– Будем посмотреть… – ответил Кувалда и достал из кармана разгрузки чёрный прямоугольник в рамке из какого-то сплава, вроде алюминиевого, повертел в могучей пятерне. Прямоугольник имел толщину примерно в полсантиметра и размером был со старинную пачку сигарет. Один угол прямоугольника был заметно скруглён.

Выйдя из ниши в тоннель, Кувалда осмотрелся. Внутри ниши не было ни проводов, ни щитков, ничего вообще. Только монолитный бетон и металлическая стена. Зато по обе стороны ниши имелось по металлическому коробу с простыми накидными защёлками типа «лягушка». Тянувшиеся по стене тоннеля многочисленные кабели в этом месте поднимались над аркой ниши, описывая дугу; при этом через короб справа проходил один из кабелей, левый же короб внешне не был связан с этим кабельным хозяйством.

Стоявший рядом Серёга Хмурый проследил взгляд командира и молча шагнул к коробу, откинул защёлки, открыл крышку. Короб был пуст. Хмурый хмыкнул, закрыл короб, потом ухватил его обеими руками, пошатал, приподнял и снял со стены. За коробом в бетонную стену тоннеля была вмурована стальная пластина с чёрным пластиковым углублением, точно соответствующим форме прямоугольника, что держал в руке Кувалда.

– Во! – сказал Хмурый. – Система «ниппель»!

Недолго думая, Кувалда подошёл к пластине и вложил прямоугольник в углубление. Ключ-карта прилипла к пластине, утонув в углублении на половину толщины, тотчас за стеной что-то щёлкнуло, загудело, ногами Кувалда ощутил лёгкую дрожь, потом за стеной в нише глухо протяжно заскрежетало, словно протащили рельс по бетонному полу. Секунд через пять звуки прекратились. Кувалда убрал руку от пластины, чёрный прямоугольник остался на месте.

– Ну, что, мужики, – на рыжей бороде Кувалды просияла довольная улыбка, – кажется, сработало!

Стальная плита в нише поддалась не то чтобы легко, – одному Кувалде пришлось бы изрядно попотеть, чтобы сдвинуть её с места, – но всемером они быстро справились. Плита оказалась гермодверью толщиной сантиметров в тридцать, по радиусу открывания которой в полу бывшего за гермодверью помещения имелся специальный рельс, на который дверь опиралась колесом примерно одинаковой высоты и ширины.

Помещение было шлюзовой камерой примерно три на четыре метра, – оно, как и другие помещения Объекта, было обозначено на схеме на листке в клеточку, которую со тщанием начертил для Кувалды старик Михалыч, – и из него дальше вела ещё одна гермодверь попроще, открывавшаяся посредством знакомого любому искателю штурвального механизма задраивания. Там же, в камере, обнаружилось и устройство отпирания-запирания гермодвери, состоявшее из двух тяжеленных чугунных грузов, перемещавшихся в вертикальной плоскости по прикреплённым к стене направляющим и двух цепных лебёдок. Рядом с устройством на стене была простая и понятная инструкция, из которой следовало, что один груз, связанный с системой распознавания электронного ключа, отпирал засовы и открывал гермодверь, а второй, оборудованный электромеханическим таймером, закрывал и запирал. Тот факт, что механизм только сдвинул запиравшие гермодверь толстые ригели, но не открыл её, явно свидетельствовал о неисправности механизма, поэтому Кувалда решил не проверять работу устройства, – открыли и ладно. А лебёдки, на всякий случай, вывели из строя.

– Ну, чего дальше-то? – хрустко поскрёб двухдневную щетину Длинный, когда отперли вторую гермодверь и оказались в просторном квадратном помещении с низким потолком и с множеством дверей. Из этого помещения в разные стороны начиналось несколько коридоров.

Глава восьмая. Один в поле воин

9 июня 2077 года, бывшая Россия, Кубанская область, Кущёвский район, хутор Нардегин, утро

Железный проснулся рано, едва засветало. Не завтракая, – только выпил остававшийся в графине узвар, – сел на приготовленного с вечера «коня педального» и покатил обратно, по прежним следам. «Если кто по следу будет идти, потратит время», – сказал про себя Железный, наминая широкими колёсами своего «фэтбайка» густо спрыснутую росой мураву.

В чём главное преимущество «коня педального» против коня настоящего, живого? Уж точно не в скорости. Хоть на дороге, хоть в чистом поле, конь всяко обскачет велосипедиста. Ещё конь высок, наезднику с него дальше видно. Конь способен двинуть неприятеля копытом, и даже навалить на него кучу. Ни на что такое «конь педальный», конечно же, не способен. Но есть у «коня педального» одно весьма существенное преимущество: скрытность. Искатель легко может поднять его на руки и перенести в укромное место, – положить набок и засунуть под ржавый автобус (только руль ослабить и развернуть), закинуть на крышу гаража или сарая, подвесить на дерево, разобрать и положить в багажник давно неезженой машины… В общем, «коня педального» легче спрятать, чем коня живого. Другое его преимущество это – тоже скрытность. В смысле передвижения. Велосипед тихо едет (если, конечно, искатель его своевременно смазывает), а вот конь… Коня слышно далеко. Ещё конь иногда ржёт и иногда громко пердит. Все вышеперечисленные недостатки ни в коем случае не делают этих благородных и очень красивых животных ущербными и недостойными человеческой любви, заботы и восхищения, но для искателя они, всё же, менее подходят, чем велосипеды. В Содружестве на лошадях и верхом ездят, и в телеги их запрягают, и в сани, землю на них пашут (хотя, на пашне в последние годы используют больше быков), но вот искатели им предпочитают «коней» железных, а вернее «педальных», так как «железными» в прошлом называли больше мотоциклы, кои теперь все ржавеют в Пустоши, а если у кого и сохранились, то в качестве экспоната, для истории.

Топот двух десятков подкованных копыт Железный услышал, когда почти доехал до самого конца – или начала? – Пионерской улицы, где та примыкала к дороге, ведущей с хутора. До развилки оставалось метров восемьдесят. Железный не видел всадников, и те, соответственно, не видели его, – их друг от друга скрывал крайний дом справа и разросшийся во дворе дома лес, – но вот он их слышал, а они его – нет.

Плавно остановившись, – чтобы не оставить тормозной след на мокрой траве, – Железный аккуратно встал на колею, – благо та была широкая, – взял в руки велосипед и широкими шагами, ступая на носок, перебежал к ближайшему двору справа.

На всё ушло максимум полминуты. Забежал в дом, положил велосипед на пол в комнате. Комната большая, просторная, три широких окна смотрят прямо на улицу, одно, поменьше – во двор слева. Снял из-за спины автомат и откинул приклад.

Когда всадники появились справа, метрах в пятидесяти, поравнявшись с соседним, крайним на улице двором, Железный уже сидел за средним окном. Лысые, в серой с множеством карманов форме, с арбалетами; причём арбалеты у всех в руках. Они ни минуты не задерживались на развилке, явно ехали по следу Железного. Трое… нет, пятеро. Вон ещё двое сзади едут. У одного за плечами СВД. Другого огнестрельного оружия ни у кого не видно, но это не значит, что такового нет.

Автомат в режиме ОД, патрон – всегда в патроннике.

«Как быть? Сидеть и ждать: авось не заметят следов? – спрашивал себя Железный. – Это вряд ли… Обязательно заметят! Не сейчас, так на обратном пути. Как пить дать заметят…»

Нужно было действовать, пока он в выгодном положении.

«Эх! Двум смертям не бывать!..»

И Железный стал действовать.

Выцелил первым всадника с СВД, его конь шёл последним, и отсёк двоечку – та-тах! В грудь. Не стал ждать, пока тот упадёт, перевёл ствол на ехавшего перед ним, с торчавшей из перемётной сумки антенной рации. Та-тах! Есть!

Повёл стволом дальше влево и… вовремя успел отпрыгнуть назад, к соседнему окну! В окно влетел болт, метко пущенный арбалетчиком, что скакал в кавалькаде третьим. Этот был сейчас прямо напротив окна, из которого вел огонь Железный, и среагировал живо. Болт должен был угодить Железному точно в голову.

– Не успел ты, пидор лысый! – зло процедил сквозь зубы искатель, беря на мушку арбалетчика из крайнего левого окна дома. Та-тах! Мимо! Та-тах! Та-та-тах! – Вот так-то!

Арбалетчик кулем свалился с лошади.

Остались двое. Один, шедший первым, пришпорил коня и стал быстро удаляться, второй – спешился и, прикрываясь крупом лошади, выцеливал Железного из короткого автомата. «Ксюха».

«Вот же блядь!» – выругался про себя искатель, уходя за стену, когда пули зацокали по кирпичному фасаду дома.

Первый всадник удалился уже метров на сто, почти уйдя из сектора обстрела Железного.

Железный быстро перескочил к соседнему окну, что смотрело во двор, – оно не простреливалось с позиции лысого автоматчика. Вон он, всадник, скачет во весь опор, пригнувшись к телу лошади. «Прости, хорошая!» – мысленно извинился Железный перед животным, перещёлкнул режим стрельбы на АВ и дал по лошади длинную очередь…

Попал! Лошадь повело, она замедлилась, жалобно заржала, всадник быстро соскочил с лошади и ломанулся в ближайший двор. Теперь стрелок с «укоротом»…

Быстро сменив магазин, Железный подобрал с пола валявшуюся там книгу в добротном твёрдом переплёте, глянул на обложку: А. Солженицын «Архипелаг ГУЛАГ», – отец рассказывал ему про эту поганую книжку… Открыл, плюнул в бородатую морду «неполживого» автора, закрыл и со всей дури зашвырнул в дальнее окно, в кусты. Тотчас по кустам ударила короткая очередь, а Железный вскочил и дал очередь по стрелявшему. Стрелок вскрикнул.

«Хорошо, коняшек отбежал…», – порадовался Железный, что не пришлось стрелять по ещё одной лошади.

– Эй, уёбок! Ты там как, живой? – окрикнул Железный стрелка. Уёбок не ответил.

«Порядок», – решил Железный и, пригнувшись, выбежал во двор. Посмотрел из-за поваленного забора в сторону двора, в котором скрылся лысый кавалерист. Не видно никого.

Нужно было уходить как можно скорее. Кто знает, сколько конных фашистов тут ещё?

Дав короткую очередь по стонавшему на дороге фáшику, Железный вернулся в дом за велосипедом, снова осмотрел дорогу перед домом: никто из лысых не подавал признаков жизни. Только кони беспокойно топтались поодаль от убитых наездников. Четверо. Пятый лежал на боку в сотне метров, подёргивал ногами, фыркал и прял ушами. Железный усилием преодолел порыв пойти и добить несчастное животное. «Нельзя», – сказал он себе и побежал, катя велосипед рядом, среди молодых деревьев, срезая угол к выезду с хутора.

Направо, через двести метров был перекрёсток с дорогой в прошлом районного значения, по которой вчера и приехал Железный. На севере, за мостом через реку Ея дорога вела к Заводскому, а на юге, через четыре километра была развилка: налево – к Кущёвской, направо – к Шкýринской. Два дня назад утром они с Шавой проезжали эту развилку. На ночёвку они останавливались на временной базе в Кущёвской и в Нардегин не заезжали, а двигали сразу через мост и на Заводской. Дорога была асфальтированная. Выметенный ветром асфальт дороги от времени распался на островки, трещины меж которых расширились от многолетних размораживаний, дождей и суховеев; местами из трещин торчали пучки неприхотливой травы и кое-где кустарник. След от колёс на таких как эта дорогах виден не так отчётливо, как на поросших травой грунтовках и, если ездить по ним осторожно и резко не тормозить, можно и вовсе не оставлять следов. Если бы Железный не свернул вчера с дороги к Нардегину на своём «коне педальном», а аккуратно перенёс оба велосипеда – свой и Шавы – метров на двести, а также трофеи и выходные мешки, не оставляя чёткого следа, вполне вероятно, что лысые кавалеристы проехали бы мимо хутора. Но Железный не железный, не двужильный и не робот, он еле крутил педали от усталости и попросту забил болт на предосторожность. За что чуть не поплатился жизнью. То, что ему удалось уложить четверых фашистов и обратить в бегство пятого, он считал большим везением.

Добежав до дороги, Железный подхватил велосипед на руки, пробежал метров пятьдесят в сторону моста и перескочил в подступавшие к дороге кусты, коими в этом месте густо порос берег реки. Ступая на носок, он быстрым широким шагом пошёл кустами вдоль берега к стоявшему в километре от Нардегина небольшому посёлку домов на десять, тоже мёртвому и запустелому. Метрах в двадцати слева была ведущая к посёлку заросшая густой травой дорога. На неё Железный выходить не стал, чтобы не наследить, а, перейдя снова на бег, так кустами и добрался до первого заросшего леском огорода. Там он поставил велосипед на колёса и покатил рядом. Шёл дворами, чтобы не оставлять следов на, похоже, единственной улице. Когда же дворы кончились, Железный оказался на сильно заросшем проселке.

«А и хер с ним!» – едва прошевелил губами Железный, смахнул дрожащей ладонью с лица и шеи крупные капли пота, уселся на велосипед и, налегая на педали, сколько было мочи, покатил по просёлку. Впереди была станица Шкýринская.

Хутор Нардегин, спустя полчаса

Велибор и его подчинённые услышали перестрелку в момент, когда их разъезд пересекал мост через реку Ея возле хутора Восточный. Спустя десять минут после того как звуки стрельбы стихли, на связь по рации вышел командир разъезда сержант Родослав и сообщил, что в живых остался он один, а велосипедист ушёл. Пришлось гнать коней, описывая крюк в двадцать километров, поскольку обозначенный на довоенной карте прямой просёлок от Кущёвской к Нардегину, по которому ехать было на восемь километров меньше, полностью зарос, и чтобы там пройти, коней пришлось бы вести в поводу.

Зрелище, представшее перед Велибором, удручало. Брошенный заросший лесом посёлок; на ставшей сплошной поляной улице лежат мёртвые бойцы, вокруг кони, щиплют молодую травку, прядут ушами. Один конь лежит поодаль, над ним кружит рой насекомых. Посреди улицы – Родослав, стоит, смотрит прямо. Лицо спокойное, без эмоций, а в глазах холодная ярость, злоба, какой Велибору ещё не приходилось видеть на лице друга.

– Как так вышло? – спросил, спешиваясь, Велибор.

– Засада, – ответил Родослав.

Велибор постоял, осматривая место.

– Умеет воевать козлина…

Родослав промолчал. Ему не хотелось признавать собственную опрометчивость, в результате которой какой-то дикарь из Диких земель его, Родослава, так подло подловил, перебил его патруль, а самого его вынудил бежать и прятаться. Ведь, что мешало ему рассредоточить отряд? Словно по какой-то злой иронии его разъезд угодил в ловушку, похожую на ту, в которую вчера попал этот самый дикарь-велосипедист со своим спутником-хачом… Велибор хорошо знал Родослава ещё со Школы Мужества, и мысли друга не укрылись от него.

– Из того дома стрелял? – Велибор кивнул в сторону ближайшего дома слева. Он понял, что только что высокой оценкой боевых качеств врага задел товарища, поэтому и сменил тему, спросив об очевидном. На кирпичной стене дома, прямо напротив которого лежал изрешечённый пулями капрал Доброгнев, отчётливо виднелись свежие следы щедрой автоматной очереди.

– Да, – ответил Родослав, – из того… – он помедлил. – Мы шли по следу… – Сержант показал на отчётливый след от широких колёс, тянувшийся от асфальтированной дороги по заросшей травой улице до самого её поворота вправо, который начинался метрах в двухстах дальше. – И я не ожидал, что этот ублюдок окажется здесь… – добавил он рассеянно.

Велибор молча кивнул. Он хорошо понимал, что, выбери он это направление, когда их патрули разъехались в Заводском, сейчас бы его парни лежали на этой траве, и, возможно, и он вместе с ними. Уж больно удачно засел этот велосипедист.

– Вацлав, Гостомысл! – позвал Велибор не спешивавшихся капрала и рядового, чьи кони беспокойно перетаптывались метрах в двадцати дальше по улице рядом с убитой лошадью. – Езжайте по следу и осмотрите место, где останавливался дикарь! И смотрите там, не нарвитесь на растяжку, или ещё какую подлянку… Кочет! – позвал он третьего всадника, рядового, когда Вацлав с Гостомыслом ускакали выполнять приказание.

– Я! – коротко отозвался тот.

– Езжай к дороге, постарайся определить направление, куда дикарь поехал.

– Есть! – Кочет развернул коня, чуть хлопнул по крупу ладонью, и конь затруси́л в сторону выезда с хутора.

– Дажьбог! – обратился он к поджарому ефрейтору радисту, который спешился рядом и возился с перемётными сумками. – Разворачивай антенну! Как закончишь, вызывай на связь полковника Колояра.

– Три минуты, командир, – ответил Дажьбог, приступая к своей работе.

Велибор коротко кивнул и подошёл к Родославу. Ничего не говоря, похлопал товарища по плечу.

Глава девятая. «Степан Бандера»

10 июня 2077 года, бывшая Россия, Ростовская область, Батайск, Восточное шоссе, вторая половина дня

Ветер был попутный, северный. По расчищенной от ржавых машин дороге корабль шёл быстро, так, что приходилось подтормаживать. Если бы не поперечные эстакады и путепрово́ды, для прохода под которыми приходилось снимать паруса и мачты и толкать корабль вручную, всей командой, а потом снова устанавливать мачты на место и поднимать паруса, Батайск бы «Степан Бандера» обошёл часа за полтора, а то и за час. Но не ломать же дорожные развязки, которые Рейху ещё пригодятся в будущем, ради удобства прохода под парусом…

Конечно, можно было бы выйти из Нового Города по Западному мосту и без утомительных манипуляций с мачтами пойти на Азов, потом свернуть на Павловку и через хуторá идти к Самарскому… Вот только это лишние тридцать километров местами забитой ржавым транспортом, а местами просто слишком узкой дороги. Проще четыре раза снять и поставить мачты и идти до самого Самарского с ветерком под полными парусами по расчищенной недочеловеками М-4.

Рейхсмайор Велемудр сидел в командирском кресле в кабине управления, оборудованной в носовой части парусника. Рядом в кресле рулевого сидел первый помощник и штурман корабля Светокол, бывший в чине лейтенанта. Он управлял парусником посредством руля от грузовика КрАЗ, рычагов, педалей и голосовых команд, которые периодически подавал на верхнюю палубу через спускавшуюся с потолка кабины латунную переговорную трубу с амбушюром. Стоявшая снаружи жара прокалила «Бандеру» так, что на незакрытых деревом частях верхней палубы можно было изжарить яичницу. Слабые обрывки ветра, что залетали в кабину через опущенные боковые бронестёкла, не приносили облегчения. Рейхсмайор и его помощник были без кителей, в одних майках.

– Что думаешь насчёт «Сварога», Свет? – прокряхтел Велемудр. Он был грузен и уже пару лет страдал отдышкой, поэтому жару переносил тяжело. – Живы наши парни?

– Всяк может быть, командир, – сиплым басом ответил лейтенант – крепкий мужик с двумя молниями на лысом, со складками на затылке черепе. – Неисправность радиостанции, поломка корабля, потеря корабля, смерть экипажа… – Светокол бросил взгляд на закреплённый между двумя передними бронестёклами спидометр и потянул рычаг общего, на все двенадцать колёс, тормоза. – Только оно ведь как получается, командир, – продолжил лейтенант. – Полмесяца прошло со дня, как «Сварог» замолчал… Две недели. За две недели можно было пешком в Новоград вернуться… Это если допустить, что трамвай их сверхманевренный… – он усмехнулся, – внезапно сгорел или в яму угодил, из которой его достать нельзя… – Глянув на спидометр, Светокол снова чуть притормозил. – Если бы Яросвет со своими бойцами дошёл до Новороссийска, он нашёл бы способ выйти на связь с центром. А раз не вышел, значит, не дошёл.

Велемудр потянулся к стоявшему у кресла в специальном креплении термосу с горячим чаем. Отщёлкнул «лягушку», взял термос и открутил крышку.

– Будешь? – спросил он лейтенанта.

– Не, командир. И так жарко.

– В жару – самое то, – сказал Велемудр. – У меня слуга чуркмен в этом деле разбирается. Говорит, их предки, ну в их Чуркестане, в жару так только и спасались. Ещё и в халаты байковые при этом заворачивались.

– Чурки, одно слово! – буркнул Светокол. – Ладно, давай, командир!

Лейтенант скрутил колпак со своего термоса, в котором у него был холодный квас, перевернул, превратив колпак в кружку, и протянул Велемудру. Рейхсмайор взял колпак-кружку, плеснул в неё чаю и вернул лейтенанту. Тот подул в исходившую ароматным паром посудину и осторожно отпил.

– Ух! И правда, хорошо!

– Жара внутри борет жару снаружи, – объяснил Велемудр.

Светокол перестал притормаживать, и «Бандера» начал набирать скорость. Впереди, метров через триста начинался подъём на путепрово́д через Ольгинский тупик.

– Третий парус поднять! – скомандовал Светокол в амбушюр переговорной трубы.

– Есть! – прогудел из трубы голос сержанта, ответственного за передачу команд. Затем тот же голос принялся отдавать чёткие команды подчинённым (это уже было слышно через открытые окна), а те столь же чётко отвечали, докладывая о выполняемых действиях.

На путепрово́д «Бандера» поднялся резво, и лейтенант скомандовал наверх опустить два паруса. Дорога пошла под затяжной уклон. Снаружи, сквозь гудение колёс снова послышались голоса.

– Вечером будем в Самарском, – шумно отхлебнув чаю, довольно прокряхтел Велемудр, – а завтра… – Он взял испещрённую разноцветными пометками карту со столика рядом с креслом, почесал череп над татуировкой с молниями, которых у Велемудра было три, посмотрел на свежие пометки. – А завтра до Павловской дойдём… В Кущёвке нас будут ждать ребята из патруля… Отгрузим им паёк. Двенадцатого пройдём на Романов и станем под Казанской, а тринадцатого обойдем Тбилисскую и во второй половине дня будем в Ладожской… – Рейхсмайор отложил карту. – Дорога чистая. Мы идём следом за «Власовым». Где какие заторы были, власовцы или почистили, или объезд нашли и как проехать в центр передали. Так что, проблем не ожидается. Придём в срок.

– А если как «Сварог» нарвемся?.. – засомневался Светокол.

– Маршрут безопасен, Свет. Нормально всё будет, – заверил Велемудр первого помощника. – Разведка свое дело знает. Если сказали «чисто», значит чисто. «Сварог» дальше ушёл. Там, начиная от Усть-Лаби́нска, какие-то унтеры живут. Их наша разведка и разведывает.

Впереди уже показалась очередная развязка.

– Будем мачты снимать или через кольцо объедем? – спросил лейтенант.

Чтобы пройти через Батайское кольцо, следовало, не сбрасывая скорость, через двести метров принять вправо, а там по дуге идти налево на путепрово́д. Если же двигаться дальше прямо, то под тем самым путепроводом корабль придётся проталкивать вручную, сняв паруса и мачты.

– Снимем мачты, – сказал Велемудр. – За кольцом ветер в борт будет… полкилометра ползком ползти… Время потеряем. Быстрее мачты снять, да толкнуть. Рули под мост, Свет.

Штурман молча кивнул.

«Степан Бандера» был старейшим парусником Нового Славянского Рейха. Он уступал более новым кораблям в скорости, манёвренности и проходимости, был тяжёл, неповоротлив, мог застрять в степи, но по относительно ровной и чистой дороге был способен перевозить до двадцати тонн груза. И это при команде в пятнадцать человек с вооружением, боеприпасами и провизией на десять дней. «Бандера» был изначально боевым кораблём, но с появлением у Рейха «Генерала Власова» и «Адольфа Гитлера» чаще выполнял роль грузовика, обеспечивая находившиеся в дальних рейдах корабли всем необходимым.

Эта экспедиция «Бандеры» имела целью переброску дополнительных сил разведки, а также боеприпасов, спецсредств и провизии к пункту временной дислокации разведгрупп ВС НСР. Разведчики отбыли из Нового Города 26-го мая, через сутки после того, как «Сварог» перестал выходить на связь, и уже две недели действовали в районе Екатеринодара и на черноморском побережье.

Корабль подкатился к развязке уже со спущенными парусами и, скрипнув тормозами натужно и гулко, остановился.

Неожиданно бодро для своей комплекции, Велемудр вскочил с кресла, надел пыльный китель с плетёными из стальных тросиков погонами со стальными же свастиками, водрузил на череп серую кепку и вышел из кабины в кубрик, где разместилось отделение из десяти бойцов в серо-зелёном камуфляже с молниями на лысых черепах.

– Так, парни! Хорош сидеть, прохлаждаться! Выходи толкать старика «Бандеру»!