– Ну, да, городок у нас маленький.
– Тогда будь другом, детка, расскажи мне о Сафоне.
Лицо у Львёнка вмиг переменилось. Теперь предо мной сидела тридцатилетняя баба, довольно-таки агрессивно настроенная.
– А ты не мент, случаем?
– Да что ты, малыш, какой же я мент? – ответил я как можно выразительней. – Я художник. Не местный. Попишу и уеду.
Опять передо мной вместо гарпии оказался улыбающийся мультяшный персонаж.
– Ага, понятно, ты – бандос. А с виду не скажешь, такой обаяшка. Не, ну бандос – ещё туда-сюда. Слушай, а давай с тобой вместе банки грабить!
– Детка, с тобой вдвоём я готов подломить хоть Форт-Нокс. Но ты мне всё-таки о Сафоне расскажи.
Львёнок Р-р-ры Мяу посмотрел на меня с материнской заботой:
– Не связывался бы ты с ним, парень. У тебя, что, действительно какие-то дела с ним?
– Действительно. Поэтому – расскажи.
– Страшный он человек. Город держит ещё с конца девяностых. Знаешь, сколько здесь молодых ребят ласты склеили от передоза? Это всё из-за него. Наркотики – его тема. А ещё он убийца.
– Прям так уж и убийца? Ты не преувеличиваешь, моя хорошая?
– Нет. Он даже своих мочит. У него сейчас на подхвате Владик Воробьёв. А до него был Саша Щукин, одноклассник мой. Так как-то раз этот Щукин ему что-то не то сказал. С тех пор его никто и не видел.
– А куда же ваши мусора смотрят?
– Они его сами боятся. Да и козлы они у нас. Кроме как на рынке по пятьсот рублей с лотка собирать, больше вообще ничего не делают. Работы у нас в городе нет никакой. Вот Сафон молодых ребят к себе и подтягивает. И пашут они на него за копейки. Так что страшный человек твой Сафон. Не связывайся с ним.
Львёнок посмотрел на меня серьёзно и оценивающе:
– А ведь, похоже, ты всё-таки мусор, только московский.
– Какая же ты умница, прелесть моя! Только небольшая ошибка в объекте. Я не мусор. Я – вор.
– Ух, ты! Слушай, круто! И что прям реальный вор?
– Век свободы не видать. Реальный вор. Приехал в ваш городишко с Сафоном разбираться.
Несчастный Львёнок отреагировал на мой похмельный прогон очень своеобразно:
– А ты мне сразу понравился! Ты богатый, наверное, – жуть! Я хочу за тебя замуж!
Я состроил печальную физиономию:
– Не получится, Марин. Мне семья по закону не положена.
– Это по какому такому закону?
– По воровскому, – я встал с минорным видом, шлёпнул Львёнка по заднице и неспешно удалился по делам своим скорбным.
……….
После Маринкиного зелья и трёх чашек кофе чувствовал я себя более чем сносно. День обещал быть по-апрельски погожим и солнечным. В лицо мне дул свежий и тёплый ветерок, окончательно возвращая меня к жизни. Странная какая-то выдалась поездка. Городок Кашин ровным счётом ничего из себя не представляет, а мне тут хорошо и по-домашнему уютно. Нет, всё очень странно… Никогда я в своих бесконечных странствиях не обращал внимания на баб, они всегда вне сферы моих интересов. А тут на тебе – и Львёнок Р-р-ры Мяу, и То-ли-девочка-а-толи-виденье… Это на меня теперешняя весна так действует? И на полном ровняке я въехал в тему, по сравнению с которой случай в Белоомуте – так, водевильчик. Самое смешное, что я на полном расслабоне и никакого напряга не ощущаю.
Пока эти мысли жужжали у меня в голове, я дошёл до Воскресенского кафедрального собора и поравнялся с памятником Святой Благоверной княгине Анне Кашинской. Во избежание уже случавшихся недоразумений княгиня никого не благословляла, а держала в правой руке распятие, а в левой – свиток.
Пора заняться тем, для чего я сюда и приехал. Сергей, может быть, и сумасшедший. Потому что только сумасшедший может заплатить за поиски могилы принца Густава такие деньги. Но человек он вызывающий симпатию, и я его не подведу. Все заказы я всегда отрабатываю честно. А чтобы окончательно прийти в себя, дойду-ка я отсюда до валов древнего города, благо до них всего полкилометра, а это одно из интереснейших в Кашине мест.
Весь древний город умещался на небольшом полуострове, образуемом замысловатым изгибом реки Кашинки. Кому-то это кольцо реки напоминает сердечко, кому-то голову инопланетянина. Враждебным Твери московским князьям оно напоминало несокрушимую твердыню. Кашинка не самая маленькая на Северо-Восточной Руси речка. И сейчас её ширина достигает сорока метров, а тогда она была полноводней. Да что там, в Средние века, ещё сто двадцать лет назад по ней до Кашина доходили волжские суда. Со всех сторон основанный тверскими князьями город был защищён рекой. Доступ к Кашину имелся только со стороны на удивление узкого перешейка между изгибами реки, через который был прокопан глубокий ров, укреплённый высоким валом с тыном и частоколом. Сохранившиеся поныне остатки деревянного кремля, по местной традиции называющегося «Острогом», относятся к 1447-му году. Крепость состояла из двух частей. Внутренняя находилась на высоком плато, зажатом излучинами. С юго-востока за рвом к Острогу примыкала внешняя часть крепости – предпольное укрепление на высокой Духовой горе.
Валы внутреннего Острога сейчас можно рассмотреть только со стороны реки, они возвышаются над водой метров на пятнадцать. Внешняя крепость на Духовой горе сохранилась гораздо лучше. Длина валов там достигает четырёхсот метров, с внешней стороны они возвышаются на двадцать пять метров, с внутренней – на семь. Туда я и направился.
Прямо по верху вала шла одна из аллей разбитого на Духовой горе в начале XIX века городского сада, сейчас заброшенного и запущенного. На внутреннем склоне ещё лежал снег, ночью его даже слегка прихватило морозцем. Пока я карабкался наверх, пару раз чуть не навернулся, – подъём был очень крутым. Деревья в городском саду теснились друг к другу, как в настоящем лесу. Было много старых елей, в тени которых снег пока таять не собирался. Зато с внешней стороны Духовой горы утреннее солнце устроило настоящий фестиваль апрельского колдовства. Пастельные краски прошлогодней травы перемежались изумрудными всходами этой весны, яркие лучи преломлялись в реке и слепили глаза, кое-где вовсю уже цвела мать-и-мачеха, бабочки сновали в воздухе, как дивные летающие цветы. Дул свежий и тёплый ветер, унося с собой все остатки похмелья. Я шёл по крепостному валу и чувствовал себя жизнерадостным идиотом, которому ничто не мешает чувствовать себя счастливым.
Где находятся руины Дмитровского монастыря, я отлично представлял по карте. Но почему бы не сделать рекогносцировку, забравшись на высоченную колокольню Воскресенского собора? Я зашёл в ампирную громадину, от души поставил свечу Пресвятой Богородице и поблагодарил её за такую благодатную весну, пожертвовал сто рублей на ремонт храма и полез на 76-метровую колокольню, возвышавшуюся над всем городком. Мне удалось долезть до самого верхнего яруса. Панорама с него открывалась фантастическая. На востоке за речкой Вонжей, как на ладони, виднелись остатки Клобукова монастыря, его надвратная Покровская церковь действительно уникальна по архитектуре, надо будет посмотреть. Там же на востоке на вершине Дорожаевской горы высилась Петропавловская церковь, выглядящая издали, как деревянная Богородская игрушка. Совсем на западе располагалась когда-то Поганая слобода, где кашинские купцы развернули производство свинцовых белил по рецепту Густава Эрикссона. Сейчас там, на взгорке над рекой, стоит безумно красивая барочная Крестознаменская церковь. На севере Ильинскую гору венчает одно из главных украшений городка, Ильинско-Преображенская церковь. Между ними на северо-западе я увидел руины Страстного и Троицкого соборов Дмитровского монастыря. Та самая берёзовая роща спускалась от них к Кашинке. Пешеходный мост через реку вёл к Крестознаменской церкви. Идти мне туда минут пятнадцать, не больше. Я ещё раз окинул взглядом окрестности, как Наполеон перед Аустерлицем, и стал спускаться с колокольни.
На мосту через Кашинку сидела большая ярко-жёлтая птица с чёрными крыльями и ярко-красным клювом. Ничего себе! Не так часто удаётся встретить иволгу. Я замер, чтобы не вспугнуть её. Но этот попугай наших широт, похоже, особо меня не испугался. Я достал сигарету и протянул пачку в сторону птицы. Покурим? Но пернатый был поклонником здорового образа жизни, он издал совсем немузыкальный звук, напоминающий мяканье испуганного Кусь-Куся, и улетел. А я ещё минут пять стоял на мосту, слушая пение весенней воды. С моста мне нужно было идти направо, но я полез в гору в противоположную сторону, уж больно мне хотелось вблизи взглянуть на церковь Знамения Честного Креста Господня. К ней вела мощённая камнем дорожка, которой было лет двести. С детства я совершенно не умею рисовать от слова «совсем». Никогда особенно по поводу этого не комплексовал, но вид на Крестознаменскую церковь был такой, что хотелось часами стоять у подножия пригорка с мольбертом.
Пройдя метров шестьсот по берегу Кашинки, я подошёл к берёзовой роще, где покоились останки незадачливого принца. Сначала надо было осмотреться, и я полез наверх по тропинке, начинавшейся от улицы с романтичным названием Социалистическая и ведущей к руинам Страстного собора. То, на что я наткнулся, поднявшись к верхушке холма, повергло меня в полный шок.
В конце подъёма слева от тропинки лежал большой валун высотой сантиметров семьдесят и длиной в полтора метра. На этом валуне была прикреплена мемориальная каменная плита, на которой был изображён прижизненный портрет Густава Эриксона, написанный в Вильне польским художником Яном Кранцем, и надпись «В Дмитровском Солунском мужском монастыре с 1605 года жил и в 1607 году умер Шведский принц Густав Эрикссон. 1568 – 1607». Плита была новая, чего никак нельзя было сказать о вросшем в землю валуне. Что же получается? Великий Орден Могущественных Колдунов при Министерстве сельского хозяйства Российской Федерации не жалеет денег на поиски местонахождения могилы, а в городе Кашин это место известно каждому школьнику? А может быть, местные власти решили повысить туристическую привлекательность города и воспользоваться древней легендой? Где был похоронен принц? В берёзовой роще за Дмитровским монастырём. Возьмём валун побольше, вкопаем его в землю и повесим на него табличку. Это будет, конечно, значительно дешевле, чем монастырь восстанавливать, но туристический объект получится вполне полновесный.
Я закурил и понял, что без помощи специалиста мне не справиться. Что там болтала Маринка? Что в городе Кашин – два сокровища: одно – она, и это бесспорно, а второе – директор местного краеведческого музея. Уж не знаю, насколько она красивая баба, этот директор, но что-то знать об истории своего города, безусловно, должна. И я, весьма озадаченный, пошкандыбал в краеведческий музей, благо идти было каких-то двадцать минут.
Для начала я посмотрел сам музей. Есть у меня слабость к таким вот провинциальным учреждениям. Я приблизительно представляю, какие жалкие копейки платят их сотрудникам. Тем более удивительно, что экспозиции иной раз бывают просто фантастическими по качеству и ценности представленных материалов и артефактов. Кашинский же музей подкупал глубокой проработкой стендового материала. Было видно, что люди, создававшие все эти залы, влюблены в своё дело и работа за бесплатно их нисколько не смущает. Кое-что мне удалось выяснить и по моей теме. Оказывается, в 2014-м году обычный кашинский школьник Илья Якушев решил привести в порядок парк у Дмитровского монастыря. Местные власти инициативу поддержали в рамках проекта «Чистый город». Лето и осень прошли в трудах, Илья и его приятели спиливали кустарники, косили траву и убирали мусор. А пока ребята занимались этим, они изучали историю монастыря и обнаружили, что в нём жил и рядом с ним был похоронен Густав Эрикссон. И предложили они городским властям создать на этом месте новый туристический объект. Деньги на проект собирали на новогодней ярмарке, и земляки откликнулись: одни помогали финансами, другие своим трудом. «Хм, – подумал я, – а Сафон помогал героином и стволы подгонял». Зимой 2015-го года проекту придали должный вид и показали на краеведческих чтениях. Весной продолжили работы по благоустройству. В это же время специалисты разрабатывали мемориальный камень. «Ха-ха, держите меня четверо! Специалисты явно были из местной мастерской ритуальных услуг». И вот 26 июня 2015-го года у монастыря торжественно открыли новый туристический объект.
Хорошо бы смотрелось дополнение: благодаря разумному расходованию средств из бюджета изготовления мемориального камня и экономии при проведении праздничных мероприятий по его открытию мэр города сумел достроить свою скромную виллу на Французской Ривьере.
Шутки шутками, но вся эта ценная информация не отвечала на главные вопросы: откуда взялся валун, и почему памятный камень установлен именно на этом месте. Встреча со вторым (или первым?) сокровищем города Кашин была неизбежна.
Я подошёл к бабушке-смотрительнице и вежливо представился:
– Здравствуйте! Я специалист из Москвы, историк. Приехал в Кашин, так как тематика моей работы непосредственно связана с вашим городом. У меня возник ряд вопросов. Могу я побеседовать с директором музея?
Бабушка, почему-то разволновалась:
– Ой, Вы знаете, а нашей Галочки… то есть Галины Сергеевны сегодня, наверное, уже не будет.
– Как не будет? Вы меня извините, ради Бога, но у меня очень мало времени. А с ней нельзя созвониться и попросить её о встрече?
Вид у меня был солидный и настойчивый, и бабушка сдалась. Она достала старушачью трубку и набрала номер. Разговор был слышен на весь зал.
– Гал! Тут из Москвы историк какой-то приехал, серьёзный такой мужчина, солидный. У него к тебе вопросы. Ты там полы домыла, сможешь на немного подойти?
– Баба Маш! Полы я домою через десять минут. Только я себя что-то так плохо чувствую после суток… Я точно так уж нужна?
Тут я решил подогреть ситуацию:
– Просто необходима, и немедленно!
– Видишь, Галочка, – виновато сказала баба Маша, – прям требует тебя!
– Ну, передай ему, – жалостно сказал голос, показавшийся мне крайне знакомым, – что я сейчас через двадцать минут буду.
Я поблагодарил бабу Машу за проявленную бдительность и спросил, с какой стороны Галина Сергеевна будет подходить к музею.
– Да со стороны Московской улицы, от центра, – сдала баба Маша свою начальницу со всеми потрохами.
– Ну, так я пойду, подожду её на солнышке. Спасибо, баба Маш! – и я вышел из музея.
……….
Я не слишком удивился, когда минут через двадцать увидел идущую по Московской улице к музею То-ли-девочку-а-толи-виденье. Поверх чёрного замшевого пиджака была накинута дешёвенькая чёрная курточка. Теперь мне удалось рассмотреть её фигурку целиком. При небольшом росточке и миниатюрности ноги у неё были длинющие, а худенькая она была совсем как девочка-подросток. Когда она подошла поближе, стали видны тяжёлые тени под ренуаровскими глазами. Да и в целом она напоминала сейчас не роковую красотку, а персонаж «Зомби-апокалисиса». Я подошёл к ней:
– Здравствуйте, Галина Сергеевна! Это я Вас разыскивал.
– А Вы действительно историк? – спросила она как-то заторможено и с некоторым раздражением.
– К несчастью, в некотором роде, – да.
– И что же Вам от меня нужно?
– Буду краток. Скажите, известно ли местонахождение могилы Густава Эрикссона?
– Известно, – сказала она устало. – Хотя некоторые считают этот вопрос дискуссионным.
– Видите ли, я специалист по Смутному времени, сейчас пишу новую работу, и выяснить этот вопрос для меня крайне важно. Не могли бы Вы рассказать всё, что Вам известно и даже показать, где эта могила находится, на местности?
То-ли-девочка-а-толи-виденье посмотрела на меня таким взглядом, как будто я поднимал её на дыбу:
– Вас ведь, кажется, Юрий зовут?
– Так точно. Вообще-то, Юрий Владимирович…
– Так вот, Юрий Владимирович, просто, чтобы Вы меня поняли. Здесь в музее я получаю 14 с половиной тысяч. Поэтому двое суток в неделю я подрабатываю администратором в гостинице. Это даёт мне ещё восемь тысяч. Как Вы считаете, можно ли прожить даже в нашем Богом забытом городке на 22 с половиной тысячи?
– Думаю, нельзя.
– Совершенно верно. Поэтому каждое утро я работаю уборщицей в одной фирме и убираю там помещение в 120 квадратных метров. Ещё десять тысяч в месяц. Обычно я чувствую себя великолепно. Но, сами поймите, вчера Вы видели меня в гостинице, потом я была на основной работе, потом пошла убираться. А мне хорошо так за сорок. Поэтому – не взыщите. Приходите завтра в музей к одиннадцати. Я всё Вам расскажу, и мы сходим к Дмитровскому монастырю. Ведь подождёт Ваша научная работа сутки, ничего с ней не случится?
– Конечно, ничего не случится, Галина Сергеевна. Вы простите меня. Я даже не предполагал, что Вы так устаёте. Завтра в одиннадцать я зайду к Вам в музей.
– Вот и спасибо Вам, Юрий Владимирович, за понимание, – ответила мне То-ли-девочка-а-толи-виденье и повалилась на меня.
Я едва успел её подхватить. Она была лёгонькая, как кукла. Я донёс её до оказавшейся поблизости скамейки и усадил. Она потихоньку приходила в себя.
– Как Вы, Галина Сергеевна? Вы меня так больше не пугайте!
– Спасибо Вам, Юр. Что-то я сегодня совсем расклеилась, заезженная старая кляча. Надо домой – и спать.
– А Вы далеко отсюда живёте?
– Да нет. Совсем рядом. Вниз по Чистякова, через мостик, потом немного на горку и там, на Южной набережной.
– Вы позволите, я Вас провожу, а то Вы меня совсем перепугали?
– Буду Вам признательна, что-то совсем себя плохо чувствую.
Галина Сергеевна взяла меня под руку, и мы потихоньку пошли в сторону моста через Кашинку.
– Галина, а Вы, наверное, историк по образованию?
– Да, я Алтайский государственный университет заканчивала.
– А я так и понял по типажу, что Вы не местная. Как же Вас занесло в такую даль из Барнаула?
– Помните, был такой губернатор Алтайского края, актёр Михаил Евдокимов?
– Как не помнить! Сначала шутил с экрана, потом решил пошутить на посту губернатора.
– Совершенно верно, Юр. В Барнауле и так после перестройки жилось очень тяжело. А когда этого клоуна выбрали Главой Алтайского края, жить стало совсем невозможно. Вы не представляете, что у нас творилось. Работы никакой, а коррупция достигла таких масштабов… И всем рулили бандиты, которые уже вообще ничего не стеснялись, власти-то совсем не стало. Наша семья в 2005-м решила перебраться в Москву. Накоплений не было, но мама дом продала. Только оказалось, что для Москвы этого совсем не хватает. Вот и пришлось обосноваться тут. Поначалу всё шло хорошо. Муж, Лёшка, сразу работу нашёл. Он у меня тоже АГУ заканчивал, только физтех, такой умница был в молодости, такие надежды подавал…
– А почему «был»?
Галина посмотрела на меня. Должно быть, она решила, что слишком разболталась, и всё же ответила:
– Знаете, он никогда сроду не выпивал. Здесь устроился преподавателем в местный колледж. Ну, и как-то у него всё не сложилось. И пить он начал сильно и с кем попало. И однажды это закончилось плохо – ударил ножом случайного собутыльника, а тот помер.
– И сколько ему дали по сто одиннадцатой-четвёртой, лет десять?
– А Вы знаете законы, – ответила Галина удивлённо. – Именно десять лет и дали строгого режима. Через три года он на зоне повесился.
Галина замолчала. Было понятно и без слов, что покойного мужа она любила. Мы как раз вышли на мост, на котором я вчера смотрел закат, и остановились. Я попросил разрешения и закурил.
– Так что сына, Илюшку, я поднимала практически одна.
У меня в голове возникла догадка:
– Так получается, Ваша фамилия Якушева?
– Ой, – удивилась Галина Сергеевна, – а как Вы узнали?
– Я в Вашем музее видел материалы о том, как по инициативе школьника Ильи Якушева в городе появился новый туристический объект. Как-то само собой связалось.
– Между прочим, сын очень интересовался той же темой, что и Вы. Он-то могилу Густава Эрикссона и нашёл. Но об этом я Вам подробно завтра расскажу. Вообще-то Илюша рос очень умным мальчиком, учился прекрасно, историей всерьёз увлекался. Жаль только, что при моих великих заработках ни о каком высшем образовании после школы и речи идти не могло.
Ну, кажется, реальное местонахождение могилы мне установить всё же удастся. Форсировать события сейчас не нужно. И я просто спросил:
– Чем же он сейчас занимается?
– Три года назад ушёл в армию на срочную службу. А после срочной остался служить сержантом по контракту. Говорит, что такой зарплаты, как он сейчас получает в армии, в нашем городе ему не найти. У нас, что на заводе электроаппаратуры, что на ликёро-водочном, что на льняном никто 45 тысяч не зарабатывает. Мечтала я, конечно, чтоб он стал историком. Но историки в наше время, уж точно, никому не нужны.
Галина в очередной раз пригорюнилась. Я приобнял её за плечо, и мы двинулись дальше. Мне захотелось её как-то утешить:
– Вы не расстраивайтесь, Галь. Я Вас на дюжину лет постарше, собственно, всё уже почти позади… И вот складывается у меня впечатление, что в этом прекрасном мире, который построили всего за тридцать лет, не только историки не нужны, а вообще никто никому не нужен. А если мальчик умный и растёт мужчиной (вон он у Вас какой, солдатик), он ещё и сам образование получит, и свой собственный жизненный путь найдёт.
– Спасибо Вам за добрые слова.
Мы поднялись на небольшой пригорок и вскоре подошли к маленькому одноэтажному домику, обшитому зелёным сайдингом. Я посмотрел на Галину Сергеевну. Всё-таки девушка она совершенно ренуаровская, хоть и считает себя старой загнанной клячей.
– Спасибо Вам, Юр, что проводили. На кофе не приглашаю, простите, – сейчас просто упаду спать. Приходите завтра к одиннадцати в музей, я буду ждать.
– Благодарю Вас, Галина Сергеевна, непременно буду, – мне хотелось щёлкнуть каблуками, но это не укладывалось в легенду историка из Москвы. Почему-то вспомнилось из Маяковского
Вы себе представляете парижских женщин
С шеей разжемчуженной, разбриллиантенной рукой…
Бросьте представлять себе! Жизнь – жестче,
У моей парижанки вид другой.
Простите, пожалуйста, за стих раскрежещенный,
И за описанные вонючие лужи,
Но очень трудно в Париже женщине,
Если женщина не продаётся, а служит. *32
……….
До моего вечернего бенефиса в «Уютном дворе» времени оставалось ещё вагон и маленькая тележка. Я отправился шляться по городку и смотреть его достопримечательности. Путь мой лежал от Петропавловской церкви к Клобукову монастырю, а оттуда – к церкви Флора и Лавра, Рождественской церкви, на Ильинскую гору, а Вознесенский собор я оставил на десерт. На душе у меня было нелегко.
Ты никогда не задавал себе вопрос, любезный мой читатель, что из себя представляет состоявшийся опер? Все эти оперативные комбинации, моделирование ситуаций, работа с агентами, постоянные попытки обмануть преступника, чтобы он раскололся или сам выложил на себя доказуху? Это же блеф в чистом виде и шулерство! Можно даже сказать, что я профессиональный обманщик. Не мошенник, а именно обманщик. Мошенничество – штука очень приземлённая, а обман – это создание иллюзии. Вот почему в карты ради развлечения я играть не люблю, а уж если сажусь, то шулерю по-страшному.
Только у каждой медали есть своя обратная сторона. Чем ловче и профессиональней ты обманываешь других, тем трудней обмануть самого себя. Что со мной происходит, я понял сразу. Трезвый и прагматичный ум – тяжёлая плата за жизнь, полную романтики.
Чудовищный соблазн – начать жизнь заново и почти с чистого листа. Только на шестом десятке жизнь заново не начинают. Счастье одного человека всегда оборачивается несчастьем для других. Пожалеть и возлюбить всех мог только один Спаситель, да и он говорил о совсем других жалости и любви. А для нас, копошашихся на этой грешной земле и не имеющих способностей оторваться от неё человечков, у него Десять Заповедей, всё просто. Для более продвинутых пользователей – Нагорная Проповедь. Но к моей ситуации она никакого отношения не имеет.
Завтра я узнаю совершенно точно, где истлели кости принца Густава, в этом у меня нет ни малейших сомнений. Раз уж я вписался в тему Сороки, её надо разрулить. Тем более что сделать это до смешного просто. И всё. Любилку прикручиваем и возвращаемся домой, к жене. Вот уж кто действительно заслуживает жалости. Это ж надо было связать свою жизнь с таким недоразумением природы, то есть со мной! Обычно жёны говорят: «Ты сгубил лучшие годы моей жизни!» Причём говорят это обычно избалованные бабёнки, не знающие, чем бы ещё досадить мужу. А вот моя Лануська могла бы предъявить эту фразу абсолютно обоснованно. Но никогда в жизни ничего подобного я от неё не слышал.
И ещё должен сказать тебе, читатель, все попытки начать жизнь с чистого листа, исходя из моего жизненного опыта, заканчиваются катастрофически.
……….
Налюбовавшись снаружи и изнутри Вознесенским собором, я решил, что пора идти обедать к Львёнку. В кафе, как обычно, играла хорошая музыка, на этот раз «Телеграф роад» Дайр Стрейтс, и было по кашинским меркам довольно оживлённо. Р-р-ры Мяу сразу меня заметил и подошёл к моему столику. В Львёнке пропадала великая актриса, прямо Сара Бернар. Обратившись к посетителям и сопровождая свою реплику театральными жестами, она продекламировала:
– Люди добрые! Вы только посмотрите на него! Замуж не берёт, а как пожрать, так припёрся!
Всё-таки она очень славная девочка. Я от души рассмеялся:
– Привет, детка! Давай мне своих самых вкусных бургеров и принеси стаканчик рому.
– На коленях проси! – продолжила Маринка развлекать почтенную публику, но на кухню отправилась.
Она принесла мне двойной ром, присела за мой столик и пристально посмотрела мне в глаза:
– У-у-у! Всё с тобой понятно. Бабье чутьё не обманешь. Влюбился, кажется. А раз не в меня, значит в мою сетрёнку. Больше здесь не в кого.
– А кто твоя сестрёнка, детка?
– Ну, как – кто? Второе сокровище нашего города, директор краеведческого музея.
– Шок, – я и вправду был ошарашен. – Вы же не похожи совсем. Ты о Галине Сергеевне говоришь?
– О ней, родимой. Вечно у меня всех мужиков отбивает. Ну, или я у неё! – Львёнок победно захохотал. – Да, немножко не похожи. У нас отцы разные. Зато глаза у нас у обеих мамины.
Ух, ты! Как я раньше не заметил?! У Львёнка Р-р-ры Мяу глаза тоже совершенно ренуаровские. Не, точно, – сёстры!
И тут Маринка совершенно переменилась. Появилось в ней что-то агрессивно материнское, как будто она встала на защиту своего дитяти.
– Я уж не знаю, мил человек, что у тебя тут за дела воровские, если ты не врёшь, конечно. Только Галку ты лучше не трожь, я тебя по-хорошему предупреждаю. Над ней и так жизнь поиздевалась вдоволь.
– Это ты, Мариша, имеешь в виду историю с её мужем?
– Надо же! Всё уже выяснил. Да, с Лёшкой ей сильно не повезло. Очень слабый человек был, к жизни не приспособленный. И, в то же время, самолюбивый и заносчивый. А она любила его, как дура последняя, и всё прощала.
– Да, история трагическая. Мне Галина Сергеевна сама рассказала.
– Трагическая история была потом, когда он сел. Галка осталась одна с десятилетним Илюшкой на руках, а в придачу – я, соплячка семнадцатилетняя, и мама у нас тогда слегла после инсульта. Работала она тогда учителем истории в школе. Представляешь, как тяжело приходилось.
– Как же она всё это вытянула, Марин?
– Работала на двух работах. Племяшку моего, кстати, хорошо воспитала. А мама наша умерла в тот же год, когда Лёшка на зоне повесился.
– Марин, а можно тебе неудобный вопрос задать?
– Спрашивай.
– Я в толк не могу взять. Объективно говоря, вы обе, что ты, что Галина, просто немыслимые красавицы. Тут что, в этом Кашине, невозможно нормального мужика найти?
Львёнок Р-р-ры Мяу ответил очень мягко и тихо:
– Ой, люди добрые! Ну, поглядите на этого дуралея. Девяносто процентов мужиков тут – моральные уроды, причём нищие. А тем, у кого есть деньги, такие как мы с Галкой не нужны. Знаешь, пьеса такая у Островского «Бесприданница»? А так, чтобы за деньги во все дыры, это, дружочек мой, не ко мне. Я-то, видишь, девица бойкая. А Галка у меня скромная, как монашка. Я тебя ещё раз предупреждаю, друг ты мой залётный, если у тебя планы с ней поразвлечься… Я, конечно, ваших этих воровских законов не знаю. Просто зарежу.
Львёнок Р-р-ры Мяу состроил мне очень страшную мордочку и пошёл на кухню за моими бургерами.
……….
Десять минут девятого я вошёл в «Уютный двор» и направился к столу, за которым Ташкент беседовал с птеродактилями о погоде. Отсутствие живописи на руках меня нисколько не смущало. После 2000-х перстни можно было увидеть только у совсем уж динозавров или у несерьёзных дурачков. Жора встал мне навстречу и мы, как положено крупным авторитетам, с понтом облобызались.
– Физкультпривет, бродяги! – я вяло поприветствовал высокие договаривающиеся стороны и сел справа от Сорокина.
– Здравствуйте, Юрий Владимирович! Для нас большая честь. Мы, бежецкие, память Кириллыча чтим, законы знаем и старых бродяг уважаем, – отрапортовал мне парень лет тридцати пяти с короткими кудрявыми светлыми волосами и рыжими ресницами. Понятно, почему его окрестили «Пушок». Нос у парня был сломан и расплющен. Простоватое лицо скорее располагало, от такого пассажира вряд ли можно ожидать подставы.
Чего никак нельзя было сказать о Воробье. Он был помладше Пушка года на три – на четыре, а морда у него совершенно не вязалась со стандартной комплектацией бандоса из глухой провинции. Был он похож на мальчика из преуспевающей семьи, которому родители уготовили дипломатическую карьеру. Дела в Кашине творились тёмные, людей здесь валили, похоже, частенько. Отличить по лицу человека, которому приходилось убивать, труда не представляет. Воробей вкус крови явно знал. И был он какой-то необыкновенно скользкий.
– А что же привело такого уважаемого человека в нашу глухомань? – спросил меня Воробей вместо приветствия.
– Да, видишь ли, мил человек, хотел у Вас в городке слегка поработать, приехал, а трамваев-то у вас и нету, – я сходу выходил на драйв, времени раскачиваться у меня не было. – Совсем я старый стал, в маразм впадаю. По ходу я ваш Кашин с Коломной перепутал, там-то трамваи есть.
– О как! – Георгий Николаевич многозначительно поднял указательный палец. Он с интересом наблюдал за моим спектаклем, но по нему было видно, – играть в преферанс в тёмную стрёмновато.
– Ладно, – сказал я почти лениво, – шутковать потом будем. И давай, Воробей, с тобой договоримся, вопросы здесь я задаю. Тебя ведь Владик зовут?
– Да.
– Так ты и скажи мне, Владик, с чего это вы решили, что тема – ваша, и всё по понятиям?
Скользкий Воробей действительно канал под дипломата и отвечал корректно, несмотря на мой почти наезд:
– Тему никто не перебивал. Мы её просто подняли, когда бежецкие её уронили. Могли бы банковать на ней сто лет. Их никто не заставлял за работяг писаться.