Могила Густава Эрикссона

– Молодец, Юрий! Я всё ждал, когда же Вы мне расскажете об осаде Калуги. Вот теперь Вы меня полностью убедили.

Честно говоря, я был восхищён собеседником. Впервые я встретил клиента, который был бы так глубоко в теме и так владел предметом. Интересно, зачем тогда ему гид?

Сергей же продолжал меня экзаменовать:

– А скажите-ка, дружище, что нам известно о конкретном месте захоронения принца Густава в Кашине?

– Не так уж мало. Здесь мы можем опираться на три вполне надёжных источника: на хронику Конрада Буссова, на записки пастора Мартина Бера и на письма посланника шведского короля Карла IX Петра Перссона де Ерлезунд. И все трое указывают, что могила находится в берёзовой роще между Дмитровским монастырём и рекой Кашинкой.

– Саша мне сказал, что Вы знаете Кашин, как свои пять пальцев. Я, конечно, понимаю, что за четыреста лет многое изменилось. И всё же, что эта берёзовая роща представляет из себя сейчас?

Ох, как плохо врать! С другой стороны, как хорошо изучать карты мест, куда предстоит поехать. И я ответил без запинки:

– Не слишком пологий склон между руинами Страстной церкви и Троицкого собора и рекой Кашинкой. Сейчас эта территория ограничена улицами Инны Константиновой, Социалистической и Красной улицей. Этакий прямоугольник сто на сто метров. Растут там всякие деревья, не только берёзы. По логике вещей, могила была расположена на вершине холма, то есть как раз между руинами церквей, скорей всего ближе к руинам собора Страстной иконы Божией Матери.

– А как Вы думаете, Юр, в советское время или уже в наше никому не приходило в голову обустроить в этом лесном массивчике что-то вроде парка?

Как же здорово, что я люблю изучать карты! Всякие спортивные и детские площадки на карте Кашина аккуратно помечены. А рядом с руинами Дмитровского монастыря никаких значков нет.

– То есть, Серёж, Вы хотите сказать, а не перемешали ли там культурный слой, если парк устраивали?

– Вот именно!

– Могу точно сказать, никакого благоустройства, по крайней мере последние сто лет, там не проводили.

Я смотрел на мистера Сельхоза с удивлением – неужели ему действительно так важно, рылся кто-нибудь на этом склоне или нет? Похоже, важно, да ещё как.

– Это, дружище, для нас самое главное. Смотрите, что у нас получается. Мы имеем участок площадью около гектара. Но если Вы говорите, что по логике могила была расположена на вершине пригорка, это ещё сужает круг наших поисков.

Я решил, что рыба полностью проглотила наживку, и пора подсекать:

– Ну, так и поехали в Кашин искать могилу Густава Эрикссона!

– Да я бы с удовольствием, дружище, поехал с Вами, но, к сожалению, не могу. Дела, дела, будь они неладны… Так что в Кашин Вы поедете один.

Последняя фраза была сказана совсем другим тоном, чем всё предыдущее. Это был приказ, не подразумевающий обсуждения. Я перестал понимать происходящее:

– Как один?

Я полагал, что рыба попалась на крючок. Сергей тоже, видно, решил перейти к конкретике:

– Вы поедете в Кашин один. Там Вы попытаетесь установить с максимально возможной точностью, где именно в этой берёзовой роще была расположена могила принца Густава. Допустимый зазор – плюс-минус два метра. Но не более того. Саша мне рассказывал, что Вы человек порядочный и отвечающий за свои слова. Это так?

Я реально был сбит с толка происходящим, поэтому ответил машинально:

– Да, за свои слова я всегда отвечаю.

– Прекрасно! Я в этом и не сомневался. Поэтому убедительно Вас прошу, если действительное местонахождение могилы нельзя будет определить, – не надо мне рассказывать, что она находилась вот там. Договорились?

– Ну что ж, договорились, – ситуация представлялась мне всё более и более странной.

– Когда Вы вернётесь из Кашина, начертите мне план того места. Техническое исполнение меня совершенно не волнует. Главное, чтобы было побольше ориентиров, точное направление по компасу и точно измеренное расстояние. Два ориентира, руины одной церкви и другой, – не пойдёт. Постарайтесь, чтобы привязок было как можно больше, ну хотя бы штук шесть. Тогда локализация будет точной. За всю эту работу Вы получите 250 тысяч рублей перед отъездом и 250 тысяч после возвращения. Разумеется, при условии, что Вам удастся локализовать могилу. Если это окажется невозможным, гонорар в 250 тысяч оставите себе, за остальное – не взыщите. И я ещё раз надеюсь на Вашу порядочность. Да, и вот ещё что. Когда Вы там на месте будете этим заниматься, постарайтесь не привлекать к себе внимания. Ну, как Вам такое предложение?

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Теперь мне всё стало понятно. Я-то всегда думал, что Сашка – самая занудная зануда в мире, и был убеждён: он и чувство юмора – понятия несовместимые. Давненько я в людях так не ошибался! Вон как красиво этот интеллигентик меня разыграл. Прямо Шнобелевскую ему за это! Хотя, конечно, по нашим голодным временам розыгрыш довольно-таки злой. Ладно, главное не терять чувство собственного достоинства. Я встал из-за стола:

– Что ж, Сергей, очень приятно было с Вами познакомиться! Мы с Вами отлично поговорили об истории Смутного времени. А когда я уйду, Вы сможете от души посмеяться. Поклон от меня Саше, и передайте ему – прекрасный розыгрыш. За сим позвольте откланяться!

– А ну-ка сядьте! Вы, стало быть, решили, что я шутки шучу. Хорошо, у меня есть аргумент, который убедит Вас в обратном.

Сергей достал из ящика своего стола пачку пятитысячных купюр и протянул их мне:

– Вот Ваш гонорар. Здесь 50 бумажек, можете не пересчитывать.

Я взял деньги. Да, это были настоящие деньги, обычные пятитысячные бумажки. Машинально сунув их во внутренний карман куртки, я поймал себя на том, что по спине забегали мурашки. Всё происходящее постепенно теряло очертания реальности. Я много чего повидал в жизни, но такого не было никогда. Полляма за такое не платят. Тут явно что-то не то.

Терпеть не могу, когда меня используют в тёмную! Давай-ка прикинем, на кой ляд нашему английскому лорду могила Густава Эрикссона. Что не из праздного научного интереса, – понятно. Слишком много платит. Да и вряд ли он представляет интересы шведского правительства, решившего увековечить память национального героя. К тому же принц Густав шведским национальным героем никак не является. Он, скорее, персонаж нашей отечественной истории, а не шведской. В любом случае, если бы это чумовое предположение имело право на жизнь, шведское правительство действовало бы по официальным каналам.

Тогда что? Сокровища? Вот ведь неувязка! Когда Густав въехал на территорию Московии, он был нищеброд нищебродом. Его финансы настолько пели романсы, что в Новгороде его даже пришлось переодевать в присланные Годуновым одежды, чтобы он хоть как-то соответствовал статусу потенциального царского зятя. Да, во время пребывания в Москве царь Борис обеспечил ему роскошную жизнь. Но когда не выдержавшего испытания медными трубами принца сослали в Углич, там всё было уже значительно скромнее. А в Спасском монастыре в Ярославле его держали на цепи, как опасного государственного преступника. Во время его недолгого житья-бытья в Кашине обращались с ним, как с королевичем, и содержали вполне сносно. Но не о каких несметных сокровищах, которые он мог унести с собой в могилу, и речи быть не может. Так что кладоискательство у нас отпадает. Или всё-таки не отпадает?

Густав Эрикссон был выдающимся учёным своего времени. Химиком и алхимиком. Он был настолько успешен, что своё прозвище «новый Парацельс» получил не за красивые глаза. В Угличе он только и делал четыре года, что занимался наукой. Занимался ли он своими экспериментами в Кашине? Источники об этом молчат, зато мы имеем этому мощное фактическое подтверждение. В 1606 году, прямо в разгар Смутного времени, ни с того ни с сего в Кашине начинается изготовление свинцовых белил. В городе появилась новая Поганая слобода, а местные купцы на этом деле сильно приподнялись. Собственно, и название своё слобода получила из-за постоянного смрада, стоявшего вокруг сараев, где травили свинец уксусной кислотой. Больших затрат не требовалось: свинец отливали небольшими листами, которые сворачивали в трубки и помещали в глиняные ступки. Потом их заливали уксусом и ставили в яму под навесом, уксус разъедал свинец и превращал его в белила. На гербе уездного города Кашина три таких ступки. Причём их расположение на гербе подозрительно похоже на шведские «тре крунур». Итак, химией Густав Эрикссон в Кашине занимался, и это можно считать доказанным фактом. Но ведь не глиняную же ступку хочет найти Сергей у него в могиле?

Химией занимался. А алхимией? Вот, пожалуй, ключ и разгадка происходящему! Есть надёжные источники, повествующие о том, что во время своего пребывания в Великом княжестве Литовском Густав преуспел в изготовлении философского камня. В алхимии это считается высшей степенью мастерства. Что мешало ему заниматься алхимией в Дмитровском монастыре? Ничего. А что, если в его могиле лежит философский камень или колба с элексиром бессмертия?

«Что за бред?» – скажет просвещённый читатель. – «Неужели автор верит в такие алхимические бредни, как философский камень и элексир бессмертия?» Конечно, не верю. Но вы побеседуйте с профессиональными историками, специализирующимися на изучении европейских источников с XIV по XVII век. И они вам совершенно авторитетно объяснят: в этих источниках, особенно XVI и XVII века, алхимические прибамбасы встречаются на каждом шагу. И повествуется о них спокойно и сдержано, как о чём-то обыденном и реальном. Более того, если углубляться в эти источники, там полно событий, изложенных в стиле обычных хроник, объяснить которые отрицая существование элексира бессмертия и философского камня невозможно.

Это что же получается? Наш скромный начальник департамента в Министерстве сельского хозяйства охотится ни много ни мало за философским камнем? Тогда полмиллиона – это вообще не деньги. Так. А нашу милую светскую беседу имеет смысл продолжить.

– Простите, Сергей, мою вспыльчивость. Я, безусловно, принимаю Ваше предложение. Однако, согласитесь, Ваше задание выглядит довольно-таки странно и отдаёт мистикой.

– Соглашусь, – улыбка у Сергея была открытой и располагающей.

– Вам Саша, наверняка, рассказывал, что я отставной сыщик?

– Рассказывал. Я к людям Вашей бывшей профессии отношусь с уважением и симпатией.

– Спасибо за комплимент. Тогда, наверное, Вы должны понимать, выполняя эту миссию я должен знать, что я делаю?

Неожиданно Сергей рассмеялся:

– А ведь признайтесь, Вы уже прикинули все возможные версии в голове и пришли к совершенно логичному выводу, что я охочусь за философским камнем.

Умный дядька, очень умный! И симпатию вызывает и расположить к себе умеет.

– Ну, извините, Серёж. Этот вывод напрашивается сам собой. Я тоже хочу магистерий. Или элексир бессмертия. Ну, или на худой конец миллион долларов.

– А Вы уверены, что Вы хотите знать, зачем выполняете это задание? Может быть, просто найдёте эту могилу и так будет спокойней? – нет, он надо мною не издевается, а вроде бы пытается от чего-то предостеречь. Интересно, от чего?

– Нет уж, друг мой. Я, знаете ли, привык к жизни беспокойной. Ведь Вы хотите, чтобы я привёз из Кашина не фуфло, а реальный результат, даже если это будет отсутствие результата. Вот и потрудитесь мне объяснить, зачем Вам это. Только хочу предупредить. Давайте говорить в открытую. Моя бывшая работа развила во мне шестое чувство. Когда человек мне врёт очень правдоподобно и связно, я всё равно чувствую, что он врёт. Так что, могу я рассчитывать на правдивый рассказ?

– Знаете, Юр, когда мне Саша Вас подробно рекомендовал, я уже тогда понял, что придётся объяснять смысл задачи. Не уверен, что этот правдивый рассказ Вас порадует. Да и времени займёт много. Впрочем, у меня сегодня день не напряжённый, до половины шестого я собой располагаю.

– Ну, а я, как Вы понимаете, после получения гонорара вообще никуда не спешу. Так что – я весь внимание.

– Да нет, просто рассказать не получится. Придётся нам с Вами выяснить суть задачи в режиме диалога. Вы готовы задать мозгам приличную работу?

– В режиме диалога – так в режиме диалога. А пораскинуть мозгами я люблю, как говаривал профессор Плейшнер.

– Тогда приступим?

– Сделайте одолжение.

ГЛАВА 13. ЧТО ДЕЛАТЬ СО СНАМИ ВЕРЫ ПАВЛОВНЫ?

Видимо, беседа нам предстояла действительно долгая. Сергей достал из шкафа бутылку дорогого армянского коньяка и крохотные рюмки.

– Ваше здоровье, Юрий.

– Прозит.

– Так вот позвольте Вас спросить, нравится ли Вам то, что происходит сейчас у нас в стране?

Ах, какой пассаж! Неожиданный поворот. Это что же, коррумпированный чиновник приличного министерского уровня будет вербовать меня в тайное общество?

– Мне очень многое не нравится. Например, не нравится то, что двадцать лет ловивший преступников человек (а, согласитесь, не самая лёгкая работёнка), слегка повоевавший в Чечне в те времена, когда у нас армии почти что не было, получает нищенскую пенсию, на которую не то, что прожить невозможно, но надо приложить усилия, чтобы с голода не подохнуть. Поэтому приходится заниматься чёрти-чем. И никто тебя не спросит, а можешь ли ты при твоём состоянии здоровья, которое ты напрочь растерял во время службы, вообще чем-то заниматься.

– Ну, полно, дружище… Я Вас прекрасно понимаю и, поверьте, сочувствую. Но в Вас говорит личная обида, и так мы ни к чему не придём. Попробуйте отвлечься от сиюминутности и посмотреть на происходящее с точки зрения историка. Вы же хороший историк.

Мне хотелось в ответ поёрничать, но я осознавал, что разговор принимает довольно-таки серьёзный оборот.

– А если с точки зрения историка, мы сейчас наблюдаем последний акт великой трагедии под названием «Гибель русского народа и Русского государства». Причём и народ, и государство – явления настолько исторически масштабные, что процесс гибели растянулся более чем на сто лет. И если привязать события к этой шкале, то сейчас заканчивается агония.

Сергей ещё раз налил коньяк:

– Знаете, Юр, я очень рад познакомиться с настолько точно мыслящим человеком. Больше всего мне понравилась Ваша лаконичность в данном определении. Всё точно, и ничего не надо прибавлять. Я рад, что наши позиции полностью совпадают. А теперь скажите мне, как Вы считаете, происходящее сейчас – случайность или закономерность?

– Закономерность, Серёж, причём закономерность глубокая. История не является случайным набором событий. Здесь причинно-следственные связи слишком сильны. Моё мнение – к этому печальному финалу мы шли неуклонно и поступательно века четыре.

– Прекрасно, что в процессе диалога нам удаётся обойтись без споров. Надо же, и в определении длительности процесса мы тоже полностью совпадаем. А все ли процессы истории и действующие в ней личности имеют равноценное значение?

– Да нет, конечно. Есть события и фигуры, чётко обусловленные стадией исторического движения. Ярчайший пример – то, что происходит у нас сейчас. Как правило, и исторические события, и исторические личности носят, если Вам угодно, эволюционный характер. Имеют место, конечно, всякие вариации, но в целом всё укладывается в определённый вектор исторического развития, жёстко обусловленный причинно-следственными связями. Но бывают прецеденты и люди, этот вектор сильно меняющие и направляющие в совершенно другую сторону.

Коньяк Сергею нравился. Он выпил ещё и аж крякнул от удовольствия:

– Вот видите, как у нас здорово получается в режиме диалога. Мне даже не приходится утруждаться. Вы сами, да ещё так научно, объясняете, зачем мне понадобилась могила Густава Эрикссона.

– Что-то мне, Серёж, ход Вашей мысли непонятен. Вы бы пояснили.

– Поясню. По Вашим же построениям получается, что события и люди, меняющие вектор исторического развития, носят революционный, или более точно – спонтанный характер. Так?

– Именно так.

– А Вы не задумывались, эти спонтанные смены вектора – закономерность или случайность?

– Ух, ты! Интересно!

– Вот именно, Юр, интересно! Но нас то с Вами занимают не академические вопросы, а то, что происходит с нашей страной. Давайте-ка пройдёмся по этим революционным событиям от наших времён в глубь веков и попробуем понять, где закономерность, а где случайность. Как Вы считаете, от сегодняшнего дня какое событие первое?

– Интересную игру Вы предлагаете. Я, правда, не понимаю пока, какое всё это имеет отношение к нашей теме. Но, извольте! Первое такое событие – распад Советского Союза. Надеюсь, Вы не станете спорить, что это было событие революционное. Я даже больше скажу: для нашего народа и государства – это переход от тяжкой болезни к агонии. Что скажете?

– Абсолютно соглашусь. Это первый такого рода прецедент. И он носил глубоко закономерный характер. Дело даже не в том, можно ли построить процветающее общество на лжи и крови. Всё добро приходится строить из зла, потому что больше его делать не из чего.

– Не возражаю. А в чём закономерность?

– Построение нового общества, которым занимались в Советском Союзе, было возможно только при одном условии. Нужно было воспитать человека нового типа. Человека – созидателя, которому творить было бы гораздо важней, чем потреблять. И ведь что забавно, Юр: частично это удалось. Но вот беда – человек не может быть частично созидателем, а частично потребителем. В нём преобладает или одно, или другое. И если уж объяснять на пальцах, 15 % молодых людей в Советском Союзе зачитывались Стругацкими, а 85 % мечтали о колбасе. Поэтому Советский Союз рухнул закономерно. Будем спорить или двинемся дальше?

– Спорить не о чем, Серёж, на пальцах Вы всё точно разложили. А что у нас дальше?

Сергей усмехнулся:

– Я хоть и не еврей, но люблю отвечать вопросом на вопрос. Великая Отечественная война событие эволюционное или революционное?

– Пусть на меня не обижаются те, кто придают ей особое значение, но я считаю, что Великая война абсолютно логично вытекает из всех предыдущих событий и ничего не меняет в векторе исторического развития. Просто образец эволюционности. Некоторые утверждают, что она стала могилой русского генофонда. А я, Серёж, спрошу: сколько жизней унесли революция, красный террор, гражданская война, голод, раскулачивание и далее по списку? Двадцать миллионов, тридцать или все сорок? Никто особо не считал…

– Если я Вас правильно понял, далее у нас следует Революция? А какая, Февральская или Октябрьская?

– Конечно, Октябрьская. Февральская революция – это вообще не событие. Ну, начались народные волнения в Петербурге. Избалованные солдаты столичных полков не хотели на фронт. А обыватели на улицу вышли вовсе не потому, что в городе не хватало хлеба. Оказывается, просто не из чего было выпекать свежие французские булки. Я думаю, жители блокадного Ленинграда этих любителей французских булок голыми руками задушили бы.

Сергей не удержался и захохотал. А я продолжал:

– Ну, деградировавшая и никчёмная верхушка общества заставила такого же никчёмного царя подписать отречение. А дальше то что? Из войны Россия не выходила, так что через полтора года война бы всё равно закончилась. А Временное правительство развело такой бардак, что ещё до окончания войны все эти Родзянки, Голицыны, Милюковы и Львовы на цирлах бы приползли к кому-нибудь из Романовых. Или их за шкибот притащил бы Корнилов. Даже таким деградантам, как февральские революционеры, очень быстро стало бы ясно – Россия страна специфическая. Решения в ней может принимать только один человек, иначе – катастрофа. А решения, принимаемые одним человеком, – это называется диктатура. Диктатуру желательно облечь в цивилизованные формы. Вот и снова получается самодержавие. Самодержавие – это единственная форма правления, возможная в России. При всех других устроениях она гибнет.

– Вы, Юр, монархист?

– Нет, Серёж, скорей похуист. Впрочем, мои личные убеждения для нашей дискуссии особого значения не имеют.

– Хорошо. И вот мы подобрались к Октябрьской революции. И к Троцкому, соответственно?

– А Троцкий и есть Октябрьская революция и всё за ней последовавшее. В конце концов, не старому же сифилитику, одержимому манией мести царской семье, приписывать заслугу создания Советского государства. Между прочим, Сталина считают великой личностью, оказавшей на ход истории огромное воздействие. И надо ему отдать должное – матёрый человечище. Но вот с тем, что великая историческая личность, не соглашусь, хоть убейте! Этот человек всю жизнь только пытался нейтрализовать то тектоническое влияние, которое оказал на течение исторических процессов Троцкий. А если человеческим языком, всё что делал Сталин – это попытки вытащить страну из преисподней, где она стараниями Троцкого оказалась.

– Браво, Юра, браво! Всё-таки видно, что Вы убеждённый монархист. Ну так что? Давайте уберём Лёву Троцкого. Может быть, тогда не будет и Октябрьской революции, и всего, что было дальше? И будет тогда Россия развиваться долго и счастливо?

– Смеётесь, Серёж? Октябрьская революция – это, пожалуй, самое закономерное в нашей отечественной истории. А Лёву Троцкого убирать нет смысла. Ну, не будет Лёвы Троцкого, – будет Яша Свердлов. Яши не будет? Значит, будет Фима Шниперсон или Изя Кантор. Какая разница?

– Ах, вот как! Так Вы, оказывается, не только монархист, но ещё и черносотенный погромщик!

– А вот, Серёж, и не угадали! Я вовсе не черносотенец. Более того, я на полном серьёзе считаю, что евреи – величайший на земле народ. А всякие там русские, немцы и даже англосаксы по сравнению с ними просто папуасы. Но мы то сейчас не о евреях говорим, а об Октябрьском перевороте.

– Очень сложно говорить об Октябрьском перевороте и не говорить о евреях.

– Вы абсолютно правы. И знаете, в чём величайшая ошибка историков, исследующих закономерность Октября? Они всё пытаются объяснить феномен революции социальными предпосылками. И совершенно не замечают, что это межнациональная война на уничтожение за власть в Империи.

– Вот это круто! Пожалуй, на этом моменте стоит задержаться. А не попить ли нам кофейку?

– Было бы неплохо.

Сергей набрал секретарше, и через пять минут мы прихлёбывали ароматный кофе из больших чашек.

– Если Вы мне объясните про эту межнациональную войну, мы потом много времени сэкономим, – предложил Сергей.

– Извольте, – ответил я. – Только тогда нужно отвлечься от роли евреев в социалистическом движении и революции. А также забыть о том, что из русских в революционном движении участвовали, в основном, подонки, а евреи делегировали туда цвет своей молодёжи. Рассмотрим совсем другие аспекты. Вот Российская Империя перед 1917 годом. Поляки с финнами и литовцами мечтают о национальных государствах. Латыши и эстонцы мечтают научиться строить сортиры, а не срать под себя, как это у них тогда было принято. Народы Кавказа и Средней Азии и о таком не мечтают, – им ещё рано. Внутри Империи три сильных народа. Во-первых, русские европейцы. Это потомки тех, кто после Петровских реформ пошёл по европейскому пути развития. То есть верхушка общества. Их всех вместе со станционными смотрителями, телеграфистами и грамотными унтер-офицерами всего пять с половиной миллионов. И огромную массу неграмотных или полуграмотных крестьян они дорогими сородичами не считают, даже если сами из них вышли во втором поколении. Да и зачем считать дорогими сородичами людей, которых твои предки (не важно, генетические или духовные) два века мордовали, как скот. Второй, и казалось бы, самый сильный народ – русские туземцы. Их миллионов семьдесят восемь вместе с малороссами и белорусами. Это те люди, предки которых были лишены Петром Великим любых человеческих прав и превращены в рабов. Идейная продолжательница Петра, Екатерина тоже Великая, пошла дальше и превратила этих людей в скот. Александр Второй, достойный правнук своей прабабки, этих людей освободил, но так и оставил жить в средневековье – с общинной собственностью на землю и без образования. Представляете, Серёж, как они обожали родственный себе народ русских европейцев? Православие и вера в доброго царя удерживала их от кровавой мести своим бывшим соплеменникам, но далеко не всегда.

– Говоря о расколе русского народа на две части Вы открытия не делаете. Поэтому переходите уже к третьему народу.

Да, собеседник у меня сегодня подкованный во всех отношениях. Поэтому все мои лекции надо строить из расчёта, что он, возможно, знает поболее меня.

– Хорошо, Серёж, переходим к третьему. На 1914 год в Российской Империи проживало пять миллионов двести тысяч евреев. И это всё потомки восьмисот тысяч людей, доставшихся Империи после раздела Речи Посполитой. До раздела Польши евреи в России тоже жили, но было их исчезающее меньшинство. Когда Польшу присоединили, над евреями брезгливо смеялись и не знали, что с ними делать. Русским европейцам они казались этакими смешными и грязными туземцами, чем-то вроде эвенков, только живущими на территории бывшей Речи Посполитой. Надо было обращать внимание не на бедность и грязь, царившие в еврейских местечках, а на совсем другое. Например, на то, что все мужчины поголовно, и почти все женщины в этих местечках были грамотны. И читали они не дешёвые бульварные романы, а Тору. Не самая простая книга для осмысления. А мужчины в дополнение к этому читали комментарии к Торе, написанные в IX веке, и комментарии к комментариям, написанные в XVI-м. Также надо было обратить внимание на то, что если разрешить еврею открыть шинок, то он так быстро богатеет на винной торговле, что берёт в аренду у обленившихся потомков малоросской и польской шляхты управление имениями. А во втором поколении – он уже сахарозаводчик, купец минимум 2-й гильдии или банкир. Но на всё это русские европейцы внимания не обращали и очень удивились, когда в конце XIX века целые отрасли производства, банковского дела и торговли полностью оказались в мудрых и оборотистых еврейских руках. Как, например, внешняя торговля зерном. Николай Первый проводил политику русификации евреев и для этого набирал еврейских мальчиков в кантонисты. Либеральная пресса во главе с Герценом вопила на все голоса, что евреи слабы и не приспособлены к военной службе, что из трёх еврейских рекрутов выживает только один. А надо было замечать совсем другое. Один выживший из трёх еврейских рекрутов никогда не выходил в отставку рядовым солдатом. И редко когда унтер-офицером. А вот количество взводных командиров и заместителей командиров рот, выслужившихся из тех самых еврейских кантонистов, было непропорционально велико. Много ли мы знаем случаев, чтобы рекрут из русских крепостных крестьян выбился в офицеры? Случаи бывали, один даже умудрился до генерала дослужиться. Но чем ярче исключения, тем твёрже правило. С евреями-кантонистами всё наоборот. Ещё любопытнее обстояли дела, когда еврейской молодёжи открыли доступ к так называемому европейскому образованию. Они не просто учились хорошо, это была своего рода религиозная экзальтация. И ничего удивительного. В христианстве Бог – это нечто недоступное человеческому пониманию. А в иудаизме есть заповедь «Познай Бога своего». Поэтому образование и занятия наукой для евреев – это вещи глубоко религиозно мотивированные. Вот и получалось, что из десяти русских студентов, поступивших в университет, заканчивали его дай Бог человек семь. И это были просто люди, получившие высшее образование. А все десять еврейских абитуриентов университет заканчивали, и получалось из них, как минимум, трое выдающихся учёных, вне зависимости от выбранной дисциплины.

Тут Сергей счёл нужным меня прервать:

– Я вижу, Юр, что этой темой Вы владеете прекрасно и сели на своего любимого конька. Но такими темпами мы с Вами до ночи будем переливать из пустого в порожнее. А скажите, Вы к Салтыкову-Щедрину как относитесь?

– Люблю его очень. Величайший сатирик.

– Так вот, если мы хотим доказать закономерность Октября, как жесточайшего межэтнического столкновения, – нам без его помощи никак не обойтись. И расскажу я Вам сказочку, – Серёжа плеснул в рюмки понемногу коньяку. – Пусть она будет называться «Сказка о Бестолковом Помещике».

……….

Жил да был на белом свете Бестолковый Помещик. По молодости получил он изрядное образование. Да только всё, что выучивал, сразу же и забывал за ненадобностью. Из всего своего обучения запомнил он только романы Вальтер Скотта, которого очень любил за возвышенный слог. Когда пришло время служить, избрал для себя Бестолковый Помещик военную стезю. И, говорят, поручиком был бравым и героическим. Но вскоре служба ему наскучила до отвращения, и вышел он в отставку всего лишь ротным командиром.

Вернулся он к себе в поместье, женился на соседке, завёл детишек и стал управлять имением. Но трудиться он совсем не любил, поэтому управление имением наскучило ему ещё быстрее, чем воинская служба. И совсем дела в поместье шли бы плохо, и пришлось бы имение закладывать, если б не притащил с собой Бестолковый Помещик из батальона отставного унтера Карлыча. Заметил Помещик Карлыча ещё когда был бравым поручиком, да и приблизил его к себе. А когда стал он уже ротным командиром и службой манкировал, Карлыч муштровал роту, пока Бестолковый Помещик играл в карты да волочился за девицами.

Карлыч был из остзейских немцев, но человек православный, толковый и доброго нрава и поведения. Вот и сделал его барин в своём имении управляющим. Кое-как отставной унтер с крестьянами да работами справлялся, ну и слава Богу. А сам Бестолковый Помещик предпочитал играть на виолончельке, очень он это дело любил. По вечерам почитывал романы своего любимого Вальтер Скотта, а иногда и сам стишки пописывал. И надо сказать, стишки у него получались недурные. И был Бестолковый Помещик великим хлебосолом, очень любил попотчевать заезжавших к нему соседей, попить чайку с наливочками, и поговорить с ними о тяжёлой крестьянской доле и о том, что все помещики перед крестьянами в неоплатном долгу.

Крестьян в имении было много, и были они такие же бестолковые, как их помещик. Землю они пахали и сено косили через пень-колоду, и совсем бы с хозяйством беда случилась, если бы отставной унтер Карлыч не учил их уму-разуму. Зато были бестолковые крестьяне весёлыми и счастливыми, любили песни петь да молиться в Божьей церкви, которую построил для них ещё дед нашего Бестолкового Помещика. И барина своего они любили тоже. А что его не любить? Ну, самодур, это да. Ну, нрава крутого, и может как следует высечь на конюшне. Так ведь отходчив. Бывало высечет, а потом лечить начнёт, да ещё детишкам пришлёт гостинцев. И недоимку всегда прощает. А что приходится на него работать и оброк платить – так это от века заведено. Правда, виолончель, стихи и Вальтер Скотта крестьяне не понимали, – безграмотные были. Не понимали они и когда с соседями за чаем Бестолковый Помещик по-французски балакал. Так на то он и барин, чтобы был непонятен, как Бог. А всё же свой. И в святую церковь вместе с крестьянами ходит и на Пасху с ними христосовается. Побаивались, конечно, крестьяне Карлыча, уж больно крут был отставной унтер. А с другой стороны – тоже свой, православный. И уму-разуму научит, и барину шибко самодурствовать не даёт, и добрый человек, хоть и немчура.