Военный сборник. Рассказы для участников Специальной военной операции. Выпуск 1

Подполковник превратился в слух, в сжатый до предела пружины затвора автомата клубок нервов и мышц. В висках застучали молоточки. «Елки-палки, опять давление подскочило. Представляю, что сейчас ощущают солдаты, если у меня все дрожит!»

Через пару минут уже можно было различить животных. Как и докладывал прапорщик Антонов, который находился на левом фланге, верблюды шли попарно, связанные уздечками. С обеих сторон, устало передвигая ноги, двигались сопровождающие их душманы в белых чалмах.

«Чего же он ждет? – стиснув влажный приклад автомата, подумал подполковник. – Духи уже напротив нас! Хотя нет! Правильно делает. Молодец парень! Ждет, когда большая часть колонны втянется в русло реки, вдоль которого расположились разведчики».

Мимо его места прошла уже десятая пара животных, а конца каравана не было видно. «Пора!» – подумал подполковник.

– Огонь! – звонким голосом закричал Никитин, разрывая предрассветную тишину. Мгновенно громкий треск и огненный смерч десятков стволов выплеснул жаркий свинец в сторону каравана. Огненные трассы, поражая людей и животных, впивались в караван на протяжении трехсот-четырехсот метров вдоль берега реки. Среди трескотни автоматных и пулеметных очередей дробно заухал АГС-17.

С первых же залпов животные дико закричали, разрывая уздечки, которыми они были попарно связаны. Оглушенные выстрелами, они метались по руслу, пытаясь сбросить ненавистные тюки, стеснявшие их движения. Спотыкаясь о камни, они падали, давя погонщиков, пытавшихся их удержать. Духи из охранения каравана, которых не поразили первые залпы, залегли за камни и выбоины русла и стали беспорядочно отстреливаться. Завязался бой.

Подполковник, когда был отдан приказ на открытие огня, держал на мушке плотного духа, который восседал на мощном верблюде. Корнеев нажал на курок, и длинная очередь прошила цель наискось. Душман по-женски всплеснул длинными, как плети, руками и плашмя упал на землю. Очередь, видимо, прошлась и по крупу верблюда, так как тот завалился на бок, взбивая ногами сухой песок, как будто стараясь боком отползти из-под огня.

Дрожи в теле подполковник уже не ощущал. Ее сменили внимание и сосредоточенность. Он прицелился в другого душмана и по мере все уточняющейся наводки усиливал нажим на собачку курка, пока спуск и выстрел двух пуль не последовали друг за другом. Корнеев увидел, как тощий душман в высокой чалме упал навзничь и забился в судорогах. Через мгновение он замер и вытянувшись застыл.

В конце каравана усилился огонь по разведчикам. Душманы, не попавшие под обстрел, стали подтягиваться к месту боя.

– Черных! – крикнул Никитин в сторону авианаводчика. – Доложи скорее, чтобы вертушки поднимались. Нам одним с таким большим караваном не справиться. Ты слышишь?

– Понял, командир! «Заря», «Заря», я «Дон», прием! «Вулкан 05», «Вулкан 05»! «Заря», «Заря», я «Дон». «Вулкан 05». «Вулкан 05»!

– Как вы, товарищ подполковник? – перекрывая шум боя, крикнул Никитин.

– Нормально, Саша, нормально! – Начопер обрел спокойствие. Поймав на мушку голову духа, высунувшуюся из-под камня, он слегка нажал на спусковой крючок. Двух пуль было достаточно, чтобы ротозей кивнул ему головой, ударившись лицом о песок. В русле реки уже была навалена куча трупов животных и людей.

– Петрович! Огонь! Смотри, чтобы не обошли с флангов.

Пять стволов дозорной группы разом ударили по душманам основных сил каравана, которые устремились на выручку своим товарищам, попавшим в засаду впереди. Внизу начали рваться гранаты – это солдаты открыли стрельбу из подствольников, поражая все живое. Неожиданно раздался сильный взрыв.

Сдетонировали боеприпасы, привязанные к одному из верблюдов. Его и сопровождавшего погонщика разнесло в клочья. Части тел бросило перед окопчиком подполковника.

Душманы начали организовывать оборону, прикрывая отход части каравана, которая не попала под обстрел разведчиков. Никитин крикнул авианаводчику:

– Черных! Как дела с вертушками?

Ответа не было.

– Саша, – крикнул подполковник, – я посмотрю какая там ситуация.

Начопер выполз из своего окопчика и преодолев расстояние в десять метров подполз к окопу капитана. Тот неподвижно лежал, прислонившись к груде камней, которые громоздились вокруг вырытой им в песке овальной лунки. Его голова свесилась на грудь, по которой медленно струйкой текла густая кровь.

– Капитан, ты как? – Корнеев затормошил его.

– Сейчас… станет… легче… – открыв глаза, простонал авианаводчик, – меня ранило в грудь, наверное легкое пробило.

– Давай я тебя перевяжу, где твоя аптечка?

– Здесь, в РД^[27].

– Потерпи, сейчас что-нибудь придумаем. Ты передал на ЦБУ, чтобы вертушки летели?

– Да! Но только подтверждения не получил. В этот момент меня зацепило. Надо еще раз сделать, – офицер говорил тихо, растягивая слова. Он начинал терять сознание.

– Давай я сам свяжусь с ними. Как станцией пользоваться?

Капитан перевел дыхание. Подполковник приложил ухо к губам капитана: шум боя не давал возможности расслышать, что он говорит.

– Включите вот тот тумблер! Наденьте наушники и говорите в микрофон. Наш позывной «Дон», их – «Заря».

– Что надо сказать, чтобы вертушки вылетели сюда?

– Надо сказать…

Капитан поник головой. Корнеев пощупал пульс: «Живой! Потерял сознание. Ладно, я открытым текстом скажу».

– «Заря»! «Заря»! Я «Дон»! Прием! Отправляйте вертушки к нам на подмогу, ситуация серьезная. Отправляйте вертушки! Прием!

Из радиостанции что-то затрещало. Подполковник еще несколько раз вышел в эфир. Наконец в наушнике послышался далекий хриплый голос:

– Вас понял, «Дон»! Вас понял! Выполняем!

– Вот и хорошо! Ждем вас! Прием!

Подполковник обернулся к капитану.

– Сейчас, дружище, я тебе помогу!

Он расстегнул его куртку. Из маленькой дырочки в груди под правым соском медленно вытекала пузырящаяся кровь. «Видимо, пуля насквозь прошла!» Он стал неумело накладывать на рану повязку. Пришлось для этого снять его разгрузку. Пули защелкали по камням окопа. «Заметили, наверное!» Корнеев наклонился ниже, перевязывать было крайне неудобно, но он умудрился обмотать худое тело офицера бинтом, подложив под рану всю имевшуюся вату, которая сразу же покраснела. Просунув затем ствол автомата в бойницу из камней, он посмотрел вниз.

Весь обозреваемый участок русла был усеян телами людей и животных, красным цветом окрашены камни и песок. В воздухе стоял сильный запах пороха и крови. На его участке боя уже не было, он переместился к концу каравана. Там пять человек из состава головной походной заставы вели бой с душманами. Среди трескотни автоматных и пулеметных очередей слышалась глухое чавканье АГС, его Никитин переместил ближе к месту боя. Подполковник увидел согбенные фигуры нескольких бегущих в сторону заставы солдат. «Наверное, Никитин дал команду поддержать отважную пятерку!» Подполковник оставил авианаводчика и подбежал к Никитину.

– Саша, ну как ситуация?

– Что с капитаном?

– Он тяжело ранен, но ничего, жить будет. Я его перевязал. В связь с ЦБУ вошел. До того, как отключиться, он успел сказать мне, как выйти на связь с нашими, так что с минуты на минуту ждем подкрепления.

– Быстрей бы! Духи активно огрызаются на левом фланге. Слышите? Уводят остатки каравана в сторону Пакистана, а мы ничего не можем сделать, там их много.

– Я переберусь ближе к ГПЗ.

– Давайте вместе!

Офицеры пригибаясь побежали в сторону, откуда слышалась интенсивная стрельба. Пули свистели над головами. «Надо успеть забежать за спасительную груду камней впереди», – подумал подполковник, но вдруг в нескольких метрах от них земля внезапно раскололась. Раздался оглушительный грохот. Взрывная волна словно мячики подбросила людей в воздух и резко швырнула на землю.

У Корнеева перехватило дыхание. Ему казалось, что он погружается в преисподнюю, где по тысячам наковален одновременно застучали молотами. Это два, вылетевшие будто из-под земли, боевые МИ-24 дали залп из НУРСов и пушек по каравану. Через мгновение характерный шум двигателей боевых вертолетов заглушил все остальные звуки. Сквозь пыль и дым огромные крылатые машины гигантскими коршунами пронеслись над головами, раскачиваясь из стороны в сторону, и тут же исчезли из виду, будто растворились в лучах зарождающегося солнца. Шум двигателей поглотил звук взрывов. За выступом высохшей реки поднялся высокий столб огня и дыма. Послышалась интенсивная пушечная стрельба из вертолетов.

Корнеев и Никитин не успели подняться с земли, как снова прогремел залп, больно ударив по барабанным перепонкам. Вторая пара вертолетов открыла огонь по каравану. Офицеры пробежали до края выступа оврага и увидели страшную картину. Все живое было почти полностью уничтожено. Изувеченные и обезображенные тела людей и животных лежали в лужах крови на протяжении сотен метров. Несколько уцелевших верблюдов, не сумевших освободиться от уздечек, как безумные метались по дну русла. С десяток душманов быстро убегали с места засады. Видно было, как их расстегнутые куртки вздувались парусами, когда они петляли среди мертвых и умирающих людей и животных.

Вертушки сделали еще один заход и улетели, покачав на прощание бронированными корпусами. Стрельба почти прекратилась, доносились лишь одиночные, редкие выстрелы.

– По-моему, все закончилось, – сказал подполковник.

– Думаю, что да. Теперь надо проверить караван.

– Давай рацию, – сказал старший лейтенант подбежавшему запыхавшемуся связисту. – Внимание! Всем оставаться на своих местах. Внимательно следить за обстановкой внутри русла и сзади. Командирам проверить личный состав и доложить. Третьему и Четвертому спуститься вниз и проверить караван. «Броня»! «Броня»! Я «Дон»!

Получив ответ, он скомандовал:

– «Коробочкам» выдвигаться в район засады. Прием! Сейчас спустятся вниз группы сержантов Галкина и Горбунко, потом мы с вами присоединимся к ним и посмотрим, что везли духи.

По руслу реки ходили разведчики. Когда Корнеев и Никитин спускались в русло, рыхлый и податливый песок берегов проваливался под ними, заставляя быстрее перебирать ногами. Предельная возбужденность, которую подполковник испытывал во время боя, сменилась усталостью и безразличием. Ноги стали ватными, мышцы одеревенели. Он как в бреду шел среди останков людей и животных. Многие ящики, тюки, мешки, коробки были иссечены пулями, осколками гранат и снарядов. Бросалось в глаза обилие всевозможного оружия и боеприпасов: автоматы, пулеметы ДШК^[28], патроны к ним, мины и длинные ящики с реактивными снарядами. «Сколько жертв и горя принесло все это, если бы попало по назначению!» – подумал Корнеев.

Светлыми пятнами на фоне темно-серых и зеленых ящиков для вооружения и боеприпасов смотрелись тюки и мешки с продовольствием, одеждой и медикаментами. Не вскрывая можно было легко догадаться, что в каждом из них находится. Вот под брюхом ишака бледно-коричневой струей течет ручеек пшеницы. Рядом лежит мешок с рисом, распоротый пулеметной очередью. Тонкие, длинные зерна белым погребальным саваном усыпали голову верблюда и его погонщика. Чуть в стороне разбросаны одеяла, кожи, сандалии.

Корнеев отошел в сторону, где лежали вывалившиеся из тюков спальные мешки и коробки с медикаментами.

– Саша! Что будем делать с этим грузом? – Он обернулся в сторону старшего лейтенанта и увидел, что тот стоит не шелохнувшись, с бледным как полотно лицом, и пристально смотрит куда-то в сторону.

– В чем дело, Никитин? – настороженно произнес начопер, внутренне подготовившись к самому худшему.

– Не подходите, здесь дух!

Подполковник замер, ощупывая взглядом место, куда смотрел старший лейтенант. «Что там такое?» – подумал он. От напряжения и волнения закружилась голова. Ему казалось, что он находится в таком положении долго и вот-вот потеряет сознание, но крик Никитина вернул к реальности: – Ложитесь!

Подполковник упал ничком, уткнувшись лицом в мягкую перину муки.

Раздался взрыв. Он вернул Корнеева в прежнее состояние возбуждения. Вскочив на ноги, он в два прыжка подбежал к старшему лейтенанту, держа автомат на изготовку. Никитин лежал на спине, широко раскинув руки, как будто хотел обнять все небо. В двух шагах от него, без руки, с множественными ранениями головы и туловища, находилось тело душмана. «Это он, – подумал подполковник, – раненый дух, видимо, разжал ладонь, державшую гранату, чтобы уничтожить ненавистного шурави».

– Саша! Саша! Что с тобой? Ты ранен? – Подполковник осмотрел офицера. Видимых повреждений на его теле он не обнаружил.

– Саша! Что с тобой? – затряс он старшего лейтенанта.

Никитин открыл глаза.

– Все нормально, – тихим голосом произнес он, – в голове гудит, и, по-моему, попало в грудь.

Когда подполковник помог ему освободиться от снаряжения, то заметил маленькую дырочку на куртке в области сердца. Корнеева обдало холодом. Он судорожно расстегнул ее и увидел… металлический крестик. Осколок от гранаты душмана пробил магазин с патронами, уперся на излете в этот маленький кусочек металла и вдавил его внутрь тела старшего лейтенанта.

– Ну, ты и везучий, командир!

– Мама мне всегда говорила, что на все воля Божья, – медленно произнес старший лейтенант, – и надо носить крест Господень, потому что в нем наше спасение.

И он зажал грязной рукой искореженный крестик.

– Да это просто чудо! – воскликнул Корнеев.

– Да нет! Думаю, это то, что называется Промысл Божий.

– Возможно так!

Подполковник был убежденным атеистом и в другое время мог бы возразить, но только не сейчас. Все произошедшее казалось ему невероятным. Он помог старшему лейтенанту подняться.

Послышались звуки приближающихся БМП. Старший лейтенант приказал сержантам закончить осмотр каравана. После этого часть оружия и боеприпасов пришлось уничтожить. Все ценное забрали с собой на бронетехнику.

В ходе проведения засадных действий среди разведчиков было четверо раненых. Самый тяжелый – авианаводчик. Всех раненых на транспортном вертолете отправили в медицинскую роту бригады.

На обратном пути ехали молча. Все устали, и не было настроения обсуждать детали боя. Подполковник, уныло разглядывая местность, всю дорогу размышлял о жизни и смерти. Случай с Никитиным не выходил из головы. «Что это – везение, или Александр прав, и все действительно в руках Божьих?» – спрашивал себя Корнеев.

Ярко светило солнце. Каменистая пустыня, раскаляясь к полудню все больше и больше, стала похожа на огромную сковородку, по которой три боевые машины скользили, как кусочки масла. Густая, мучнистая пыль проникала в глаза и уши, покрывала лица людей серо-коричневой коркой. Вскоре показались плантации цитрусовых деревьев, за которыми виднелись родные модули-казармы. Завершался очередной день пребывания на войне.

– Ну, слава Богу, все закончилось! – произнес Корнеев, слезая с машины, и неожиданно усмехнулся: «Надо же, почему-то вспомнил о Боге. А может, Он все же существует?» Развивать или оспаривать эту мысль сейчас не хотелось – от перенапряжения подполковник мертвецки устал. Он зашел в свой кабинет, сел на стул и мгновенно уснул.

Епископ Нестор (Анисимов)
Не нам, не нам, а имени Божию
(Слово на освящении храма Дома Милосердия в Харбине)

Каждый кто любит Церковь, каждый друг милосердия, каждый в ком бьется верующее христианское сердце, пусть будет сегодня на святом духовном торжестве, на освящении чудесно данного Богом храма Дома Милосердия.

Всего сорок дней тому назад это была небольшая скромная церковочка, а теперь, по чудесной милости Божией, наш храм вырос в одну из самых больших церквей Харбина. Сорок дней тому назад мы совершали закладку пристройки, а теперь освящаем полным освящением весь храм с нововыстроенной колокольней, с обширной прекрасной постройкой. Поистине это великое, святое чудо.

«Не нам, не нам, а имени Божию». Без помощи Божией ничего не может доброго сотворить человек, только разрушение, только разорение и опустошение творит человек без Бога богоборческими руками. Для всякого же созидательного труда нужна прежде всего помощь Божия. Доказательство тому – огромная творческая работа, которую проводит русская эмиграция повсюду, в частности у нас в Харбине.

И на нашем Доме Милосердия мне, близко стоящему к этому святому делу, особенно ясно видна руководящая помощь Господня. Из грошей, слабыми руками, при ничтожных возможностях творится большое дело, растет и растет. И не люди творят это дело, руками людей творит Бог.

Беспредельной благодарностью к Всевышнему сегодня, в радостный день освящения расширенного храма, преисполнены наши сердца. Мы верим, что по-прежнему с каждым днем, с каждым годом будет шириться и развиваться дело милосердия вокруг святого храма, на благо страждущим, на радость обездоленным.

Епископ Нестор.

Русское слово. Харбин, 1931. 24 мая.

Хадда – город мертвых

66-я отдельная мотострелковая бригада, дислоцированная вблизи Джелалабада, возвращалась с боевых действий. Расположение части было уже совсем близко, и войсковые колонны подразделений, словно утомленные лошади со счастливыми седоками, почуяв знакомый запах стойла, обгоняя друг друга по многочисленным, набитым в каменистой пустыне грунтовым дорогам, устремлялись к заветному очагу.

До городка оставалось совсем немного – лишь небольшая полоска апельсиновых и оливковых рощ. Заместитель начальника оперативного отделения бригады по боевым действиям майор Виктор Михайлов ехал на головном БТРе небольшой колонны из трех бронемашин, которая в стремительно опускающейся на землю темноте, по воле его механика-водителя, устремилась куда-то в сторону. Машины преодолели несколько километров по извивающейся среди оливковых деревьев дороге и неожиданно выскочили на открытое пространство, на котором на фоне мрачного беззвездного неба рельефно обозначились с десяток могильных склепов и развалины островерхих мечетей. Здесь дорога обрывалась. Метрах в двухстах впереди густо росли деревья, среди которых виднелись многочисленные черные проходы.

Передний БТР остановился, остальные машины тихонько клюнули корму впередистоящего БТРа и тоже затихли. Густая, словно цемент, грязно-желтая пыль медленно опустилась на землю. В воздухе повисла гнетущая тишина ночного кладбища, не ощущалось даже малейшего дуновения ветра. Все напряженно молчали, рассматривая неожиданно появившиеся реальные декорации к фильму ужасов. Мрачная картина тронула всех. Виктор услышал биение собственного сердца.

– А куда теперь-то ехать? – раздался удивленный голос из люка механика, после чего оттуда показалась всклокоченная голова водителя с испуганным лицом. Даже при лунном свете на нем можно было различить большие, величиной с землянику, веснушки.

– Что, Сусанин, доездился! – прошипел сбоку чей-то злобный голос.

– Да, ехал вроде по колее и вот как-то потерял ее, – миролюбиво оправдывался водитель.

Виктор оглядел БТРы. На них сидели не меньше трех десятков солдат и офицеров. Старшим по званию оказался он.

– Куда ехать-то, товарищ майор? – спросил сидевший рядом на броне офицер в погонах старшего лейтенанта.

Десятки взглядов устремились в его сторону. У Виктора запершило в горле, он посмотрел вокруг. На большой площади возвышалось несколько старых полуразваленных мечетей, острыми осколками стен кособочились остатки домов. Округлые саркофаги массивных могильных склепов и изящной формы каменные плиты украшало множество полуистлевших кусков материи, повязанных на длинные шесты и свисающих безжизненными лохмотьями. Так обычно выглядели заброшенные мусульманские кладбища.

Виктор понял, куда они попали, и его невольно прошиб легкий озноб. Они находились в древнем городе мертвых – Хадде. Прежде он ни разу не был здесь, но слышал о Хадде много загадочных историй от офицеров бригады, которые знали это заброшенное и негостеприимное место. Ходили даже легенды о том, что город мертвых приносит беду и несчастье тем, кто в нем побывает, но главная опасность заключалась не в злых духах, якобы нашедших себе надежное убежище в этих гиблых местах. Дело в том, что Хадда была сильно заминирована как душманами, так и советскими войсками. Было известно, что только одна дорога в ней считалась безопасной, но…

– Ничего, ребятки, сейчас разберемся, куда двигаться, – чуть дрогнувшим голосом, но все же уверенно произнес Виктор, вытаскивая из командирской сумки карту.

Несколько лучей карманных фонариков осветили ее. И – о, несчастье! Это была мелкомасштабная карта всего района проведения боевых действий. Свою отработанную на марш карту он отдал перед возвращением в бригаду помощнику, который поехал с отрядом обеспечения движения.

В одно мгновение тело покрылось липким потом, на лбу выступила холодная испарина. «Действительно, куда ехать?» – с ужасом подумал он.

Виктор нашел на карте город мертвых, но он был обозначен на местности простым значком мусульманского кладбища с названием. Куда ехать из него, понять по карте было невозможно. Тоненькой ниточкой выделялось только единственное в этом районе асфальтовое шоссе Джелалабад-Пешавар. Всеобщее внимание не давало возможности сосредоточиться и хорошенько подумать. Из темноты, затаив дыхание, на него с надеждой смотрели несколько десятков пар встревоженных глаз.

От напряжения в висках застучало: «Господи, куда ехать-то? Куда ехать?» Он прекрасно понимал, стоит выехать с площади не по той дороге – и все взлетят на воздух, но вслух солдатам сказал:

– Сейчас, минуточку, ребята, определимся с направлением движения, и все скоро будем дома.

– Скорей бы! – послышались голоса солдат. – В бригаде, наверно, уже ужинают.

Виктор начинал терять самообладание, но с умным видом продолжал вглядываться в карту, одновременно пытаясь ответить на извечный русский вопрос: «Что делать?» На мгновение показалось, что сквозь замусоленный, грязный кусок бумаги ему лукаво подмигнула чья-то волосатая рожа с рогами. В отчаянии он обратился к Небесам, сжав рукою крестик, лежавший в кармане. «Господи, – взмолился он про себя, произнеся Иисусову молитву, – помоги! Дай мне возможность найти отсюда дорогу, сжалься над православными душами!»

Он с надеждой взглянул на небо. О, чудо! – по небосклону покатилась звезда! Он проследил ее путь и увидел, что она упала прямо в направлении одного из черных проходов среди деревьев на противоположной стороне площади. Тут же, следом за первой, вторая звезда упала точно в том же направлении.

Сомнений не было. Это был знак свыше.

– Заводи! – зычным голосом скомандовал Виктор, и три БТРа почти одновременно взревели двигателями.

– Механик, вперед, в направлении проема, возле которого расположен высокий склеп.

Механик-водитель резко включил передачу, и машина почти прыгнула вперед. В считанные секунды они преодолели город мертвых, разрывая гробовую тишину мощными, жизнеутверждающими звуками моторов бронированных машин. Выбранная дорога оказалась узкой. Временами оливковые ветви больно хлестали раскрасневшееся лицо Виктора, но он не чувствовал боли. Он летел навстречу судьбе и был спокоен. «Все будет нормально, – убежденно думал он, – дорога не заминирована!»

И действительно, после нескольких минут бешеной езды среди оливковых и апельсиновых деревьев под колесами зашуршал асфальт. До бригады оставалось около пяти километров. «Все, кончено! Спасибо Тебе, Господи, за помощь, что услышал мои мольбы!» Незаметно перекрестившись, Виктор с благодарностью устремил взгляд в небо.

Уже подъезжая к бригаде, старший лейтенант, сидевший на броне, достаточно громко, чтобы слышали и остальные, спросил Виктора:

– Товарищ майор, поделитесь познаниями, как вы смогли по такой карте определить верную дорогу?

Виктор не сразу сообразил, что ответить.

– С Божьей помощью по звездам и определил, – без улыбки ответил он.

– Вот видишь, – сказал своему соседу молодой офицер, – я же тебе говорил, что человек хорошо астрономию знает…

Через год Виктор впервые в жизни вошел в храм. Он хотел исповедаться, но прежде решил переговорить со священнослужителем. В беседе он рассказал батюшке об этом случае.

– Нужно правильно понимать судьбу. Молитва, вера благая, готовность предать себя в руки Божии – вот что есть у православных. Надо помнить, что Господь всегда с нами. Человек слаб и немощен, он не может знать будущего. Он надеется на что-то, просит Господа помочь ему, но если случается что-нибудь противоречащее его желаниям, то следует понимать, что Господь ускоряет все только спасительное и полезное: «…да будет воля Твоя» (Мф. 26:42), «…не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26:39). Вот какое состояние должно быть у нас, по учению святых отцов, если мы решаемся просить Бога.

Святитель Николай Сербский говорил, что «если под судьбой понимается слепая случайность или фатальность, то Церковь решительно не принимает, отрицает существование такой судьбы, Церковь все обосновывает разумом, от разума и через разум. Она ничего не приписывает случайности или слепой фатальности, но все объясняет Промыслом Всесильного и Всевидящего Господа, исходящего из высшей целесообразности и характера тайных помыслов, чувств и действий человека».

Слово «судьба» происходит от слова «суд», и в данном случае это следует понимать как Суд Божий. Поэтому судьба – это мысль Божья обо всем происходящем, но не такая пассивная и немощная, как человеческая, а активная и решающая. Тот, кто говорит, что «слепая судьба» постигла кого-то, исповедует непонимание причины и смысла событий. Без Милостивого и Праведного Господа не происходит ничего. В Евангелие сказано: «У вас же и волосы на голове все сочтены» (Мф. 10:30), поэтому ничья судьба не случайна и не слепа, но разумна и промыслительна. И такая судьба помогла тебе многократно избежать близкой смерти и пережить судей, которые подписывали тебе смертный приговор. Наша вера – это вера мужественных людей.