Военный сборник. Рассказы для участников Специальной военной операции. Выпуск 1
TekstСв. праведный Иоанн Кронштадтский
О вере Православной
Сознают ли лица, бывшие по рождению, крещению и воспитанию в Церкви Православной, и уходящие или ушедшие в католичество или другое какое-либо не православное вероисповедание или же в секты, все то, что они оставляют, и то, что принимают, и до какой крайности, и до какого лишения они доходят?
Что же? Неужели Церковь и вера Православная есть одно только название без исторического значения и без полной силы истины и жизненности, или же это есть твердое и непоколебимое здание Небесного, Вечного, Премудрого и Всемогущего Архитектора-Бога, как гора великая и чудная, на которой и в которой живет и действует непрестанно ко спасению всех верных Сам Господь и Глава Церкви – Иисус Христос?
Имя ли одно – Церковь Православная? Разве она без действительного Православия и без величайшей, неописанной силы, непобедимой никакими силами ада? Разве ей не присуще непрестанное торжество над всеми кознями видимых и невидимых врагов и над человеческими ухищрениями и нелепыми баснями? Разве Церковь Православная одиноко стоит в мире, без славных и громких свидетелей её истины и православия, её чудной животворности и спасительности, даже до нашего времени?
Разве не за нас непрестанно стоит Сам Всеистинный и Всемогущий, Всеспасающий Глава Церкви – Христос, исполняющий её славою и спасением и непобедимою силою Своею? Разве не с нами всегда пресвятая Владычица Богородица, источающая непрестанно чудеса милости православно-верующим и усердно молящимся?
Разве не за нас и не с нами все Апостолы и Пророки со своими боговдохновенными писаниями, чистого смысла коих мы не нарушили ни на йоту?
А множество прославленных Богом русских святителей и угодников: Никита, Иоанн, Моисей и Евфимий Новгородские, Димитрий Ростовский, Митрофан и Тихон Воронежские и прочие? А Серафим Саровский, прославленный Богом еще при жизни явлениями Господа и Богоматери, стоящий на очереди к открытому прославлению, – разве он не свидетель о истине и спасительности нашей веры и Церкви?
Наконец скажу: разве не за нас вся история Церкви от начала и доныне? Какая иная вера может похвалиться столь многочисленными свидетелями истины?
Только одна истинная и всеспасительная в мире вера – вера Православная: она такова по истории, по своей истине, по самому существу, полному света и жизненной силы.
Будем же твердо держаться Святой Церкви и своей Православной веры. Только Православная Церковь есть столп и утверждение истины, ибо в ней почивает вечно Дух истины, свидетельствующий непрестанно и громко всему миру об истине Её.
Русский штык
Танковая рота капитана Виктора Азарина выдвинулась в район проведения учений на Ровенский учебный центр последней из подразделений полка. От места расположения части – поселка городского типа Лугины – до Новой Любомирки, рядом с которой находился Ровенский полигон, танкистам необходимо было преодолеть около ста восьмидесяти километров. Почти сутки марша.
Марш надо было проводить по лесисто-болотистой местности, где было совсем немного деревень и еще меньше проходимых дорог. Чуть севернее эта местность плавно перетекала в знаменитое Белорусское полесье с его бескрайними лесами и болотами.
Поздняя осень не очень хорошее время для танкистов, особенно в местности, где широколиственные леса переходят в хвойные, расположенные вдоль обширных низин и торфяно-болотных лугов, из которых в леса постоянно приползают густые туманы. На всех лесных и полевых дорогах стоит непреодолимая грязь. Особенно тяжело передвигаться, если по трассе чуть ранее прошли другие подразделения танковой дивизии. Глубокие промоины, ямы и рытвины, затянутые вереском и павшей листвой, чередуются между собой на всем пути движения. И над всей этой непролазной девственной местностью висит суровое свинцовое небо, из которого постоянно падают мелкие капельки дождя.
Командиры роты и взводов, завернутые в ОЗК[1], стоят в люках, опираясь на командирский щиток. Монотонное движение колонны утомляет и расслабляет. Главная задача капитана Азарина не сбиться с основной, наиболее разбитой трассы. Следы от танковых гусениц видны по всем сторонам. Они уходят вправо, влево, идут по касательной и тут же, за ближним поворотом, пропадают в болотах и зарослях лесов. Разобраться в их мешанине очень сложно.
Машины двигаются, словно катаются на горках: то ползут вверх по чудовищным ухабам, то проваливаются вниз в жуткие колдобины. У Виктора с высоты башни его машины возникает ощущение, что трасса сначала уходит в небо, потом вдруг проваливается куда-то под землю. И кажется, что в окружающем мире нет ничего кроме этих лесов и грязи. Унылая картина навела капитана на философские мысли: «Силы небесные здесь переходят в силы земные, – думал он, – и гдето рядом небеса устремляются на поверхность земли, чтобы питать источник, дающий силы русскому народу. Не случайно во время последней войны люди уходили со своих насиженных мест в эти леса, чтобы здесь окрепнуть и уничтожать врага, вторгшегося на родную землю. Настоящий партизанский край, где можно целые дивизии спрятать, и никто их не найдет в этих зеленых северных „джунглях“».
Капитан стал вспоминать последние армейские учения, проходившие на другом полигоне в начале весны. Тогда его рота тоже выдвигалась ночью, и во время марша въехала в небольшую деревеньку. Механик-водитель его танка видимо прикемарил и не вписался в поворот дороги. На полном ходу мощная машина проехалась по хозяйственным постройкам ближайших домов, вдавив в землю все, что было по пути: курятники, туалеты, сараи, теплицы.
Деревенская дорога сделалась вдвое шире. После одного из домовладений на командирском щитке, прямо перед носом капитана, внезапно появился петух. Он сидел на кромке щитка, вцепившись в него намертво синими лапами, совершенно ошалев от случившегося. Испуганная птица крутила головой по сторонам, не понимая, где находится и как она оказалась на этом месте. Капитан тут же сообразил, что надо делать. Петух даже прокукарекать не успел, как капитан схватил птицу за шею и наклонившись к сиденью передал добычу наводчику танка. «Вот, будет теперь у нас добпаек!» – сказал он ему. «Понял!» – ответил сообразительный наводчик, ефрейтор Щипков. Ему не надо было объяснять, что делать с неожиданно появившейся живностью, продолжавшей в недоумении таращить глаза и вертеть головой почти на 360 градусов. Щипков ловко, в мгновение ока, свернул петуху шею и тут же завернул его теплое тельце в маслянистую бумагу из снарядных ящиков, которая осталась после загрузки в танк боекомплекта. Добычу положил на погон башни.
Капитан улыбнулся, вспоминая те учения. «Слава Богу! – подумал он, – что никого из людей тогда не задавили, никто не пострадал». Занимательно было то, что танкисты роты следуя строго за командирским танком, также поехали по вновь образованной дороге, из-за чего полностью уничтожили деревенские хозяйственные постройки. Как назло, танки следующего батальона тоже последовали этим путем, а за ними потянулись другие полки танковой дивизии. Местные жители, наверное, так и не проснувшиеся под грохот могучих машин, только на утро увидели, что наделали с их хозяйствами славные защитники Отечества.
Скандал был большим! Военная прокуратура заработала активно. Разбор марша, конечно, был серьезным и детальным, но никто не признался в содеянном, не сказал кто конкретно инициатор такого марша. Капитан Азарин тоже скромно промолчал. Совсем недавно на него было наложено взыскание по партийной линии, поэтому очередное происшествие могло не только затормозить, но и полностью уничтожить военную карьеру офицера. В результате областная власть совместно с военным командованием 8-й Танковой Армии возместили ущерб разгневанным крестьянам. Разговоров в дивизии и Армии тогда было предостаточно, но для непосредственных участников этих событий все закончилось благополучно. Во время расследования сработала танкистская солидарность, и поэтому никто из командиров не пострадал.
Вечерело. Свет от танковых фонарей блуждал по черному полотну дороги, высвечивая время от времени причудливые очертания деревьев вдоль маршрута движения. Лес, и без того угрюмый, стал таинственным и загадочным. Казалось, что вот-вот на дорогу выйдет какое-нибудь сказочное чудовище. В воздухе висел громкий монотонный гул от танковых двигателей. Колонна Т-72Б уверенно шла по ночному лесу. Личный состав роты разменял летом четвертый период службы, все танкисты были опытными, уже считавшие дни до майского дембеля.
В воспоминаниях о весенних учениях и домашних заботах капитан не заметил, как сержант Гербер, его механик-водитель, при набежавшем тумане повернул чуть вправо на одну из соседних разбитых дорог, и все десять машин роты беспрепятственно поехали в сторону Белоруссии. Никто из трех командиров взводов не придал маневру никакого значения.
Танкисты всегда при совершении маршей искали для передвижения более хорошие и удобные трассы, нередко используя местные сельские дороги. Но деревенские жители – люди бдительные. Они часто раньше военных узнавали о передвижении войск, поэтому на основных сельских дорогах выставляли народные посты, чтобы не дать возможности танкистам их использовать и окончательно разбить. Военные тоже были не лыком шиты. Благодаря армейской смекалке они умудрялись-таки ездить с ветерком по хорошим сельским грунтовым трассам, особенно в непогоду, когда народные контрольные посты не работали.
Так или иначе у военного командования с местными властями были свои договоренности какими дорогами можно пользоваться, а какими нет. В случае нарушений местные жители докладывали по команде вверх о тех, кто нарушал порядок использования дорог. Они легко выявляли нарушителей по знакам на танках, быстро определяли какому батальону, полку или дивизии принадлежит та или иная машина. Тогда командирам, попавшим на «крючок» зорким крестьянам, было несдобровать.
Километров через десять Виктор понял, что скорее всего рота двигается не туда куда надо, но разворачиваться в лесу возможности не было. Свою крупномасштабную карту он впопыхах забыл в кабинете, после гневного инструктажа комбата, требовавшего доложить ему перечень проведенных мероприятий по готовности роты к маршу. А на карте масштабом 1 см. равен 1 километру на местности определить дорогу в густом лесу было просто невозможно. Капитан решил ехать дальше до первого населенного пункта. «Ладно! – думал он. – Узнаю дорогу у местных жителей в деревушке, а потом приму решение на дальнейшее совершение марша. Заодно и бойцы поспят, отдохнут. Все равно мы должны прибыть в район сосредоточения полка утром в восемь часов. Времени еще достаточно».
Еще через пять километров капитан наконец увидел маленькую деревушку. Покосившийся столб с ее названием был полностью залеплен грязью. С обеих сторон единственной дороги, проходившей через деревню, располагалось по три двора. Капитан остановил свой танк возле первого дома, чтобы грохот работающих двигателей не разбудил окончательно всех деревенских жителей. Рота в полном составе выстроилась за командиром, на дистанции до пяти метров танк от танка. Все десять машин были в наличии. «Хорошо, что хоть одна положительная новость у нас имеется. Все машины на месте, никто не отстал и не потерялся».
Дождик к тому времени уже закончился. Капитан дал команду собраться командирам взводов. Сам спрыгнул на небольшой пятачок относительно плотной земли без грязи. Двигатели быстро заглушили, и весь мир, казалось, погрузился в абсолютную тишину. «Хорошо-то как!» – вздохнул он.
Трое взводных прибыли быстро. Азарин довел обстановку и приказал всем отдыхать до утра. Проинструктировав свой экипаж, он взял у одного из командиров взводов крупномасштабную карту и пошел с ней к ближайшему небольшому, но крепкому на вид домику, в котором горел свет.
Капитан постучал в дверь. Слышно было как за ней шаркают чьи-то ноги.
– Иду, иду! – донесся старческий мужской голос.
Вскоре на пороге показался невысокий сгорбленный мужичок с копной седых волос и такого же цвета бородой в форме лопаты.
– Добрый вечер, дедушка! Извините за беспокойство, – начал Азарин.
– Добрый вечер, служивый! – ответил старичок бодрым, чуть дребезжащим голосом.
Увидев в руках капитана карту, он улыбнулся. В его на удивление молодых глазах промелькнула задорная искринка.
– Что, служивый, заблудились? Как говорят в народе, увидел военного с картой – значит, будет просить показать дорогу. Я прав?
– Дедушка, вы, конечно, правы. Мы действительно немного заблудились, – подтвердил Азарин и сам улыбнулся на слова наверняка старого опытного служаки.
Виктор обратил внимание, что старик не говорил на украинском языке или малороссийском суржике, а четко изъяснялся на хорошем русском, только твердые звуки звучали у него как-то мягко.
– Ну что, капитан, проходи в дом, почаевничаем!
В доме было тепло, чисто и уютно. В углу стояла большая русская печь, рядом кровать с подушками, уложенными пирамидой. У окна большой деревянный стол. Мебель была старая, похоже, начала века, но еще крепкая. Дверцы с резным орнаментом. Нечто похожее он видел в деревне у бабушки своего друга детства.
– Садись, милок, отдыхай! В ногах правды нет.
– А как село-то ваше называется?
– Зерце.
– Странно. У меня на карте такого названия нет.
– Оно очень маленькое, поэтому не на всех картах имеется.
– А как нам выбраться-то от вас?
– Как проедете все три дома по улице, влево пойдет небольшая сельская дорога. Ее почти не видно за совсем крошечной группой деревьев, но она там есть. По ней будете двигаться с километр, до перекрестка с большой седой елью в самом центре. А там идет грунтовая дорога на Быстричи. Оттуда уже двинетесь в сторону Ровна тоже по грунтовке!
– Но эта маленькая дорога, о которой вы говорите, тоже на карте не обозначена. Мне казалось, что карты у нас достаточно точные.
– Они-то, может быть, и точные, но только этой дороги на карте и впрямь нет. Мы в прошлый раз с таким же как ты капитаном-танкистом на его карте так ее и не нашли! Ведь сюда к нам, пожалуй, только танкисты и могут заехать.
– Надо же такое! Вы здесь проживаете словно в каком-то Берендеевом царстве. Значит, получается, что официально вас нет: ни деревни, ни дорог!
– Ну, можно и так сказать!
Виктор огляделся. Чувствовалось, что старик был аккуратистом. В комнате прибрано, в углу напротив входа висит, скорее всего, икона, которую не видно, потому что она завешена белым полотенцем, расшитым украинскими народными мотивами. «Наверное, хозяин, когда услышал грохот наших танковых двигателей, предусмотрительно закрыл свою икону от постороннего глаза», – подумал капитан.
Пахло свежим хлебом и парным молоком. Взгляд гостя блуждал по стенам, на которых висело много фотографий.
– Хорошо здесь у вас!
– Следим за домом, – с гордостью в голосе произнес старик.
– А где ваша хозяйка? Кто поддерживает порядок?
– Моя хозяйка давно уже у Господа. А порядок поддерживает моя младшая дочь, она живет с семьей в соседнем доме.
– Понятно. Хорошо, что вы не один. А как к вам обращаться?
– Зови меня Тимофей Кузьмич! А как тебя зовут?
– Виктор.
– Победитель, значит, на латыне!
– Я обратил внимание, Тимофей Кузьмич, что вы хорошо говорите, без обычного украинского акцента. Такое редко встречается в ваших краях – сельская местность и в такой области на западе Украины…
– А я русин, родом со Львовщины. Мои предки всегда говорили на русском. Это их родной язык. Вот и я до сих пор на нем говорю. Все меня здесь понимают уже много десятилетий, и я их понимаю. Что же еще? Так и живем! Ну ладно, капитан, ты посиди немного, а я пойду чай поставлю.
– А можно фотографии посмотреть?
– Смотри, конечно! – старик довольно бодро, но чуть прихрамывая на правую ногу, пошел на кухню.
Азарин встал и подошел к одной из стен. Он уже обратил внимание на старое, ставшее коричневым от времени, фото, расположенное в центре большого панно, состоявшего из приклеенных на большой картон других фотографий, а также красивых довоенных и дореволюционных почтовых открыток и каких-то вырезок из журналов и газет.
Отдельно здесь располагались фотографии с Николаем Вторым и членами царской семьи.
На коричневом фото сидел на стуле бравый молодой мужчина в новенькой форме пехотинца времен Первой мировой войны. Лицо с тонкими чертами истинного славянина, лихо закрученные усы – все в нем вызывало невольную симпатию. На груди молодца сияли два солдатских Георгиевских креста. Голова его была приподнята, смелый взгляд направлен прямо в камеру. Зачесанные вверх черные как смоль волосы образовывали над левой бровью большой завиток, старательно уложенный каким-то кремом. На лакированных начищенных сапогах бойца застыли яркие разводы света, упавшего на них в момент съемки. Фуражку он держал на коленях.
Рядом с пехотинцем стояла красивая молодая барышня в нарядном платье и маленькой соломенной шляпке, державшейся непонятно на чем на ее голове сбоку. У нее были большие миндалевидные глаза с длинными ресницами и высокая прическа. Спадавшие к плечам русые локоны подчеркивали правильные черты лица и маленький тонкий носик, чуть приподнятый вверх. Девушка, слегка наклонившись к кавалеру, правой рукой едва дотрагивалась до своей тонкой талии, а левую держала почти на весу у его плеча. Она кокетливо и озорно улыбалась, и всем своим видом как будто показывала тем, кто когда-нибудь будет смотреть на это фото, какова она красавица, и какой блестящий кавалер сидит у ее ног.
Виктор скользнул взглядом по другим фото. Некоторые были времен Первой мировой, еще несколько – Гражданской войны. Там уже военных можно было различать по разношерстной одежде и будёновкам. Отечественной войне была отведена вся правая часть большого картона, прибитого к стене. Много снимков было с танками и артиллерийскими орудиями. Фотографии мирного времени располагались на другой стене хаты.
В комнату вошел старик.
– Тимофей Кузьмич, а кто это на фотографии?
Старик, даже не посмотрев в сторону капитана, ответил:
– Это я со своей будущей женой Евдокией.
– Вы!? – Лицо капитана вытянулось. – Вы что, участник Первой мировой?
– Конечно, милок! Я вообще участник трех войн.
– И у вас два Георгиевских креста?
– Да! Это на этом фото. А всего у меня три Георгия!
Есть еще Георгиевская медаль и ордена и медали с Отечественной войны. Вот фотография со всеми орденами и медалями. Это когда меня приглашали в Ровно на 60-летие Октябрьской Революции.
Виктор посмотрел на указанное фото. Действительно, награды украшали всю грудь старика, в основном они были боевые, а не за выслугу лет и юбилейные, которые в армейской среде называют «песочными». На его кителе кроме наград времен Первой мировой он увидел орден Красного знамени, два ордена Красной звезды, орден Славы, орден «Отечественной войны», медаль «За отвагу» и множество других орденов и медалей.
Старичок вошел в комнату с кухонной доской.
– Дедушка, так вы вообще уникальный человек! Столько наград можно увидеть только у какого-нибудь генерала, не меньше. А вы здесь, в этой глуши, живете, не передаете опыт молодым поколениям! В городе вы были бы просто нарасхват!
– Поэтому я здесь и живу – тихо, мирно, по-Божески.
– Ну вы, понятно, в Бога верите, как и все из вашего поколения. А вот уже участники Отечественной войны были почти все атеисты.
– Это ты, сынок, ошибаешься. На любой войне все становятся верующими. Как только пули засвистели возле уха, так сразу человек вспоминает о Боге. Без Него никуда!
Старик начал резать большие пахучие луковицы. С кухни потянуло запахом печеной на сале картошки.
– Может чего покрепче будешь? – чуть лукаво спросил он.
– Если с вами, то буду!
– Я-то сейчас не так как прежде в молодости, когда и пару бутылок мог свободно под хорошую закусь выпить. Но компанию составлю.
Виктор опять подошел к стене с приметной фотографией с девушкой.
– Я смотрю, Тимофей Кузьмич, погоны у вас кремового цвета, золоченой ленточкой перетянуты, и цифры на них написаны – 255. Это что, номер полка?
– Да, на фотографии я в форме фельдфебеля 255-го пехотного Аккерманского полка, в котором тогда служил.
– А на каком фронте?
– Наш полк входил в состав 64-й пехотной дивизии. Он участвовал в Брусиловском прорыве лета 1916 года, в 1-м и 2-м Ковельских сражениях, в Луцком сражении 8-й Армии. Это как раз вот эти наши места, здесь на Волыне, только западнее.
– Да… – протянул Азарин. – Во второй раз встречаюсь с такими людьми как вы. А не боитесь все так показывать? Вон какие фотографии на стене. Наверное, КГБ вами позанималось. Да и штык висит на стене – это же оружие!
– Проблемы с органами когда-то давным-давно и вправду были, а сейчас это уже никому не нужно. Все события ушли в прошлое. Современной власти мы совсем не страшны. Да и перестал я бояться, слишком стар. Мне в следующем году будет девяносто лет. Сколько Господь времени еще представит в распоряжение – не знаю, живу с надеждой о скорой встрече с Ним. Когда Он призовет, буду готов! Для этого, когда бывает возможность, в данном случае транспорт, я посещаю храм в районном центре. Исповедуюсь в своих грехах, каюсь, причащаюсь. Много я совершил плохого в жизни – многогрешен. Да! Многогрешен!
Старик сокрушенно покачал головой.
– Ладно. Садись, командир, поужинаем.
Стрик разлил в стаканы прозрачного, чуть голубоватого самогона.
– Позвольте мне сказать, Тимофей Кузьмич!
– Давай!
Виктор глубоко вдохнул.
– Не знаю, как так получилось, что я со своей ротой поехал по другой дороге, и вот оказался у вас. Не понимаю, как так вышло, но видимо так должно быть! Хочу сказать, что я благодарен судьбе, что познакомился с вами. Желаю вам здоровья и долгих лет жизни! За вас, дорогой Тимофей Кузьмич!
– С Богом, Виктор!
Самогон был крепкий, но пился мягко.
– С такой закусью как картошка, сало и соленые огурцы, Тимофей Кузьмич, можно пить, как говориться в анекдоте, до бесконечности.
– Ничего, сынок, налегай, кушай, чтобы не захмелеть. Тебе же надо будет через какое-то время продолжать движение?
– Да. Утром я должен быть на Ровенском полигоне.
– О… Тогда время у тебя еще есть. Посидим, побалакаем. У меня в последние годы очень редко бывают гости. А то, что ты, сынок, здесь оказался, то это Промысл Божий, как говорят в нашей Церкви. Ничего так просто в этой жизни не бывает.
– Возможно так.
Выпили еще пару рюмок. Виктор стал согреваться. Старик выпил полностью первую рюмку, остальные только пригубливал. «Оно и правильно, – заметил про себя Виктор, – возраст-то какой у человека?!»
Он посмотрел по сторонам и взглядом опять уперся в штык. Теперь он обратил внимание, что штык был отполирован почти до блеска и выглядел грозным оружием.
– Тимофей Кузьмич, а почему этот штык повешен на стену? Что это означает?
Старик распрямился и расправил плечи, видимо, вспомнив молодость.
– Это изделие, сынок, будучи примкнутым к винтовке, было моим основным инструментом в бою, которым я очень ловко владел. В нашем полку я был, пожалуй, первым в штыковом бою! За это мне давали награды и другие поощрения!
– А чем он примечателен?
– Эх, молодежь, не знаете таких серьезных вещей! Это четырехгранный игольчатый штык. Его везде сокращенно называют просто – Русский штык.
Старик подошел к стене и взял висевший на крючке штык. Он ловко крутанул его между пальцами и передал тыльной стороной Виктору. Тот аккуратно взял штык и внимательно рассмотрел его со всех сторон.
– Да, мощное холодное оружие!
– Понимаешь, штык такого вот игольчатого типа в штыковом бою имел преимущества. В плотном строю такая форма уменьшала возможность увязания в теле противника и повышала пробиваемость. К тому же общая длина винтовки со штыком была такой, что пехотинец мог на безопасном расстоянии отразить сабельный удар кавалериста. Все было продумано, понимаешь? Остриё, видишь, имеет заточку в форме отвертки, поэтому ранения, наносимые четырехгранным игольчатым штыком, были тяжелее, чем штыками других форм, применяемых в западных армиях, или штык-ножом. После удара таким штыком раны имели обычно большую глубину и малое входное отверстие и сильно кровоточили внутри человека.
Виктор бережно передал штык старику, который его повесил на прежнее место.
– А что за винтовка у вас была, мосинка?
– Да. Замечательная винтовка капитана Мосина образца 1891 года. Калибр – 3 линии, по-современному 7,62 мм. Емкость магазина – пять патронов. Масса – четыре с половиной килограмма. Длина без штыка – 1,3 метра, со штыком – 1,7 метра. Выше меня на полголовы! К ней, вот, и крепился такой штык, что я тебе показал.
– Дедушка! Да вы что, все характеристики винтовки и штыка до сих пор помните?
– Конечно! Я ведь и в Отечественную с такой же винтовкой управлялся. Понимаешь? – старик на мгновение задумался, посмотрев на штык. – Свое личное оружие надо знать, надо его чувствовать, беречь, тогда в бою выживешь. Оно как бы становится твоим вторым «я».
Виктор застыл с бутербродом во рту, на мгновение представив свой танк в качестве своего второго «я»…
– Вы знаете, Тимофей Кузьмич, я, например, не знаю, что такое штыковой бой, но уверен, что это чудовищно страшно! Я смотрел фильмы про войну 1812 года, про Гражданскую войну, даже Великую Отечественную, когда показывали, как наши предки, как ваши соратники и ровесники, ходили в штыковые атаки. Это же безумно страшно, когда видишь, что на тебя идет такой же противник. Идут шеренги войск, ощеренные штыками! Но одно дело смотреть это в фильмах, а другое – самому пережить! Это для нашего современного понимания что-то запредельное, невероятное для человеческих возможностей. Хотя, с другой стороны, все предыдущие века войны именно так и велись: пиками, копьями, мечами, саблями!
– Да, сынок, штыковой бой, это в самом деле страшно. Но прежде чем солдату идти в штыковую, ему надо долго и упорно готовиться, тренироваться. Когда ты начинаешь умело действовать с винтовкой, то она становится твоим другом, ты как бы сращиваешься с ней, становишься единым целым. И только тогда можешь совершать с ней чудеса.
Старик замолчал, вытащил пачку папирос. Зажег спичку. Глубоко затянувшись и выпуская струю дыма, он продолжил:
– И, конечно же, для штыковой атаки и рукопашной схватки нужно иметь особые морально-волевые качества. Штык сам по себе, когда ты держишь ружье перед собой и идешь в атаку, это уже большой моральный и психологический фактор. Он влияет не только на нервную систему врага, который, если видит перед собою солдат, решимых идти в штыковую, зачастую сдает и не принимает штыкового удара, но и повышает психику самого бойца, в руках которого находится винтовка со штыком. Понимаешь, в бою надо разогнать свой собственный страх. Есть, сынок, определенные правила штыкового боя. Прежде всего надо твердо внушить самому себе, что во время атаки все идут вперед для того, чтобы убивать. Всякий атакующий должен выбрать в рядах противника себе жертву и убить ее. Надо к тому же быть предельно собранным. Ни один человек, попадающийся тебе на пути, не должен быть оставлен без внимания, будь это бегущий, идущий, стоящий, или даже лежащий твой враг. Стреляй и бей каждого так, чтобы он больше никогда не встал! Достигнуть же этого может только тот, кто к этому будет соответствующим образом подготовлен. Только сильный и хорошо тренированный солдат, умеющий правильно сочетать действие огня и штыка будет способен побеждать. Как говорил еще наш Генералиссимус Суворов: «пуля дура – штык молодец». В противном случае каждого ждет печальная участь, сам понимаешь, – смерть.
– А какие приемы вы отрабатывали, чтобы преодолеть страх и повысить собственное мастерство в обращении со штыком?
– Ну, прежде всего, на занятиях по штыковому бою мы тренировались и постоянно отрабатывали приемы обращения с оружием. Ежедневно практиковались в нанесении различных ударов, а также в действии штыком в условиях, близких к настоящему бою, чтобы довести все действия до автоматизма. И кроме того, никто не исключает индивидуальных способностей бойца, а наоборот, дополняется развитием их. Наши отцы-командиры требовали, чтобы каждый солдат учился думать и действовать самостоятельно, дабы у него не было перерыва во времени между мыслью и действием. Нас обучали отбивать удары тренировочной палкой, наносить удары по различным целям: чучелам, подвижной мишени. Обучались мы обычно попарно и действовали на тренировках по принципу «учитель и ученик», попеременно. В общем, это была целая продуманная система обучения! При этом быстроту и смекалку у нас развивали проведением различных физических упражнений и быстрых игр, в которых требовалась скорость мышления и мгновенная реакция. Знаешь, вспоминаю всегда с особой любовью и уважением нашего унтера Хлобустова. Какой человек был, и мужик достойный, и вояка замечательный!
– У нас принято говорить, что таких уже не делают!
– Во! Вот именно! Про таких у нас говорили раньше «штучный экземпляр». Мастер был штыкового боя. До сих пор помню его наставления. «Настоящая штыковая атака, сынки, требует правильного направления силы и быстроты удара, чтобы быстро высвободив штык из тела противника, быть в готовности использовать его вновь!» Вот так, следуя его советам, я обычно в атаке пять-шесть, а то и до десяти человек укладывал!!!
– Дедушка, так какое хладнокровие нужно иметь, чтобы так воевать?
– Хладнокровия мало, надо еще и глазомер иметь хороший. Нам всегда напоминали слова генерала Драгомирова, что при действии холодным оружием глазомер более важен, чем при стрельбе. Потому что ошибка в определении расстояния ведет к потере пули, а в штыковом бою может привести к потери жизни! Вот так! Разницу чувствуешь?
– Надо же наука какая. А удары прикладом вы изучали?
– А как же. Удары прикладом обычно применялись при встрече с противником вплотную, когда нельзя было нанести укол. Правильно ты говоришь. Это целая наука!
– А в Гражданскую войну где воевали?
Старик немного подумал, скривился, взял очередную папиросу, затянулся и неспешно сказал:
– Знаешь, в разных местах приходилось сражаться, уже и не упомнишь, где и с кем воевали.
«Темнит дедок! – подумал Азарин. – Только-только все прекрасно помнил, в каких сражениях и где принимали участие, даже до сих пор знает тактико-технические характеристики оружия, а тут уже все сразу забыл. Наверняка побывал у белых!».
– Дедушка, а может быть вам и у белых случалось повоевать? – осторожно спросил Виктор.
– А может быть, – лукаво улыбнулся боевой дед в ответ, спрятав улыбку в свои пышные усы. – Тогда все бывало! Потому что не знаешь, где белые, а где красные, где зеленые, а где махновцы?! Всякое бывало, всего не упомнишь.