Za darmo

А рассвет был такой удивительный

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Деликатно не оборачиваясь назад, чтобы, не дай Бог, не увидеть недозволенного, Лёва завёл машину и аккуратно, практически беззвучно, выехал на асфальт. Только проехав с километр-полтора, а может, и три-четыре он, чрезмерно углубившийся в анализ приснившегося и в расстройстве от не до конца восторжествовавшей справедливости ослабивший своё обычное сверхвнимание ко всему, что касается безопасности пассажиров, почувствовал неладное – вроде бы задние двери не захлопнуты (того уровня оснащённости, при котором о незакрытой двери автоматически предупредил бы голос бортового компьютера или хотя бы иной, попроще, сигнал, поставлявшиеся в Россию зарубежного производства автомобили были пока ещё редкостью).

Обеспокоенный Лёва всё же переборол служебную деликатность и глянул в верхнее зеркало заднего вида. Ма-м-ма-а…

Резко затормозив, оглянулся. Так и есть! Нет никого… В панике Лёва, на миг утративший способность соображать, перетряс валявшуюся на заднем сиденье дорожную одежду исчезнувших. Трясущимися руками порасстёгивал молнии чехлов, в которых на плечиках висели деловой гардероб «шефа» и выходные наряды Милы. Открыл багажник, перешарил его вдоль и поперёк, поднял капот, под которым, как и следовало ожидать, не было ничего кроме мотора.

В изнеможении потный, со вздыбленными остатками волос по бокам головы Лёва уселся на кромке дороги и попытался сосредоточиться, как можно хладнокровнее осмыслить, понять происходящее. Но, куда там… цепко овладевшая каждой клеточкой его существа паника не уходила, а всё сильнее давила на нервную систему. Ведь сейчас на дворе, как ни шути, а девяносто третий год (прям исторические парижские страсти ровно двухвековой давности!2) – самый разгул рэкета и бандитизма, особенно на дорогах. Стырили Артёма, как пить дать, вместе с его девкой! Что же делать?

Искать – само собой. Но Лёва меньше всего на свете хотел бы наткнуться где-нибудь в кустах или в канаве на «молодые цветущие трупы» Артёма и Милы. Хотя, за что и зачем их-то лишать жизни? Кому это нужно? Если и убивать кого-то из троих, так именно Лёву, чтобы завладеть ключами и рулём дорогущей машины. Это по банальной логике грабежа. А по справедливости – опять Лёву же и следовало убить на месте за преступную халатность. Потерять «шефа»! Да с его любовницей до кучи… такого кино публика ещё не видывала. Лёва представить себе боялся, как он заявится в дом Рукомойниковых или в офис артёмовой фирмы с сообщением о трагедии. Застрелиться легче. Да и без непосредственной явки, по телефону… – что говорить, как докладывать? Ведь даже в том относительно счастливом случае, если не убили, а «всего-навсего» украли с целью вымогательства выкупа, почему тогда Лёва-то на свободе? Да ещё и с машиной. Не в сговоре ли он с бандюками? Такие вопросы более чем резонны. А тот неприглядный факт, что любовница здесь фигурирует? Это ж позор и смех на весь город вместо благочинных траурных слёз и причитаний в случае, не приведи Господи, похорон, или сочувственных вздохов и успокоительных предположений в случае похищения. Ну, за что на бедного доброго Лёву такая напасть?

Есть, правда, вариант, способный избавить от ужаса скорого контакта «глаза в глаза» с роднёй Артёма и Милы. Перевалить бремя «посла, несущего плохую весть» на милицию. Сдаться в её руки прямо сейчас, не откладывая, с заявлением, что так-то, мол, и так… а самому не являться домой и вообще в свой город, пока страсти не поутихнут. И со временем, если «ментовка» с задачей не справится, самостоятельно разыскать злодеев и отомстить…

– Тёмушка, а что это за птички так прикольно чирикают? Послушай только – «тёх-тёх-тёх, тр-р-р, щёлк-щёлк, опять тёх-тёх-тёх»!

– Соловьи, кажись… точно, по-моему, они, певцы отчизны нашей, – машинально отвечал Артём, высматривая, куда бы поудобнее примоститься со всё больше и больше, несравнимо сильнее обычного волновавшей сейчас его мужскую сущность прекрасной спутницей. Ноги его, в открытых шлёпанцах, с лёгким импульсивным отдёргом ощущали чуть более прохладную, чем воздух и земля влагу ранней утренней росы, и хотелось выбрать местечко посуше. А, вот и стожок! А чуть далее – его собрат, только покрупнее, да попышнее. – Пойдём вон туда, моя сладенькая, гляди, какое сенцо душистое! И мя-а-гкое…

Не дожидаясь ответа, он подхватил любимую на руки и понёс.

– Смотри, солнышко восходит, Тёмушка, такой красоты я ещё не видела!

– Ты – моё солнышко, Милочка…

Осторожно поставив Милу на ноги, Артём закинул одеяло на верхушку стога, помог ей забраться наверх. А дальше – тут нам всем остаётся только завидовать Артёму, так же, как и он неизвестно какой завистью позавидовал бы любому из нас, оказавшемуся на его месте.

Вы когда-нибудь любили женщину, расслабившуюся в свежесмётанном стогу свежескошенного сена? Да не просто в стогу, а… целуя её одухотворённое созерцанием пробуждающейся природы лицо, прямо за-над которым восходит оно, ещё не слепящее жаром как в разгар дня, и позволяющее на себя смотреть почти в упор, что обычно невозможно днём, немыслимой красоты огромное светило? Когда кажется, что и любишь ты сейчас самоё солнце, а солнце встречно, не менее страстно и искренне любит тебя…

За такое можно, не торгуясь, полжизни отдать. Да чего уж мелочиться –всю жизнь до последней капли!

– Тёмушка… ты мой Бог! – Людмилу, откуда-то из-за темечка которой нежнейшие лучи восходящего солнца так фантастически озаряли прекрасно-блаженное лицо любимого, и впрямь посетило волшебное ощущение, что оплодотворяет её сейчас сам Господь. Это был верх наслаждения.

– Милка… счастье моё!.. – ничего похожего на подобные рассветы с Артёмом в его жизни ещё не приключалось. – Неужели это не сон?

– Наверное, сон, мой любимый. Ведь, так не бывает…

… Лёва всё же решил в милицию пока не сдаваться, отсрочив этот акт самонаказания хотя бы ненадолго, и сделать пусть жалкую, но добросовестную попытку упросить судьбу сжалиться над ним – развернув машину, он медленно тронулся назад: а вдруг?..

На подъезде к селу, проклинать которое будет, наверное, до скончания дней своих, Лёва не мог не обратить внимания на медленно, будто в раздумье или что-то выискивая, катившуюся ему навстречу массивную иномарку-внедорожник – вид легковой автотехники, излюбленный современными российскими бандитами. Не доехав до разминки с Лёвой, внедорожник остановился. Все четыре двери распахнулись, и наружу бойко повыпрыгивала целая бригада энергичных молодых мужчин в спортивных костюмах и модных нынче не только у спортсменов кроссовках. Открыли багажник…

Лёва обомлел: ну, вот сейчас и выгружать начнут! Господи, живых ли?

Медленно-медленно подъезжал он к месту остановки этих страшных людей, приготовившись увидеть ужасное. Сердце сжалось, ритм дыхания сбился как во время сильных физических перегрузок. И оружия, чёрт, никакого, как назло… перестрелял бы с ходу эту банду, а там…

Прости, Артём! Прости, Мила! Простите дурака Лёву родные и близкие покойных в худшем случае, и похищенных, истязаемых в лучшем, как бы жестоко это «в лучшем» ни звучало. О, только бы увидеть вас, ребятушки, живыми…

Поравнявшись со «спортсменами», выгружающими из багажника что-то вроде раскладных столика и стульев, разной наполненности полиэтиленовые пакеты, бумажные свёртки, консервные банки, бутылки, стаканы и тарелки, и не заметив в этой выгрузке ничего похожего на трупы или скрученных людей, Лёва, ещё ничего толком не осознав и не приняв никакого решения, машинально дал сначала газу, а затем резко по тормозам. Сдал назад, опять поравнявшись с местом разгрузки, которое на глазах превращалось в пункт обыкновенной дорожной трапезы. Приспустил боковое стекло. Некоторое время тупо смотрел на приступавших к завтраку. Решившись, вопреки обыкновению не совсем ловко выбрался из машины и медленно, на негнущихся ногах сделал шаг, другой. С трудом перебарывая парализующий страх и пытаясь хотя бы для виду сдерживать чувство слепящей ненависти, собрался задать для отвода глаз какой-нибудь безобидный вопрос вроде «сколько вёрст до ближайшей заправки?», а самому незаметно подглядеть, вдруг да Мила с Артёмом, бедняги, там, внутри бандитского джипа связанные по рукам и ногам и с залепленными скотчем ртами мучаются?

Но слова застряли в лёвином горле, и никак не хотели высвобождаться…

В этот момент один из молодчиков, прекративших жевать и с любопытством уставившихся на тормознувший, наконец, после некоторого дёрганья прямо напротив них «Мерседес» и странно-бессловесного его водителя с настороженным взглядом, неестественной «деревянной» походкой двигающегося в их сторону, на всякий случай демонстративно переложил из кармана в карман боевой револьвер «Бульдог» – точно такой же, как и те девятимиллиметровые калибром, иностранного производства, безотказные в работе и довольно дорогие, посильные к приобретению лишь бизнесменами и бандитами, имевшиеся в собственности у Артёма и Лёвы, что Лёва на этот раз забыл захватить в поездку из своего домашнего сейфа, где хранилось всё «табельное» оружие фирмы.

2Имеется в виду Великая французская буржуазная революция 1789-94 гг., начавшаяся со взятия восставшим народом знаменитой государственной крепости-тюрьмы Бастилия, увенчавшаяся такими событиями всемирно-исторического значения, как принятие «Декларации прав человека и гражданина» и демократической Конституции 1793 г. Проходила с огромной широтой и размахом – с участием практически всех слоёв населения страны, и сопровождалась множеством кровавых расправ и казней, в т.ч. гильотинированием в результате переворота без суда руководителей революционного правительства и Парижской Коммуны.