В ожидании технологического прорыва

Мне эти три строчки показались для данного случая неподходящими, и я взял новый чистый лист бумаги, на котором через 30-40 мин. изложил полный текст своей версии письма. Мне это было совсем нетрудно, потому что я был осведомлён в полной мере о всех перипетиях подготовки проекта, т.к. через меня проходила вся техническая документация по этому делу.

Кроме того, у меня было полное понимание того, насколько острой была постановка вопроса, и это так меня вдохновило, что и я сам был крайне удивлён после того как, прочитав написанное, не поверил, что это мой текст, настолько он мне показался убедительным и обоснованным для принятия положительного решения. Шеф очень внимательно прочитал письмо и на его лице, как я заметил, было полное удовлетворение, но в ответ он только кивнул головой и сказав хорошо, никак это письмо не прокомментировал.

Я же почувствовал большое облегчение, т.к. у меня было опасение, что он как-то негативно отреагирует на то, что я не принял во внимание его текст начала письма. Тем не менее, он потому и был очень эффективным руководителем, что доверял тем, кто, по его мнению, наилучшим образом умел выполнять его поручения. Он и раньше просил меня готовить ему разные письменные материалы, в частности, статью в заводскую газету об эффективности станков с ЧПУ, после чего он очень похвально отозвался о ней в присутствии других сотрудников отдела.

Что же касается письма, то далее всё было тоже не так просто, поскольку цена договора составляла порядка 30 миллионов переводных рублей, а ответственность за это в министерстве никто на себя брать не хотел. Тут уже шефу пришлось проявить всё своё умение, чтобы убедить министерское начальство в том, что если договора не будет, то последствия выйдут на международный уровень и тогда уже никому мало не покажется. В итоге крайний всё-таки нашёлся, это был начальник отдела оборудования Минавтопрома, который был вынужден взять ответственность на себя, и его подписи оказалось достаточно, чтобы деньги из Минфина появились.

Теперь договор можно было подписывать, но до его подписания руководством «Станкоимпорта», нужны были подписи руководства МАЗа как заказчика оборудования. Шеф не имел для этого достаточно полномочий и требовалась подпись как минимум Главного технолога завода. Он приехал для этого в Москву и пригласил шефа в Белорусское Постпредство, где он находился в гостиничном номере.

У шефа были опасения, что Главный технолог за свою подпись потребует передачи ему всех полномочий по этому проекту. Поэтому он пошёл на хитрость и подготовил для Главного технолога не только те бумаги, которые нужно было подписать, но и вместе с ними полный комплект всех документов, касающихся договора, которые были собраны и переплетены типографским способом в восьми толстенных томах. Он просто оставил их в номере у Главного технолога и предложил ему перед подписанием бумаг ознакомиться с ними.

Один только договор занимал целую книгу объёмом более, чем 200 страниц, а всё остальное накопилось за пять лет подготовительных работ. Естественно, что даже простое ознакомление с таким большим количеством самых разных документов было просто физически невозможно, и когда Главный технолог в этом убедился, он поставил свои подписи на всех представленных ему документах и даже не стал задавать никаких вопросов.

Коммерческий сотрудник «Станкоимпорта» также потребовал от шефа парафировать (поставить сокращённые подписи) все 200 страниц договора на экземпляре его организации. Шеф поручил это сделать мне, что было вполне логично и исполнено, т.к. иначе получилось бы, что подпись рядового сотрудника стояла бы рядом с подписью одного из главных специалистов огромного завода, по сравнению с которым всё помпезное здание «Станкоимпорта» выглядит как домик в деревне.

После подписания договора руководством «Станкоимпорта», шефа и меня пригласили в кабинет заместителя директора «Станкоимпорта». Там весь кабинет был уставлен множеством подарков и сувениров зарубежного производства, особенно много было разных часов с прозрачными корпусами и большими маятниковыми механизмами, в которых можно было снаружи видеть, как все их колёсики очень эффектно вращались и двигали стрелки циферблата.

Шеф после этого мне сказал, что кабинет замминистра автопрома, где ему пришлось как-то раз побывать, выглядит просто как хлев по сравнению с этим кабинетом замдиректора «Станкоимпорта». Мне же стало понятно, почему рядовые коммерческие сотрудники «Станкоимпорта» так жёстко и бескомпромиссно ведут переговоры с зарубежными партнёрами. Однако, после того как эти партнёры попадали в такой кабинет, все проблемы решались самым чудесным образом.

Некоторое время спустя, немцы сообщили о своей готовности предъявить первые станки для приёмки и пригласили группу представителей МАЗа для работы одновременно на трёх заводах производителях в разных городах ГДР. Шеф включил меня в эту группу вместе с ещё двумя наладчиками, которые вместе с ним уже выполняли подобную работу в Японии на фирме Toshiba.

Таким образом, группа из трёх приёмщиков, возглавляемая шефом, прибыла в немецкий город Карл-Маркс-Штадт, где располагались Rawema и один из станкостроительных заводов. Другие два завода находились в Дрездене и Ауэрбахе. Меня шеф направил работать на завод в маленьком городке в Ауэрбахе, который первым объявил о готовности предъявить оборудование для приёмки. Поскольку другие два завода ещё не были к этому готовы, то вся группа первым делом отправилась на завод в Ауэрбахе, чтобы всем набираться опыта.

На этом заводе производились станки для производства мелких корпусных деталей, а поскольку количество таких деталей было значительно больше, чем крупных, то, соответственно, и количество станков такого типа было в два раза больше, чем тех, которые должны быть поставлены с каждого из двух других заводов. Соответственно и нагрузка на меня была значительно больше, чем на других приёмщиков.

Но тогда мы ещё не представляли себе, что нас ожидает, и все с любопытством рассматривали первый станок, который раньше могли видеть только на рекламных проспектах. Это был станок класса обрабатывающий центр, позволяющий использовать для обработки одной детали до сорока различных инструментов, размещаемых вне рабочей зоны станка в большом вращающемся магазине. Инструменты захватывались специальным манипулятором и перемещались из магазина в шпиндель, и наоборот, из шпинделя в магазин.

На рабочем столе станка была установлена одна из заготовок детали колёсного тягача и в нашем присутствии началась её обработка в программном режиме. У всех нас было торжественное настроение, которое через некоторое время сменилось некоторым недоумением после того, как один из фрагментов стружки перелетел через ограждения рабочей зоны станка о оказался на шикарной кудрявой шевелюре шефа. Тот сразу представил себе, что подумает об этом высокое начальство из министерства, которое окажется в такой ситуации.

Но только одним этим инцидентом дело не ограничилось. Неожиданно процесс обработки был остановлен из-за какой-то неполадки, для устранения которой пришлось открыть рабочую зону станка. Ограждения были на колёсах и их просто раздвинули в разные стороны, в результате чего стружка и охлаждающая жидкость, находящиеся в поддоне ограждений, оказались на полу. Шефа этот факт сильно расстроил, т.к. он знал, что пол в новом корпусе, где должна была размещаться ГПС, было приказано покрасить и разметить в ярких цветах, чтобы сделать там образцово показательный цех.

Я заметил также, что в рабочей зоне станка отсутствует местное освещение, что было недопустимо даже с точки зрения техники безопасности, но видя состояние шефа я ему об этом ничего не сказал. В конечном итоге присутствовавший там представитель Rawema принёс нам извинения и сказал, что все неполадки будут устранены в ближайшее время, после чего нас пригасят для продолжения приёмки оборудования.

Мы вернулись на своё постоянное место пребывания в гостинице Карл-Маркс-Штадта. Шефу стало совсем плохо, у него разболелись все его болячки и его поместили на лечение в больницу советской воинской части. Подождав несколько дней, мы навестили шефа, состояние которого было ещё далеко от нормального, и я попросил его дать мне разрешение на прямой контакт с представителями Rawema и предложить им, чтобы в рабочие дни приёмщики постоянно находились на всех трёх заводах для решения любых текущих вопросов.

Шеф согласился, начальство из Rawema тоже и, благодаря этой нашей инициативе, все трое приёмщиков вместе с сопровождающими их представителями Rawema стали постоянно находиться на предприятиях во все рабочие дни. Хотя до приёмки ещё дело не дошло, вопросов хватало и совсем без дела мы не оставались. Мне и сопровождающему из Rawema было разрешено контактировать со всеми сотрудниками завода, участвующими в подготовке станка для приёмки. В частности, начальник отдела технического контроля (ОТК) подробно ознакомил нас с организацией работ по производству и приёмке каждого станка.

Началом этого процесса было появление станины на первом рабочем месте сборки, где на неё, монтировались все другие узлы и агрегаты станка по мере её передвижения на другие рабочие места. Таким образом, в процессе сборки одновременно находились несколько станков и по их наличию можно было примерно оценивать сроки их появления в полностью собранном виде. На некоторых промежуточных стадиях сборки ОТК осуществлял промежуточный контроль выполненных работ.

Начальник ОТК охотно отвечал на все мои вопросы и это было вполне естественно, т.к. фактически мы делали одну и ту же работу. На МАЗе была аналогичная ситуация, где приёмка продукции осуществлялась ОТК и представителем заказчика от военных, которым поставлялись колёсные тягачи. Технологии сборки тоже были очень похожи, только на МАЗе всё начиналось не со станины, а со сварной металлической рамы колёсного шасси, на котором монтировались все другие узлы и агрегаты.

Кроме начальника ОТК, я познакомился еще с высококлассным специалистом механиком, который был настолько большим мастером своего дела, что фактически руководил всеми сборочными и испытательными работами, хотя он не был начальником, а только квалифицированным рабочим и бригадиром. В этом проявлялась особая ментальность немцев, которые, в отличие от нас русских, стремились всегда и во всём поддерживать максимально возможный уровень рациональности и экономности.

Также у меня не было никаких проблем контактировать с начальником сборочного производства, хотя на начальном этапе таких проблем не возникало. Главной проблемой было только одно, по-прежнему нам не предъявлялись станки для приёмки. Общая ситуация стала накаляться и на завод, где я работал, срочно прибыл коммерческий сотрудник «Станкоимпорта», курирующий данный проект.

На совещании с руководством завода и Rawema, где я также присутствовал, он говорил по-немецки без переводчика и просто потряс меня тем, как он, задействуя словарный запас не более сотни слов, умудрялся говорить так, что его понимали не только немцы, но и я. Перед поездкой в ГДР я очень интенсивно изучал немецкий язык и к тому времени мой словарный запас оценивался мною в несколько тысяч слов. А тут я с изумлением обнаружил, что разговаривать по-немецки, как это делал сотрудник «Станкоимпорта» я тоже могу.

С этого момента вдруг я заговорил и это было так неожиданно для немцев, что они высказали мне свою обиду на то, что я от них это якобы умышленно скрывал. Мой сопровождающий из Rawema сказал мне, что у них всегда были очень большие трудности с переводчиком, а теперь это оказалось ненужным, т.к. все, в т.ч. и я сам, убедились в моей способности достаточно свободно общаться по-немецки.

Когда общая картина организации работ по производству станков полностью для меня прояснилась, я попросил передать мне для изучения всю техническую документацию, которая поставляется с каждым станком. Мне принесли множество больших папок с документацией, и когда я просто их полистал, то сразу заметил, что отсутствует разделение документации по папкам так, чтобы для каждого специалиста была своя отдельная папка с соответствующей маркировкой.

Например, должны быть отдельные папки для монтажников, механиков, гидравликов, электриков, электронщиков, технологов-программистов, наладчиков, и т.д. Такая работа по упорядочиванию документации была выполнена конструкторами буквально за пару дней, и мне быстро вернули все папки, в упорядоченном и маркированном виде. После того, как я убедился, что работа выполнена очень хорошо и основательно с немецкой пунктуальностью, я вернул в конструкторский отдел все папки, кроме двух, относящихся к технологам-программистам и наладчикам, которые я изучал еще долго и самым тщательным образом.

Эффект от этой работы был для меня неожиданным. Когда я проходил по сборочному цеху, меня заметил бригадир сборщиков, тот самый специалист механик экстра-класса. Он подошёл ко мне и поблагодарил за проделанную работу с документацией. Он сказал мне, что рабочие уже давно высказывали начальству недовольство по вопросу с беспорядком её размещения по папкам. Им было обещано, что эта проблема будет решена, но реально ничего не делалось. И вот вдруг на заводе появился человек из другой страны, который очень быстро закрыл этот вопрос.

Я ему не стал говорить, что даже ещё не начал читать документацию, но пояснил, что никакой моей заслуги в этом нет, а неупорядоченность мне просто сразу бросилось в глаза. С другой стороны, я его очень хорошо понимал, т.к. на МАЗе ситуация была аналогичная, потому что технологи большую часть времени были на побегушках у начальства, выполняя несвойственную им работу, и у них просто не оставалось достаточно времени, чтобы наводить должный порядок с документацией на вверенных им производственных участках.

Наконец, наступил момент, когда мне повторно был предъявлен станок, который не прошёл испытания при первом нашем приезде всей группой. После того, как я прибыл на завод для постоянной работы, то в первую очередь предложил доработать конструкцию станка и конкретно изложил свою версию, как это должно быть сделано. Сначала немцы сопротивлялись и говорили, что это слишком сложно и вряд ли оправданно, но когда я им напомнил, что это первый выпущенный ими станок, и если его не доработать, то это отразится самым негативным образом на дальнейшей репутации этого сложнейшего оборудования.

Теперь, когда я вновь увидел этот станок, я его просто не узнал. Над шпинделем станка были размещены две яркие люминесцентные лампы, прекрасно освещающие всю рабочую зону, которую можно наблюдать с разных сторон через прозрачные окна в ограждениях. Под лампой был установлен прозрачный защитный экран, препятствующий вылету стружки за пределы ограждений. В задней части ограждения была установлена дверца, через которую, при необходимости, станочник мог входить в рабочую зону, не раздвигая ограждения.

Всё было исполнено в точности с моими предложениями и педантичностью, свойственной немцам. Было видно, что они были очень довольны результатом своей работы даже больше, чем я сам. Эта удовлетворённость ещё более усилилась после того, как станок успешно прошёл испытания и выполнил полную обработку детали согласно технологии.

После этого я вспомнил, что приёмку всегда надо начинать с внешнего осмотра оборудования в целом. Когда я обходил вокруг станка и тщательно осматривал все его агрегаты, то заметил что нах есть приборы типа манометров, стрелки которых показывали какую-то величину, которую станочник просто обязан был знать, иначе он не может быть уверен, что станок в рабочем состоянии. Тогда мне в голову пришла идея о том, чтобы нанести краской прямо на приборах диапазон допустимых значений и это простое решение позволит исключить случаи неправильной эксплуатации дорогостоящего оборудования.

Я решил сам не говорить это конструкторам, чтобы не омрачать их радостного настроения и передал мои соображения по этому вопросу представителю Rawema. После моих разъяснений он сразу подошёл к конструкторам и рассказал о моей идее. По тому, как те закивали головами, я понял, что моя идея одобрена и уже на следующий день я увидел, как это было реализовано. Бригадир сборщиков, узнав об этом, оценил мою идею как гениальную по своей простоте и вновь поблагодарил меня, т.к. это непосредственно касалось его работы.

Через несколько дней станок разобрали на части и уложили на деревянный поддон для транспортировки. Отдельные узлы были крепко привязаны ремнями к нижней части поддона. У меня была только одна просьба дополнительно закрыть плёнкой коробки с документацией, что было сразу же сделано. После этого, вся эта конструкция была накрыта сверху сначала специальным водонепроницаемым кожухом, а затем деревянным корпусом, который привинтили к поддону.

От начальника ОТК я узнал, что с этим первым станком работы велись около года, а для последующих станков приёмка будет производиться мною с более ранних этапов сборки. В частности, это будет относиться к проверке точности позиционирования рабочего стола. Для этого будет задействована линейка с нанесёнными на ней делениями на расстояниях в один микрон. Чтобы увидеть эти деления, вблизи линейки закрепляется микроскоп, через который можно видеть, насколько точно рабочий стол приходит в запрограммированные четыре позиции. Допустимые отклонения при повторных перемещениях в заданные позиции должны быть не более трёх микрон.

В моём понимании было просто невозможно себе представить, как такая массивная деталь станка может так точно и к тому же довольно быстро перемещаться в требуемую позицию. Но впоследствии из проверок 18 станков был только один инцидент, когда неожиданно для всех отклонения составили пять и даже семь микрон. Немцы сразу остановили приёмку и через некоторое время выяснили причину, которая состояла в том, что ворота цеха, где производилась приёмка, были открыты в течение нескольких минут, и за это время холодный воздух снаружи проник в помещение, что и вызвало инцидент. Через некоторое время температура помещения стабилизировалась и после повторной проверки все измерения оказались в пределах нормы. После этого случая мне стало понятно, почему пришло в негодность оборудование, поставленное немцами в Чебоксары.

Другим прецизионным узлом станка является шпиндель, поэтому место, где выполнялся монтаж шпинделя на станок, привлекло моё внимание, когда я увидел, что рабочие используют для этого специальные приспособления. Тогда я спросил у начальника ОТК, может быть и нашим механикам понадобятся такие приспособления в целях профилактического обслуживания? Он ответил, что они нужны только для сборки шпиндельного узла, который устроен так, что профилактические работы не требуются.

Видимо в этот момент начальник ОТК увидел на моём лице такое сомнение, что без лишних слов предложил мне пройти в одно помещение, где стояли стеллажи, сверху до низу заставленные приспособлениями. Указав на один из больших стеллажей, начальник ОТК сказал: вот это всё для сборки отдельных компонентов шпинделя и узла в целом. Этот его простой ответ не только снял все мои вопросы, но и продемонстрировал высокую профессиональную квалификацию руководителя ОТК.

После того, как первый станок был отгружен на МАЗ, все работы как в производственной части, так и в части приёмки оборудования вошли в нормальную колею, но это вовсе не сулило никому безмятежной спокойной жизни. В ГДР, как и в Советском Союзе была плановая система производства, а времени на подготовку производства большой серии станков было потрачено очень много и это негативно отразилось на выполнении плановых показателей с обеих сторон.

Этим поводом воспользовались деятели из «Станкоимпорта» и отправили своего куратора по договору с Rawema в очередную экскурсионную поездку в ГДР, чтобы он, как тогда было принято, «толкал план». Когда он приехал и начал своим лексиконом из одной сотни слов объяснять, что планы под угрозой провала, его никто не испугался. Однако, поскольку в Rawema опасались, что он может им как-то напакостить, всё-таки переговорили со мной насчёт того, чтобы я ему не перечил и согласился работать на заводе в любое время, когда это понадобится.

В ответ я сказал, что всегда буду рад им помогать, когда это потребуется, тем более что в позднее время суток меня будут доставлять на завод вместе с представителем Rawema на автомобиле. К этому я добавил, что я и без их просьб работаю по вечерам в своей комнате, где меня поселили, и внимательно читаю документацию на немецком языке. На том мы и порешили. Когда наш турист из «Станкоимпорта» прибыл и начал «завинчивать гайки», выступая на совещании с сотрудниками завода и Rawema, все, притворившись виноватыми, с поникшими головами согласились с его доводами и выразили готовность работать, если понадобится даже в трёхсменном режиме, чтобы обеспечить выполнение требуемых плановых показателей.

В Советском Союзе, когда горел план, организовывали работу даже в выходные дни и праздники. Педантичные немцы работали так, что прибегать к таким мерам им не было необходимости. Во всяком случае они не посылали своих инженеров на сельхозработы, стройки и другие объекты за пределами их завода. Что же касается работы в выходные дни, то за время моего пребывания в ГДР таких случаев не было ни одного, поэтому по пятницам все приёмщики уезжали в Карл-Маркс-Штадт на постоянное место своего пребывания.

Особенно нас всех удивляла работа общественного транспорта в немецких городах. На остановках висело расписание всех маршрутов и указано время прибытия конкретного маршрута с точностью до минуты. По тому как транспорт подъезжал к остановке можно было проверять часы. За все девять месяцев нашего пребывания в ГДР никто из нас ни разу не заметил каких-либо отклонений от графика. Как-то раз власти Минска тоже постановили ввести такие же графики на остановках, но продержалась эта система от силы пару недель, а затем тихо куда-то пропала.

Периодически сотрудники Rawema организовывали для нас экскурсии по памятным местам Саксонии и это они делали с большим удовольствием, т.к. такие мероприятия делались за казённый счет. То же самое делалось во время пребывания немецкой делегации в Минске. Поскольку наше пребывание в ГДР совпало с 300-летним юбилеем со дня рождения знаменитого немецкого композитора и музыканта Иоганна Себастьяна Баха в 1985 г., то как-то раз нам организовали посещение одного из старинных церковных соборов, в котором органист исполнил для нас одну из его прелюдий.

Сопровождающий нас немец из Rawema охарактеризовал И.С. Баха как величайшего музыканта всех времён и народов. В ответ на это я ему сказал, что это слабо сказано, т.к. на самом деле в музыке он был настоящий Бог. Немец воспринял мои слова вначале просто как комплимент, но когда я добавил, что такая характеристика имеет простое объяснение, то он сделал настолько удивлённые глаза, что мне пришлось сразу же ответить на его немой вопрос.

Ответ заключался в том, что все выдающиеся музыканты были уникальны в своих произведениях и только Бах демонстрировал в своём творчестве такую универсальность, что ни один другой знаменитый музыкант не мог бы профессионально развиваться, если бы не изучал его музыку. Это, в частности, проявилось в том, что у Баха не было возможностей для издания своих работ, и даже его обращение за помощью в этом вопросе к одному из курфюрстов не было поддержано. Но когда музыканты стали изучать его рукописи, то их изумление было настолько велико, что они переписали его их много раз, что в конечном счёте привело к массовому изданию всех его работ, сохранившихся как в оригиналах, так и в рукописных копиях.

Мой ответ был исчерпывающий, но немец всё-таки спросил, откуда у меня технического специалиста такая осведомлённость? Ответ был такой же простой. Не только в Германии, но и во всех других странах отмечают 300-летний юбилей Баха, в связи с чем были выпущены комплекты грамзаписей с его произведениями. В частности, у меня дома был комплект пластинок со всеми органными произведениями Баха.

Между тем, шеф, наконец, выздоровел и первым делом начал инспектировать все заводы, где проходила приёмка оборудования. Ему было известно о визите представителя «Станкоимпорта» в Rawema и на заводы в связи с задержками в выполнении плановых показателей. Он должен был как-то на это отреагировать или, по крайней мере, убедиться, что всё идёт должным образом, для того чтобы он мог информировать об этом «Станкоимпорт» и руководство МАЗа.