– То есть?.. – чуть не потерял дар речи Георгий Иванович.
– Ну, как… У нас ведь только адвокатам дозволено безнаказанно, в соответствии с их профессиональной направленностью, покрывать правдами и неправдами преступников и их соучастников. Или я ошибаюсь?
Скоробогатов обомлел. Вот те, раз! Вот, и сходил на высокую аудиенцию в чужих интересах, вот и порадел чёрт те за что, за какого-то там своячковского дружка… Всё, конец карьере.
– Адам Альбертович… Ещё раз прошу, пожалуйста, поймите меня правильно. Я не… – через силу заставляя себя казаться спокойным, лихорадочно пытался найти способ реабилитироваться за такую свою стратегическую ошибку Георгий Иванович.
– Да правильно я понимаю вас, майор. Ладно, не тушуйтесь. Поверьте, я
достаточно адекватно воспринимаю и оцениваю ваши действия. Вы, на мой взгляд, не только верный товарищ, но и человек, чувствуется, неглупый. Да и службист, охотно верю, не последний в нашей доблестной милиции. В связи с этим, кстати, прямо вот в эту минуту возник у меня в голове вопрос: чего же этому образцовому офицеру милиции не хватает до полной безукоризненности? И не могу сам, без вашей помощи, на него ответить. Ведь чувствую, что чего-то точно не хватает, а чего, ну хоть расшибись, не
пойму.
– Адам… Альбертович… – попытался говорить и запнулся не совсем ещё отошедший от испуга, но уже и почти обнадёженный такой благоприятной переменой в тоне голоса собеседника Георгий Иванович.
– Стоп! У вас какое образование?
– Заочный юридический институт. Совершенно гражданский вуз, может, поэтому и недостаточно офицерской выправки?
– Нет, внешний вид у вас в полном порядке. Хоть прямо сейчас на парад. Здесь другое. Но что?
Скоробогатова вновь охватило беспокойство. Он уже не знал, что и думать.
– Во! – чуть не выпал, подскочив, из кресла в восторге от своей остроумной проницательности Алымов. – Вам объективно не хватает масштабно-системного мышления!
Настроение Скоробогатова рухнуло, казалось, уже на самое дно безнадёжности. И вдруг его как током ударило неожиданное предложение веселящегося неизвестно с чего сановного собеседника:
– А не хотели ли бы вы, товарищ майор, немного подучиться? Скажем, в академии МВД СССР.
– Спасибо, с удовольствием, Адам Альбертович! – пот градом катился по лицу готового разрыдаться от избытка чувств Георгия Ивановича.
– Пока не за что… – наслаждался Алымов лёгкостью своей очередной кадровой добычи. Понаблюдав за реакцией «кадра», он с улыбкой садиста продолжил беседу следующей серией провокационных вопросов:
– А вот скажите, – Адам Альбертович глянул в разложенные на столе бумаги, – Георгий Иванович, ощущаете ли вы свой служебный потолок? Если да, то какой видится вам его высота? Не боитесь ли возможного больного падения, если высота эта окажется великоватой для вас? Или вам пока не до мыслей о пределах карьеры по причине вашей относительной молодости?
– Плох тот майор милиции, который не мечтает стать министром внутренних дел! – отчеканил, осмелившись в смятении чувств на шутку в столь солидном кабинете Георгий Иванович, совершенно обалдевший и очень туго соображающий, как лучше повести себя в такой неопределённой ситуации, когда от одного удачно или неудачно вымолвленного слова зависит целая судьба.
Алымов в своей привычной жизнерадостной манере весело расхохотался.
– Ну, до поста министра мне и самому карабкаться да карабкаться, а вот райотдел милиции хотя бы, потянешь на первых порах?
– Так точно! – внезапный переход хозяина кабинета на запанибратски-простецкое «ты» окрылил Георгия Ивановича не меньше, чем только что вводили в замешательство его же иезуитски-коварные вопросы.
– Тогда, майор Скоробогатов, готовься к большой работе, – как ни в чём ни бывало, вернулся к официозно-строгому вежливому тону Алымов, продолжая, однако, обращаться по простому на «ты». – Криминал, и не только в лице доставшего уже всех тупого рэкета, а и зачастую под легитимными вывесками так называемых кооперативов и прочих негосударственных бизнес-коммерческих структур распоясался в последнее время до невозможности, и милиции как никогда нужны крепкие, опытные кадры.
– Спасибо за доверие, товарищ Алымов, – дисциплинированно подхватил этот сухо-официальный тон Скоробогатов. – И я, и некоторые другие надёжные офицеры готовы работать не покладая рук и регулярно информировать вас лично как партийного руководителя, обо всём, что вас заинтересует.
– Давай без высокопарности, – поморщился Алымов. – А вот кадры надёжные действительно не помешали бы.
– Тогда жду ваших указаний, Адам Альбертович! Разрешите идти?
– Да погоди. Ну, какие указания имеет право давать вам, надёжным, как
ты утверждаешь, честным профессионалам, находящимся без сна и покоя при исполнении обязанностей на ответственной и опасной службе пусть даже самый высокопоставленный партсекретарь через голову вашего непосредственного милицейского начальства? Их вы будете получать от кого следует. А что касается твоего свояка…
– Я весь внимание, Адам Альбертович!
– Говоришь, «изящно излагает»?
– Да. Пишет он и на самом деле захватывающе. Но, строптив… я уже повторяюсь.
– Освободят его дружка. И дело, вероятно, будет закрыто. Но, только при одном непременном условии.
– Слушаю…
– Твой Иван Семёнов должен лично, своею собственной рукой написать прошение на моё имя. И, пусть самолично, без трусливых подсыланий парламентёров типа тебя, явится ко мне на приём в порядке общей очереди. Чем скорее, тем лучше для его дружка и его самого…
– Всё будет, как вы велите, Адам Альбертович. За друга Ванька голову положит, если уж так встал вопрос. Можете не сомневаться, явится на этот раз как миленький. Это я вам обещаю.
– Ты свободен. Хотя… погоди, – Алымов нажал кнопку селектора и негромко скомандовал:
– Зайди.
Через минуту в кабинете беззвучно появился с иголочки, как манекен в универмаге, одетый интеллигентный мужчина одних со Скоробогатовым лет.
– Познакомься, майор. Аркадий Лазаревич Синберг, заворготделом, мой надёжнейший помощник.
Георгий Иванович с интересом взглянул на вошедшего. Заочно он давно был знаком с этим человеком как с одним из самых близких друзей Ивана, но в непосредственный контакт вступал с ним впервые. А Алымов тем временем продолжал знакомить:
– Умница, каких мало. Минимум, будущий министр юстиции. А то и – генпрокурор. Как профессиональный юрист будет курировать ваш с твоим свояком вопрос. В силу определённых, наверняка известных тебе обстоятельств осведомлён о подробностях лучше чем кто бы то ни было. Ну вот, а теперь обменяйтесь номерами контактных телефонов и оба свободны. Если есть желание, можете пообщаться в кабинете Аркадия Лазаревича, или где вам вообще заблагорассудится.
– До свидания, Адам Альбертович, – счастливый майор Скоробогатов, в мыслях уже примеряя на голову серого каракуля папаху, а на плечи – золотого орнамента крупнозвёздные погоны, чётким шагом вышел из кабинета.
Почти сразу вслед за майором тихо вышел «надёжнейший помощник» Алымова, и спустя несколько минут между двумя юристами потекла обстоятельная профессиональная беседа, быстро вышедшая за рамки алымовского задания по делу о краже саженцев – такого уровня и опыта, как Аркадий Лазаревич и Георгий Иванович, специалистам, да ещё, возможно, будущим коллегам – «игрокам одной команды», всегда найдётся, о чём потолковать.
А Адам Альбертович Алымов, вполне на этот раз удовлетворённый итогом приёмного дня и в предвкушении вечерней парной бани с хорошей выпивкой и доброй закуской, совсем выронив из памяти необходимость принять ещё одного, последнего по списку посетителя, не спеша оделся и вышел из кабинета в приёмную.
Ба! Кто это тут дремлет, посвистывая носом, в одном из мягких кресел
для ожидающих аудиенции? Неужели тот самый, до смешного нелепый в своей робости к женщинам журналюга? У Адама Альбертовича приятно потеплело где-то внутри могучего организма…
– Тараканов Арсентий Венедиктович, журналист… – встрепенулась зазевавшаяся секретарь, не ожидавшая выхода Алымова из кабинета до окончания приёма последнего посетителя. – Адам Альбертович, перенести
приём товарища Тараканова на следующий раз?
– Не надо, Глафир Иванна… Арсентий, проснись!
Молодой человек, ещё толком не очнувшись, вскочил:
– Здравствуйте, я… Извините…
– Балда! Одевайся, по дороге поговорим. Глафир Иванна, я закончил, до свидания. В понедельник с утра как обычно. Хотя, возможно, я сегодня ещё позвоню… Если Арсентию приспичит, ха-ха!
Попрощавшись с секретарём, Алымов дружески подтолкнул Сеньку к выходу:
– Пошли в машину. Сегодня ведь пятница, завтра – выходной, торопиться некуда. Иль тебя кто-то ждёт?
– Да нет, никто вроде…
– Отлично. А не хочешь, дорогой Арсентий, по старой памяти в баньке
хорошей попариться, отдохнуть после целой недели трудов праведных?
– А удобно? Народ там, наверное, солидный. А я…
– Арсентий! Встряхнись! Неудобно штаны через голову надевать, да на потолке спать. Никакого быдла, ни солидного, ни случайного! Я да ты – и все понты. Даже Глашку не возьмём. Узнал, поди, свою напарницу по парилке? Попаримся по-царски. И даже без помощи профессиональных банщиков-мойщиков и разных там массажистов обойдёмся, сами отхайдокаем друг друга вениками так, что все наши враги поумирают от зависти, когда увидят нас неузнаваемо помолодевшими. Ну… а ежели тебя на что-то особенное растащит – приказывай, закажем, не вопрос.
– Ну, ладно, поехали. Да, а вторая-то, подруга Глаши – Маша, жива-здорова?
– Здорова Мария, дай Бог нам с тобой её сообразительности и прыти. Трудится пока на скромном посту зампредседателя райисполкома совсем недалеко от нашего родного города. Держим её в спецрезерве. Далеко-о пойдёт, сучка! Если оправдает доверие, конечно…
А примерно через час в роскошной, и на самом деле по-царски
обихоженной модной в последние времена сауне, вдали от ненужных людских глаз да под надёжной наружной охраной и состоялось, наконец, без всяких обещанных Алымовым веников (в сауне, в отличие от русской бани, они, в общем-то, и ни к чему) таинство, к которому неагрессивно, но и с неугасающей надеждой давно стремились оба. Таинство, в силу некоторых закавык шутницы природы связывающее между собой мужчин порою крепче, нежели правильные традиционно-биологические законы связывают особей противоположных начал.
Через несколько дней в помещении редакции областной газеты «Лесогорская правда» был официально представлен специально собранному по этому поводу в полном составе коллективу новый первый заместитель главного редактора – Арсентий Венедиктович Тараканов.
Внешне новый замглавного был мало солиден, что несколько разочаровывало некоторую часть сотрудников, особенно незамужних представительниц прекрасного пола – взъерошенная, будто с перепугу, перхотная чупрынь на голове, до мяса обгрызенные ногти на пальцах рук, не совсем свежая неглаженная рубаха и такие же мятые брюки, нечищеные башмаки. Да и слишком уж недостаточная для руководителя такого ранга уверенность в себе… Это всё, что умел он на первых порах продемонстрировать подчинённым в ходе отправления своих служебных обязанностей. Но эти пустяки обычно устранимы по мере карьерного роста личности и, как производное этого роста – при неизбежном увеличении личного бюджета. Так что, в пику злословам-завистникам, через не очень-то и продолжительный промежуток времени, в момент вхождения Арсентия Венедиктовича в его следующую по табели о рангах должность выглядеть он
будет ещё как презентабельно…
Москва, центр, ресторан «Прага»,
7 ноября 1991 г.
«Обмывали» первый миллион долларов, честно заработанный
удачливым и перспективным российским предпринимателем, бывшим председателем бывшего сельскохозяйственного кооператива «Русский сад», а ныне директором одноимённого товарищества с ограниченной ответственностью Иваном Ивановичем Семёновым. Пировали достойно – хоть и с размахом, по-купечески богато, но не до пошлости, наблюдаемой в последнее время повседневно и повсеместно на пышных и часто буйных празднествах сумевших резко разбогатеть соотечественников.
Во главе стола, по обе стороны от виновника торжества, восседали в качестве наиболее почётных гостей две совершенно противоположные по роду занятий личности, но по-прежнему лучшие друзья Ивана – исполняющий обязанности начальника управления юстиции Лесогорского облисполкома Аркадий Лазаревич Синберг и… «де юре» – руководитель хотя и мало популярного в мнении законопослушной части лесогорского населения и доставляющего немало хлопот правоохранительным органам, но абсолютно легитимно существующего частного охранного предприятия с символическим названием «Арсенал», а «де факто» – стремительно набирающий вес в своих кругах криминальный авторитет Селиванов Андрей, отчество которого помнили лишь составители оперативных милицейских сводок и донесений. А вот, наводящее ужас не только на лесогорский коммерческий мир, но и на немалую часть столичного прозвище этого гостя отлично знали все присутствующие. Даже – те из них, кто видел его сейчас впервые в жизни. Знать-то, конечно, знали, но вряд ли хоть один осмелился бы произнести это прозвище вслух, при всём том, что многие растущие авторитеты бурно развивающегося в те годы российского криминального
беспредела своими кличками очень даже гордились.
Одним из солиднейших участников застолья был подполковник милиции в дорогом штатском костюме – заместитель начальника Лесогорского ГУВД17 Георгий Иванович Скоробогатов, а наиболее осведомлённым по части с свежих мировых новостей, «дворцовых» тайн и интриг вплоть до кремлёвских – главный редактор газеты «Лесогорская правда» Арсентий Тараканов, близкий друг лесогорского градоначальника – председателя горисполкома Алымова, попавший в данную веселящуюся компанию по протекции VIP-юриста Аркадия Синберга.
«Тамадуйствовал», то есть уверенно и профессионально заправлял ходом банкета некий Владислав, когда-то служивший официантом здесь же, в «Праге» (исключительно благодаря его знакомствам и был выхлопотан отдельный банкетный зал для этого торжества в «пиковый» праздничный день), а теперь – коммерческий представитель Ивана Семёнова в Москве. Владислав же и настоял на празднестве не где придётся, а именно в «Праге» как одном из «крутейших» ресторанов столицы, знаково расположенном в считанных минутах ходьбы от Кремля, на стыке обоих Арбатов – старого и нового.
– Друзья! – расшаркивался тамада, торжественно подняв выше своей набриолиненной кучерявой головы первую рюмку «за талантливого бизнесмена с размахом вселенского, можно сказать, масштаба и с простым, исконно русским именем Иван». – Предлагаю выпить не только за её благородие госпожу удачу, без которой никакое большое дело по определению невозможно, и которая (постучим по дереву! Тьфу-тьфу, не сглазить…) так благосклонна сегодня к нашему другу, а значит – и ко всем нам. А ещё и – за честность, порядочность, чистоту уверенно встающего на ноги отечественного бизнеса, за его патриотизм, то есть за всё то, что наилучшим образом олицетворяет собой лично, и всей своей успешной коммерческой и общественной деятельностью скромный парень из российской глубинки, которому суждено, не побоюсь такого предсказания, в ближайшие же годы стать одной из наиболее заметных фигур в масштабе страны. Да, да, да! Регион, даже такой крупный и богатый как ваш, ты быстро перерос, Ваня, сам того не заметив.
– Кто-то из здесь присутствующих, – вдохновенно продолжал заливаться соловьём коммерческий представитель, – в душе усмехнётся: о какой такой чистоте и порядочности бизнеса разглагольствует этот бывший официант? Врёт, дескать, в честь праздника, как сивый мерин. Ничего подобного, дорогие мои, я искренен как никогда. Тот, кому посчастливилось хоть один день в своей жизни поработать с Иваном вплотную, поймёт меня.
Так вот, Вань, я призван вести твои дела в Москве, а дела эти, между прочим, уже рвутся и на международные просторы. И есть немало иностранных бизнесменов высокого полёта, которые с удовольствием пошли бы на деловой контакт с тобой, на создание совместных предприятий. Только щёлкни пальцами! За тебя, дорогой мой! Наш… И пусть твой первый «лимон»18 как можно скорее превратится в полновесный «арбуз»19, а затем множится и множится до бесконечности. Пусть он станет символом новой эпохи. Прозит!
– А я хотел бы предложить тост за дружбу, – поднявшись со своего места, негромко начал, но, тут же заставил мгновенно утихомириться возбуждённо галдящее с повторно наполненными рюмками в руках застолье («между первой и второй – промежуток небольшой») умеющий привлечь к себе внимание Аркадий Синберг, – за простую человеческую дружбу. Мы начинали когда-то, чуть более трёх лет назад, втроём: Иван, я, и вот Андрюша. Нелегко начинали… в чём-то трагично даже. Увы, судьба неожиданно и безжалостно раскидала нас в разные стороны. Лично мне, из-за внезапного ухудшения здоровья, пришлось подвизаться на время, как думалось, на рутинной партийной работе. Потом, как-то незаметно, эта работа засосала, как трясина. Карьера в како-то момент вдруг быстро пошла по нарастающей и вынесла на областной уровень, причём по родной моей профессии.
Глотнув с глубоким вздохом минеральной воды, Аркадий продолжал:
– Теперь от этой, всесторонне насыщенной, интересной, при всей её сложности, жизни отказаться трудно. Да и нужно ли? Надеюсь, в своём сегодняшнем положении я смогу быть гораздо более полезным, чем до этого, нашему общему делу. Почему – общему? Объясню. По благородству души своей Иван не убрал меня тогда из кооператива, то есть формально-то вынужден был исключить, но неофициально моё членство было сохранено, за мной осталось право участвовать в равноправном распределении прибылей в полном объёме. И хотя, денег за первый год мы заработали кот наплакал, и делить было особо нечего, но разве дело тут в конкретных суммах? Нет, ребята, главное здесь в другом – я убедился, что есть на свете люди, которые не предадут ни при каких обстоятельствах, не отвернутся от своего товарища ради какой-то шкурной выгоды. Спасибо, Ваня, ты – настоящий друг!
Аркадий и вставший при этих словах Иван залпом выпили по «внелимитной», тут же повторно наполненной для регламентного опустошения уже вместе со всеми рюмке водки, с размаху звонко хлопнули друг друга растопыренными ладонью в ладонь, и крепко обнялись. Затем Аркадий повернулся к Андрею Селиванову:
– И тебе, Андрюша, спасибо, что безоговорочно поддержал Ивана в том
его решении. Кстати, друзья, об Андрее. Все мы знаем, как много пришлось
ему пережить, претерпеть. И тоже исключительно из-за его честности и человеческой порядочности. Андрей сыграл основную роль в спасении нашего первого урожая, с таким трудом выращенного. А сам… пострадал так, как никому из нас не дай и не приведи. И всю вину после своего ареста стойко взял на себя, никого не подставил.
Теперь Андрей, ко всеобщей нашей радости, на свободе, профессионально торгует охотничьим оружием и боеприпасами. Торгует широко, успешно. Держит несколько мастерских автотехобслуживания, курирует ряд автозаправочных станций. Но, злодейка судьба, взявшись поиздеваться над ним однажды, уже не захотела прекращать своих недобрых шуток. Поставила Андрюху в такие условия, в такие тиски, из которых выкарабкаться в создавшихся условиях очень и очень трудно. Если вообще возможно. Засосала нашего друга теперь его новая среда не слабее, чем в своё время меня моя карьера.
Но, чем бы каждый из нас ни вынужден был сейчас заниматься, помните, друзья, – один в поле не воин. И знайте: настоящая мужская дружба непобедима. Лично я, во всяком случае, всегда и всё сделаю для того, чтобы каждый из нас, что бы ни случилось, знал: у него есть друзья, которые в трудный момент придут на помощь. За дружбу! За таких людей, как ты, Андрюша!
И Аркадий так же крепко, как только что Ивана, обнял смущённого Селиванова.
– Полностью поддерживаю Аркадия Лазаревича, – взял слово подполковник милиции Скоробогатов, – золотые слова! Я тоже всегда говорю, и готов подписаться под этим хоть кровью: один в поле не воин. Вот сейчас было упомянуто о нелёгком отрезке жизни нашего товарища Андрея. Отрезке, который, к счастью, позади. Но мало кто знает, в скольких кабинетах решалась тогда его, и не только его судьба, какие люди и силы были задействованы…
На этом моменте речи подполковника Андрей Селиванов нервно расстегнул сначала одну, затем другую пуговицу рубахи на своей груди. Он понимал, что подполковник ни за что в жизни не проговорится о некоторых моментах того «отрезка жизни», известных здесь только им двоим, но всё равно воспоминания этот «мент» вызвал своей речью слишком тяжёлые, неприятные и крайне нежелательные в такой хороший вечер.
А Георгий Иванович в торжественной позе, с видом человека, знатно, когда это потребовалось, потрудившегося, хотя и рисковавшего при этом служебной репутацией и даже погонами ради спасения другого, вдохновенно продолжал:
– И вот теперь мы с удовольствием пьём в этом прекрасном заведении за честный, заслуженный миллион, которых дай Бог, чтобы у всех нас было впереди очень и очень много. И пусть подобных банкетов будет столько, сколько мы сами захотим. За вас, друзья! Дай-ка, дорогой мой свояк Ванька, я тебя поцелую!
– Разрешите пару слов в поддержку сказанного? – взял рюмку в руки главред «Лесогорской правды» Тараканов. – Дружба… Понятие это гораздо более многогранное, чем иногда кажется. Ну, собрались, ну, выпили, ну, извините, девок потискали в баньке какой-нибудь. И даже вместе дело какое-то провернули, деньжонок заработали. Но друг, здесь об этом уже было немного говорено, познаётся в беде. Настоящий друг – в настоящей беде.
Да, мне чрезвычайно приятно видеть, что здесь, за этим столом собра-
лись сегодня настоящие друзья. Но… я сейчас с грустью думаю, а почему среди нас отсутствует человек, сыгравший в своё время решающую роль в освобождении Андрея и в окончательном прекращении всего того злополучного дела? Ну, никак не лишним оказался бы здесь Адам Альбертович Алымов – наш председатель горисполкома. Ведь уж кто-кто, а он-то рисковал тогда по-настоящему. Реально рисковал, вмешиваясь в ход расследования уголовного дела по расстрельной, между прочим, статье20 своею немаленькой тогдашней должностью секретаря горкома партии. Это сейчас коммунистическая партия никому не нужна, все её задним числом взахлёб ругают, а всего какой-то год назад это была сила ещё та. Руководящая и направляющая, если помните шестую статью Конституции СССР.
И, набрав полную грудь воздуху, тщедушный оратор насколько мог торжественно выкрикнул концовку своей пламенной речи:
– Так выпьем же за отсутствующих, но настоящих друзей! За Адама Альбертовича Алымова!
Аркадий Синберг и подполковник Скоробогатов чокнулись:
– Поддерживаем. За отсутствующих, но настоящих!
Иван и Андрей переглянулись, но рюмки в руки взяли. Пригубив,
поставили на стол.
– Андрей, а вы разве не хотите сказать чего-нибудь душевного? – тамада подсел к грустному отчего-то Селиванову.
– Отстань, Влад! – властно отодвинул своей мощной рукой тамаду от Андрея Иван. – Не видишь, взгрустнулось человеку?
– Ну, почему, Вань, – улыбнулся вдруг Андрей, – на фоне таких речей отмалчиваться как-то неприлично. Тем более что и по мою душу здесь хорошее прозвучало. Хотя, какой я, к дьяволу, краснобай… Так, что, говорить?
– А-а!.. Ладно, давай! Всё равно народ уже поддатый. Не осудят, чай, коли не так чего сказанёшь! – Ивана обрадовало некоторое улучшение настроения грустившего друга, и он сам с удовольствием послушал бы что-
нибудь человеческое на фоне всех этих бесконечных дифирамбов в свой адрес, чем-то напоминавших панихиду по усопшему: или хорошо, или никак…
– Итак, слово имеет один из ближайших друзей и соратников виновника торжества Андрей Селиванов! – воодушевлённо провозгласил тамада, и Андрей, прокашлявшись, так же негромко, как до этого его друг Аркадий, начал, сразу точно так же, как и тот, как ни странно, приковав к себе всеобщее внимание:
– Прошу вас, ребят, не смейтесь, пожалуйста. Говорить я буду, может, не так грамотно и красиво, как многие из вас. Человек я простой, на трибуне ни разу в жизни не стоял. Но каждое моё слово будет сказано от души…
Аркадий Синберг за спиной Ивана потянулся к Андрею и пожал его руку пониже локтя: не робей, мол. Мы – рядом!
Андрей тут же с улыбкой сбросил остатки скованности и совсем уже спокойно заговорил дальше:
– Вы все прекрасно знаете, как меня зовут. Нет, не по паспорту. А как зовут в народе и среди братвы. Вслух при мне это прозвище обычно стараются не произносить. Но ведь, если посмотреть правде в глаза, то рядом с некоторыми гигантами тела, души и мысли я и на самом деле не более чем клоп. Не возражай, Вань, по сравнению с тобой мы все действительно пигмеи.
Мёртвая тишина воцарилась за огромным столом. Взоры пирующих дружно устремились в сторону говорящего. Оратор же тем временем продолжал с открытой приветливой улыбкой на лице:
– Да-да. Я не хохмлю. Клоп перед Иваном я не только по природным данным, а и по фактическим результатам, по размаху дел. Вот первое, почему я теперь спокойнее отношусь к этой своей кликухе. Хотя в юности моей весёлой за малейшую попытку обозвать меня так, особенно прилюдно, бил я любого нещадно. Даже покалечить мог.
Второе, почему я в душе согласился с некоторого времени принять зва-
клопа как должное: «пацаны» мои промеж собою очень гордятся, когда перед очередной «стрелкой» у наших так называемых оппонентов кишки от страха сводит. Без хвастовства скажу, что произносимый при нашем приближении сигнал «клопы ползут», какое бы презрение ни пытались в эти слова вложить, действует и в самом деле на многих, как касторка на желудочника.
Но, опять же скажу без всякого бахвальства и зазнайства: какого бы жуткого страху ни нагоняли на неправильных людей мои бойцы, мы никогда не беспредельничали. В отличие от многих других параллельных с нами бригад поступаем всегда исключительно справедливо, строго «по понятиям». Ни один ещё честный коммерсант не пострадал от нашей руки, могу поклясться чем угодно. Корректируем в правильную сторону поведение только конкретных непорядочных хапуг. А почему? Как вы думаете? Да элементарно: кто сам хлебнул в жизни, почём фунт лиха, тот вряд ли пойдёт отнимать у другого трудно заработанный хлеб.
– Робин Гуды эдакие, – тихонько усмехнулся в ухо Аркадию Синбергу подполковник Скоробогатов.
Чутким шоферским слухом Андрей уловил сказанное, но ничуть не изменил своего спокойно-повествовательного тона:
– До Робин Гуда знаменитого мне лично, конечно, далековато, но за всех своих «пацанов» вместе взятых и за каждого в отдельности скажу смело: это настоящие санитары отечественного бизнеса. Насколько я прав, покажет время.
И, глядя прямо в глаза подполковника, уже более жёстким тоном чётко, с расстановкой произнёс:
– Если наша доблестная краснознамённая милиция уже давно не контролирует ситуацию в стране, и вовсю начинает сотрудничать за деньги с любым, кто больше заплатит, то уж извините, без этих самых Робин Гудов в скором будущем гарантирован полный хаос.
– Так, за что же мы всё-таки пьём? – вовремя вмешался, предотвращая назревающую перепалку, тамада Владислав.
– Наверное, за справедливость! – поднялся глава застолья Иван Семёнов, и приобнял оратора:
– Но, пусть всё же Андрюша закончит свой тост сам. Давай, Андрюх!
– Вань, я же говорил, ты – гигант! Попал прямо в самую точку. Именно за справедливость я и хотел предложить выпить. Да вот… отклонился чуток, извините. – Андрей виновато переступил с ноги на ногу, бросив украдкой ненавидящий взгляд на подполковника. – Сейчас много хороших слов было сказано за дружбу. Я полностью со всеми говорившими согласен, и целиком их поддерживаю. Один в поле и в самом деле не воин. Примером тому – моя судьба. Хотя полную цену моей свободы лучше не знать даже самым близким друзьям, за меня в трудный момент вступившимся.
Андрей ещё раз зыркнул испепеляющим взглядом в сторону подполковника милиции Георгия Ивановича Скоробогатова. Тот с напряжённым выражением лица пошевелил плечами, налил вдруг в стакан из-под минеральной воды доверху водки и залпом, ни с кем не чокаясь, выпил до дна.
Андрей чуть не рассмеялся от удовольствия:
– Целых семь десятков лет весь наш народ официально ходил в атеистах,
не верили открыто ни в Бога, ни в чёрта. А теперь даже самые отпетые коммунисты боятся всё-таки высшего суда, пред которым когда-то придётся предстать и ответить за всё, что сделал так или не так в этой жизни. И за хорошее, и за плохое обязательно будет соответствующее справедливое воздаяние. А поскольку, как было объявлено, мой тост посвящён конкретно и в натуре справедливости, то её я вижу на сегодняшний день в следующем.
Вот скажите, почему именно Ванька Семёнов сделался самым взаправдашним миллионером самый первый из нас всех? Да потому, что не в чью-нибудь, а именно в его светлую башку вдруг взяла, да и втемяшилась гениальная идея: до чего, оказывается, просто можно из копейки сделать натуральный рубль. Причём, на самых добрых делах. Не во вред людям, а для людей. Хотите конкретности? Извольте! Ну, кто, как не Ванёк, первым из всех нас распознал, что, оказывается, во всём цивилизованном мире семена всяческих овощей и цветов для розничной торговли фасуются в бумажные пакетики поштучно, а не как у нас в граммах? И распознал не абы когда, а в самый дачный, то есть садово-огородный бум. Что это значит? А-а!.. Вот то-то и значит, что при совдепии существовал такой монополист на рынке семян, как Всесоюзное объединение «Сортсемовощ», работники которого шуровали из мешков в пакетики все подряд семена столовыми ложками, и продавали по пятнадцать-двадцать копеек. Ну, ладно, такие крупные как горох – хрен с ним. А кто-нибудь из вас, уважаемые, знает, что в грамме семян помидора, например – четыреста семечек? А сколько, по оптовым госценам, стоит грамм? Доли копейки!
Вот, разрушитель этой глупейшей монополии Иван Иванович Семёнов, прошедший через торговлю саженцами, а затем рассадой, и решил расширить свой ассортимент ещё и семенами, но уже на иной, более разумной основе.
И начал он каждый грамм хорошо откалиброванных, конечно, семян помидоров расфасовывать в двадцать пакетиков, то есть по двадцать штук порция. А продаёт он их в своих ларьках почём? По рублю пакетик. Считайте, считайте! Из одного копеечного грамма на выходе – двадцать рублей. Из килограмма – двадцать тыщ. Это же «Жигули»-девятка по самой спекулятивной рыночной цене!
Ну, конечно, не забыл Ваня расстараться и насчёт ассортимента. Все виды овощей освоил, множество сортов каждого вида, плюс – десятки сортов цветов. Всего – несколько сотен наименований продукции. Очереди к Ванькиным торговым точкам выстроились длиннющие. А что? Сорта в ассортименте – самые вкусные и урожайные. Купил, скажем, человек на пять рублей пять пакетиков, а это в итоге – за небольшим возможным минусом сотня кустов, с каждого из которых потом не меньше чем полведра помидоров соберёт играючи. А огурцы, а свекла с морковкой, а лучок с капусткой, а редис и прочая огородная всячина? Да что там говорить, никакой нынешний продуктовый дефицит такому ванькиному покупателю не страшен. Ну, на каком овощном базаре за пятёрку купишь полсотни, а то и сотню вёдер помидоров?.. А вот вырастить на грядке – пожалуйста! Арифметика? То-то же.