Великие музыканты-исполнители из «черты оседлости» России

Шура (Александр) Черкасский (1909—1995)

«Я не люблю стандартные

интерпретации. Я люблю сюрпризы».

Шура Черкасский кажется почти самоучкой. Это не так. Его мама Лидия, и, конечно Иосиф Гофман, сделали все. Они сумели привить ему навыки, столь необходимые концертанту. В первую очередь – высокую степень самоконтроля. Когда он приехал в родной город, его спросили: «Что Вы считаете необходимым для пианиста, который выходит на сцену? Он ответил: «Досконально знать, быть уверенным в тех сочинениях, которые прозвучат, а значит, прежде всего, в себе». В этом, думается, весь великий пианист: копаться, переигрывать, оттачивать все, что звучит в концерте. Критики не могли найти ни одной «лишней, зацепленной случайно» ноты, собственно, как и «не сыгранной»…

Он всегда выглядел очень скромно. Не умещалось в сознании: как можно этой маленькой ручкой играть, скажем, h moll-ную Сонату Ф. Листа? Как можно играть ff? А он играл. Более того, публика требовала биссировать почти каждое произведение.

Сила этого маленького человека была в легкости, которая достигалась многочасовыми упражнениями.

Текст Л. Григорьеыва и Я Платека в книге «Все пианисты» не дает полного представления о музыканте-гении, но дает главное: он позволяет понять музыканта-лирика, действительно, «последнего романтика» в этом, скажем прямо, не очень приспособленном мире.

Пианист Шура (Александр) Черкасский родился 7 октября 1909 года в Одессе. Некоторые данные (например, он праздновал свое 80-летие в 1991 г.) указывают на то, что пианист родился позднее. Отец – зубной врач, не нуждавшийся в деньгах, имевший высшее медицинское образование. Первые уроки музыки получил от мамы. Лидия Черкасская (урожденная Шлемензон) была пианисткой и играла в Санкт-Петербурге, преподавала музыку (ее учеником был достаточно известный пианист, Раймонд Левенталь, лауреат многих конкурсов). Кузиной Шуры была известная в СССР актриса тетра «Сатира» Татьяна Пельтцер. В 1922 году семья Черкасских эмигрировала из России и после долгих скитаний осела в Соединенных Штатах, в городе Балтиморе. Много лет пустя А. Черкасский признавался, что родители лелеяли мечту о карьере сына и потому уехали, что разногласий с советской властью у них не было. Конечно, Шура Черкасский – типичный вундеркинд: в 9 лет он сочинил оперу, дал первый публичный концерт и дирижировал оркестром. Дебют в США произошел 3 марта 1923 года, после чего ребенок начал выступать в разных городах Америки, в том числе с Нью-Йоркским филармоническим оркестром под управлением Вальтера Дамроша. В США А. Черкасский продолжил занятия музыкой в Кёртисовском институте (г. Филадельфия, штат Филадельфия) музыки у Иосифа Гофмана, ученика Антона Рубинштейна. Занятия с И. Гофманом продолжались до 1935 года.

«Как артист я очень пунктуален. И это не потому, что я играю лучше, чем другие. Менеджеры любят меня, так как я очень надежный. Я обманчиво выгляжу: как будто бы беспомощно, но это совсем не так».

Материальную поддержку начинающему музыканту оказал Сергей Васильевич Рахманинов. После учебы Шура Черкасский осуществил свою мечту о кругосветном путешествии: он посетил Австралию, Новую Зеландию, Дальний Восток, Европу и СССР. А. Черкасский выступал в крупнейших концертных залах Европы со всемирно известными оркестрами и дирижерами. Пианист гастролировал в Израиле, США, Австралии, Южной Африке, странах Европы, Азии и Южной Америки, Советском Союзе, давал сольные концерты и солировал с лучшими дирижерами и оркестрами. Женившись в 1945 г. на Евгении Бланк, он развелся с ней через три года.

Шура Черкасский – один из последних больших пианистов романтической традиции, А. Черкасский в течение всей творческой карьеры обладал совершенной техникой и глубоким и красочным звуком. Исполнение А. Черкасского отличалось виртуозным блеском, одухотворенностью, особой легкостью и мягкостью туше. В его широком репертуаре наиболее успешны интерпретации романтической музыки (особенно «Карнавал» Р. Шумана, сонаты и фантазии Ф. Шопена, произведения Ф. Шуберта, Ф. Мендельсона), русской музыки («Исламей» М. Балакирева, «Петрушка» И. Стравинского, сонаты С. Прокофьева). Наивысшие достижения А. Черкасского – интерпретация сочинений П. Чайковского (в том числе 1-го фортепианного концерта), С. Рахманинова, Ф. Листа (особенно парафразов) и различных фортепианных миниатюр.

Критики говорят – и не без основания – о «привкусе кабаре», о крайностях субъективизма, о вольностях в обращении с авторским текстом, о стилистической неуравновешенности. Но Черкасский и не заботился о чистоте стиля, цельности концепции – он просто играл, играл так, как чувствовал музыку, просто и естественно. Так в чем же тогда привлекательность и увлекательность его игры? Только ли в технической беглости? Нет, конечно, этим сейчас никого не удивишь, да к тому же десятки молодых виртуозов играют и быстрее и громче Черкасского. Сила его, коротко говоря, именно в спонтанности чувства, красоте звука, и еще – в элементе неожиданности, который всегда несет в себе его игра, в способности пианиста «читать между строк». Конечно, в крупных полотнах этого нередко оказывается недостаточно – тут требуются масштабность, философская глубина, чтение и передача авторских мыслей во всей их сложности. Но и здесь у Черкасского иной раз любуешься моментами, полными оригинальности и красоты, яркими находками, особенно в сонатах Гайдна и раннего Моцарта. Ближе к его манере музыка романтиков и современных авторов. Это и полный легкости и поэзии «Карнавал» Шумана, сонаты и фантазии Мендельсона, Шуберта, Шумана, «Исламей» Балакирева, наконец, сонаты Прокофьева и «Петрушка» Стравинского. Что же касается фортепианных миниатюр, то тут Черкасский всегда в своей стихии, и в этой стихии ему найдется мало равных. Как никто, умеет он находить интересные детали, высвечивать побочные голоса, оттенять обаятельную танцевальность, достигать зажигательного блеска в пьесах Рахманинова и Рубинштейна, Токкате Пуленка и «Тренировке зуава» Маны Зукка, «Танго» Альбениса и десятках других эффектных «мелочей».

Конечно, это – не главное в фортепианном искусстве, не на этом обычно строится репутация большого артиста. Но таков Черкасский – и он, как исключение, имеет «право на существование». А привыкнув к его игре, невольно начинаешь находить привлекательные стороны в других его трактовках, начинаешь понимать, что артист обладает своей, неповторимой и сильной индивидуальностью. И тогда его игра уже не вызывает раздражения, его хочется слушать еще и еще, даже отдавая себе отчет в художественной ограниченности артиста. Тогда понимаешь, почему некоторые весьма серьезные критики и знатоки фортепиано ставят его столь высоко, называют его, подобно Р. Каммереру, «наследником мантии И. Гофмана». Для этого, право, есть основания. «Черкасский, – писал Б. Джейкобс в конце 70-х годов – один из оригинальных талантов, он первозданный гений и, как некоторые другие в этом немногочисленном ряду, гораздо ближе к тому, что мы только сейчас вновь осознаем как истинный дух великих классиков и романтиков, чем многие „стильные“ порождения высушенного вкусового стандарта середины XX века. Этот дух предполагает высокую степень творческой свободы исполнителя, хотя свобода эта и не должна смешиваться с правом на произвол». Со столь высокой оценкой артиста согласны и многие другие специалисты.

Под руками Черкасского расцветает кантилена. Он способен окрашивать медленные части в фантастические звуковые краски, и, как мало кто другой знает толк в ритмических тонкостях. Но в самые ошеломляющие моменты он сохраняет тот жизненный блеск фортепианной акробатики, который заставляет слушателя в удивлении задавать вопрос: где берет этот маленький, щуплый человек такую необычайную энергию и напряженную упругость, которые позволяют ему победоносно штурмовать все вершины виртуозности? «Паганини фортепиано» по праву называют Черкасского за его волшебное искусство.

Штрихи портрета своеобразного артиста дополняет Э. Орга: «В своей лучшей форме Черкасский – законченный мастер фортепиано, и он вносит в свои интерпретации стиль и манеру, которые просто безошибочны. Туше, педализация, фразировка, чувство формы, выразительность побочных линий, благородство жестов, поэтическая интимность – все это в его власти. Он сливается с роялем, никогда не позволяя ему покорить себя; он говорит неторопливым голосом. Никогда не стремясь сделать что-либо спорное, он тем не менее не скользит по поверхности. Его спокойствие и уравновешенность дополняют это стопроцентное умение произвести большое впечатление. Может быть, ему не хватает сурового Аррау; нет у него и зажигательного обаяния Горовица. Но как артист он находит общий язык с публикой путем, который даже Кемпфу оказывается недоступным. И в своих высших достижениях он имеет такой же успех, как Рубинштейн. Например, в пьесах, вроде „Танго Альбениса“ он дает образцы, которые невозможно превзойти. Не слышать, как Черкасский играет эти пьесы, значит, упустить нечто такое, что просто невозможно описать словами. Это действительно уникальная виртуозность».

Неоднократно – и в довоенную пору, и в 70-80-х годах, артист приезжал в СССР, и русские слушатели могли сами испытать на себе его артистическое обаяние, объективно оценить, какое место принадлежит этому необычному музыканту в пестрой панораме пианистического искусства наших дней» [33].

Владимир Горовиц (1903—1989)

Владимир Горовиц родился в Киеве в 1903 году (оговоримся, что в прессе иногда случаются «открытия», указывающие на это, т.к. в 40- томном словаре Гроу он, во-первых родился в Бердичеве, во-вторых – в 1904 г. – Авт). С пяти лет начал заниматься игре на рояле под руководством матери, Софии Бодик-Горовиц, ученицы Владимира Вячеславовича Пухальского, в свою очередь, ученика Теодора Лешетицкого. С десяти лет – Владимир Горовиц, ученик Киевского музыкального училища (класс В.В.Пухальского). Официально, по документам, в 1918 году он перешел в класс ученика Аннет Есиповой – Сергея Тарновского, который уехал в конце весны 1918 г. гастролировать в Крым и отсутствовал до марта 1920 года, когда Владимир Горовиц перешел к Феликсу Блуменфельду. Именно так рассказывают документы [7]. Старший брат Владимира, Яков, учился в консерватории и был призван в армию в 1916 г. Судьба его не известна – в «Деле» Самоила Горовица, которое ему приходилось писать собствнноручно (думается, из-за неграмотности следователя) состав семьи: жена – Софья, дочь Регина, сыновья – Григорий, Владимир. Так как не упомянут Яков, становится ясно, что в семье его нет.

В 1920 году Владимир оканчивает Киевскую консерваторию, впрочем диплом об окончании он так и не получил, так как к этому времени сумел освоить только программу 2 класса гимназии. В конце 1921 г. Владимир Горовиц знакомится со скрипачем из Одессы, Натаном Мильштейном. Затем, в 1922 году в начале осени, его отец, Самоил Горовиц едет в Москву и, благодаря своему знакомству с основателем и концертмейстером оркестра «Персимфанс», Львом Цейтлиным, устраивает пианисту и скрипачу концерт с этим коллективом в ноябре 1922 года. Натан Миронович утверждает, что он играл Концерт для скрипки А. Глазунова, а Владимир Горовиц – 3-й Концерт С. Рахманинова. В действительности (исходя из Программы, опубликованной газетой «Известия») они вечером 27 ноября 1922 года играли: Концерт для скрипки с оркестром Ф. Мендельсона ми минор и 1-й Концерт для фортепиано с оркестром Ф. Листа ми-бемоль мажор.

Уже 12 декабря в газете «Известия» появляется обширная статья «Музыканты революции» (в книге Н. Мильштейна «From Russia to West» названа «Дети Революции») некоего Антона Углова (под этим псевдонимом скрывался всесильный Министр Просвещения молодой Советской республики Анатолий Луначарский). Вот с этого момента на скрипача и пианиста обрушились приглашения в города России. Почитайте книгу воспоминаний Натана Мильштейна. Он довольно подробно описывает их совместное пребывание осенью 1922 года в Москве, где они знакомятся с учеником Теодора Лешетицкого, замечательным немецким пианистом Артуром Шнабелем, художником Леонидом Пастернаком и его сыном, Борисом, Министром Обороны Михаилом Тухачевским, его заместителем Иеронимом Уборевичем, ведущими артистами МХТ. Приведу маленькую цитату из этой книги в переводе Алены Цыгановской, чтобы раз и навсегда «усовестить» любителей измышлений, о «выдавшем разрешении Льве Троцком, Михаиле Тухачевском, Иосифе Сталине» и других: «Уборевич выдал нам официальный документ от имени могущественного Революционного военного совета. В нем было написано: «Революционный военный совет республики не возражает против поездки за границу товарищей Мильштейна и Горовица с целью артистического совершенствования и культурной пропаганды». [9, Р.70—71].

Документально подтверждены их концерты в Баку, Тбилиси, Саратове, Ростове-на Дону, Одессе, Киеве, Петрограде, Москве, Таганроге, Харькове, Полтаве, Нахичеване, Симферополе, Севастополе, Екатеринодаре, Новороссийске, Гомеле.

В 1923 году брат Владимира, Григорий (Жорж), являясь уполномоченным Дирекции филармонии, устраивает Владимиру Горовиц и Натану Мильштейну два концерта – один 25 марта, второй – 27-го, т.е., обрамляя дату торжественного открытия «Киевской Государственной Филармонии» – 26 марта 1923 года. Таким образом, они становятся известными киевской публике и выступают в городе множество раз.

После ожидания в Тбилиси Регины и Натана Мильштейна, Владимир Горовиц в январе 1925 г. он вернулся в Ленинград и продолжил серию концертов, (15, 17, 19, 22, 24, 26 октября; 2, 6, 7, 8, 9 ноября; один концерт в декабре 1924 г. и 2, 6, 9, 10, 11, 13, 16, 18 января 1925 г.) Во всех 20 концертах программы не повторялись! Всего В. Горовиц исполнил 155 произведений. Вырисовывается картина молниеносного овладения репертуаром молодым пианистом! Будучи стариком, он неоднократно с грустью говорил, что в молодости у него было 12 программ, а сейчас – всего 3.

За 10 дней до отъезда Владимира Горовица за границу, 17 сентября 1925 года был осуществлен последний концерт на территории СССР. Звучал си-бемоль минорный Концерт для фортепиано П.И.Чайковского в Ленинграде, в Государственной Академической капелле. В. Горовиц также исполнил фа-минорный концерт Шопена – любимый концерт своего учителя В.В.Пухальского. Оркестром Ленинградского театра оперы и балета дирижировал В.А.Дранишников. На концерте присутствовал и отец пианиста, Самоил Иоахимович, давший ему удивительный по императивности, но и по проницательности совет: «Никогда не играй Шопена, только Чайковского». «Самуил считал, что знаменитый и более яркий Чайковский лучше для его сына-виртуоза», — много десятилетий спустя оценивает ситуацию Г. Шонберг [21, Р. 65]. Концерт для фортепиано с оркестом П.И.Чайковского по меньшей мере три раза будет еще способствовать стремительному взлету молодого пианиста: в Гамбурге, Париже и Нью Йорке.

27 сентября 1925 года Владимир Горовиц покидает СССР, чтобы вернуться через 61 год – в 1986 году. Впрочем, зачем возвращаться в страну, где так грубо и мерзко поступили с его семьей: 1921 – арест отца и 5 лет концелагерей, 1930 – гибель мамы на операционном столе, арест и 3 года ссылки брата Григория в Москве, 1937 – арест и гибель отца, 1945 – арест и смерть брата Григория в Таганроге, запрет на выезд сестры Регины, козни КГБ – она ведь и умерла «преподавателем», даже не «доцентом»?

В Берлине, куда пианист направился, сольные концерты (два), запланированных его импресарио, Александром Меровичем, прошли без особого успеха. В Германии того времени было много талантливых музыкантов, художников, литераторов из России и концерт одного из них, пусть и обладавшего невероятной техникой, не предствлял какого-то эффекта разорвавшейся бомбы.

Если пианистическая карьера В. Горовица на родине завершалась Первым концертом Чайковского, то за границей им же открывалась. 8 января 1926 г. пианист играл его в Берлине [20, Р. 78; 21, p.77], с Берлинским симфоническим оркестром под руководством Оскара Фрида, и это было всего лишь третье его выступление в Западной Европе (план гастролей продумывал и осуществлял А. Мерович). Перед этим Горовиц дал в немецкой столице два сольных концерта – 2 и 4 января, причем известно, что они прошли лишь с относительным успехом, и пианист надеялся, что Концерт Чайковского – его первое заграничное выступление с оркестром! – спасет положение. Так и вышло – Берлин был если не завоеван, то и не проигран. Во всяком случае, влиятельная «Deutsche Allgemeine Zeitung» писала об этом событии не без восторга: «вряд ли кто-либо из молодых пианистов, играя с Берлинским симфоническим оркестром, имел такой ошеломляющий успех, как Владимир Горовиц. Исполнение Концерта… Чайковского – это волнующее событие, и он не смог бы увлечь, если бы не был исполнен с таким напряжением, с огненным темпераментом, а… октавы не были такими стремительными и динамичными».

Уже менее чем через две недели Горовиц завоевывал гамбургскую публику. История, случившаяся на следующий день, и окончившаяся, несмотря на экстремальные обстоятельства, безусловным триумфом Горовица, в подробностях описана с его слов всеми биографами. 20 января, ближе к вечеру, в гостиницу, где остановились Горовиц и Мерович, вбежал взволнованный менеджер оркестра и сказал, что через 45 минут нужно выступить с оркестром и играть Концерт Чайковского, так как объявленная солистка – Хелен Циммерман – заболела. Знаменитый дирижер Ойген Пабст, встретивший мало кому известного В. Горовица холодно, если не неприязненно (нечто подобное повторится в Нью-Йорке с дирижером Бичемом – см. далее), только и успел сказать пианисту: «…Следите за моей палочкой, и… будем надеяться, даст Бог, ничего страшного не произойдет». Можно лишь представить себе, каково было Горовицу, отличавшемуся известной импульсивностью, играть после такого напутствия! Но далее произошло нечто невероятное, с завидной эмоциональностью и в красках описанное Абрамом Чезинсом:

«Вслед за оркестровой интродукцией вступил Горовиц. Услышав сокрушительные аккорды солиста, Пабст удивленно посмотрел вокруг себя. После следующих [-] он спрыгнул с подставки, подбежал к роялю и недоверчиво уставился на руки Горовица. Так он простоял до конца первой каденции. Лицо его выражало недоумение, в то время как палочка механически тактировала, но не в его, а в горовицевском тем. Когда все кончилось…, весь зал, как один человек, вскочил с мест, истерически визжа». Позднее Горовиц сказал: «Слава Богу, я знаю, как играть Чайковского, и не упустил свой шанс. А результат был похож на сказку». Последствием этого стало то, что, как отмечает Г. Пласкин, состоявшийся через несколько дней «второй концерт (сольный. – Авт.), первоначально запланированный в том же маленьком зале гостиницы, был перенесен в огромный зал на три тысячи мест» [20, Р. 84]. Триумф действительно не вызывал сомнений; именно этим коннцертом началась успешная карьера пианиста в Германии и далее по всей Европе и в Америке.

Далее действие переносится в Париж. Горовиц играет Концерт Чайковского в зале Консерватории (5 декабря 1926 г.), после чего во французской столице начинается нечто вроде «горовицемании». Обозреватель «Le monde musical» писал, что никогда раньше Концерт так не звучал, что «фразировка была величественна, энергична, а звучание страстным», что поражала «потрясающая техника, великолепное умение использовать разнообразные тембры и ритмы» [21, p. 85].

Кстати, именно в Париже Боелеслав Яворский (профессор Киевской, затем Московской консерватории), был уполномочен А.В.Луначарским послушать пианиста и определить степень его участия в Первом международном конкурсе пианистов имени Фредерика Шопена (Варшава, 1927 г.). И когда пианист провел за границей уже два года, советские официальные власти «назначили» его как представителя Украины на конкурс Шопена.

Еще один удачный концерт, где вновь звучало интересующее нас сочинение Чайковского, состоявшийся 11 октября 1927 г. в Кёльне (на этот раз дирижировал Г. Абендрот), достойно завершает картину заграничных дебютов Горовица и предысторию триумфа в Карнеги-холл. 12 января 1928 г. Владимир Горовиц играл в Карнеги Холле Концерт для фортепиано с оркестром П.И.Чайковского (дирижировал Томас Бичем, Великобритания). Успех этого концерта дал возможность молодому пианисту в 1929—1939 гг. ежегодно гастролировать по городам США.

В 1932 году Маэстро получил письмо от Артуро Тосканини с предложением играть 5-й Концерт ми-бемоль мажор Л. Бетховена для фортепиано с оркестром в апреле следующего года (закрытие сезона в Карнеги Холле). Так как этот Концерт был не в реппертуаре пианиста – пришлось разучивать его (правда Сергей Лыфарь в своих воспоминаниях пишет, что именно 5-й Концерт Л. Бетховена В. Горовиц исполнял на выпускном экзамене консерватории). В. Горовиц после концерта познакомился на вечеринке с дочерью А. Тосканин, Вандой и в декабре 1933 года женился на ней. Об этой свадьбе (Милан) говорили многие в Европе и Америке. Говорили всякое: и то, что молодой пианист «возжелал» породниться с Артуро Тосканини ради карьеры, и то, что молодые страстно влюблены друг в друга…

Лето, как правило, проходило в Швейцарии у Сергея Васильевича Рахманинова. (Кстати, когда Сергей Васильевич умирал в марте 1943 года, он разрешал к нему допускать Федю (Шаляпин) и Володю (Горовиц). – Авт.). К молодым музыкантам. (Владимир Горовиц, Натан Мильштейн) в 1929 г. присоединился виолончелист Григорий Пятигорский. Таким образом, их было трое и А. Мерович называл их «Три мушкетера». В октябре 1934 года пианист получил два подарка: второго октября 1934 г. Ванда Горовиц родила дочку, Соню (первого октября – день рождения самого пианиста) и Самоил Горовиц, его отец, посетил молодую семью и ездил с сыном на гастроли в ноябре 1934 г. по городам Италии, Бельгии, Швейцарии и Франции (он свободно говорил по немецки и французски).

Как правило, они (молодые музыканты) снимали жилье неподалеку от виллы Сенар и довольно часто общались с Сергеем Васильевичем Рахманиновым. В 1936 году Владимир уговорил друга (Н. Мильштейна) лечь на операцию аппендикса. Врачи уговаривали их не делать этого, но пример смерти мамы на операционном столе стал поводом боятся перетонита (хотя воспаления аппендикса у них не было). Н. Мильштейн встал с постели довольно быстро, а В. Гровиц три года страдал от болей в брюшной полости и от флебита (воспаление вен). В отпуске в Гштааде, в 1938 году, Мильштейн и Горовиц однажды вечером сидели и слушали радио. Неожиданно они услышали: «А теперь вы прослушаете музыку в память о пианисте Владимире Горовице. Новость о его безвременной кончине только что пришла из Парижа». Горовиц побледнел и сказал: «Это не правда!» Затем он добавил: «Но какая хорошая реклама!» Все три года (первый перерыв в концертной деятельности) он пытался вернуться на сцену, но боли не позволяли это сделать.

В это время в СССР: в 1927 г. Регина Горовиц вышла замуж за экономиста Евсея Либермана, который был ей известен по Киеву (окончил Киевский университет), в 1930 —м арестован брат пианиста, Григорий Горовиц, которого осудили на три года высылки на о. Соловки (за «контрреволюционную пропаганду», естественно), на операционном столе умерла мать, Софья Горовиц-Бодик (перетонит, аппендикс). Отец – Самоил Горовиц через два года женился во второй раз, взяв в жены молодую женщину.

После 2 сентбря 1939 года, когда уже шла Вторая мировая война, Натан Мильштейн, Григорий Пятигорский, Артуро Тосканини, Ванда с ребенком, Владимир Горовиц сели на парход, направляющийся в США. На северной окраине Нью Йорка (Филдстоун), неподалеку от виллы Паулин, которую снимал Артуро Тосканини, Владимиром Горовицем был снят дом, в котором они с Вандой и Сонечкой поселились.

Нужно сказать, что расставание с импрессарио Александром Меровичем, имевшим «устный контракт» с отцом Владимира, Самоилом Горовицем произошло в 1934 году. Поэтому, работа у всесильного Артура Джадсона не отличалась разнообразием: с мая по октябрь – летние каникулы, октябрь – апрель – сезон, в котором запланированы концерты. Зачастую, это происходило в маленьких городках Америки, коих «несть числа». Иногда Владимир Горовиц имел до 70 концертов, иногда это число возрастало до 90 или 100. Главное: жизнь всегда была, что называется, «на колесах». Да и публика требовала играть все меньше серьезных сочинений. Иногда В. Горовиц сталкивался с комичными случаями, когда местный устроитель концерта по приходу поезда становился на колени и умолял: «Не играйте, пожалуйста …, например, Сонату С. Прокофьева, Н. Метнера, Д. Кабалевского. Вы-то уедете, а бить будут меня!».

С сожалением Маэстро отметил в интервью в 1987 г. «В юности в моих руках было 12 программ, теперь – 3».

Летом 1942 года он получил письмо от Натана Мильштейна, предлагавшего ему совместно с Сергеем Васильевичем Рахманиновым дать концерт в пользу армии. Переговоры продлились до весны 1943 г., т.е. до смерти С. Рахманинова. 30 ноября 1942 г. Г. Моргентау (Министр финансов США) предложил ему играть с оркестром NBC, которым будет дирижировать его тесть, Артуро Тосканини. 25 апреля 1943 года в нью йоркском Карнеги Холле произошел беспрецендентный для мировой истории концерт, выручка которого перевалила за 1 миллиард долларов, по сегодняшним ценам! В поздравительном письме Г. Моргентау упоминает, что только первые 3 ряда принесли 10 миллионов долларов.

О благотворительности Владимира Горовица, при том, что не один автор книг и статей о нем упоминал его крайнюю скупость, можно составить мнение, пользуясь письмами к нему: он, например, жервовал на нужды армии свои гонорары, разрешал офицерам и солдатам армии сидеть на сцене, играл для них на грузовиках на открытом воздухе и многое другое.

В 1953 году праздновалось 25-летие (Серебряный Юбилей) американского дебюта В. Горовица. Он мечтал, что отметят также 10-летний юбилей со дня смерти С.В.Рахманинова и 100-летний юбилей фирмы Стейнвей и сыновья. В январе и феврале он дал 3 концерта в Нью Йорке… и замолчал на долгих 12 лет. Двенадцатилетнему молчанию предшествовала ссора с Вандой, с 1949 по 1953 они даже жили врозь и Маэстро снимал номер в гостинице (сначала на 54-й улице, потом – на 74-й).

В 1945 году он купил у известного нью йоркского драматурга Кауфмана дом на 94 улице неподалеку от Метрополитен-музея. В доме на втором этаже, где находился кабинет с роялем, его друг, Джозеф Пфайфер, которого называли Джек, установил аппаратуру для записи и Маэстро записывался (вышло несколько грампластинок с записью). Не утруждая читателя подробностями перехода от одной фирмы звукозаписи к другой, скажем, что за эти 12 лет Владимир Горовиц записал сонаты Л. Бетховена, рапсодии Ф. Листа, множество пьес К. Сен-Санса, А. Скрябина, С. Рахманинова, К. Дебюси, И. Брамса, Ф. Шуберта, П. Чайковского, С. Прокофьева.

За эти 12 лет записал множество грампластинок. Возвращение к концертной деятельности откладывалось. В 1957 году в семье случилось два несчастья: в январе умер почти 90-летний Артуро Тосканини (1867—1957); в июне – Соня врезалась в столб, обгоняя автобус на мотоцикле, на узкой дороге в Италии, сильно повредив голову.

Владимир Горовиц очень тяжело перенес болезнь дочери (он считал, что она пыталась покончить собой). 9 мая 1965 г. В Карнеги Холле состоялся концерт-возвращение. Маэстро получил после концерта тысячи поздравлений. Секретарь едва успевал написать «спасибо» поздравлющим.

Последний перерыв в концертной деятельности наступил с 1969 по 1974 гг. В. Горовиц чувствовал себя отвратительно: обострились болезни юных лет. Его измучил колит, он чувствовал себя все хуже и хуже. Лечивший его доктор, велел принимать успокоительное. Он принимал в день гигантское количество таблеток, но они приносили лишь новые приступы боли. «Этим летом у меня было ухудшение состояния здоровья, – говорил он другу – это похоже на нервный срыв, но телесный, совершенно телесный. Мой мозг в полном порядке. Это только потому, что не работает нервная система. Я совершаю прогулки. Я все делаю. Но я все время чувствую усталость. Что бы я ни делал, я устаю». «Он не давал интервью и не выступал публично, однако со временем, как и прежде, он начал уставать от своей бездеятельности, и тогда он возобновил свою карьеру несколько в ограниченном виде, стал делать записи. На протяжении последующих четырех лет студия Columbia выпустила пять новых альбомов: «Горовиц играет Шопена» (1971 год), «Горовиц играет Скрябина» (1972 год), «Владимир Горовиц: любимые сонаты Бетховена» (1973 год), «Горовиц: «Лунная соната» Бетховена, Экспромты Шуберта» (1973 год) и «Владимир Горовиц: новые записи Шопена» (1974 год). Зимой и весной 1974 г. В. Горовиц начал усиленно заниматься: Соната М. Клементи до-диез минор, А. Скрябин «К пламени», «Детские сцены» Р. Шумана. Концерт был не в Нью Йорке, а в Кливленде. Несмотря на новый зал, который Маэстро не очень жаловал, он играл 12 мая концерт и получил оговоренные им 80%.

ГОРОВИЦ СНОВА ИГРАЕТ, ПОРАЗИТЕЛЬНО – гласил заголовок газеты New-York Times, – В 69 ЛЕТ ЕМУ ВСЕ ЕЩЕ НЕТ РАВНЫХ В ИГРЕ НА РОЯЛЕ, – сообщалось в газете Chicago Tribune.

17 ноября 1974 года состоялся знаменитый концерт в Метрополитен-опера в Нью Йорке, на котором были: Жаклин и Аристотель Онасис, Вэн Клайберн, Исаак Стерн, Леонард Бернстайн, Даниэль Баренбойм, Герберт фон Караян. По словам Гарольда Шонберга это была «сенсационная» интерпретация (Пятая Соната А. Скрябина. – Авт.): «Ни у одного из живущих пианистов, даже у Рихтера, не было такого глубокого проникновения в суть музыки Скрябина. Сила, тембр, феноменальная техника, нарастающий ритм, четкая мелодическая линия – все было здесь. Исполненные им соната Клементи фа диез минор, „Детские сцены“ Шумана, и „Интродукция и Рондо“, Баллада соль минор и две мазурки Шопена также были очень хорошо приняты публикой» —

10 января 1975 года Ванда и Владимир Горовиц получили телеграмму из Женевы, где жила их дочь. В телеграмме было страшное известие о ее смерти. Гарольд Шонберг вспоминал:

«Ванда после похорон Сони вернулась в Милан обезумевшей от горя. Однажды вечером на Девяносто четвертую Восточную улицу пришли некоторые друзья, чтобы выразить свои соболезнования. Вера Майкелсон, менеджер по связям с общественностью, была соседкой по Коннектикуте, где у Ванды и Горовица был летний домик, рассказывала, что Горовиц спустился к ним, и это был первый раз, когда она видела Горовица таким измученным, неопрятным и выглядевшем так, как будто он не спал много недель подряд.