– Значит, ты будешь возвращаться ко мне, и у меня вновь появится шанс попытаться обрести твою благосклонность?
– Посмотрим, – бросила она, не оборачиваясь и выходя из комнаты.
С того самого разговора прошло уже почти два года по меркам Сирении и около двух тысяч лет по меркам Земли. Они встречались несколько раз, потому что ей приходилось обращаться к нему за помощью в том или ином деле, где она не могла ничего сама сделать или же не знала как. Он всегда с большой охотой помогал ей, решиться завести разговор подобный этому, не решался. Да и она сама не давала пока никаких знаков свидетельствующих о том, что лесная поляна ее чувств после пожара избавилась от гари и готова к цветению.
Голые пятки ног, просунутые в старенькие домашние тапки, почувствовали холодный ветерок весеннего дня не сразу, а только тогда, когда их хозяин очнулся от тяжелых воспоминаний своего недалекого прошлого. Очнуться от забытья его заставила, как всегда, сумбурная и маловразумительная мнемограмма Лилит. В ней, она, на грани паники, сообщала о каком-то невероятном молитвенном посыле на личный психотерминал Господя от архангела Гавриила. На уточняюший вопрос о том, что же там все-таки могло приключиться, глупая секретарша смогла только пояснить, что на архангела кто-то там напал, и он просит срочной помощи у Всевышнего. Представить себе, что на антропоморфного робота, суперкласса «архангел», который в одиночку мог бы справиться с армией среднего европейского государства, кто-то может покуситься, заходило за рамки разумного. С другой стороны, с ходу отметать паническое сообщение, напрочь лишенной какого бы то ни было воображения Лилит, тоже не стоило. Поэтому не тратя драгоценного времени на переобувание, чертыхаясь и поминутно теряя на ходу тапки, Господь ринулся к ближайшему телепортеру. Так, в тапках на босу ногу, он и заявился в приемную своего кабинета, где его уже с нетерпением ожидала жирафообразная и чокнутая на оба полушария головного мозга секретарша.
– Вот! – сразу атаковала она его, не обращая внимания на комичный вид вошедшего. – Посмотрите и убедитесь сами!
С этими словами она протянула начальнику длинную как сопля перфоленту мозговых излучений архангела, находящегося в молитвенном экстазе.
– Надеюсь, ты догадалась подключиться к его зрительно-слуховому аппарату и сделать соответствующую запись? – спросил он, испытующе приподняв бровь.
Секретарша обиженно фыркнула и протянула ему кристалл с записью всего того что происходило в кабинете серафима Исраэля. Господь взял из ее рук кристалл и уходя в свой кабинет бросил ей через плечо лапидарно:
– Кофе. Горячий. Несладкий. Побыстрей, пожалуйста.
– Может еще и какаву с чаем, прямо в постель?! – тут же не замедлила с ответом строптивица.
В самый ответственный момент ее как всегда начинало переклинивать, но он уже привык к ее эскападам и не обращал на это никакого внимания, зная, что излив всю накопившуюся желчь, она принесет все, что он заказал. Войдя в кабинет, включил монитор и сунул в приемное устройство кристалл. Он позволял видеть окружающую обстановку от лица архангела, слышать разговор двух высокопоставленных собеседников, а так же читать их мысли, которые бегущей строкой проносились по экрану монитора. Уже через пять минут, полностью вникнув в происходящее, он молотил себя кулаком по ляжкам, приговаривая:
– Ах, вы протобестии! Архаровцы! Что удумали?! Ну, вот я вам ужо покажу, где зимует мать Кузьмы! Я вам устрою ралли Париж-Дакар! Ни стыда, ни совести у этих роботов не стало! Совсем охренели и берега попутали! Это все Яхве, сукин кот, постарался, вложить в них свои хитрые замашки, Крон бы сам до такого не додумался!
Он бы еще неизвестно сколько времени возмущался, тыча и грозя экрану указательным пальцем, если бы не вошла Лилит, открыв двери кабинета своим задом, так как руки были заняты подносом на котором исходил горячим паром кофе и белела содержимым сахарница. Все это она молча грохнула на стол со словами:
– Сахар сами положите по вкусу, чай не барин! – и удалилась, аппетитно раскачивая роскошными бедрами.
Руководитель филиала, привык к ее вечному, как Гималаи, хамству, однако принюхался. Взял стакан и осторожно сделал маленький глоточек. Так и есть:
– Мать твою! – выругался он в сердцах. – Опять цикорий! Да сколько можно-то!?
Впрочем, раскинув умом, никаких оргвыводов делать не стал, а просто добавил ложечку сахара и продолжил все так же отхлебывать маленькими глотками, здраво рассудив, что цикорий все же не электролит, которым она запросто могла его напоить в очередном приступе феминизма. Перегружать и без того ее слабые мозги своими мыслеграммами не стал, из-за опасения окончательного переклинивания, а потому просто включил селекторную связь и буркнул:
– Лилит, срочно ко мне Яхве и Одина. И еще Крона из твоей бывшей конторы кликни.
XXIII
Это была уже третья ночь, которую Захария – кавалер и полковник, провел у себя дома. Первая спокойная ночь. Он хорошо выспался, даже успел поглядеть какой-то сон, от которого даже не осталось четких воспоминаний. Звезда, исполняющая обязанности земного Солнца, называемая здесь – в «русском секторе» Ярилом или, взойдя чуть выше невысоких деревьев посаженных вокруг дома перед последней его командировкой, пощекотала веки. Он и так уже не спал, но глаза решил пока не открывать. Долго ли еще придется побыть в условиях, когда никуда не надо спешить, ни перед кем отчитываться? А главное, не надо ежеминутно принимать решения как за себя, так и за того в чьем теле находишься. Как сказал шеф, в их вчерашней непростой беседе, после того как основные вопросы с обеих сторон были освещены, нового назначения скоро ждать не придется, во всяком случае пока он сам не напишет рапорт о возвращении к последнему месту командировки. Все кадровые вопросы на самом верху решили пока отложить в преддверии грядущих перемен, которые ожидаются вот-вот. Правда, «в русском секторе» понятие «вот-вот» имеет довольно растяжимое толкование, поэтому Захарию не удивило бы известие о том, что его новое назначение последует не раньше чем через год, а то и два. В Раю умели не спешить и не «пороть горячку». Время позволяло, как следует, подготовить будущий рапорт. Конечно, он желал вернуться на Землю для того, чтобы как-то устроить будущее Инессы, которую он по праву считал и своей дочерью. Вместе с этим он хотел расставить все точки над i, в своих отношениях с Ирией. Идеалом, в его представлении служила картина, когда он добивается от нее согласия на брак с условием дождаться его из действительно последней, на этот раз, командировки. Пятьдесят-шестьдесят лет ожидания это немалый срок, тем более немалый для такой хорошей девушки, а с другой стороны – не такой уж и большой. Тем более, что опыт ожидания у нее уже был, по крайней мере – двадцатилетний, что она работала секретаршей, к тому же эти ожидания не были подкреплены никакой надеждой. А с другой стороны – Инесса… Даже если его рапорт каким-то чудом удовлетворят, будет ли у него возможность открыться ей? Как воспримет она его в ином облике? Надо еще не забыть позаботиться о хорошем ангеле-хранителе для нее. Такие дела не следует пускать на самотек. Если будет возможность, то надо самолично подобрать достойную кандидатуру из опытных ангелиц. Этим следует заняться, не мешкая, можно даже завтра. Солнечный свет, отразившись в большом настенном зеркале, висящем напротив кровати, ударил по глазам. Захария еще сильней зажмурился и улыбнулся. Этот свет падал ему на лицо всегда в одно и тоже время, вот уже много лет, поэтому он с точностью мог назвать его – 9 часов 36 минут. Пора было вставать. Нехотя встал. Похмелья после вчерашнего не давало о себе знать. За три с лишним тысячи лет работы полевым агентом чего только не приходилось пить – от тарасуна до романеи , поэтому в отличие от неопытного в этом деле Левушки, он знал, как пить, что пить и сколько и чем закусывать, чтобы наутро не выглядеть тряпкой.
Гигиенические процедуры не заняли много времени, а вот с заказом завтрака пришлось немного поднапрячься. Тосты, бутерброды, омлеты с вариациями и тривиальный «Якобс», надоели ему еще на Земле. Хотелось чего-нибудь хоть и непритязательного, но более оригинального. Быстро пробежался по меню ближайших кафе. Ассортимент неожиданно порадовал и одновременно ввел в замешательство своим разнообразием. Ничего толком не выбрав, решил закрыть глаза и ткнуть пальцем наугад. Палец угодил в перловую кашу с сухофруктами и шоколадными оладушками. Чай с бергамотом завершил скромную композицию. Покончив с завтраком, включил комтор. Опять поздравительные сообщения, просьбы дать интервью телевидению и прочая лабуда. Слегка огорчился – заветного имени в числе пропущенных звонков не присутствовало. Немного помявшись, решил все-таки проявить инициативу и не без трепета набрал заветное имя и номер. Вопреки ожиданиям, она не стала испытывать его терпение, почти сразу выйдя на связь.
– Привет! – поздоровался он, увидев, на маленьком экранчике, знакомые и милые черты. – Вы мне не звонили?!
– А разве у вас есть пропущенные от меня звонки? – спросила она в свою очередь, улыбаясь.
– Нет, поэтому и спрашиваю. А то я вчера немного замотался…
– Я понимаю, – кивнула она, – у меня и самой вчера была напряженка. Секция и прочее…
– Я помню, вы говорили об этом на балу.
– У вас ко мне какое-то дело? – осторожно поинтересовалась Ирия, не убирая улыбку с лица.
– В общем-то,– начал он, но прервал сам себя. – Ирия, у меня к вам есть два предложения!
– Ооо! Целых два? Это интригует! Я должна выбирать одно из двух, или принять оба?! – сделав круглые, как у маленького совенка глаза, спросила она.
– Оба принять! И одобрить, сразу в первом и втором чтении! – засмеялся Захария.
– Излагайте! – тоном избалованной, но заинтригованной маркизы сообщила она.
– Во-первых, давайте перейдем на «ты». Тем более разница в возрасте между нами, всего то, какие-нибудь три с половиной или чуть больше лет, – игриво, как ему самому показалось, проговорил он.
– Что?! Неужели я так плохо выгляжу в свои детские 76 лет?! – едва скрывая откровенный смех, спросила она.
– Эээ, честно говоря, я не ожидал от вас такого ответа, – смутился Захария.
– А какого ждали?
– Ну, что-то вроде… ах, как вы хорошо сохранились, по сравнению с чучелом Тутанхамона! – опять засмеялся он и она с удовольствием его поддержала. – Так, как вам мое предложение? Не слишком дерзкое?
– Дерзкое! – согласилась она, деловито кивнув. – Но вам, в смысле «тебе» в этом плане отчаянно повезло. Люблю дерзких мужчин. Поэтому, я пожалуй соглашусь перейти на «ты» в нерабочей обстановке. Второе предложение будет из этой же серии? – она остро взглянула ему прямо в глаза, уже без смеха.
– Да, Ирия. Из этой. Я приглашаю вас, то есть тебя, провести этот день в моей компании. Побродить по Городу, посетить памятные места, где-нибудь посидеть за чашечкой чего-нибудь бодрящего…
– Мне сразу соглашаться, или для приличия можно немного поломаться?! – она опять улыбнулась ему тепло и нежно.
– Конечно, соглашаться сразу! А поломаться можно будет уже потом, впроцессе, так сказать, – сразу и не задумываясь, нашел он выход.
– Это деловой подход. Я, пожалуй, соглашусь с предложением. Сколько у меня времени для того, чтобы привести себя в надлежащий вид? – спросила она твердым и уверенным в себе голосом.
– Здесь неуместны никакие ограничения, – подбоченясь, сообщил он.
– А вы, тьфу ты, мне нравишься! – засмеялась она. – Хорошо. Я не стану злоупотреблять мужским терпением и обещаю управиться за полчаса. Где встречаемся?
– Как настоящий кавалер, я буду ожидать твоего выхода у подъезда, – заявил он, пытаясь прищелкнуть голыми пятками.
– Хорошо, – сказала она и отключилась, чтобы не терять время.
Захария тоже не стал прохлаждаться в ожидании оставшегося до встречи времени, а направился к платяному шкафу, где хранился его невеликий, как и у всех холостяков, гардероб. Посетовав на то, что забыл спросить у Ирии о том, в чем она будет одета, дабы как-то сочетать свой внешний вид с ее, открыл створки шкафа. Не придумав ничего толкового, решил надеть белые брюки со светлыми туфлями, и белую футболку, изображающую олимпийского Мишку с надписью «Олимпиада-80». Предполагая, что свидание может затянуться до позднего вечера, благоразумно взял с собой ветровку, тоже, кстати, белого цвета. Вечером может быть прохладно, а косточки почти четырех тысячелетнего старца надо держать в тепле. Но сейчас он не стал ее надевать, а просто свернул и повесил на руку. Процесс одевания завершился подпоясыванием таким же белым ремнем и навешиванием на него поясного кошелька. Захотел подушиться мужским одеколоном «Айсберг», но не рискнул, боясь, что специфический запах может не понравиться спутнице. Глянув на себя в зеркало и убедившись в который уже раз, что не просто хорош, а «душка», вышел из дома. Через пять минут он уже топтался у подъезда многоэтажки в ожидании любимой, не забыв по пути заскочить к ближайшему банкомату, чтобы обналичить небольшую сумму, так, на всякий случай. Ровно в означенное время из подъездного чрева буквально выпорхнула Ирия. Если на свете и была женщина, которая могла бы удивить чем-нибудь Захарию, то она носила имя – Ирия. Как будто заранее прочитав его мысли, она тоже была в белом. Белое платье до колен в стиле «бэби долл» и белые туфельки на невысоких и устойчивых каблучках делали из нее воздушное, почти невесомое создание.
– Как я угадала с платьем! – захлопала она в ладоши при виде своего спутника. – Белое тебе очень идет!
– А тебе идет все! Даже если бы ты надела на себя мешок из-под картошки, то все равно бы выглядела принцессой!
– Типа «подлецу – все к лицу»?! – прищурилась она на него, притворно сердясь.
– Да нет! Что ты?! Я наоборот! Поверь, без всякой задней мысли! – замахал он на нее руками.
– Без задней мысли, говоришь?! А тогда с какой?! С передней?! – продолжала она насмешливо допытываться, наблюдая, как ее вопросы вгоняют его в краску.
– Да нет же! Уверяю, у меня вообще не было никаких мыслей, – чуя, что окончательно запутывается в мыслях, бормотал он невнятно.
– Что? Никаких-никаких мыслей?! – продолжала она его терзать.
– Все-все! Сдаюсь! Молодое поколение мне, старику не переспорить! – поднял он руки к верху, сдаваясь на милость победителя.
– Нельзя так быстро сдаваться! – топнула она на него ножкой. – Бороться нужно до конца! Даже если у тебя из рук выпал меч, даже если ты упал, и к твоему горлу приставили мизерикордию ! Меня так учил папа, а папа для меня – высший авторитет!
– А кто у нас будет папа?! – улыбнулся он от ее неожиданного напора.
– А папа у нас буду я, – проговорил кто-то негромким голосом за спиной у Захарии.
Захария моментально обернулся и встретился взглядом с таким же высоким, как и он сам молодым человеком, лет двадцати пяти. Но учитывая райские особенности, ему запросто могло оказаться сколько угодно лет, от ста, судя по возрасту дочери и до двух тысяч. Папа был одет в летний армейский камуфляж, высокие болотные сапоги и панаму армейского образца времен Советского Союза, сдвинутую на затылок, так, что хорошо были видны его внимательные стальные глаза с белесыми бровями и прищуром профессионального снайпера. В одной руке он держал удочку из искусственного бамбука, а в другой пластмассовое ведерко, наполовину наполненное еще трепыхающимися карасями.
– Ой, пап, познакомься, это Захария! – защебетала Ирия, нисколько не растерявшись от возникшей неожиданности.
– Захария, – представился полковник потенциальному тестю, протягивая свою руку для пожатия.
– Евстафий Андреевич, – отрекомендовался тот, неспешно ставя ведро на тротуар и пожимая протянутую руку.
Пожатие у него было крепким, но без фокусов, когда начинают изо всех сил давить руку визави для того, чтобы показать кто в доме хозяин положения.
– Где-то я вас уже видел, – задумчиво произнес Евстафий Андреевич, – уж больно лицо мне ваше знакомо.
Захария пожал плечами, но тоже более внимательным взором окинул собеседника. Его лицо тоже ему кого-то напоминало, но он не мог пока вспомнить кого именно. Тем временем, видимо прокрутив в голове недавно встречающиеся образы, рыбак неожиданно хлопнул себя по лбу:
– Ну как же! Вспомнил! Ее вот, – ткнул он пальцем в сторону дочери, – спальня вся утыкана твоими фотографиями. Лет пятьдесят уже собирает и развешивает.
– Ну, пап! – негодующе воскликнула дочь, покрываясь алой краской до корней волос.
– Что, пап?! – ехидно осведомился отец. – Радоваться надо, а не возмущаться. Все фотки да фотки, а тут, понимаешь, натуральный образец. Герой, кавалер, без пяти минут генерал. Честь какая, нам с матерью.
– Пап, перестань! Вечно ты со своими насмешками, – перешла дочь в контратаку.
И тут Захария вспомнил этот чуть насмешливый взгляд светлых, как литовские озера глаз. Он несколько раз видел этого человека на форумах и заседаниях ангельских служб, требующих координации действий между полевыми агентами и ангельским спецназом. Помнится у обладателя этих глаз было звание подполковника и должность заместителя командира сил специального назначения Шестого Сектора. А еще ему вспомнился кровавый и страшный XIV век и юноша с тем же именем и теми же глазами, залитый кровью и с веревкой на шее. В постный день юный воин Великого князя литовского Ольгерда по имени Евстафий публично отказался оскоромиться за что жестокий правитель приказал своим палачам отрубить ему ноги и руки, но не добился от того даже стона. Вконец обозленный упорством юного воина, он приказал повесить его на нижних ветвях раскидистого дуба. «Теперь понятно, откуда у нее фамилия Литвинова» – пронеслось молнией у него в голове.
Не вникая в препирательства дочери и отца и игнорируя явную насмешку в свой адрес (спецназовцы всегда были слегка высокомерны к ангелам-хранителям, считая их всего лишь людскими советниками, а не настоящими защитниками, как они сами), Захария взял слово:
– Прошу простить меня великодушно, Евстафий Андреевич, за то, что не представился вам заранее. Поверьте, просто пока не нашел подходящего случаю повода. Мы с вашей замечательной дочерью знакомы всего три дня, и я теперь понимаю, откуда в ней столько хороших и достойных черт.
– Зачетно, – проговорил папаша, поднимая большой палец правой руки. – Ладно, полкан , не надо лишних суесловий. Мы взрослые люди и все понимаем. Единственное о чем прошу, так это сберечь честь моей дочери и моей семьи.
– В этом можете не сомневаться, – глядя прямо в глаза отцу, твердо сказал Захария и опять протянул руку.
Рука не повисла в воздухе. Ответное рукопожатие было таким же твердым и спокойно-уверенным, как и в прошлый раз.
– Сейчас в гости не зову. Вижу, что вам пока надо пообщаться в спокойной обстановке, побыть наедине, но в дальнейшем, милости просим. Двери нашего дома для вас открыты.
– Спасибо! – расчувствовался Захария. – Я обязательно воспользуюсь вашим приглашением, причем, в кратчайшее время.
– Мать дома? – спросил Евстафий у дочери.
– Да, – кивнула она, – утром пришла с дежурства. Спит.
– Ладно. Я тихонько тогда. А вы, – обратился он к Захарии, – надолго гулять собрались, молодежь?
Ирия не удержалась и прыснула от смеха. Улыбнулся и Захария. Поняв двусмысленность слова «молодежь», Евстафий тоже не смог скрыть улыбку.
– Я помню. Мне ваша дочь уже говорила, что позже одиннадцати задерживаться ей крайне не рекомендуется, поэтому следуя духу и букве вашего домашнего устава, обязуюсь уложиться в нормативные сроки, доставив ее к этому же самому месту в целости и полной сохранности, – на полном серьезе ответил он за себя и за свою спутницу.
– Одобряю, – поддерживая полуофициальный тон, коротко высказался отец. И еще немного подумав, добавил. – Вечером может быть прохладно, ты бы кофту взяла какую. И мороженого много не ешь. Не забывай, что у тебя – гланды. В общем, как-то так.
Он еще потоптался немного, и потом, неловко козырнув занятой ведерком рукой, направился к подъезду.
Захария еще некоторое время оставался под впечатлением от встречи с отцом Ирии. Провожая взглядом удаляющуюся фигуру Литвинова, он воскресил в памяти все, что знал до этого о специализированном воинском формировании, в котором тот служил. Выше уже сообщалось, что профессия «спецназовца» была из числа наиболее «героически» и в то же время являлась мельницей, зачастую перемалывающей судьбы своих служащих. Служить туда шли отчаянные «сорвиголовы», заранее поставившие крест на своем семейном будущем. Выходить замуж за ангела, который может окончательно погибнуть в любой момент, соглашались единицы, которых без труда можно было сосчитать по пальцам двух рук. Семья Ирии, судя по всему, как раз и была из их числа. Предназначение «спецназа» заключалось в оперативном и точечном вмешательстве в события, грозящие фатальными последствиями. Их, срочным образом, посылали туда, где по каким-то причинам возникала неожиданная угроза, а персонально закрепленных ангелов-хранителей, либо не хватало для ее купирования, либо их не было вовсе. Обычно, в место потенциальной угрозы посылали одного, редко – двоих «спецназовцев». (Захария не знал, что 26 апреля 1986 года на ликвидацию Чернобыльской аварии было брошено более ста «спецназовцев», так как уже находился в это время в теле Круглова). Количественный состав войск специального назначения по сравнению с общим числом ангелов было невелико. В Русском Секторе спецназовцев насчитывалось едва ли больше двух тысяч. Подготовка каждого бойца «спецназа» носила длительный, сложный и весьма затратный характер. Постоянные изнурительные тренировки и экзамены по широкому спектру дисциплин, начиная с физической подготовки с элементами рукопашного боя и заканчивая изучением устройства всех видов ядерных реакторов, оставляли в строю лишь единицы из числа желающих встать в их ряды. Эти немногочисленные воинские соединения присутствовали не во всех секторах Рая. Подобные подразделения базировались только в Европейском, Азиатском и Русском секторах в связи с тем, что основные трагические события на Земле происходили именно в этих регионах. Остальные сектора могли себе позволить не содержать столь затратные воинские формирования, уповая, в случае чего, на своих соседей, которые, впрочем, никогда им не отказывали в помощи.
Для лучшего уяснения сути работы воинов «спецназа» можно привести несколько достаточно красноречивых примеров. Представим на минуту поле боя. Бой еще идет, и нет ему конца, а на поле боя то там, то тут уже лежат раненые, многие из которых находятся в тяжелом состоянии. Юная санинструктор подползает к одному такому, нуждающемуся в срочной эвакуации. В ней самой, вместе с сумкой перевязочных материалов меньше пятидесяти килограмм, а в раненом бойце – около сотни. И вот эта малютка пытается вытащить его с поля боя. По всем известным канонам это абсолютно бесперспективное дело, если подходить с научной точки зрения. Но нет. Она взваливает на себя почти бездыханное тело в два раза превышающее ее по величине и массе и начинает медленно ползти со своей ношей до родных окопов. Невозможно? Да. Только никто не видит, что рядом с ней беря на себя едва ли не большую часть нагрузки, ползет и пыхтит ангел. Так, втроем, они и добираются до своих, но об этом никто никогда не узнает. Лишь опытные седоусые бойцы, являясь свидетелями подобных сцен, покачивая головами, скажут тихо в усы: «Тут без ангела не обошлось. Факт».
Или вот еще. Рота изнуренных бойцов, среди которых больше половины раненых никак не может оторваться от преследующих его фашистских стервятников. Остаться в заслоне – стопроцентно обрекая себя на смерть остается молоденький парнишка первого года призыва. Остается с «максимом» для которого нет даже положенного второго номера. Патроны для него собирают со всей роты, но их хватает только на то, чтобы снарядить полторы ленты. Даже отчаянно экономя патроны, мальчишке больше получаса не выстоять. Рота уходит, низко кланяясь оставшемуся смертнику. Уже через 15 минут арьергард слышит первые выстрелы. Проходит полчаса. Час. Два. Но выстрелы не смолкают. Что за чудо? А чуда никакого нет. Это ангел залег на место «второго номера» и все падает и подает «первому» патроны. И патронам этим нет конца. Бойцу бы удивиться от такого невероятного случая, но некогда, надо стрелять. И он продолжает стрельбу. Уже и кожух ствола раскалился добела от непрерывной стрельбы, но ангел не дает стволу разорваться. Он машет крыльями и тот остывает, а крылья ангела обгорают от соприкосновения с раскаленным металлом. Пулеметчик слышал хлопанье крыльев, но не мог видеть своего нежданного помощника. Но воинское счастье не бывает вечным, и когда одна из пуль разрывает сердце храбреца-одиночки, ангел оттаскивает его тело в сторону и присыпает землей, чтобы враги в ярости от понесенных потерь не надругались над его уже бездыханным телом..
Бывали и такие случаи. Сбрасывает, к примеру, нелюдь в образе летчика люфтваффе бомбу особой мощности, способной пробить многоэтажный дом от крыши до подвала и взорваться там. А в подвале собрали ребятишек из близлежащего садика. С нестерпимым воем несется смерть с высоты, проламывая на своем пути этажные перекрытия, и уже добралась до подвала, но могучие плечи ангела, вовремя подставленные под головку контактного взрывателя не дают ей взорваться. Пока детей спешно выводят из подвала, он из последних сил, до порванных жил и крови изо рта удерживает на себе смерть, как атлант Землю. Бомба не взорвалась. Прибывшие на место несостоявшейся (не состоявшейся ли?) трагедии саперы обезвреживают почти двухтонную SC-1800. А еще через пять минут после них прибывают ангелы из спасательного отряда и достают буквально вмятого в бетон фундамента своего товарища. У него сломаны крылья и ребра, раздавлены все внутренности, но он еще живой. Затянутые кровавой паутиной глаза пытаются разглядеть окружающих, а губы еле шепчут: «Дети живы?» Получив утвердительный ответ, он слабо улыбается и закрывает глаза. Уже навсегда. Спасатели поднимают тело своего коллеги, и положив его на свои плечи, в скорбном молчании уносят к месту его последнего пристанища. Домой.
Или вот совсем свежий случай. Когда разразилась Чернобыльская катастрофа, целую роту подняли по тревоге и отправили в помощь лейтенанту Виктору Правику . Никто тогда не знал, как надо правильно бороться с огнем в активной зоне реактора, ни люди, ни ангелы. Не было такого опыта. Это уж потом появились методички и инструкции, разработанные при участии самого Курчатова, а тогда они просто прибыли наспех собранные и никак не экипированные. Помогали пожарным качать воду ручными помпами, взобравшись на крышу четвертого энергоблока, голыми руками сбрасывали вниз радиоактивный шлак, проникали в самое сердце реактора, протаскивая в узость переходов пожарные шланги. И хотя кремниевым ангелам радиация была не так страшна, как людям, многие из них тогда получили сильнейшие ожоги.
А уж сколько раз им приходилось предотвращать начало апокалипсиса Третьей Мировой войны, вмешиваясь в работу внезапно «сошедшей с ума» электроники», знало только руководство ангельского воинства.
В Раю все знают, на Земле знают лишь единицы, а остальные могут только догадываться, что в знаменитом параде Победы, состоявшемся 24 июня 1945 года, принимал участие сводный батальон ангельского «спецназа». В то памятное утро с утра зарядил нудный не по-летнему дождик. Когда основная часть парадных «коробочек» прошла перед мавзолеем, то после пулеметных тачанок, перед тем как должна была пройти колонна техники, образовалась небольшая пауза. Именно во время этой паузы и прошел, чеканя шаг, сводный ангельский батальон, как раз под командованием, тогда еще майора, Евстафия Андреевича Литвинова. Капли дождя падавшие на марширующих ангелов частично демаскировали их перед многочисленной публикой и не менее многочисленными кинооператорами. От внимательного взора людей и телекамер не укрылись призрачные крылатые существа стройно и гордо маршировавшие мимо трибун. Не укрылось это и от Сталина. Все, кто были на площади замерли в оцепенении, но даже до самых тугих умом дошло, что Небесное Воинство на стороне советского народа. Дошла эта немудрящая мысль и до военных атташе «союзных» государств. И в высоких кабинетах, где-то там за морями, сделали из этого правильные выводы. Конечно, киноаппараты и пленку, компетентные органы изъяли, а в официальной кинохронике на этом месте образовался никем не объясняемый разрыв и довольно неумелая склейка. Но только с тех пор, по негласному распоряжению высшего руководства страны, перед тем, как парадный оркестр завершит свое прохождение, давалась пауза, в несколько минут, для того, чтобы ангелы смогли пройти строем в заслуженном ими параде.
Все эти воспоминания быстрой стаей пронеслись в голове Захарии, однако его слегка задумчивый вид не укрылся от взора девушки.
– Гражданин кавалер, – нетерпеливо обратилась она к своему спутнику, – вы долго еще намерены разглядывать мой подъезд?
– А? Что? – не сразу сориентировался он, отходя от воспоминаний. – Прости Ирия, задумался, глядя на твоего отца.
– Понимаю. Я тоже часто задумываюсь о нем. И все время боюсь, что однажды и он может не вернуться из очередной операции по спасению кого-то или чего-то, – голосом полным печали и сострадания произнесла она. – А на маму, так и вообще смотреть страшно в это время. Остановится и молчит, глядя в одну точку. Она и спит то только когда он рядом.
– Прости. Я правильно понял, что мама где-то работает на ответственном посту? Ты сказала, что она где-то дежурила.
– Да. Она работает врачом в ангельском госпитале, закрепленном за «спецназом», – улыбнулась она. Мысль о маме помогла девушке выйти из тревожного состояния. – Она у меня из XV века. Из-под Пскова. Была послушницей в женском монастыре. Травы целебные собирала, за больными да немощными ходила. Как-то после очередного мора от черной оспы, заприметила она, что некоторые крестьянки, что имеют дело с коровами, хоть и болеют оспой, но все же не умирают, как остальные. Вот и удумала прокалывать оспенные пустулы доярок, да протягивать через них нитку, а потом поцарапала свою кожу на руке, да и привязала эту нитку в поцарапанном месте. Заболела, конечно, но оклемалась. А потом и деревенским ребятишкам такое сделала, утаив от их родителей. Кто-то из них проговорился родителям, а те пошли жаловаться матери-настоятельнице. Та испугалась, что крестьяне подожгут обитель и ввергла маму в монастырское узилище, в подвал на цепь посадила. Там мама и умерла через три года от чахотки. А тут вот уже и папу встретила.