна. Голова осталась на месте. Но в ней не было места для триумфа. В голове остались только уши, да и то потому, что они находились сбоку от места лобового столкновения. Собственно, и они свернулись в трубочку, стремясь встречным движением погасить скорость. У десантников вообще все органы заточены под парашют.
Найдя взглядом Витька, Лёня увидел, что волосы у того встали дыбом. Даже на самых неприличных местах.
– Варка яиц, – сказал ему Лёня.
Витёк, незадачливый помощник, жалкий сын овцы и пехотинца, никчёмный подаватель снарядов, зажмурившись, уже готовился к мучительной казни через вечное прикрытие не желающих открываться глаз недосягаемой прежде собственной мошонкой. Он шестым чувством догадался, что его глазные яблоки будут укутаны ею прямо поверх век, заботливой Лёниной рукой. И ничто не предвещает, что нежность и ласка будут присутствовать в прикосновениях этой руки.
Спасли Витька боевые братья.
Победный рёв вспучился над стадионом как атомный гриб.
– Д`Ар-тань-ян ! Д`Ар-тань-ян !
Десантура сыпанула с трибун вниз, качать героя на руках. Качали так, что чуть не забросили на висевший над городом, для наблюдения за порядком, милицейский вертолёт.
Счастье от победы было полным. Непосвящённый наблюдатель мог предположить, что Лёня проглотил упавшую бомбу и тем самым спас весь город.
Витёк, прояснив для себя, что казнь откладывается, выдохнул так, что разогнал тучи. Это был смерч наоборот. Тучи закрутило от его выдоха и унесло за горизонт.
Ещё одно маленькое чудо по случаю столь знаменательного праздника.
Лёню боялись сами десантники. Естественно, пока трезвые. Даже среди этих отъявленных головорезов он слыл явлением, сродни цунами, которого желательно избегать. Так ковалась его репутация. Так ковалась слава.
– На би-и-ис-с! – ревел стадион.
– Да только угли мешать не заставляйте, – отшутился Лёнчик.
****
Уже позднее, когда его парни, сталкивались с деловыми затруднениями, натыкались на непонимание своей позиции, к делу подключался Лёня. Теперь каждый Лёнин оппонент мысленно примерял к своей не достаточно тренированной голове знаменитую бутылку, и считал правильным не вступать в полемику. Это очень сильно экономило время. Соглашения удавалось достичь малой кровью.
Остроумцы назвали это «Не лезь в бутылку!».
****
Вечером того же дня Лёня начал чувствовать дискомфорт. Его славное деяние грозил заткнуть за пояс ( и ниже) зелёный юнец Витёк, который до сих пор находился в прострации, и был страшно озабочен обелением своего имени.
Снедаемый стремлением искупить вину за подставу, чуть не перешедшую в фиаско с последующей пластической операцией без наркоза, он пил с каждым встречным – за ВДВ! за батю Маргелова! за крайний прыжок! за нас с вами и за хер с ними! да за всё !
Набравшись, сдвинул лихим жестом берет на затылок, и тайком проверив мошонку – (на месте ли? до сих пор не веря в чудо) – он громогласно угрожал расколоть головой бетонный забор. Его пытались удержать семеро, но что в этом мире может удержать десантника, пошедшего в наступление на врага ? Пуля в голову, и то не всегда, говорят, десантник живёт после попадания пули ещё минуты две. Витёк пёр в атаку на забор, пытаясь разогнаться до скорости свободного падения перед открытием парашюта. Но не успел. Дальним проблеском сознания понимая, что ему просто не хватило дистанции, он ускорился последним доступным ему способом, – прыгнул вперёд и воткнулся макушкой в пролёт бетонной стены.
Раздался звонкий хряск сминаемых поверхностей, как при прямом попадании снаряда в пустую бочку. Встревоженные голуби вспорхнули от неожиданности по всему кварталу.
Это был сильный результат, но не совсем тот, о котором извещал факир. Зазывная реклама, как всегда, наврала.
Стена не разверзлась.
Её отлили в пятом цехе местного завода ЖБИ, традиционно вся продукция в стране была двойного назначения. Стена могла выдержать столкновение с танком, если бы, конечно, вражеские танки рискнули напасть на страну, где уже был Витёк и много-много его соратников.
Родители Витька трудились на том же заводе, но отец был водитель, а мать – повар в столовой. Они не имели отношения к литью противотанковых форпостов. Это было плохой новостью. Для Витька. Очевидно, по этой самой причине, лобовая броня Витька оказалась пожиже бетона, и он тихо сполз до земли-матушки и затих. Семеро не смогших удержать, смахнули пот со лба и сели выпивать рядом с героически отдыхающим товарищем. Добить неповерженного бетонного врага они не пытались, здраво рассудив, что после перерыва Витёк сам одолеет того во втором раунде. В их понимании это был не тот противник, на которого надо навалиться скопом. Витёк проснётся, и один справится. Вот только выйдет из анабиоза, и достанет провалившиеся внутрь глазные яблоки.
Боевые потери у десанта всегда были меньше, чем второго августа.
****
Если бы столько выпил недесантник, похмелье мучило бы его как раз до первого августа следующего года.
У Лёнчика не было времени на похмелье. Вечером другого дня он должен был лететь в Дубай.
Наутро Илюша с Лёней приехали в охотничий магазин. Купили бинокль, маскировку, охотничий нож с максимально коротким лезвием, чтобы в самолёт пустили, несколько различных шляп и тёмные очки. Лёня долго вертел в руках дробовик на слонов, вскидывая и выцеливая невидимую мишень. Не мог с ним расстаться. Вещь!
– Илюх, давай купим, а ? Кто ж знает, что там, в этих эмиратах, может пригодиться ?
С большим трудом и риском для жизни ружьё у Лёни удалось отнять.
– Лёнь ! Не бери тельняшку, не надо нам особых примет, – упрашивал Илюха, бывший ответственным за деликатные операции.
Лёня улыбался, кивал. Соглашался с разумным советом.
Но тельняшку взял.
****
Братья Халитовы были родом из Башкирии. Упорным трудом они выбились в люди.
Старший был Аслахан, все звали его просто – Хан.
Младший – Валера – был надёжной опорой, но выполнял, в основном, функции порученца при старшем. Перейдя с торговли в финансы, они организовали банк, дела шли, но ни шатко, ни валко, пока не начали вести дела со спортклубом «Аврора». Тут уже они развернулись, приобрели статус и известность, международные соревнования, турниры и чемпионаты, да и спонсоры – сплошь богатые компании, так и начали выходить они на орбиту всё выше и выше, привлекая в свой банк новых вкладчиков.
Да и сами спортсмены держали у них свои деньги. Вроде как у своих – всегда надёжнее.
И как-то так случилось, что в один прекрасный день банк оказался закрытым, а братьев, вместе с семьями, и след простыл.
Человек – не иголка, найти можно любого. Братьев искали почти полгода. Выяснилось, что уехали они в солнечные Эмираты, где и занялись новым бизнесом – арендой машин.
Спортсмены умеют держать удар. Годы тренировок, как-никак. Но такой удар был нокаутом сразу для всех. Надо же ! Так технично ! Одним махом – всю братву насадить!
Гениальный ленинский лозунг «Грабь награбленное!» был им чрезмерно знаком, и не понаслышке. Но оказаться в роли ограбленных было дискомфортно. Не комильфо. В переводе с французского – «Мы что – лохи ?»
Ситуация требовала отмщения.
Первым делом в Дубай слетал Илюша. Он был лучший переговорщик. Его основным преимуществом было то, что он не внушал никому страха. Это и обернулось минусом. Оборзевшие два брата с упругими ягодицами повышенной категории хитрости, никак не могли уразуметь, что не все деньги можно и нужно красть. Кое с кем надо бы и рассчитаться.
Договориться не получалось.
Что ж, был и плюс – он сумел узнать главное – где искать. Встречались в Халитовском офисе, а отследить путь от офиса – дело для первоклашек.
Теперь была работёнка для Лёниных ребят.
****
Август – не лучшее время в Дубае. Плюс 50 считается нормой. Бывает и выше. Проведя за неделю необходимую подготовительную работу, накупили по дубайским магазинам недостающую для работы амуницию. Прокатившись по стране, изучили важные для них достопримечательности, сверив по часам время, необходимое для отхода на заранее подготовленные позиции. Теперь Лёня сотоварищи могли перекурить, взяв себе пару дней необходимого отдыха. Море не принесло облегчения, вода была теплее, чем в ванной. Пройтись по женской части – не располагали местные устои.
Пора было браться решать проблемы.
Валера жил в современном небоскрёбе, с видом на залив. Что может быть лучше, чем наблюдать как огромное рыжее солнце медленно садится в океан? Закатный пейзаж помогает притушить совесть и заглушить страх. Надо заметить, особого страха не было, Эмираты славились безопасностью.
Работа арабской полиции была бесхитростна. Есть заявление – сначала всех садим в зиндан, потом не торопясь, разбираемся. Ни виновен – отпустим. Виновен – тридцать ударов палкой по пяткам, и в яму. В общем, порядок был !
В то утро многие соседи видели трёх женщин в абаях и паранджах, только глаза сверкают, стоящих на площадке между девятым и десятым этажами. У двоих, правда, светлые глаза, но это не редкость для уроженок Сирии и Ливана. Что они там делали, никто не знает, жили по соседству в основном индусы и иранцы, приехавшие на заработки, а спрашивать у незнакомых, да тем более – чужих женщин, не принято. Кончится крайне плохо. По пяткам – и в яму! Ну, вы уже в курсе…
В момент выхода на площадку девятого этажа младшего Халилова, одна из женщин профессионально прыгнула через весь пролёт и снесла его с ног сокрушительным маваши гери. Две другие, приблизившись, спокойно достали биты из-под абаев и быстро и споро превратили лежащее тело в отбивную. Ударам могли бы позавидовать бейсбольные бэттеры. На операцию ушло не более минуты. Закончив воспитательный сеанс, и спустившись на лифте в подземный гараж, они уехали на белой Тойте. Отогнав машину за пару кварталов, её сунули на огромную парковку, пораскидали по разным контейнерам одежду и аргументы для пробуждения совестливых мук, и вернулись к дому замерить скорость реакции. Полиция уже была тут.
Переполох поднялся быстро. Это было хоть и ожидаемым, но неприятным известием.
Теперь второго брата уже было не достать. Особенно учитывая, что он, обременённый большой семьёй, жил на вилле, в престижном районе Джумейра, в окружении местных элит.
Услышав про акцию возмездия, Хан мгновенно нанял охрану и перестал выбираться куда-либо, кроме офиса. Напуганный, он стал сверхосторожен. Охранники дежурили и на вилле, около виллы караулила неприметная старая машина, в которой безвылазно сидело двое. Очень похоже, полиция, решили десантники, проводя рекогносцировку и наблюдая в бинокль с крыши отеля.
Понимая, что бойцы ограничены сроком действия визы, Хан надеялся продержаться ближайший месяц, попутно подыскав себе другое место пребывания.
****
Улыбчивый кучерявый парень в чёрных очках и бейсболке с ломаным английским вошёл в холл офисного небоскрёба Дубай Клок Тауэр, поднялся на лифте на самый верхний этаж. Дальше, спустившись по лестнице, он долго и терпеливо ждал на площадке, поглядывая на коридор сквозь стеклянное окошко тамбура, пока охранник не отлучился по нужде в туалет.
Быстрым деловитым шагом он прошёл в офис 1202.
Увидев вошедшего, Хан ломанулся прочь, но Лёня был тренирован, и отработанно прыгнул ему на спину, попутно выхватывая нож. Хан потерял сознание…
По коридору двенадцатого этажа престижнейшего Клок Тауэр улиткой полз человек, оставляя за собой кровавый след. Из задницы у него живописно торчала рукоятка ножа, мерно покачиваясь в такт при каждом движении ползущего. Лицо ползущего было наполнено мировой скорбью. Гримасой он хотел выразить взыгравшееся внутри отвращение к деньгам. Тяга к жизни – штука заведомо посильнее, чем страсть к лёгкой неправедной наживе.
Встречные жались к стенам и бочком протискивались в свои офисы, звонили в полицию. Растерянный охранник вертел в руках пистолет, направляя его на каждого появившегося, чем добавлял мистического ужаса никогда не видевшим подобных сцен арабам. Триллер !
Через три часа во всех аэропортах и гостиницах были розданы фотороботы. Искали русских. Особенно тщательно проверяли все оптовые рынки, кабаки и клубы, задерживали все рейсы в российском направлении.
А в самолете «Турецких авиалиний» летящем в Стамбул, уже объявляли приготовиться к посадке, и налысо обритый Лёня послушно пристегнулся, напевая себе под нос песенку :
«Чтоб поймать десантника
Думай как фонтан….»
А двое его однополчан, тем временем, яростно торгуясь с бедуинами, покупали неновый Ниссан на авторынке соседнего Омана. На этом Ниссане они и уехали домой, путь был долог, и лежал через Иран. С продажи Ниссана планировалось заработать лишние несколько тысяч долларов.
Илюша умел считать деньги.
ИДИ И НЕ ГРЕШИ
Бар только открылся. В полумраке негромко играла музыка. Посетителей ещё практически никого, только шумная компания в центре, да за угловым столиком сидят двое, отпиваются пивом после вчерашнего. Лёня был мрачен и молчалив. Серый – грыз орешки, стараясь не мешать погружённому в тяжкие думы командиру, только кидал злобные взгляды на пьяно вопящий центральный столик.
– Леночка, будь ласкова, повтори по кружечке ! – Серый, увидав, что шеф не спешит, взял инициативу на себя.
Крупная большегрудая Ленка, бессменный бармен, знойная красавица и примечательность бара, принесла ребятам по пиву, соорудила лёгкие закусочки.
Лёня, допив свою чуть не залпом и оттаяв душой, отлучился из зала, ушёл в кабинет к Илье, у того был к нему серьёзный разговор. Илья был крайне обеспокоен.
– У нас завелась Птица-говорун, – сказал он, – Дон не знает, отличается ли она умом и сообразительностью, но бессмертием, как нам представляется, отличаться не должна.
Лёня согласно наклонил голову и спросил подробности.
*****
Компания из молодых оглоедов вела себя развязно, громко вразнобой орали, вставляли мат к месту и не к месту; в общем, бакланы.
В двадцать лет любой – покоритель мира. А в компании, да под алкоголем…
Заказывали виски, чокаясь, залпом глушили, требовали повторить ещё.
Один, правда, уже тихо спал, привалившись усталым лицом в тарелку.
Швыряли деньги на пол, Ленка, наклоняясь, собирала разлетевшиеся бумажки, что же за собачья работа, а ?
Глядя, как Ленка подбирает деньги с пола, компания гоготала:
– Хорошие буфера, – сказал кто-то, – красотка, не прокатишься с нами ?
Ленка фыркнув, повернулась и ушла, намеренно виляя крутыми бёдрами.
Дождавшись, когда она скрылась в баре, Серый громко позвал:
– Эй, ушлёпки ! Сюда скачите! Галопом !
Трое с готовностью кинулись к его столику. Молодые, неопытные. А себя показать хочется. Втроём на одного старпёра… Благородство, господа, осталось в прошлом веке…
– Присядьте для начала, – пригласил их хмурый небритый алкаш, практически покойник. Троица, поигрывая мускулами, расслабленно уселась, перекрыв ему выход, готовясь при удобном случае вскочить и броситься на него стаей зараз. Серый невозмутимо сидел спиной в угол, прихлебнул пива и отставил кружку, чтоб ненароком не разбить.
Подплыла, торопясь, взволнованная Ленка, она хорошо представляла, чем закончится такое знакомство. Прошептала на ухо, что это – завсегдатай, Хватюк-младший, сын главного пожарника области, очень нужного для дона человека. Как напьётся, всегда буянит, но что поделать, папа – очень полезную должность занимает…
Серый огорчённо кивнул.
– Ладно, тела, – сказал он им, – меня за вас попросили… Повезло вам. Поэтому просто извинитесь перед дамой и валите.
– Слушай, дядя, ты ничего не попутал ? – скалясь, ответил ему борзый упитанный чернявый крепыш, вероятно, главарь, подумал Серый, и взял тот же тон:
– Племянник, у тебя очень немного времени.
– Дядя, давай выйдем, здесь неловко, заведение всё-таки…
Полумрак в баре скрывал детали, тени ложились косо и не было видно контуров фигур, лишь отблески света неровно падали на немолодого помятого мужика, явного любителя пива и схлопотать по роже.
Слона они и не заметили…
А что, разве муравьи, кучей, не затопчут, пусть даже и слона ?
Намеренно сидевший в самом тёмном углу, Серый не выглядел непосильным противником, и огромная его силища не угадывалась неискушёнными вискокурителями.
Да алкогольный кураж мешал юнцам здраво оценить обстановку, наполняя их стограммовой воинственной храбростью. Другой фронтовой храбрости они не знали, да и откуда им было её узнать? А меж тем, именно те, кто был в реальном бою, ходил под жутким огнём, кто видел смерть неоднократно, кто сумел преодолеть, превозмочь свою инстинктивно трусливую натуру, вот из тех и выходят потом настоящие бойцы. Типа Серого. Или Лёни.
Зачинщик среди молодых вертопрахов, продолжал искать ссоры:
– Ну ты чё притих-то, а ? Скажи чё-нибудь…
– Я тебе, во-первых, скажу, что женщин надо уважать, а во-вторых, пожилых мужчин, вроде меня, уважать надо тем более.
–Ты, чё, старый хер, нас учить будешь ?
– Зачем я – жизнь научит… Понимаешь, дружок, есть разные способы умереть; некоторые умирают как герои, некоторые – в своей кровати, а некоторые – захлебнувшись в нечистотах. Ты вот, например, всё делаешь для того, чтобы умереть не в кровати… А вот герой ли ты ? Проверить просто….
Серый правой рукой выхватил из-под куртки изогнутый нож и не успели отпрянуть три героя, как он
бросил на стол свою левую руку и резким сильным ударом отсёк себе половину мизинца.
Нож с глухим стуком вошёл в стол. В ушах зазвенело.
Серый посмотрел прямо в глаза зачинщику, и расчётливо неторопливым движением вытер лезвие о воротник парализованного ужасом Хватючонка.
– Теперь можем и выйти, поговорить, – предложил он трём товарищам.
Кровь текла на скатерть, но он не пытался её остановить, продолжая давить взглядом капитана сборной по героизму.
Вы хоть когда-нибудь видели реакцию грызунов на большую змею ? У юнцов даже лица вытянулись, все трое стали похожи на кроликов. Вид стал глуповатый и испуганный. А воли на действия не хватает. Даже убежать не пытаются.
Оцепенев, боятся пошевелиться, ожидая, что следующим ударом отсекут что-то у них, и весь вопрос – у кого ? Возникала уверенность, что выйти они если и хотят, то разве что в туалет.
Серый с трудом сдержал усмешку. Хватючонок шумно хапнул воздуха, как вынырнувший из проруби. Но шевельнуться не рискнул.
– А что ж ты, дядя …Ой, извините, …Вы… сразу-то не сказали ?
– Ну как же, не сказал ?… Ты вроде извиниться собирался , нет ? Сначала вы её оскорбили. Потом она ещё за вас и попросила. Теперь ты вроде как дважды ей обязан, – сказал этот незатоптанный небритый любитель собирания в рожу, и подстегнул их, – Ну !
Младший в их компании метнулся, позвал Ленку.
– Извините нас, мы перепили просто, – растерянной скороговоркой бормотал главарёк, – Мы не хотели, …мы, это… мы не будем больше так с Вами… и ни с кем не будем… так… больше…
Он посмотрел на Серого, трясущимися руками вынул бумажник и торопливо добавил:
– Вот тут пятнадцать тысяч,… за стол, за всё… сдачи не надо…
Ленка улыбнулась кончиком губ. Улыбка явно адресовалась не извинявшемуся. И тут она увидела кровь:
– Ой, что это ?
– А? Что ? Ерунда, порезался…Ты, это, принеси мне бинт, и граммов 150 чего-нибудь покрепче.
Ленка умчалась.
– Так мы пойдём ? – испуганным тоном спросил протрезвевший юный пожарник, – Можно ?
– Сейчас вам всё можно. Идите и не грешите…
*****
У него и клички то никогда не было. Просто Серый. Он и был серой тенью, неотступно сопровождая своего босса. Ходил за ним как преданный пёс, утром заезжал, вечером отвозил домой.
Дежурил в подъезде, когда требовала обострившаяся ситуация.
Лёня как-то вынес его на себе из под огня, и он считал себя обязанным отплатить той же монетой. Отплатил раз, отплатил другой. Но так и остался при Лёне водителем, попутно выполняя функции охранника, заместителя и доверенного лица, с которым можно быть самим собой. Они были как однояйцевые близнецы, оба упрямые, с монолитным характером, обладающие стальной несокрушимой силой и твёрдым намерением идти до конца. Во всём.
Серёга был десантником, как вы могли уже понять.
Как и все десантники, он признавал только несколько авторитетов в своём кругу, оставаясь для всего остального мира в состоянии непокорности.
Бесстрашный до безумия, он вызывал трепет своей бескомпромиссностью и стремлением к победе, неважно какой ценой, да пусть и любой.
А между тем, у его бесстрашия было вполне рассудительное объяснение, впитанное им ещё в учебке; лучше единожды умереть в бою, чем от страха умирать бесконечно много раз. И он резонно считал, что когда-то, все мы, неизбежно станем покойниками, так зачем умирать больше одного раза? Живи настоящим, будущего может и не быть ! И он без колебаний лез в самые отчаянные операции, и судьба неизменно хранила его, видно нужен он ей был для каких-то неведомых целей.
Забредя по случаю на ночную дискотеку, он столкнулся с клубящейся там золотой молодёжью в борьбе за приглянувшуюся ему барышню. Он играючи раскидал бы всю их свору, но пропустил сзади удар по голове чем-то тяжёлым, а дальше навалились бандерлоги на Балу и пинали его, пинали в два десятка модных ботинок, пока не затих он аморфной массой. Его лицо было сплошной синяк, множество гематом и ссадин, но, – ни одного перелома. Точно медведь Балу. Отлежав в больнице неделю и сбежав, не закончив лечения, он с пользой проводил ночи, карауля около клуба обидчиков.
Он их дождался, зашёл за ними в клуб, и успел вырубить троих, остальные разбежались прыткими тушканчиками. Серый стаскал трофейные коматозные тельца в туалет, и разложил мордами в унитазы, дожидаясь пробуждения из летаргии, болезненными пинками реагируя на процесс постепенного оклемания и попытки высунуться обратно из немягкой вонючей обители.
Зашедшие в туалет случайные очевидцы дивились нетипичной для клуба картинке до оторопи.
– Соревнование, – охотно пояснял Серый любопытствующим, – кто больше выпьет… Уже не знают – чем бы ещё закинуться ! Обычный кайф им уже не в радость. Извращенцы !
Кто-то из успевших удрать вызвал ментов, его забрали его в отделение, но, разобравшись в чём дело, со смехом выпустили. Мажоров и тогда никто не любил. Да и не стали бы, ни они сами, ни их влиятельные папаши, поднимать бучу. Кому охота вместо крутого богатого чувака прослыть опущенным в унитаз терпилой ?
Лёня доверял ему как себе, обсуждая детали предстоящих действий. Серый неизменно вызывался на самые опасные мероприятия, и не было случая, чтобы он подвёл своих.
*****
Выйдя от Ильи, Лёня рассказал ему, что в Организации, в бригаде у Марата, обнаружился стукачок ; с ним, понятное дело, разобрались согласно традиций – поздним вечером кто-то выстрелил ему в говорливую голову и помог разместиться в сточной канаве. Это было необходимо в назидательных и воспитательных целях, иначе, конечно же, оперописатель просто пошёл бы на растопку или банально пропал. Тот, однако же, каким-то чудом выжил, дополз до больницы, оказавшейся неподалёку, и прежде чем уехать в реанимационную палату, успел дать показания приехавшим, как на всякий огнестрел, ментам. Кудесники-хирурги поработали на славу, операция прошла успешно, пулю извлекли, минимизировав угрозу для жизни, и шансы на выживание этой находки для шпиона резко возрасли.
Ситуация стала приобретать критический оттенок, и именно Серый, облечённый доверием, был выбран для окончательного уточнения диагноза у этого больного, на всю голову, оратора.
Заболевший словоблудием спикер охранялся как политбюрошный член. У палаты больного дежурил круглосуточный пост, ещё один сотрудник в форме находился неотлучно при входе на этаж, с непревзойдённым рвением проверяя документы у всех подозрительных посетителей. Около больницы практически постоянно курсировал патрульный «коробок», лишь изредка отлучаясь на самые уж тяжкие вызовы, да и то ненадолго.
Слишком высоки были ставки для милиции, когда ещё повезёт, чтобы такой информированный человек заговорил. А у страдающего болтологией подранка, между тем, не было другого выбора, кроме как надеяться на помощь властей.
Серый, облачась в белый докторский халат и колпак, спрятав под марлевой повязкой своё лицо с печатью десантного образа жизни, менее всего наводящее на мысли об интеллигентном Айболите, мчащемся спасать чужую жизнь, увёз на каталке в лифт говорливого, словно попугай, пациента, под предлогом неотложного рентгена.
– Ничего не поделаешь, голубчики, регламент ! Должны всё обследовать. Мало ли, вдруг что-то не заметили, не всё извлекли, ещё начнётся заражение, или, чего доброго, гангрена ! Придётся тогда заражённый орган отнимать. А вам он без головы нужен ? Нет ? Ну, вот видите ! Помогите, кстати, голубчики, будьте любезны, раз уж вы тут втроём в форме собрались, каталочку в лифт задвинуть… Наша служба, видите ли, голубчики, не менее опасна и трудна !
Менты, соглашаясь, кивали.
Больше этого словоохотливого говоруна, любителя выболтать чужие тайны, никто никогда не видел. Видно, по пути вылечился, да и ушёл восвояси на своих двоих.
Вот что рентген животворящий делает !
*****
Серый был неприхотлив. Трудясь при Лёне, он не испытывал никаких материальных затруднений, и, в принципе, мог иметь всё, что пожелает. Но он был солдат, а не зампотыл, и не менял ни привычек, ни образа жизни, несмотря на обилие новых возможностей.
К деньгам и красивому образу жизни он был более чем равнодушен.
Единственное, что он искренне любил – это скорость. Любой, кто падал в затяжном прыжке, ух-х-х! вниз, свист в ушах, напор ветра, с замиранием всех органов, и азартом дёргания за кольцо, рывок вверх, вы-ы-дох! – почти неизбежно становится скоростным наркоманом.
Скорости Серому зачастую не хватало.
Он разбил уже несколько машин, в узёл, всмятку, вдрабадан. Выходил целым, разве что лёгкие повреждения случались.
Как заговорённый.
А скорости всё-таки было маловато. Когда летишь в свободном падении – это да ! Разве машина может сравниться ?
В поисках острых ощущений купил мотоцикл. Жизнь заиграла новыми красками.
В первую же неделю он на скорости девяносто улетел кубарем, по пути кувырками обогнав тяжёлого двухколёсного монстра.
Когда сзади подъехали друзья в ожидании худшего… из газона, отряхиваясь и матерясь, поднимался приземлившийся без парашюта десантник.
Мотоцикл же, за пять оборотов долетел до столба, там и превратился в пару центнеров металлолома.
У Серого – хоть бы один перелом !
Точно – заговорённый!
Он купил новый мотоцикл, помощнее. Скорости маловато !
Каждый, кто мчался по дороге выкрутив гашетку до упора, знает это ощущение, когда смотришь на точку на горизонте, и оп-па, ты уже там.
Этот драйв сгубил немало горячих голов.
Когда Серого привезли в больницу после лобовой аварии с грузовиком, он, как и все в таких случаях, думал – успею! – ни одного целого органа внутри внешне целого организма, не было.
Не в кровати и без мучений.
Хоронили его с почётом. Лёня пытался организовать воинский салют, да бдительные органы добро не дали. Мраморный памятник в виде огромного серого волка был заказан лучшему в городе скульптору.
Это был единственный в жизни раз, когда все окружающие видели слёзы на глазах безжалостного, вечно безэмоционального Лёни д`Артаньяна.
А тот не стирал их, просто, молча, шёл и шёл за гробом, и скупые мужские слёзы катились по его затвердевшему, будто высеченному из того же куска мрамора, лицу.
БОРЬБА С ДЕМОНАМИ.
В бурные годы начавшегося хаоса, крушения идеологии, краха надежд, толпы обезумевших индивидуумов, среди которых были вчерашние комсомольцы и даже члены партии, ринулись на поиски заработков, словно ковбои, лихорадочно и в случайном порядке столбившие золотоносные участки безжизненных скал Дикого Запада.
Неизбежно некоторые перепутали свободу и вседозволенность.
Всяк мнит себя гением. Вчерашние официанты, секретари и секретарши, физики, лирики и слесари взалкали. Золотой телец застил глаз и туманил мозг. Будущее пробивалось сквозь постылые будни и сияло великолепием, как в дешёвых, заполонивших враз все экраны латинских сериалах.
Ложно понимаемое великолепие включало лежание в отеле у моря, шмотки дичайших расцветок из «комка» , ибо серость обрыдла, ликёр Бейлис на столе и девятку цвета «мокрый асфальт» в личном гараже, пусть и в другом конце города.
Наиболее приличные, имеющие таланты и навыки, ринулись открывать автомастерские и парикмахерские, магазинчики и кафешки. Кто ударился в торговлю, кто челночил из Турции и Эмиратов, кто на месте шмотки перепродавал.
Иные же, самые беспринципные, взялись за лёгкие, хоть и грязные деньги – наркотики. Сея вокруг себя смерть и несчастья, плодя повсюду, где появлялись, болезни, нищету, грабежи и воровство, такие нелюди готовы были за копейки продать и своих близких людей, что им чужая боль !
Это был период, когда житья не стало от наркоты. Оборзевшие дилеры разве что светящиеся вывески над своими окнами не крепили.
Цыгане подбивали копыта своих лошадей золотыми подковами и вставляли коням золотые зубы.
Ситуация перестала быть выносимой, уж слишком многих она задела, принеся неисчислимые беды и горы горя тем родителям, чьи дети, надежда и опора в старости, оказались низведены дурманящим зельем до состояния животных, таща из дому ценности и разбивая неутешные родительские сердца.