Книга без названия

– В недобрый час посетили вы эти благословенные места, братья мои. Но поверьте, настанут и лучшие времена. Так было всегда и так будет… И так, дон Чезаре благословил вас на эту миссию…Хорошо… Значит вы владеете информацией. Что ж…

– Правда ли то, что опасность нависла над общиной? – спросил старший из францисканцев.

– Это так, – кивнул Леонид. – У вас немного времени. Через несколько часов здесь ничего и никого не будет. Сейчас вам передадут регалии.

По знаку Святейшего Даниил, вошедший бесшумно, внес в келью небольшой ларчик, искусно изготовленный из дерева и украшенный замысловатой резьбой.

– В этой раке находятся символы. То, за чем прислал вас почтенный дон Чезаре. Это символы Новой Церкви. Доставьте их ему, и да благословит вас Господь. Я думаю, вы последние гости, которые видят эти стены. Я провожу вас.

Чуть позже, прощаясь с францисканцами, Леонид негромко произнес:

– Когда-то очень давно некие сущности, не имевшие эмоционального тела и населявшие наряду с людьми Землю, пытались создать Нечто, что позволило бы им легко передвигать сквозь пространство и время. Это Нечто называлось Меркабой. Увы, они переоценили собственные силы. Более того, они открыли иные пространственные уровни, из-за чего духи иных измерений хлынули в наш мир. Их можно назвать бесами, возможно, так будет понятней. Миллионы вопящих бесов, наделенных телепатией, телекинезом проносились сквозь тело и мозг жителей Земли. Им не место быть здесь. Но они все еще здесь, – францисканцы слушали, затаив дыхание, – они суть тотального безумия, охватившего человечество. Жизнь становилась все более хаотичной, произошло смещение полюсов и точек равноденствия. Человечество потеряло память.

В высшем аспекте жизни существует объединенное сознание. Субстанция. Она не признает двойственности и иллюзии. Там ясно, что Единый Дух пронизывает все вещи и все вещи – это часть Единого Духа. Чтобы решить проблему, необходимо было создать кристаллическую решетку Христового сознания, защитившую бы человечество от влияния извне и обеспечившую всеобщее исцеление. Когда наше Сознание достигнет определенного уровня, все проблемы решатся сами собой. Для того мы здесь. Это все, что я должен был вам сказать…

…Когда Леонид вернулся в опустевшую келью, он перекрестился и, открыв тайник, вынул оттуда остро отточенный двуручный меч, снова перекрестился и с мечом на коленях замер на своей узкой монашеской кровати. Было так тихо, что слышалось, как сыпется песок в песочных часах.

…В ларце, увозимом францисканцами, была горсть земли и три капсулы. Одна – с водой из умолкшего ручья, в другой был холодный огонь, а третья – пустая, но не совсем – в ней был воздух…

* * *

Брат Эрвин. Иерусалим. Наши дни.

Марго позвонила ночью, если честно я думал, что это Кларк. Я ждал его сообщения о прибытии каравана на границу. Но это была Марго.

– Леонард…– произнесла она тихо. Мне показалось, что она плачет.

– Что?

– Случилось так, как он и предполагал. Храм разрушен. Правительство Непала впустило китайские войска. Некоторые уже трубят о том, что под вывеской Храма скрывался центр наркоторговли.

– Как он умер?

– Его разорвали собаки. Римский Папа готовится выступить с речью. Мулла уже сделал сообщение. Мы проиграли.

Она все же заплакала.

– Да нет Марго, – произнес я, – это победа. Извини, я не сказал тебе, но мы приняли кое-какие меры. Включи телевизор и смотри.

У меня телевизор был включен. Через несколько минут началась трансляция из Рима, где Римский Папа объявил великому собранию об утверждении новой Церкви Духа. Следом выступил Патриарх всея Руси Иоанн и Далай-лама.

Папа призывал божью кару на головы нечестивцев, позволивших себе обагрить руки кровью великомученика Леонида.

А потом пошла трансляция из Килиманджаро, где на снежных склонах горы, в тайне, был выстроен Новый Храм. После включилась Гренландия, а следом Тянь-Шань, Австралия и Чили, Макао и Берлин…

Посланцы Леонида сделали свое дело, и он сделал свое. Храм под небом Тибета был разрушен, Леонид погиб, но он принял на себя главный удар Черного Клана. Отвлекая внимание наших врагов, он позволил своим последователям открыть новые приходы во всех частях света. Его ученики объединили ведущие религии в одну. Религию Чистой Духовности и Веры В Собственный Разум.

Смерть Леонида не стала поражением в нашей борьбе, ибо сфера религии, такая тонкая штука, что со смертью физической в ней ничего не заканчивается.

* * *

Инспектор Хваловски. Чикаго. Наши дни.

Дьявольское в этом что-то было. Хваловски поежился, украдкой наблюдая за окружающими. Не заметил ли кто? Похоже, что не заметили. Присутствующие были поглощены либо своими собственными мрачными мыслями, либо работой. А работы хватало.

Этот страшный подвал обнаружился случайно. Дети в Нью-Йорке исчезали и раньше, но статистика последних недель была просто необъяснимой. К тому же странным было то, что киднепперы не требовали выкупа.

Они вообще ничего не требовали, просто похищали и все. Возраст детей колебался от года до десяти.

И вот все они здесь. Или почти все…

Хваловски еще раз обвел глазами ужасный подвал. Он был похож одновременно на музей анатомии и на выставку восковых фигур. Маленькие трупики были выставлены в стеклянных витринах, аккуратно прибраны и даже подгримированы. Абсолютное спокойствие царило здесь. Они были похожи на живых, если бы не стрелы, зловещие черные железные стрелы, торчащие из тел.

Кто-то тронул Хваловски за плечо:

– Инспектор? Можно Вас на минуточку?

Сзади стоял невысокий сухонький священник, очевидно из Красного Креста, так почему-то подумалось Хваловски. Он сделал знак помощнику и отошел в сторону.

– Мне нужно переговорить с Вами, инспектор…

…Священник завершил свой странный рассказ, а Хваловски все также смотрел в угол и казалось, что он внимательно изучает каждую трещину в кирпичной кладке этого мрачного здания. Наконец, он вынул очередную сигарету, смял ее и бросил на бетонный пол.

– И что я теперь должен делать?

Священник пожал плечами:

– Мне было приказано передать Вам информацию, так как Вы со своей стороны имеете возможность воспрепятствовать дальнейшим действиям этих нелюдей. А мы будем действовать своими методами…

– Значит все это…– инспектор не договорил. Рассказанное священником не желало укладываться в рамки реальности и, тем не менее, походило на правду.

– Да, инспектор, все эти несчастные дети принесены в жертву Антихристу.

И они предвещают его приход.

– Дети…

– Именно дети. Боюсь, что нам сложно будет остановить этот процесс.

– Вы предполагаете, что убийства будут продолжаться?

– Как это не прискорбно, инспектор. Вам …– священник слегка закашлялся, – Простите, нам понадобиться вся мощь вашей организации и возможно правительства. Чем больше людей нам удастся привлечь на свою сторону, тем больше будет у нас шансов на успех. Теперь у Вас есть доказательства. С ними Вам будет проще убедить сомневающихся.

Хваловски вспомнил широко раскрытые удивленные детские глаза и слегка качнул головой:

– Я сделаю все, что будет в моих силах.

* * *

Брат Эрвин. Иерусалим. Наши дни.

Наконец позвонил Кларк и произнес всего два слова:

– Дело сделано…

Я отключил телефон и стал собираться. Марго уже уехала. Мне же теперь предстояло заняться тем, что не успел сделать Гедеон.

Нам нужно было войско, и я собирался начать мобилизацию.

Но прежде было еще одно дело. И мне нужен был Филипп.

Брат Филипп отвечал за сферу искусства. Он отличался оригинальностью мышления, и это еще слабо сказано. Филипп мог быть спокойным и тихим, а мог совершать необъяснимые и нелогичные поступки, после которых присутствующим оставалось только разводить руками. Но это так, цветочки…

И вот он выдал мне версию. Версию такую что… Впрочем, если она подтвердится, то это действительно будет шанс, хотя с другой стороны…

Все эти беседы с Марго, о делах давно минувших, я вел неспроста. Тут надо сказать, что один из моментов Соглашения был известен далеко не всем. Даже Марго не знала об этом.

Нам необходимо было вернуть Огеста, ибо кто, как не он мог сыграть роль Спасителя? Как это сделать я не знал. Пока не знал. Однако предполагал, что теперь, после того что рассказал мне Филипп, краешек надежды у меня появился.

Филипп выдал сумасшедшую версию о том, что вся эта давняя история с распятием, была не больше чем фарсом. Более того, он привел доказательства с его точки зрения неопровержимые. Я не был столь уверен в их неопровержимости, но идея мне показалась интересной. И если на миг хотя бы предположить, что все это было действительно так, а не иначе, тогда… Впрочем, как говориться, возможны варианты. И тут помочь всем нам могла только Маргарита. Я очень на нее надеялся.

* * *

Деревня Архипово. РСФСР. 1941 год

Степаныч перекусил зубами сухой стебелек травы и лениво пихнул в бок лежавшего рядом Карпова, невысокого русоволосого мужичка в вылинявшей гимнастерке.

– Гляди, Ленька опять к Маринке бегал… Тьфу ты, нашел время.

Карпов лениво приоткрыл один глаз и протянул:

– Тебе то, что… Дело молодое…

– Ага, молодое-то – молодое, но вот поглядишь на такую Маринку, куды там. А как представишь, скоко она крови с мужика в день выпивает…

– Ну и сказанул, сам хоть понял, чего…

– Чего, чего. Того.

Степаныч принялся за следующую травинку и его собеседник пробурчал:

– Так всю траву сожрешь, Степаныч. Коровам-то оставь малехо…

– Да где оне, коровы-то? Немец придет, тут и травы не останется, не то что…

Сзади послышался знакомый топот сапог, и мужики не спеша приподнялись с пахнущей летом земли.

– Чего разлеглись? – раздался голос откуда-то сверху, – работы, что ли нет?

Траншея не дорыта, а они лежат.

– Тьфу, на тебя, Кузнецов, – сплюнул Карпов. Хотел видно еще что-то сказать, но мозолистые, черные от загара руки уже потянулись за лопатой.

– Оно-то, конечно, – степенно произнес Степаныч и тоже потянулся за инструментом.

Молодой лейтенантик сверкнул глазами и умчался, напоследок крикнув строго:

– Батя с обходом идет! Смотрите мне.

– Тьфу, на тебя, короста, еще раз, – процедил Карпов сквозь зубы и принялся долбить сухую землю.

Степаныч последовал его примеру, но работал в отличие от напарника неспешно. Движения его были округлы и полны смысла. Ко всему он еще и ухитрялся бурчать себе под нос:

– А вчера, слыхал, Иван? Разведка донесла, что близко сволочи. Под Тихим прорвались, сюда прут… Те вон давешние, барнаульцы, что ли, ну которые без винтовок вышли, говорили, что техники у немца много. А техника это что? А? Стало быть танки… А наши никак госпиталь в тыл не уведут. А это считай три тыщи душ…

– Тыща, – вставил Карпов, вонзая лопату в грунт.

– Три, Ванечка, три, минимум. Куда им бежать если что? Говорил тебе давеча, догонят нас до самой Волги, как пить дать, если в землю не вгонят раньше…Танки – это танки. Их с винтовки не прошибешь, а пушку Кузьмич доломал на днях. Затвор перекосило, говорит, не выправить. Ты б сходил, посмотрел…

– Сам пускай смотрит, деятель…

Степаныч вздохнул:

– Нас вот гляди, хорошо, если сотня наберется. Батя смурной ходит, как я не знаю… А ты говоришь на танки с пулеметом…

– Я не говорю…

– Ото и молчи лучше, курва, гранаты есть, бутылей хлопцы ящик притащили с глупостью этой зажигательной… Как думаешь, отобьемся?

– Хера…– емко ответил Иван.

Степаныч присел на бруствер.

– Давай покурим что ли…

– Ты ж не куришь! – удивился Карпов, разгибаясь.

– А я посмотрю, – захихикал напарник, – Жарко, аж до костей…

– Копай, Степаныч, копай, – нехорошо ухмыльнулся Иван, – Слыхал, чего Кузнецов говорил? Батя с обходом.

Степаныч пошлепал себя пилоткой по лысине. С нее ручьями катился пот.

– Он с обходом, а мы с приходом… Покури.

– Слабоват ты стал, Вася, – Иван вдруг сделал испуганные глаза, нагнулся и стал швырять землю как одержимый, – идет!

Василий ойкнул, соскочил в траншею и стал помогать. Карпов меж тем отложил лопату и полез в карман вылинявших, как и гимнастерка штанов за спичками.

– Шутка, Вася, шутка! Не трепыхайся!

– Тьфу, на тебя Иван! – распрямляясь, произнес Степаныч. – И шутки у тебя нерусские. Ты часом не хохол?

– Не, а че? – хитро прищурился Карпов.

– А то, что хохлы только такие противные. Вот Бондаренко, к примеру. Но не русский ты точно. Факт.

Солнце поднялось совсем высоко, озаряя эту горстку несчастных людей, вынужденных ковыряться червями в жаром дышащей земле, для того чтобы насколько возможно оттянуть момент, когда в их раздавленных гусеницами тяжелых грохочущих чужих чудовищ телах, закопошатся столь мирные сейчас в свете этого дня настоящие земляные черви…

…Танки появились наутро. В предрассветной дымке, от едва различимой линии горизонта, отделились небольшие, похожие на спичечные коробки, движущиеся жужжалки, и медленно, медленно, пока еще почти бесшумно, двинулись навстречу, втиснутым в траншею людям.

Было в этом, что-то неестественное и неотвратимое. «Спичечные коробки» настолько не вписывались в окружающий их пейзаж, что казались чем-то неземным, инопланетным, принесенным извне.

Сердца стучали не так как обычно, и что-то холодное и немного липкое цеплялось за внутренности. Предчувствие беды нависало в воздухе, в прохладе этого обыкновенного июльского утра.

* * *

Инспектор Хваловски. Чикаго. Наши дни.

Хваловски дернулся от телефонного звонка. Разговор со священником не давал ему покоя. Выслушав сообщение, он резко поднялся, едва не опрокинув видавший виды стул, и отвечая на немой вопрос в глазах Джима, сказал:

– Собирайся. Террористы захватили детский приют. Уже есть жертвы.

Перед инспектором снова возникли из пустоты удивленные детские глаза…

…Здание приюта было оцеплено полицейскими и военными машинами. Скопление народа за этим кольцом блюстителей порядка своим количеством вызывало уважение. Моросил дождь. А за стенами мрачноватого особняка скрывалось около сотни детей. Их не было видно, но казалось, что плач пробивается сквозь стены сюда.

Хваловски уже знал, что заложников удерживает группа порядка семи-восьми человек. Волновало то, что террористы до сих пор не выдвинули никаких требований. Пока правда дети были живы, но преступники перебили весь взрослый персонал приюта, а молодую сестру выпустили из здания буквально за четверть часа до приезда Хваловски и пока она шла в сторону оцепления изрешетили из автомата, похожего на израильский «узи». Ее тело все еще лежало на чисто подметенной дорожке и навевало мысли о бренности всего сущего.

К инспектору подошел Джэйкобс – начальник местного отдела по борьбе с терроризмом. Мрачно кивнул вместо приветствия и произнес:

– Они хотят говорить с Вами Хваловски.

Невозмутимое лицо инспектора изобразило гримасу.

– Со мной?

– Именно с вами, и я не понимаю почему.

– Может быть, Вы нам это объясните? – влез какой-то тип, очевидно из ФБР.

Журналистка прорвалась к ним с микрофоном, но ее без лишних слов оттащили в сторонку. Хваловски молча отодвинул в сторону «фэбээровца» и пошел к зданию. Ему было наплевать. Он уже давно был готов ко всему.

Почему-то снова вспомнился странный священник и в голове у инспектора ударил церковный колокол.

– Сдайте оружие, Хваловски, – шепнул кто-то.

Инспектор, не глядя, передал на голос тяжелый пистолет. Почему-то стало легко. И сомнения мучительные куда-то отступили. Что-то рогатое и бесформенное почудилось, когда приоткрылась дверь. Чуть-чуть. Лишь чтобы впустить человека…

« Они знают о том, о чем знаю я…» – сказал Хваловски сам себе и вдруг широко улыбнулся. Неожиданно он вдруг действительно поверил во все, о чем говорил ему человек в сутане.

« Дела не человеческие творят эти нелюди…Кажется, так он говорил…Жертвы Рогатому приносят они на царствие.»

Вслед за улыбкой пришла хорошая профессиональная злость. Чувствуя, что за ним следят десятки глаз, он толкнул вторую дверь, и увидел…Антихриста…

* * *

Деревня Архипово. РСФСР. 1941 год. Продолжение.

Их оставалось семеро из сотни, когда-то бывшего отдельного мотострелкового батальона. Уже убит был осколком снаряда Батя, и неугомонный Кузнецов лежал теперь спокойно с начисто сорванным лицом на дне не дорытой западной траншеи. И многие, многие другие, не так давно еще живые, суетящиеся, матюгающиеся, беззлобно подшучивавшие друг над другом солдаты, нашли покой в ими же вырытыми для себя окопах.

Так и не наладивший затвор «сорокапятки» Кузьмич, лежал за пустым снарядным ящиком и тихо, но отчетливо шептал слова «Отче наш». Танки грохотали где-то справа. Дым клубился такой, что в пяти шагах ничего не было видно. Иван Карпов дожевал остаток табака и прижал к груди холодное бутылочное стекло.

– Обходят, сволочи! Слышь, Кузьмич, хорош бога поминать, пригляди тут…

Иван пополз куда-то в бок, туда, где в дыму раздавался ближайший грохот.

– Эх, короста! – выдохнул он, швыряя одну из бутылей в копошащегося на осыпающемся под массой железа окопе, монстра. Стекло пронзительно хлопнуло, и пламя побежало по броне.

Второй танк разворачивался метрах в двадцати слева.

– Степаныч! Гранату! – пытаясь перекричать невыносимый лязг, крикнул Иван и про себя прошептав:

– Не слышит, курва, – он встал в полный рост и побежал как-то боком в сторону «тигра».

В этот момент из-за туч выглянуло солнце и на миг осветило истерзанную фигурку Карпова. Пулеметчик из танка ударил короткой очередью. Мимо. Потом еще. Снова хлопнуло стекло.

«Добежать бы…» – мелькнула мысль, – «Три тыщи душ… А транспорт не дали…» – Пальцы рванули кольцо большой противотанковой гранаты.

« Отче наш, ты иже еси на небеси…» – шептал Кузьмич, сквозь слезы, пытаясь поймать в прицел пулеметную щель.

Фигурка Ивана Карпова взмахнула горящим рукавом, и все исчезло в кромешном аду…

Последнее, что увидел Кузьмич, отброшенный взрывной волной, были строго глядящие из-за раздвинувшихся туч серьезные глаза майора Орлова, Бати…

И никто уже не видел того, как плавно, словно в замедленной съемке опустилась на землю в стороне от взорвавшегося «тигра» странная и нелепая шутовская шапочка с чудом сохранившимся на ней бубенцом…

* * *

Инспектор Хваловски. Чикаго. Наши дни

Статуя была сделана из черного дерева и выглядела зловеще. В одной руке у Антихриста была женская голова с уже засохшими следами крови на лице, а в другой мужская с разбитыми очками, почему-то висящими на ухе. Хваловски узнал священника и на душе стало пусто. Статую Антихриста охраняли два автоматчика-араба с невменяемыми лицами и явно находившиеся под влиянием наркотического воздействия. Запах наркотика витал в этом здании. Инспектор вспомнил, наконец, того типа, которого поначалу принял за «фэбээровца». Фамилия его была Фэнли, и был он из отдела по борьбе с наркотиками. Это немного успокоило нервы, Хваловски почувствовал, что силы и разум его не покинули. Он снова усмехнулся, вынул сигареты под пристальными и одновременно безумными взглядами автоматчиков, прикурил…Те не двинулись с места, лишь стволы автоматов чуть дернулись. А Хваловски молчал, курил и с прищуром смотрел на приближающегося к нему молодого араба в изящном черном смокинге и черных же очках.

– Следуйте за мной, инспектор, – без всякого акцента произнес тот и стал подниматься по лестнице.

Откуда-то снизу послышался детский крик и сразу оборвался.

Инспектор погасил сигарету и пошел следом за арабом. Другого варианта у него все равно не было, так как сзади двинулись за ним оба автоматчика. Попутно Хваловски обыскали.

«Пятеро, – подумал инспектор, – где-то еще двое, даже, скорее всего трое. Им нужны люди для постоянного наблюдения за периметром». Он оглянулся через плечо. Статуя и автоматчики, ее охранявшие стояли на месте.

Потом инспектор оказался в небольшой комнате, похоже, служившей в приюте кухней. Посреди нее стоял отодвинутый от стены широкий разделочный стол. Тщательно вымытая его поверхность навевала неприятные предчувствия. На полу к тому же виднелись следы крови, а на другом столе у противоположной стены, в ряд лежали похожие на капустные кочаны, десять человеческих голов. Тел в помещении не наблюдалось.

– Вам не выбраться отсюда, – произнес Хваловски отчетливо. Молодой араб поглядел инспектору прямо в глаза. Инспектор выдержал этот взгляд, а попутно еще заметил, что один из автоматчиков стал около дверей, а другой занял позицию почти что прямо напротив первого. Пальцы они держали на спусковых крючках.

– У Вас крепкие нервы, инспектор. Впрочем, ничего удивительного. Вы же, Хваловски! Лучший сыщик этого города!.. Они, – араб указал на головы, – были не столь спокойны. – Ваш святейший приятель много говорил о разуме, а у большинства людей, имеются только мозги, и основная их часть к тому же никогда не используется по назначению. Почему?

Хваловски молчал.

– Молчите? Ну-ну,– араб скривил тонкие губы в усмешке,– а вот вам еще загадка, вы же любите загадки, инспектор. Дано: В протоколе показаний некий рыцарь Жан де Шалон утверждает, что в ночь перед арестами из Парижа выехали три крытые повозки, груженные сундуками с тайными архивами Ордена. Повозки сопровождали сорок два рыцаря: груз и рыцари должны были прибыть в один из портов, где их ждали семнадцать кораблей. Спрашивается, только ли из Парижа выехали повозки в ту странную ночь? Семнадцать кораблей это вам не шутка! И куда они исчезли? Вы не знаете? Зря…

Хваловски молчал. Одна шальная идея пришла ему в голову и пользуясь возможностью он сделал пару небольших шагов по комнате, словно желая поближе рассмотреть «капустную грядку». С удовлетворением он отметил, что стволы автоматов синхронно качнулись вслед за ним.

– А ведь по некоторым сведениям, отчасти достоверным, известно то, что корабли эти отправились в Новый свет. А значит сюда в Америку. И лучший сыщик Америки ничего про это не знает! Почему? – Араб резко всплеснул руками, лицо его искривилось и губы затряслись,– Да потому, что большинство людей, по какой-то непонятной причине, предпочитают поступать при жизни, именно вопреки тому, что подсказывает им Разум. Это не сумасшествие нет, это вполне нормально. Это даже считается естественным. Заинтересованные лица потом просто удивленно хлопают глазами. Ну, мало ли? С кем не бывает? И сами делают тоже самое. А ведь все это неспроста. Вот Вы. Вы же умный человек?

Инспектор снова промолчал и сделал еще пару шагов. Автоматные стволы качнулись.

– Конечно умный, – продолжал араб, – Вас называют лучшим сыщиком города, я повторяюсь, но истина упрямая штука. А что у Вас впереди? Впереди у Вас достойная пенсия и почет, и уважение окружающих. Неправда ли, это скучно? Но увы…увы… К Вашему, инспектор, несчастью, вы владеете информацией. Благодаря, кстати, нашему с вами покойному другу.

Араб внимательно посмотрел на Хваловски, а потом неожиданно улыбнулся:

– А ведь Вы поверили в то, что он Вам наговорил. Неправда ли?

Хваловски отвернулся, собеседник вдруг стал ему неприятен до отвращения.

– Поверили, поверили, инспектор, – произнес тот и добавил. – Кстати, я не представился…Меня зовут Абадонна… – он захихикал.

Видя, что произнесенное вслух имя не произвело на Хваловски ровно никакого впечатления, Абадонна перестал хихикать и серьезно произнес:

– Странно, я думал Вы умнее…Ваш благочестивый друг был более эмоционален… Ну, впрочем, ближе к делу. В этом здании находится двенадцать человеческих голов, отделенных от тел. Как Вы, наверное, догадались, нам не хватает еще одной. Ваша мне подходит по всем параметрам…

Инспектору подумалось, что теперь он точно знает, кто отделял головы.

– Весь фокус в том, что убить себя Вы должны будете сами. Там, куда Вы потом отправитесь правят иные законы, и мне Вы будете нужны там в состоянии…Ну, скажем так… – он подбирал слова, – Это долго объяснять. Я лишь хочу, чтобы Ваш уход из реального мира был осуществлен посредством суицида. В этом случае Вы не сможете помешать нам оттуда…– араб нехорошо усмехнулся и указал пальцем в потолок. – К чести Вашей скажу, Вы действительно ценная фигура в свете некоторых грядущих событий. Да.

Он вынул из-за спины стилет и просто протянул его инспектору рукояткой вперед.

– Вы не можете отказать нам, инспектор. Сделайте любезность, – Абадонна снова захихикал, и Хваловски отметил, что смех этот дурацкий никак не вяжется с чопорным видом араба. – В конце концов у нас заложники…А так у них будет какой-то шанс.

Хваловски взял стилет и ощутил его холод. Он был похож на ритуальный нож черной мессы.

– Ваш бог просит жертв, наш бог просит жертв, так уж устроен этот ужасный мир… Начинайте инспектор, японцы называют это харакири, есть и другое название, да я подзабыл…Имейте ввиду! – Абадонна строго поднял вверх ухоженный палец, – наши друзья помогут Вам, если Вы откажетесь.

Слушая весь этот бред, Хваловски продолжал разглядывать нож, попутно закурил, не спеша, спешить было некуда. Он сделал еще шажок, еще…Руки его вдруг задрожали. Абадонна захихикал: