Военный сборник. Рассказы для участников Специальной военной операции. Выпуск 1

Военнопленный

Для организации планирования предстоящих боевых действий заместитель начальника Оперативного отделения по боевым действиям 66-й Отдельной мотострелковой бригады, дислоцированной под Джелалабадом, майор Азарин пригласил к себе в кабинет штабного модуля начальника разведки бригады майора Романова и командира разведывательной роты капитана Ким. Офицеры в таком составе занимались планированием почти всех операций бригады.

Накануне закончились частные боевые действия бригады в ущелье Пачиро-Агам, и теперь необходимо было планировать и организовывать уже другие боевые действия, как требовали того руководящие документы из штаба 40-й Армии, дислоцированной в Демократической республике Афганистан.

Погода установилась очень жаркая. Только отметили майские праздники. Дневное пекло уже в полную силу стало растекаться по всему расположению бригады, и только кондиционеры помогали насладиться хоть какой-то прохладой, хотя были настроены на плюс 24 градуса. Находиться в жилых и штабных модулях при такой температуре, в то время как на улице стояла 45-градусная жара, было просто блаженством. Но при этом необходимо было проявлять особую бдительность, чтобы избежать попадания головы под прямую струю из кондиционера, иначе можно было легко получить сильнейший насморк.

Вообще вся жизнедеятельность бригады с 12 до 16 часов останавливалась и замирала. В это время нещадное солнце палило особенно сильно, и можно было в песке варить яйца вкрутую. Поэтому трудовые и боевые будни начинались с общего развода бригады в семь часов утра, чтобы успеть что-то сделать до наступления солнечного апокалипсиса.

Друзья-товарищи встретились в модуле в пятнадцать часов, чтобы успеть до окончания дневного перерыва определить основные вопросы предстоящего планирования. Офицеры неспеша попили чай, перешли к кофе. Оперативная информация от Д-1^[37] была на столе у Азарина. Он ознакомил присутствовавших с годовым планом боевых действий бригады, указал на цели и задачи, которые скорректировал комбриг на текущий месяц, и перешел к определению конкретных районов проведения предстоящих боевых операций.

У майора Романова была своя источниковая база, свои осведомители. Он достаточно основательно подготовился к предстоящему планированию и уверенно излагал свои предложения, склоняя присутствующих к принятию решения о необходимости усилить перехват караванов с новыми американскими ПЗРК Стингер. Это означало ведение в ущельях Кандир и Рамати частных боевых действий силами бригады. В Армии ходили упорные слухи, что за захват неуловимых ПЗРК можно было получить звание Героя Советского Союза. Поэтому во всех соединениях и бригадах армии возникло некое соцсоревнование за право быть первым в добыче загадочного Стингера.

У капитана Валерия Кима были тоже свои собственные источники работы с местным населением и свои мысли по поводу того, где лучше проводить очередные боевые действия. Обсуждение этого вопроса было в самом разгаре, когда капитан предложил допросить недавно взятого в плен духа, который неплохо говорил на русском и был готов помогать шурави^[38]. К тому же он являлся одним из подручных знаменитого главаря банды Суфи Паенда, которая терроризировала местные кишлаки, поддерживавшие законное правительство в Кабуле. Предложение понравилось всем. Оно и понятно, новая информация от человека, который непосредственно связан с бандитами и тем более желающего сотрудничать с советскими войсками, была бы очень кстати, и она бы дополнительно помогла определиться с районом или районами предстоящих боевых действий. На том и порешили.

Подчиненные капитана очень быстро доставили указанного душмана из зиндана^[39], ямы, служившей тюрьмой для моджахедов на территории расположения бригады. Высокий, сухой сержант ввел в комнату заседания офицеров невысокого роста, очень щуплого, но видимо ловкого, судя по фигуре, молодого парня лет двадцати. Он затравленно озирался по сторонам и был похож на взъерошенного волчёнка, попавшего в силки людей, как показалось Азарину. Особенно поразили его глаза: какого-то желтого цвета, взгляд жесткий, внимательный, острый, но не испуганный, как это обычно бывало у пленных душманов. Афганец внимательно оглядел помещение, куда его доставили, и аккуратно присел на край стула, предложенного ему. С него сняли веревки, и теперь он сидел, положив грубые, мозолистые ладони на колени, бросал вопросительные взгляды на офицеров, исподлобья настороженно и оценивающе посматривая по сторонам.

Капитан Ким вел допрос.

– Как тебя зовут?

– Равшанулло, – ответил бандит на сносном русском языке. Акцент у него был как у советского таджика дехканина из отдаленного аула.

– Кем ты являешься в отряде Суфи Паенда?

– Я у него один из помощников по материальной части, говоря вашим языком.

– Откуда такая осведомленность о советских войсках, которую ты показал на предыдущих допросах? – спросил Азарин.

– Я уже шесть лет воюю против вас, кое-чему научились.

– Что можешь сказать о своем командире? – продолжил Азарин.

– Суфи – он хитрый и мудрый! – афганец воздел сложенные руки вверх.

– Хорошо, не будем отвлекаться! Ближе к делу! Где проходят караванные тропы вашего отряда? – присоединился к разговору Романов.

Душман немного поежился и заерзал на месте. Ему, видимо, не хотелось раскрывать секретные сведения о действиях своей банды.

– Ну не стесняйся, – поддержал его сомнения майор Азарин. – Мы тебя скоро отпустим. Ведь ты нам оказываешь серьезную помощь.

Душман глубоко выдохнул.

– Ну хорошо. Я могу показать на карте основные пути движения наших караванов.

На большом столе в это время лежала большая крупномасштабная карта зоны ответственности 66-й ОМСБр в провинциях Кунар, Лагман и Нангархар. Азарин махнул душману рукой, чтобы он подошел к столу.

– Вот тебе карандаш. Внимательно сориентируйся на карте и рисуй ваши маршруты выдвижения караванных колонн.

Душман достаточно долго смотрел на карту и наконец, склонившись над ней, начал вести линии караванных путей банды. Офицеры наблюдали за движением его руки по карте, и когда он закончил, обступили стол и стали внимательно рассматривать начертанные маршруты, тихо обсуждая их, совершенно не обращая внимания на душмана.

Тем временем афганец тихо и незаметно отошел от стола. Он уже давно заприметил в углу кабинета Азарина рядом с его разгрузкой кучу раскрытых цинков с патронами и с десяток, лежащих вперемешку с ящиками, гранат наступательного действия РГД-42.

Неожиданно Азарин заметил, что душмана нет за столом. Он обернулся в сторону боеприпасов. Душман тем временем, почувствовав себя свободным, тихо на цыпочках шел к разгрузке. Остальные офицеры также посмотрели в ту сторону. Душман, увидев краем глаза, что его замысел раскрыт, быстро ринулся к груде боеприпасов. Как в замедленном кино перед глазами Азарина мелькнуло сухощавое тело душмана. Он как кошка бросился к боеприпасам и схватил первую попавшуюся гранату. Романов и Азарин, не успев отреагировать, с удивлением смотрели на происходящее оставаясь на своих местах. Капитан Ким, в отличие от старших офицеров, бросился на душмана – и успел схватить его за кисть руки, когда душман уже выдернул чеку. Ему оставалось только разжать ладонь, чтобы прогремел взрыв.

– Вы чего стоите? Помогите! – выкрикнул капитан остолбеневшим офицерам, катаясь с душманом по полу.

Тут до их сознания дошла степень опасности создавшегося положения, и они дружно бросились на душмана. Свалка быстро переросла в совместные усилия по сковыванию его движений. Романов своей мощной фигурой просто придавил щуплого духа к полу, не давая ему возможности даже полноценно дышать. Через мгновение хватка афганца ослабла, и Азарину с Кимом удалось вырвать у него из рук гранату. Ким, тяжело дыша, лихорадочно пытался вставить чеку обратно. Душман лежал на полу почти в полуобморочном состоянии, не двигаясь.

– Ну, каков мерзавец, – произнес Азарин, глубоко вздыхая.

– Валера, а мы тебе обязаны жизнью! – произнес Романов, сажая духа на стул.

Душмана привязали к стулу так крепко, что он не мог шелохнуться. Только тогда офицеры окончательно осознали, что произошло. Они банально могли погибнуть, и не где-то на поле боя, а в расположении собственной бригады, в кабинете заместителя начальника оперативного отдела! Позор, да и только, на всю Армию! Если бы душман взорвал гранату, и даже если кому-то повезло остаться в живых, перспективы последовавшего за таким инцидентом расследования были бы весьма нерадужные.

Азарин молча переводил взгляд с Романова на Кима.

– Да, ребята, сегодня мы, можно сказать, родились во второй раз. Мы, Валера, твои должники. Ты действительно спас наши жизни!!!

– Ну ладно, я понял, что являюсь спасителем двух расслабившихся господ старших офицеров, но что будем делать с этим духом?

– Думаю, он заслуживает той участи, которую надеялся уготовить для нас, – произнес Романов. – Гранату ему положим в карман и сбросим в яму. Как предложение? – он обвел взглядом офицеров.

– Поддерживаю! – согласился Азарин, подняв руку. – Он сам выбрал такой путь. Считаю, что так будет справедливо.

– Ну, на том и порешили! – согласился Ким.

Офицеры вышли в жару солнечного палящего зноя. Бригада еще находилась в состоянии послеобеденного отдыха. Ким вел душмана, который тяжело переставлял ноги, прекрасно понимая, что его ожидает. Руки у него были связаны за спиной. В старых дырявых ботинках на босу ногу, на пару размеров больше его размера, в поношенном потертом халате на голое тело он медленно шел к месту своей казни.

Неожиданно Азарину стало жалко душмана. Чувство неправильности их самостоятельных действий все больше и больше захватывало его сознание. Он размышлял, правомерны ли они в своем решении казнить душмана? Имеют ли они право совершать суд Линча?

– А может быть его просто бросим в яму? Зачем убивать?

Романов, видимо, тоже думал об этом, поэтому неожиданно остановился, собираясь что-то сказать. Вся процессия оказалась скрытой эвкалиптовыми деревьями и колючими кустарниками от жилых модулей, хозяйственных и иных построек.

– А что это у нас, русских, советских, – поправил себя Ким, – в самый неподходящий момент вскакивает прыщ милосердия, и мы начинаем бережно ухаживать за ним, забывая об остальных органах тела!? Как вы могли так быстро забыть беднягу Мишу Курылева! Ведь всего неделя прошла!!!

…Молодой лейтенант Курылев прямо после окончания Алма-Атинского высшего общевойскового командного училища попал в Афганистан на должность командира взвода. Парень был очень добрым, мягким и стеснительным человеком. Истинно командирского начала у него было мало. Если бы не его папа, потомственный военный, полковник из Управления боевой подготовки Среднеазиатского военного округа, он наверняка бы стал хорошим гражданским специалистом в любой из областей народного хозяйства. К солдатам обращался не иначе как: «друг мой», «друзья мои». Сержантов величал по имени отчеству. Личный состав его любил, хотя и беззлобно порой подтрунивал над ним, чего он и не замечал. Но была у лейтенанта страсть к бегу. Сначала бегал он по территории расположения бригады, а вскоре стал выбегать к расположенному рядом кишлаку. Впереди его располагалась совсем небольшая рощица около десятка мандариновых деревьев. Он обычно обегал ее и возвращался в бригаду. Но в один из дней он не вернулся с пробежки. Искали его недолго. Нашли сидящим перед деревом с собственной головой в руках…

Не прошло и пары секунд после слов капитана, как майор Романов уверенно устремился к зиндану. Зародившиеся сомнения в душе Азарина также мгновенно угасли. Он вспомнил приветливое лицо лейтенанта. Его наивные суждения о доброте и любви, которые, по его утверждениям, в конечном итоге победят зло в мире…

– Ну что ж, Равшанулло, – произнес Азарин, – ты хотел нас уничтожить, хотя мы планировали тебя отпустить. Поэтому будет справедливо, чтобы свой замысел ты осуществил до конца. Ты хотел погибнуть от гранаты? Так погибай!

Романов нагнулся, чтобы связать душману ноги.

– Это зачем? – спросил Азарин.

– Это, чтобы когда его будем толкать, он не зацепил ногами кого-то из нас.

– Логично! – ответил Ким.

Офицеры посмотрели на душмана. Он стоял прямо, приподняв голову, и всматривался куда-то далеко в горы. Видно было, что он прекрасно понимал, что сейчас умрет, и внутренне был готов к этому. Он не смотрел на офицеров. Прищуренным взором вглядывался куда-то ввысь, словно искал там глазами что-то. Азарину показалось, что душман перед смертью хотел запечатлеть в памяти родной его сердцу пейзаж, чтобы с ним отойти в жизнь вечную. Было видно, что страха он не испытывал.

– Ну, иди к Аллаху! – вымолвил Романов.

Ким взял с собой ту самую гранату, которую хотел взорвать душман. Вынул из нее чеку и опустил боеприпас в глубокий карман штанов афганца.

– С Богом! – почему-то произнес Азарин.

Ким несильно толкнул душмана, и тот упал в трехметровую яму. Офицеры нагнулись.

Прогремел взрыв. Внизу лежало скорченное тело. Таз мужчины был разворочен, песок и глина дна и стен ямы забрызганы кровью.

Капитан Ким траурным голосом произнес: «Приговор приведен в исполнение!».

Но какого-то удовлетворения от справедливой кары, постигшей душмана, ни у кого не было.

Все трое молча двинулись назад в модуль.

– Мужики, – произнес Азарин, – я думаю, что будет правильно, если мы никому не доложим о том, что только что произошло!

– Да! Ты прав, Виктор, – произнес Романов. – Я также думаю, что не стоит об этом докладывать комбригу, и вообще говорить кому бы то ни было.

– Абсолютно согласен! – поддержал Ким. – Наше поведение и особенно казнь не делают нам чести, да и могут быть к тому же по-разному истолкованы политработниками. Я поддерживаю предложение никому ничего не говорить. А с сержантом Сухоруковым, который его привел, я сам переговорю!

– Ну что же, на том и порешили! – резюмировал Азарин. – Сегодня, господа офицеры, в девятнадцать часов жду вас у себя. Сегодняшнее второе рождение следует обмыть.

– Поддерживаем! – хором ответили Романов и Ким.

– До вечера!

Святитель Феофан Затворник
«Души праведных в руке Божией»

«Души праведных в руке Божией» (Прем. 3:1). А грешников души в чьей руке? Спаситель говорил апостолам, что сатана домогается сеять их как пшеницу, то есть домогается сбить их с правого пути, взять в свои руки и делать с ними, что захочет. Потому все уклоняющиеся от Господа – в руках сатаны, и он сеет их и бросает, куда хочет. От того у грешников голова постоянно и кружится, что враг, мотая ими туда и сюда, не дает им опомниться; даже как скоро заметит, что кто-нибудь начинает одумываться, еще сильнее начинает трясти его, чтобы опять помутилась голова и мысли рассеялись.

«Господь гордым противится, смиренным же дает благодать» (Прит. 3:34). Припомни особенно слова эти, когда идешь на исповедь. Ничто так, как гордость, не вяжет языка сказать: грешен. Смирись же перед Господом, не пощади себя, не убойся лица человека. Раскрой срамоту свою, да омоешься; покажи раны свои, да исцелеешь; расскажи все неправды твои, да оправдаешься. Чем безжалостнее будешь к себе, тем больше жалости явит к тебе Господь, и отойдешь ты с сладким чувством помилования. Это и есть благодать Господа нашего Иисуса Христа, даваемая от Него тем, которые смиряют себя искренним исповеданием грехов своих.

Роковой выстрел

Оперативная группа 66-й Отдельной мотострелковой бригады, сформированная из подразделений бригады для проведения частных боевых действий соединения, сосредоточилась в районе вблизи кишлака Каригар.

На следующий день в семь часов утра майор Михайлов, начальник штаба оперативной группы, вышел в эфир и дал команду всем командирам батальонов и отдельных подразделений о прекращении централизованного управления охраной и обороной района расположения соединения. Согласно плану охраны и обороны расположения бригады и командных пунктов в районе дневного и ночного отдыха, теперь уже в каждом секторе его командир сам принимал решение по наблюдению за противником и окружающей местностью, а также охране и обороне своей территории.

Командир танкового батальона майор Вахрамеев находился на командном пункте со своими заместителями. Он сидел возле своего танка на раскладном стуле вокруг красивого ажурного стола, сплетенного из разноцветного тростника местными умельцами, который танкисты всегда возили с собой на боевые действия. Все пребывали в благодушном настроении. Во время вчерашнего выдвижения в район боевых действий почти на всем 40-километровом участке движения колонны бригады ее четыре раза атаковывали душманы, но бойцы мужественно отразили все нападения, в том числе хорошо поработали танкисты. В батальоне никого даже не ранило.

Наступало жаркое мартовское утро, когда в Афганистане начинает пробуждаться природа и от травянистого запаха земли и редкой молодой зелени порой кружится голова. Среди каменистой пустыни и сухой степи каждую минуту раздавался чистый, в трех тонах, высвист афганского земляного воробья. Окрашенный в серо-коричневые цвета с тёмными полосками на теле, воробей стремительно перелетал с места на место, поднимая с земли маленькие фонтанчики мелкого песка. Его звонкие трели, как будто извлеченные из деткой дудочки, пропитывали всю окружающую местность. Внимание офицеров привлекла светло-коричневая струйка воды, неизвестно откуда потекшая недалеко от стола, но земля ее почему-то не впитывала. Неожиданно эта струйка резко метнулась в сторону и скрылась среди камней. Это был всего лишь маленький варан.

– Как хорошо все-таки, когда вот так тихо, спокойно, и можно просто посидеть, надышаться свежим воздухом, – мечтательно произнес майор Вахрамеев.

– А ты романтик оказывается, командир. – ответил ему замполит батальона майор Омеленюк.

– Ладно! На сегодня, товарищи офицеры, планируется серьезная работа: поддержать огнем танковых орудий передвижение и боевые действия десантно-штурмового и мотострелкового батальонов…

Завтрак был в самом разгаре, когда к офицерскому столу подошел командир 2-й танковой роты старший лейтенант Завьялов.

– Товарищ майор, вот в том направлении, – он указал рукой, – вижу в прицел, что идет возня какая-то. Передвигаются чьи-то бойцы, не пойму то ли духи, то ли «зеленые»^[40].

– А какое расстояние? – нехотя спросил майор, которого старлей прервал на рассказе смешного анекдота.

– Да где-то 3 800–3 900 метров. Видны только фигурки, а вот форму одежды различить не удается! Кто – непонятно. В том районе должны быть, по вчерашнему инструктажу, духи, поэтому, вот, и докладываю вам обстановку. Что делать-то?

– Да ну что делать? Как обычно, возьми, там, шугани их. Стрельните пару раз. Посмотрим, что они будут делать. В общем, взбодрите их!

Майор повернулся к офицерам и продолжил рассказывать анекдот.

– Ладно, сейчас приведем их в чувство! – ответил старлей и пошел к своему танку.

Через несколько минут из танка Т-62 выстрелило орудие. Снаряд, как будто раскручиваясь и набирая скорость в полете, устремился к тому месту, где по заявлению офицера кто-то располагался или готовил оборонительную позицию.

– Не дадут поесть нормально, – пробурчал майор Омеленюк, – грохот такой устроили. Сколько они, Михалыч, стрелять-то будут?

– Да как обычно, максимум два пристрелочных, а затем уже контрольный.

– Надеюсь, что скоро опять наступит тишина…

– Ну что там, Виталий! – крикнул комбат.

Из танка, находящегося метрах в двухстах, виднелась высунувшаяся из люка башни голова Завьялова. Он что-то сказал своему механику, и тот побежал к командирскому столу.

– Ну чего там?

– Недолет, товарищ майор!

– Пусть подкорректирует!

– Так они и сделают! – невысокого роста сержант-крепыш метнулся к танку и тут же побежал назад.

– Сейчас обработают, товарищ майор!

Раздался второй выстрел.

Когда пыль осела комбат опять крикнул: – Ну что там сейчас?

– Перелет, товарищ майор, – подбежал запыхавшийся сержант. Из-под его шлемофона с болтавшимися ушами капал пот.

– Ну тогда давай контрольный, командир! – крикнул комбат, и сержант побежал продублировать команду.

Грянул оглушительный танковый выстрел. Вскоре подошел сам командир роты.

– Все, товарищ майор, накрыли в самую точку! Попали прямо в середину ложбинки, где основная масса духов собралась.

– Что ж, раз все, давай, Завьялов, позавтракай. Хоть немного в тишине посидим, побеседуем с офицерами.

В это время майор Михайлов спал в своем кунге^[41], который находился метрах в восьмистах от штаба танкового батальона. Особого шума слух майора не улавливал, поэтому несмотря на танковые залпы он не просыпался и видел хорошие сны. Но поспасть майору удалось минут двадцать. К сожалению, его разбудили.

Майор Михайлов служил в оперативном отделении штаба бригады и исполнял обязанности помощника начальника Оперативного отделения по боевым действиям, но во время выходов бригады на боевые действия обычно исполнял обязанности начальника штаба района боевых действий, потому что настоящий начальник штаба оставался за комбрига в районе дислокации бригады, а заместитель командира часто отсутствовал по различным заданиям руководства. Командир бригады практически всегда сам выезжал с бригадой на боевые действия и руководил воюющими подразделениями.

– Товарищ майор! – просунул голову в кунг сержант Григорьев, помощник майора по оперативному отделению.

– Ну что тебе, Григорьев? Зачем будишь? Я только-только заснул!

– ответил полусонно Михайлов.

– Товарищ майор, здесь военные советники^[42] приехали от «зеленых», с вами хотят переговорить. Говорят, что это срочно и важно.

– Ну ладно, давай запускай их.

В кунг залезли два майора в запаленной афганской форме, с желтыми лицами и желтыми глазами хронических гепатитчиков. Поздоровались.

– Что там у вас? – поинтересовался Михайлов.

Майор, что повыше ростом и с большим красноватым носом, хриплым голосом сказал:

– Мы с нашими частями из Первого Кабульского корпуса прибыли к вам на подмогу в район сосредоточения Шабай.

Он показал на карте место, куда сосредотачивались афганские войска для борьбы с душманами.

– Ну это совсем от нас недалеко. А почему вы вчера нам ничего не сообщили?

– У нас связи не было!

– Да мы только вчера узнали о выходе вашей бригады на боевые!

– удивленно глядя на Михайлова вмешался второй майор, невысокий, с веснушчатым лицом и большими, запорошенными пылью, белесыми бровями.

Михайлов опустил глаза. Он хорошо знал, что по опыту подготовки боевых действий неоднократно наблюдалась утечка информации мятежникам. Имелись данные о том, что взаимодействующие с советскими соединениями в зоне их ответственности командование и штабы афганских войск сочувствовали и даже помогали силам контрреволюции, поэтому обычно они информировались о предстоящих боевых действиях накануне дня выхода, а район действий вообще доводился в ходе совершения марша.

Высокий майор продолжал:

– К сожалению, нам сегодня с утра только выделили УАЗик, а он сломался по дороге. Пока починились, вот с опозданием и доехали.

– Ну ладно! Хорошо, что хоть сейчас сообщили!

– Григорьев! – крикнул майор Михайлов своему помощнику. – Проводи офицеров на командный пункт, чтобы они доложили о том, где находятся войска зеленых.

– Мы, когда подъезжали, то слышали, как ваши танкисты куда-то стреляли, – сказал высокий майор.

– Наверное, духов увидели, вот и решили отогнать их. Кушать будете?

– Не плохо было бы поесть нормальной советской пищи, а то мы уже мясом объелись. Одна баранина с утра до вечера.

– С утра мы еще не завтракали, – сказал второй майор.

– А у нас мясо – это деликатес, зато различных каш и супов – всегда пожалуйста! Григорьев! – сержант уже стоял в кунге. – После КП проводи офицеров в столовую, пусть их накормят хорошо.

– Может, товарищ майор, вы сами-то покушаете, коль вас разбудили?

– Ну ладно. Скажи, чтобы мне принесли завтрак сюда. Я еще полежу пару минут.

Вскоре принесли завтрак. После плотного приема пищи Михайлова опять потянуло на сон. Но только он начал сладко засыпать, как его снова разбудил встревоженный голос сержанта.

– Товарищ майор, беда!

– Что случилось? – сонливость моментально исчезла, в голове командира начал собираться ворох мыслей о том, что могло случиться за такое короткое время?

– Наши поубивали «зеленых»!

– То есть, как это?

Сержант не успел ответить, как в кунг влез дежурный офицер с бледным лицом. Лейтенант испуганно моргал глазами и только смог выговорить:

– Товарищ майор! Вас срочно вызывает к себе комбриг!

Михайлов, быстро приводя себя в порядок, перебирал в уме варианты событий, которые могли произойти, возможно, по его вине. Ничего на ум не приходило.

Весь в домыслах и предположениях Виктор подошел к штабному кунгу бригады. Внутри слышались чьи-то громкие крики и смущенные неразборчивые объяснения комбрига.

Внутри кунга было полно офицеров, как из штаба 40-й Армии, так и представителей Вооружённых сил Демократической Республики Афганистан. Михайлов поводил глазами по сторонам и увидел комбрига, полковника Жаркова, который тихо что-то говорил полковнику, сидящему ко входу спиной, и руками показывал ему какие-то фигуры. Комбриг, ссутулившись и от этого сделавшись еще меньше своего итак невысокого роста, часто и нервно поглаживал редкие волосы у себя на голове, одновременно бросая по сторонам свирепые взгляды. Увидев Михайлова, он громким голосом, перекрывая разговоры остальных офицеров, закричал:

– Ну, Михайлов! Вы что там наделали!?

У Виктора округлились глаза. Он испуганно смотрел на комбрига, не отрывая от него взгляд, и перебирал в памяти все то, что гипотетически могло случиться во время его дежурства или сна. Наконец он обрел дар речи и уверенно произнес:

– А что, собственно, произошло, товарищ полковник?

– А ты еще спрашиваешь? Как вы могли такое допустить?

– Да в чем дело? – прокричал майор, не выдержав психологического напора комбрига.

– Подождите, Александр Иванович! – прервал комбрига полковник, сидевший прежде спиной ко входу. Теперь, когда он поднялся во весь свой большой рост, Михайлов узнал начальника разведки Армии полковника Скворцова. Тоже немного сутулясь, словно его тянул вниз какой-то груз, полковник глубоко выдохнул, стараясь сдержать собственное волнение, и обратился к Михайлову.

– Товарищ майор! Расскажите нам зачем вы дали команду открыть стрельбу из района расположения бригады? – полковник был явно раздражен и едва сдерживался, чтобы не перейти на крик.

– Какую стрельбу? – Теперь Виктору стало намного спокойнее. Он понял, что кто-то из района своего расположения куда-то стрелял. Но это был не он, потому что во время его дежурства никакой стрельбы не было, и приказа такого он никому не давал.

– Товарищ полковник! Во время моего дежурства я никому команды на открытие огня не давал!

– Хорошо! Допустим! Тогда расскажите нам, как Вы провели свое дежурство? И как у вас в бригаде осуществляется охрана и оборона района сосредоточения бригады на боевых действиях?

– Согласно утвержденному решению комбрига, все батальоны и отдельные подразделения во время занятия района расположения при проведении боевых действий получают в свое управление сектора наблюдения, охраны и обороны. В ночное время управление районом расположения всей бригады осуществляется централизованно дежурным офицером из штаба бригады. Сегодня ночью, точнее со вчерашнего дня, с 22 часов до семи утра я руководил районом расположения, а также выделенными для его охраны и обороны дежурными силами и средствами. Во время моего дежурства я никому не давал никаких команд на открытие огня. Это можно проверить через управление связи бригады.

– Во сколько вы закончили ваше дежурство? – продолжил начальник разведки, уже более спокойным голосом.

– В семь часов утра!

– Каковы были ваши дальнейшие действия?

– В семь часов я вышел в эфир и дал команду всем дежурным по секторам принять управления своими секторами на себя! Дежурный связист может это подтвердить по своему журналу, там наверняка зафиксировано время моего выхода в эфир. А сам я отправился отдыхать!

В штабном кунге установилась тишина.

– Хорошо! Пригласите сюда начальника связи бригады и дежурного связиста с журналом! – приказал уже спокойным голосом полковник Скворцов.

Опять воцарилась тишина.

Тут только Михайлов огляделся. В кунге находилась представительная группа офицеров из штаба Армии, множество чинов из Первого Армейского корпуса зеленых, которых в Афганской армии было всего три. Некоторых майор знал по совместным боевым действиям. Все были очень серьезны и чем-то озабочены. В просторном кунге было сильно накурено, так что дышать невозможно. «Видимо, большой разговор был прежде, – подумал Михайлов. – А теперь, наверное, все выдохлись!».

Атмосфера всеобщего напряжения наполняла все пространство кунга. Особняком стояли по стойке смирно, как проштрафившиеся школьники, военные советники, которые утром заходили к Михайлову в кунг. Они напряженно рассматривали пол и, судя по выражениям лиц, были сильно напуганы.

Афганские офицеры смотрели то на советских, комбрига и начальника разведки, то на своего командира 1-го Афганского корпуса, высокого бледного генерала с черными волосами, небольшой ухоженной бородкой и подстриженными усами. Он нервно перебирал губами, как будто разговаривал с кем-то, и возмущенно сверкал темно-кофейными глазами.

Судя по такой представительной команде со стороны «зеленых», Михайлов понял, что случилось что-то серьезное, хотя не мог понять, что бы это могло быть. Иногда он бросал сочувственные вопросительные взгляды на других офицеров бригады, но те быстро отворачивались или переходили в другое место.

Но вот в штаб вошел начальник связи бригады майор Сидорин, с ним рядом встал невысокого роста щуплый солдатик. Он был из числа недавно призванных военнослужащих, и в Афганистане служил не более месяца. Солдат никогда прежде не видел такого большого скопления старших офицеров, поэтому широко открытыми глазами оглядывался вокруг себя.

– Покажите, товарищ майор, ваш журнал дежурств! – жестким суровым голосом приказал полковник Скворцов.

– Вот! Пожалуйста! – майор уверенно открыл перед полковником большой альбом связи, прошитый и опечатанный. – Вот есть запись: «Майор Михайлов выходил в эфир в 7.02. Он сказал, что свое дежурство по охране и обороне района расположения бригады закончил, и теперь каждый начальник своего сектора берет командование над своим сектором на себя».

– Кто писал?

– Я, товарищ полковник! – заикаясь ответил солдатик. – Рядовой Орленко!

– А во сколько был сделан роковой выстрел, полковник Фарид? – обратился полковник к афганскому начальнику оперативного отдела штаба корпуса.