И настала для нашего Натанзончика осень, но не золотая, а пасмурная и дождливая. Пришлось вернуться к реалиям начала 90-х и снова пойти в одиночное плавание. И хоть говно не тонет, плавать самостоятельно Борис Моисеевич изрядно разучился.
Именно тогда судьба и свела нашего Бориса Моисеевича с Олегом Любомировичем Коростелём. Вспомнить бы Натанзону пословицу «Где хохол прошёл, там еврею делать нечего»! Но господин Коростель показался ему слишком простым и понятным. Обычный паренёк с Западной Украины, приехавший в конце 80-х покорять Москву. Паренёк был неглуп. Быстро сообразил, что лучше быть большой лягушкой в маленьком болотце, чем рыбой в океане. И Москву покорять он раздумал. Женился на своей сокурснице по заборостроительному институту и перебрался жить к ней на окраину Подмосковья в посёлок городского типа Белоомут. Белоомут – это скорее всё же городок, чем посёлок, – больше шести тысяч жителей. Вот там Олег Любомирович и реализовывал свою мечту о большой лягушке: открыл продуктовый магазинчик, потом второй и третий, стал для всех жителей посёлка местным. А со временем стал Коростель одним из самых уважаемых жителей Белоомута, членом его, если можно так сказать, элиты.
В 16-м году в воздухе запахло модой на внутренний туризм. А Белоомут – первая визитная карточка красавицы Мещёры. Крохотный городок на левом берегу живописнейшей Оки в окружении бескрайних полей и лесов. И как жемчужная россыпь – красивейшие старинные церквушки по берегам. Тут тебе и рыбалка, и охота, и купания в Оке, которая в тех местах чистейшая, и неспешные прогулки по окрестным сёлам. И до есенинских мест на той стороне реки недалеко. В общем, рай земной.
У Олега Любомировича на такие вещи чутьё было потрясающее. И надо сказать тебе, любезный мой читатель, господин Коростель с самого начала показался мне персонажем довольно-таки симпатичным. Он же не героином торговать собрался, а выкупил у городской администрации единственную в Белоомуте оставшуюся от советских времён полуразвалившуюся гостиницу «Огарёвский дворик» и решил её модернизировать до вполне человеческого уровня. Денег на всё про всё Олегу Любомировичу не хватило, и занял он у нашего Бориса Моисеевича 25 миллионов рублей. Натанзон – это вам не Левитан, красоты русской природы ему по барабану. Но считать Моисеевич умел. Съездил на место, всё прикинул и решил, что его прибыль от этих 25 лямов составит 15. Оформили всё расписками, ударили по рукам и дело пошло.
И вот тут мне становится реально жаль несчастного Коростеля. И из сметы на ремонт он вышел, почему не смог всё доделать до конца. Люди в Белоомут толпами почему-то не стремились, наполнение гостиницы оставляло желать много лучшего. Уже через два года было видно, что вложения не окупаются. И тут вдарил короновирус, и стало понятно, что прибыли Борису Моисеевичу не видать, как своих ушей. Да какая там прибыль, вернуть бы своё.
И вот тут Олег Любомирович показал нашему Натанзончику, что не надо идти одним маршрутом с хохлом. На просьбы вернуть деньги ответил просто: «Денег нет и не будет». Владельцем «Огарёвского дворика» по документам оказалась некая Марина Георгиевна Марусидзе, персонаж мифический, которого никто в глаза не видел.
– Будешь сидеть, поц! – сообщил Натанзон Коростелю и пошёл мусориться в Управление внутренних дел Западного округа, на территории которого давались деньги в долг.
Борис Моисеевич на полном серьёзе считал, что все на свете ему обязаны просто по факту. Пацаны из отдела уголовного розыска Западного округа так вовсе не считали. Надо сказать тебе, любезный читатель, что Западный округ Москвы – особый. Слишком много там живёт состоятельных и всеми уважаемых людей. И полиция там тоже соответствующая. Мне кажется, что мои коллеги из этого округа даже на работу за бесплатно не приходят. Вот и Натанзону они печально объяснили, что сочувствуют ему, но речь идёт о гражданско-правовых отношениях, и лучше бы ему обратиться в суд. И наступила драматическая пауза. Когда ребята с Запада поняли, что со стороны заявителя им ничего не светит, они обратились к противоборствующей стороне. Олег Любомирович в отличие от Бориса Моисеевича вовсе не считал, что все ему чем-то обязаны. К тому же явно имел опыт общения с сотрудниками органов. Поэтому к ребяткам с Запада он подъехал правильно. История умалчивает, что он им привёз, может быть вяленной рыбки, может быть водички из святых мещёрских родников. Но факт остаётся фактом: никаких признаков преступления в его деяниях усмотрено не было. Ну, взял человек взаймы 25 лям. Ну, наверно, собирался как следует с друзьями половить рыбку и попить водки на эти деньги. Какая на хрен гостиница?! Он к ней никакого отношения не имеет! А кидать господина Натанзона он вовсе не собирается. Все деньги вернёт до копейки! Будет ежемесячно откладывать со своих доходов в 40 тысяч рублей и вернёт!
Глубоко оскорбившись позицией Западного уголовного розыска, несчастный Борис Моисеевич решил, что уж где ему точно должны, так это в Прокуратуре Западного округа и в Управлении Собственной Безопасности города Москвы. В УСБ борцы с коррупцией в наших рядах оценили господина Натанзона и зарядили конкретную сумму. Борис Моисеевич пообещал им, что на всех ментов управу найдёт. В Прокуратуре же к нему отнеслись благожелательно и интеллигентно и пообещали выявить все нарушения законности в ходе проверки по его заявлению. Поэтому постановление об отказе в возбуждении уголовного дела неоднократно отменялось прокурорским решением, а материал отправлялся на проведение дополнительной проверки. Всё тем же пацанам из Западного уголовного розыска. А сотрудники Прокуратуры Западного округа ждали. Не дождавшись ничего, они пришли к выводу, что нарушений законности в ходе проверки по заявлению гражданина Натанзона не допущено.
В обмен на утраченную веру в людей Борис Моисеевич получил на руки четыре постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, с которыми и пошёл в суд. Наш суд, самый гуманный и справедливый суд в мире, признал основания иска гражданина Натанзона законными и вынес судебное решение, согласно которому гражданин Коростель должен был вернуть Борису Моисеевичу 25 лям плюс положенные гражданским кодексом проценты. Дальше мяч оказался на стороне судебных приставов. Тут уж Натанзончик решил не наступать на одни и те же грабли и, в силу своей природной щедрости, подогнал ребятам аж 50 тысяч рублей. Те были слегка смущены, так как не понимали, как поступить с такой огромной суммой. Но дело своё сделали вполне добросовестно. Съездили в Белоомут. Обнаружили, что халупа, в которой ютится гражданин Коростель с двумя несовершеннолетними коростельчиками, даже по меркам Белоомута является халупой. Забрали у бедного Олега Любомировича в счёт уплаты долга старенькую «Ниву-Шевроле» остаточной стоимостью 250 тысяч рублей, и обязали его отчислять в счёт погашения долга определённый процент от 40 тысяч рублей, которые он ежемесячно получал в администрации городского поселения Белоомут. А самое главное, судебные приставы установили, что господин Коростель – форменный голодранец и ничего ему в этой жизни не принадлежит.
Вот после этого то наш Борис Моисеевич Натанзон и затосковал не по-детски. Сколько раз он во сне взывал к своему любимому Илье Юрьевичу Шпурову: «Вернись, я всё прощу!» И всё больше приходило к нему осознание, что 25 лям йок. Вот как раз в этот трагический момент какой-то добрый человек и вывел его на Рамаза.
Поговорив с Борисом Моисеевичем полчаса я понял, что об оперативных расходах можно не заикаться. Несколько раз он не сдерживался и пытался инструктировать меня что мне делать и как. Спасло меня то, что я хороший актёр. Я настолько убедительно изображал покойного Лёху Адвоката, что после моей фразы: «Уважаемый, а Вы ничего не попутали?» Натанзон начал со мной во всём соглашаться. Единственное, в чём я не мог его продавить, это моя доляна. Здесь маленький еврейчик превращался в ощетинившуюся гиену и рычал:
– Двадцать процентов от того, что Вы привезёте, и всё! И не надо со мной торговаться, молодой человек! На этом мы сошлись с Рамазом, и я ничего с Вами обсуждать не буду!
Для меня же было принципиально важно определиться, на какую сумму в этой совершенно безнадёжной ситуации старый еврей рассчитывает. Мы торговались целый час. Я точно уяснил для себя, что доводы разума на жадность не действуют. Наконец, две высокие договаривающиеся стороны пришли к соглашению, что если Коростель, падла, возвращает 5 лям сразу, то я вручаю ему судебное решение, отчехляю свою доляну, отдаю 4 ляма старику-процентщику, и мы друг о друге забываем.
– Знаете, что Борис Моисеевич? Встретились бы мы с Вами году этак в 35-м где-нибудь в Штутгарте, было бы не плохо. Ладно, не рычите. Готовьте нотариально заверенную доверенность на моё имя и оригинал судебного решения. Я заеду к Вам послезавтра.
С этими словами я откланялся.
……….
На следующий день я встречался в Твери со своим другом.
– Ай, мама-джан! Вот какая доля воровская! Да, Рамаз, теперь я понимаю, – деньги просто так с уважением вам не несут.
– Зря иронизируешь, Юр. Эта тема ещё хорошая, все остальные – гораздо хуже.
– Что ты, Рамаз, я не иронизирую. Но объясни мне, с каких это пор деньги в таких проблемных ситуациях возвращают за 20 процентов?
– И опять ты не прав. Ты же сам общался с Борисом Моисеевичем, понял, что за человек.
– Это так.
– Так вот торг начинался с 10 процентов. Поднять до 20 было непросто.
– Рамаз, ты не подумай чего… Лучше такая тема, чем никакой. Ты мне скажи, если сработаю, сколько я должен на воровское прислать?
– От тебя на воровское ничего. На общее пришлёшь 10 процентов от того, что сработаешь, и хорошо будет. Да, и вот я тебе что ещё хочу сказать, – Рамаз замолчал, как будто подбирал слова. – Знаешь, Лёха наш, конечно, святой жизни человек был… Вот только за ребятами его часто трупов много оставалось. Я вот трупы не люблю. А ты?
– Об этом со мной мог бы и не говорить.
– И ещё один момент, и вот тут слушай меня внимательно. Когда денег нет – это плохо. Но если поймёшь, что тема неподъёмная, бросай всё и возвращайся. Деньги того не стоят. Ты хоть представляешь, что такое Белоомут?
Что такое Белоомут я представлял себе хорошо, даже слишком хорошо. За годы моих странствий по Руси я изучал не только памятники архитектуры, но и наблюдал за жизнью людей. Стоит где-нибудь в медвежьей глуши такой городочек. И не важно, как он называется – Мещовск, или Одоев, или Старая Ладога, или Белоомут. И вроде бы всё там, как везде: своя администрация, своя ментовская, свои барыги, свои бандиты… Да только там Затерянный Мир. И действуют в этом Затерянном Мире только свои, местные. А чужие… Нет, если ты приехал природные красоты и древности лицезреть – добро пожаловать! Мы люди гостеприимные, всё расскажем, всё покажем дорогому гостю. Но не дай Бог тебе лезть в наши дела. У нас тут, видишь ли, глушь. Медвежья. И зверья всякого в лесах вокруг видимо – невидимо. Поэтому, будешь лезть в наши дела слишком настырно, – запросто сможешь стать кормом для этого лесного зверья, особенно для тех, кто не брезгует падалью.
К поездке я готовился тщательно. Деньги мне были нужны позарез. И если хороший друг мне подкинул такую тему, представляю, какую можно получить, находясь в свободном поиске. Я твёрдо решил ехать один. Во-первых, деньги были не те, которые стоило бы половинить. А во-вторых, мне совсем не хотелось подписывать на тему кого-нибудь из приятелей, а потом объяснять его близким, что из Белоомута он не вернётся. Ствола у меня не было, о чём я нисколько не сожалел. Была отличная подаренная покойным Лёхой выкидуха, а Лёха всегда говорил, что в ближнем бою нож всегда надёжней пистолета. Терпеть не могу носить костюмы, но в эту поездку я взял с собой солидный костюм и такой же приличный галстук к нему. Съездил к господину Натанзону, забрал доверенность с судебным решением. И только после этого созвонился с Серёгой Шаповаловым и договорился, что заеду к нему, – а это был мой основной пункт подготовки к поездке.
Серёга Шаповалов работал у меня в оперативно-розыскной части в отделении по борьбе с кражами автомашин. Как ни странно, после моего ухода на пенсию отношения у моего любимого второго зама Володьки с моими друзьями с третьего этажа начали портиться. Продолжалось это долго, но носило характер системы. И через два года после моего ухода Вовка вынужден был уйти из округа на Петровку. Уж не знаю, какими соображениями руководствовались наши славные парни, когда выжили из Управления самого сильного линейного специалиста и человека, органически неспособного на непорядочность. Вовкины ребята разлетелись кто куда. Старики – на пенсию. Наиболее способная молодёжь, костяк его команды, ушли на Петровку с Володей. Но не все и даже не половина. Большая часть покинула славные внутренние органы. В том числе и Серёжка Шаповалов по прозвищу Шляпа.
Со стороны Шляпа казался мажором. Но это только казался. Спокойный, современный молодой человек, воспитанный, из обеспеченной семьи. Вроде бы – какой из него опер? Но был Шляпа не только опером толковейшим (не зря Володька держал его совсем рядом с собой), но и сыщиком, имеющим высшую оперскую награду. Медальками в нашей поганенькой системе никого не удивишь. Бывает, что какой-нибудь фотограф из отдела кадров пойдёт на пенсию майором, собрав полную коллекцию медалей. Орденами не удивишь тоже. У начальников отделов на Петровке очень модно получать ордена за резонансные раскрытия начальников криминальной на земле, причём эти начальники криминальной за то же самое, как правило, получают неполное служебное соответствие. А вот у Шляпы была действительно высшая оперская награда: когда он работал на земле в Гольяново, получил проникающее пулевое ранение, задерживая разбойников. А такую штуку по блату не получишь. После ухода Вовки Серёга подумал, подумал, да и уволился на гражданку, плюнув на пенсию, до которой ему оставалось ещё лет шесть. Родители помогли с деньгами и открыл Шляпа свой маленький бизнес – тату студию. Это дело у него пошло. От безголовых клиенток и клиентов, полагающих, что им всегда будет не больше тридцати, отбоя не было. Вот Серёга и разукрашивал им задницы, бюсты и торсы по самым новейшим технологиям и разными цветами, зарабатывая очень даже неплохие деньги. А в 18-м году у Шляпы в бизнесе начался настоящий прорыв. Какие-то испанцы изобрели удивительные красители для татушек. Нанесённые этими красителями наколки выглядели совершенно настоящими. И так продолжалось недели две. Потом красители начинали бледнеть и через месяц совершенно пропадали. Стоили такие татушки гораздо поболее, чем обычные. Но какой открывался простор для богатых бездельниц и бездельников! Сегодня у тебя на сиськах розочки, завтра зайчики, а послезавтра пантеры. А у парней на бицепсах сегодня Че Гевара, завтра Джим Моррисон, а послезавтра тот, кто почти Бог. Вот это мне было и нужно.
Серёга Шаповалов прекрасно помнил, что его бывший начальник ОРЧ больше всего похож на Безумного Шляпника из «Алисы в Стране чудес». Но от моей просьбы и он слегка прифигел. А может быть сыграли свою роль слухи, распускаемые моими недоброжелателями, о моём высоком статусе в мире криминала. Как бы там не было, Серёга всполошился не на шутку:
– Владимирыч, я смотрю ты без нас совсем от рук отбился. Не буду я ничего делать! Зачем мне надо, чтобы тебя завалили?! Ты на роль отца по возрасту не катишь, но дядька ты нам всем хороший был. Не возьму грех на душу!
Да, на роль отца я по возрасту не подходил. Но ситуацию надо было рихтовать.
– Сынок, милый, ты за меня не беспокойся. Ты думаешь папка на старости лет совсем в деменцию впал? Или, может, просто красители слишком дорогие, и тебе денег жалко? Так давай я заплачу сколько нужно.
– Ты чего, дядь Юр, ошалел? Чтоб я с тебя денег брал? Только ты уверен, что ни в какой косяк не въедешь?
– Уверен, сынок, уверен, не переживай!
– Каким цветом будем колоть?
– Самым тёмно-синим, переходящим в чёрный.
Всего через час с небольшим фалангу моего безымянного пальца украшал перстень с жуком-скарабеем, указательного – перстень «В пределах», а среднего – чёрный перстень с короной. Для пущей убедительности на фаланге большого пальца накололи «Рождён вором». Для завершения картины маслом Серёга очень красиво и профессионально набил мне на кисть той же руки собор Василия Блаженного, на котором по странному стечению обстоятельств было двенадцать куполов. Серёга был настоящим мастером своего дела, мне даже стало жалко, что вся эта лепота через две недели побледнеет, а через месяц совсем исчезнет.
Вот таким красивым и расписным отправился я ранним утром следующего дня в Белоомут.
……….
Уже в 11 утра я слез с автобуса и пошёл заселяться в тот самый «Огарёвский дворик». Весёлая рыжая деваха-администратор, увидев художества на моей руке, спросила:
– Ты чё, дядь, блатной что ль?
Увидев, что я не проявляю к ней никакого интереса, она выдала мне ключ от самого отстойного номера.
– Э, красавица, так не пойдёт. Ты мне давай номер на третьем этаже, чтобы окна на Оку выходили и балкончик был.
Предпринимать активные действия было рановато, и я решил прогуляться и сделать рекогносцировку. Погода для 7-го октября стояла совершенно аномальная. Солнце светило по-летнему и было жарко. С Оки дул свежий и тёплый ветерок, всё вокруг купалось в солнечном свете. Красота – неописуемая, я даже забыл, зачем приехал. Есть в Белоомуте три каменные церкви. Одна из них ничего из себя в плане архитектуры не представляет, другую до неузнаваемости изуродовали большевики. А вот церковь Успения Пресвятой Богородицы в Нижнем Белоомуте – фантастический шедевр позднего русского классицизма. По совершенству композиции и дару архитектора, её строившего, эта церковь не имеет аналогов во всём дальнем Юго-Восточном Подмосковье. Я долго бродил вокруг неё, восхищаясь этим затерянным в глухомани чудом. Вот только ремонт ей ох, как бы не помешал! Да, видно, приход совсем бедный.
А ещё с этой церковью связана история, смешная и поучительная одновременно. Крестьяне в Нижнем Белоомуте жили зажиточные – торговали рыбой и хлебом, занимались винным промыслом. Помещику своему платили необременительный оброк и чувствовали себя кум королю. И вот в начале 19-го века в очередной рекрутский набор сошлись они на сход и решили сдать в рекруты несчастного, безродного и никому не нужного бобыля Христофора Надеждина. Видать, некому было заступиться за парня. Сдали и сдали, и забыли о нём. А Христофор совершил редкостный для тех времён фортель. Уж не знаю, что за способности были у этого парняги, но из солдат он выслужился в обер-офицеры. И не просто в обер-офицеры, в отставку ушёл в чине штабс-капитана, что давало ему и его потомкам право на потомственное дворянство. В отличие от своих сослуживцев-дворян Надеждин не растранжиривал папенькины и маменькины денежки, вышел в отставку человеком вполне состоятельным. И купил своё родное село – Нижний Белоомут. Судя по всему, военная служба Христофору сахаром не была. Поэтому своих односельчан, сдавших его в рекруты, он, став помещиком, просто задавил оброком. Нижнебелоомутчане пищали, плакали и называли своего барина Нехристофором. Революционный поэт Николай Огарёв, владевший Верхним Белоомутом и отпустивший своих крестьян на волю, всячески клеймил позором своего соседа и называл его «гнуснейшим порождением Николая Палкина». Но штабс-капитану Надеждину на это было плевать – он всё богател и богател. Наследников у бывшего бобыля не было, семьёй он так и не обзавёлся. А незадолго до смерти в 1839-м году пригласил столичного архитектора и на все свои деньги построил эту великолепную церковь, которая по своим достоинствам могла бы стоять и в Москве, и в Петербурге.
От Успенской церкви я вышел на берег Оки и, наслаждаясь солнечным ветром, серебряными переливами реки и игрой разлетавшихся бабочек всяких мастей, дошёл до паромной переправы. Речная ширь здесь достигала трёхсот метров, паром ходил с левого берега на правый и обратно раз в полтора часа. Я скатался за 40 рублей туда и обратно, мурлыкая на это нереальное солнышко и покуривая сигаретку. Тем временем было уже три часа. Пора начинать действовать.
……….
Я зашёл в номер и переоделся в костюм. Выглядел я очень солидно, рыжая деваха-администратор посмотрела на меня с недоумением и восхищением. Я прошёл в ресторан при гостинице и сел у окошка, выходившего на главную улицу городка – улицу Урицкого. В процессе реконструкции «Огарёвского дворика» ресторан был задуман на славу. Но денег на полную отделку не хватило. Мальчик-бармен выполнял роль официанта и метрдотеля одновременно, что недвусмысленно говорило – дела в гостинице шли совсем плохо. Умненький такой мальчик, сообразительный, глазки осмысленные. Только уж больно по-волчьи смотрит. Почуял, видать, чужака, не с добром сюда приехавшего. Я заказал ему американо и, когда он его принёс, попросил присесть на минутку.
– Молодой человек, а как бы мне повидаться с Мариной Георгиевной? Я её старинный приятель.
Мальчик оценивающе рассматривал татуировки у меня на кисти, но ответил, не задумываясь:
– А Марина Георгиевна в отъезде. Давно в отъезде. Когда будет, – никто не знает.
– Хорошо. Тогда я хотел бы встретиться с Олегом Любомировичем.
А глаза то у него совсем, как у волчонка.
– А кто такой Олег Любомирович? Извините, я такого не знаю, мне надо работать, – и ушёл.
Из Москвы я взял с собой боевую трубку с боевой симкой, на которой были только несколько относящихся к теме телефонов. Я набрал телефон Коростеля. Как ни странно, после шести гудков он ответил на незнакомый вызов.
– Слушаю.
– Здравствуйте, Олег Любомирович. Я представляю интересы Бориса Моисеевича Натанзона. Вот приехал из Москвы к Вам в Белоомут. Хотелось бы побеседовать.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Для Вас я – апостол, потому что у меня благая весть. Я тут сижу в ресторане Вашей гостиницы. Не могли бы Вы со мной пообщаться?
– Никакой гостиницы у меня нет. Я так понимаю Вы в «Огарёвском дворике» сидите и решили из меня долги выбивать?
– Да, я в «Огарёвском дворике». А вот выбивать из Вас ничего не собираюсь. Наоборот, у меня для Вас очень хорошая новость. Так Вы подойдёте?
– Да, я буду через двадцать минут. Как я Вас узнаю?
– Легко. Кроме меня других посетителей нет.
– До встречи.
Я вышел на улицу покурить, потом заказал мальчику-бармену ещё один кофе. Он поглядывал на меня с неприличным любопытством. Было ясно, что я для него – реальная угроза потери работы. А другой работы в Белоомуте нет.
Олег Любомирович не заставил себя долго ждать. Уже через пятнадцать минут к гостинице подъехала довольно новая чёрная «Митсубиси Паджеро». Коростель вошёл в ресторан и сел за мой столик. Курчавые тёмные волосы, тонкие черты лица, характерный акцент, никуда не девшийся за 30 лет, – типичный западенец. Он сходу оценил мой недешёвый костюм и татуировки, но парень был, видно, неробкого десятка.
– Я бы хотел, чтобы Вы всё-таки представились.
– А Вам это ничего не даст. Юра меня зовут.
– Ну, я Вас слушаю, Юрий.
Я показал Коростелю свою доверенность и судебное решение по иску Натанзона.
– Значит так, Олег Любомирович, буду предельно краток. Есть маза соскочить с этого долга, сильно не напрягаясь. Я торчу в Вашей дыре, предположим, два дня. Вы послезавтра приносите мне пять лям. Я отдаю Вам оригинал судебного решения, и мы друг о друге забываем. Как Вам такой вариант?
По глазам было видно, что такого Коростель явно не ожидал, и вариант ему нравился. Но барыга всегда остаётся барыгой.
– Вариант очень хороший. Но, поймите, у меня нет денег. Совсем нет. По нашим временам пять миллионов – это приличная сумма. Как я смогу её собрать всего за два дня?
– Я предлагаю, давайте не будем играть в игры. Надеюсь, Вы не станете вешать мне лапшу на уши, что к этой гостинице не имеете никакого отношения?
– Не стану.
– Тогда получается, что Вы один из самых состоятельных жителей Белоомута?
– Так то, оно так. Но Вы же видите, какая тут у нас нищета.
– Нищета – это у людей, работавших тут на швейной, кожгалантерейной и деревообрабатывающей фабриках, которые давно закрылись. Вот у них – нищета. А у Вас? Только не надо мне рассказывать, что чёрный «паджерик», на котором Вы подъехали, – машина бабушки жены, а Вам только дали покататься. Вот уже два ляма. А ещё три как-нибудь наскребёте.
Коростель молчал и смотрел на меня, как на врага народа. «Э, парень, уж слишком ты жадён», – подумал я.
– Вот что я Вам скажу, Олег Любомирович. Большой симпатии к своему клиенту я не испытываю. Но если по-чесноку, при такой схеме расхода по мастям Вы его просто грабите. Поэтому либо послезавтра Вы передаёте мне обозначенную сумму (и без фортелей, пожалуйста), либо – я Вам не завидую. Так что, на чём порешим?
– Послезавтра вечером деньги будут. Как мне Вас найти?
– А я в Вашей гостинице остановился.
– Ну, тогда до послезавтра?
– Всего Вам доброго.
Коростель уехал, а я пошёл в свой номер. Проходя мимо администраторши, я широко улыбнулся ей:
– Детка, ко мне в скором времени друзья должны подъехать. Я буду у себя в номере. Ты мне набери тогда.
В номере я достал из сумки бутылку «Старого Кенигсберга», взял стакан и вышел на балкон, выходящий на Оку. Солнце уже склонялось к закату и поблескивало из-за лесов на правом берегу реки. Ох не прост этот Коростель, ох не прост! Достойный партнёр и оппонент Борису Моисеевичу. А что вы думаете, быть большой лягушкой в маленьком болотце легко? Этот не то, что с пятью миллионами, со ста тысячами просто так не расстанется. Делюга мне предстоит непростая, и пока что всё непонятно.
Не успел я осилить и сто грамм волшебного напитка, как телефон в номере зазвонил.
– Ну и друзья у Вас! – по голосу девахи можно было сделать вывод, что друзья у меня достойнейшие. – Подъехали. Спуститесь?
Я спустился на ресепшн и увидел картину маслом, моментально перенесшую меня в середину 90-х. А может быть в этом городочке 90-е никогда и не заканчивались? Меня ожидали два пассажира. Один здоровый, мордатый, с коротко стриженными рыжими волосами. Он сто процентов был главный. На шее была толщиной с палец золотая цепь. Я уже и забыл про такие персонажи. В Москве их давно повыбили, а здесь, видать, заповедник. Морда у основного была с широкими монголоидными скулами и совершенно не обезображена какими-либо признаками интеллекта. Чувствовалось, что в Белоомуте мордатый считает себя хозяином. Второй выглядел гораздо поскромней – среднего росточка, худощавый, но по общей картине угадывалось, что пару ходок он имел.
– Ты что ли приехал с нашего Коростеля долги выбивать? – спросил мордатый. Было видно, он настолько считает себя хозяином положения, что мои ответы его не интересуют. – Ну, пойдём поговорим.
Мы пришли в ресторан. Освещения было мало, но на улице ещё не стемнело, да и сели мы опять возле окошка. Мордатый сел напротив меня, его помощник справа от него. Помощник был старше мордатого лет на десять, но иерархия в их паре была видна невооружённым глазом. Я вполне миролюбиво спросил:
– Что будете пить, ребята?
– Мы то ничего не будем, а вот ты будешь пить водичку из Оки. Причём прямо сегодня, если быстро не соберёшь свои манатки и не свалишь отсюда. Ты охуел, наверно, старый? Приехал к нам сюда и решил здесь свои правки устраивать? Я тебе даю десять минут на сборы, иначе тебе пизда.
– Вам бы следовало поучиться вежливости, молодой человек, – сказал я спокойно и даже лениво. Левая рука лежала у меня на столе, и её пристально изучал второй оппонент. – Сначала надо выяснить, с кем ты общаешься, а потом вести себя так по-хамски. Хотя по-хамски вести себя ни с кем не надо. Мне кажется, что Вы умрёте молодым – такие как Вы долго не живут.
Мордатого от такой наглости просто взорвало. Так оскорбить его в его же собственной вотчине. Я даже побоялся, не случилось бы с ним припадка.
– Да я тебя! На ремни порежу! Прямо здесь! Прямо сейчас!
И тут случилось неожиданное: помощник коротким и незаметным, явно зоновским движением въехал своему шефу по почкам.
– А! Белый, ты охуел что ли?! Ты чего творишь?!
– Ну-ка пойдём, Рыжий, выйдем на улицу! Не бычься ты, беды с тобой не оберёшься! – и, обращаясь ко мне, – Вы извините, уважаемый! Нам с другом коротенько перетереть надо.
Я видел из окна, как выйдя на улицу Рыжий попытался со всего размаха дать Белому по уху, но тот ловко увернулся и ещё раз ткнул того по почкам. После этого Белый начал что-то оживлённо объяснять, размахивая руками. Было забавно наблюдать, как менялось выражение морды Рыжего. Сначала на ней была написана только злость на своего подельника, потом эта злость сменилась растерянностью и полным непониманием, а в конце всё сменилось неподдельным испугом. Да, не зря я съездил в гости к Шляпе, всё правильно сделал!
Обратно в ресторан Рыжий не пошёл, за стол ко мне подсел Белый.
– Ну что, бродяга, урезонил дурачка своего?
– Уважаемый, Вы нас простите ради Христа! И Димку не наказывайте. Он пацан правильный, только глупый очень. И жизни не видел совсем, ни разу не был в доме нашем общем. Я сколько раз ему говорил: «Смотри, с кем базаришь». Да всё без толку. Дерёвня она и есть дерёвня.
– Да что ты так разволновался? Побереги здоровье. Я же сюда не наказывать приехал, а по простому делу. Как зовут то тебя, бродяга?
– Николай я, уважаемый.
– За что чалился?
– Да по мелочи. По молодости бакланку впаяли, а потом по сто пятьдесят восьмой второй заезжал.
– По мелочи то – по мелочи, но вижу, ты человек правильный и разумный. А скажи мне Коля, когда это Коростель успел вас послать?
– Да как встретился с Вами, так сразу Рыжего подтянул и говорит: «Что хочешь делай, а только чтоб этот блатной отсюда уехал. Зря я тебе что ли плачу?» Ну, а Рыжий, чёрт, и рад стараться.
– Зря ты друга своего чёртом называешь. Нехорошо это. А скажи мне, Колюха, Коростель то сам что за человек?
– Да жлоб он конченный, уважаемый. Тридцать лет тут народ обирал в своих магазинах. За лишнюю копейку – удавится.
– Так вот ты передай ему, бродяга, чтобы больше он со мной не шутил. Я, знаешь ли, шуток не люблю. Мне при моём положении шутить не положено. Деньги чтоб послезавтра вечером были.
– Всё передам, уважаемый, не сомневайтесь! А позвольте Вас спросить, братвы то с Вами много приехало?
– Я тебе так, Коля, скажу: «Меньше знаешь, лучше спишь». А ещё говорят: «Проживёшь подольше, узнаешь побольше». Как ты понимаешь, такие люди, как, я по лесам одни не бродят.
– Да нет, уважаемый, вы не то подумали! Я к чему спросил: Вы скажите своим, чтобы отдыхали. Мы сами всё сделаем. Ведь дураку понятно, что Коростель кругом неправ, а Вы ему своим предложением благодеяние делаете. Деньги послезавтра вечером будут. Сам Вам в зубах притащит. Мы за всем проследим. Димка пока ещё не совсем въехал, тупой он у нас, но я ему всё объясню, отвечаю. А Вы отдыхайте спокойненько, вон как красиво тут у нас! Вы разрешите, я пойду?