Хочу, чтобы меня слышали! Книга 1. Жизнь – это Любовь!

Глава 9. Ванюша учится жизни

В 1916 году отец благословил Ваню на обучение в уездном духовном училище.

Обучаться здесь обязаны были все дети духовенства, – «в надежду священства», так сказать. Те из детей, которые уклонялись от обучения в этих школах, исключались из духовного сословия.

Училища находились в живой и нераздельной связи с духовными семинариями и духовными академиями.

Согласно уставу духовно-учебных заведений школы относились к низшей группе, семинарии и академии – к средней и высшей группам обучения.

Духовные училища предназначались «для первоначального образования и подготовления детей к служению православной церкви».

Непосредственное попечение о школах вверялось местному духовенству.

Учебно-воспитательная часть состояла под руководством местных семинарских правлений, a непосредственное управление вверялась смотрителю и правлению (в составе смотрителя и учителей), ведающему дела по учебной, нравственной и хозяйственной частям. В училища бесплатно принимались дети духовного сословия, для детей из других сословий обучение было платным.

Училища имели 4 класса, программа которых приближалась к программе четырёх классов гимназий.

Ученики почти все приходили на учебу неграмотными.

Неудивительно, что Ваня, который умел и писать, и читать, и считать, без особых усилий стал лучшим учеником и был торжественно, без экзаменов, переведен в следующий класс.

С детства Ваня рос крепким, высоким, сильным пареньком, породой в папу пошел.

Выглядел он старше своих лет, и поэтому, в новом классе пришелся «ко двору». А после нескольких мальчишеских стычек с самыми сильными в классе стал одним из самых уважаемых в школе.

Не только за силу, и посильнее были, а за отвагу и благородство в драке.

Слабые искали и находили у него защиту, сильные старались искать его дружбы.

Но он был сам – по себе мальчик.

Отношения у него были со всеми одинаково ровными и приятельскими, свободное время Ваня предпочитал проводить в одиночестве.

Ни один из предметов обучения Ваню не привлекал, он чувствовал, что священником ему не случится быть, нет интереса к духовному.

Он был искренне верующим человечком, но все-таки больше его привлекали вещи земные, особенно те, наблюдать за которыми было интересно и страшно одновременно.

Молния, гром, ливень, ураган, наводнения, в общем, все стихии.

Сокровенной мечтой была мечта о море, которого он никогда не видел, но почему-то явственно представлял. Оно приходило к нему во снах, которые качали Ваню вместе со сказочными кораблями в неведомых морях и океанах.

Но об этом не знала ни одна живая душа, об этом он в ночи или во сне беседовал только с Богом.

Только Ему он доверял, у Него в молитвах просил о другой, опасной и интересной судьбе.

Он не просил сделать его моряком или воином, он просил о возможности увидеть далекие страны, узнать тайны другой природы, повадки невиданных зверей.

Хотелось искать и находить клады, спасать несчастных, помогать слабым.

Героем представлять себя как-то не получалось, всегда в мечтах своих был рядом тот, кто и умней, сильнее и удачливей его самого. Этот кто-то и стал для него олицетворением Бога. С одной стороны, Бог был где-то далеко, в звездном небе, но, когда Ванюша окунался в свои выдуманные путешествия, Бог оказывался рядом, и по его приказам они вместе улетали из скудного школьного жилища в сказочные миры.

И возвращались вместе.

Потом Бог отправлялся по своим делам, а Ванюша возвращался «к делам своим скорбным».

Так постепенно у Вани появились свои отношения с Богом. Только теперь он понял наставления своего отца, который на вопрос маленького Ванюши, кто это Бог и как с ним можно поговорить, ответил – с Богом надо иметь личные отношения. Иначе все свечки, все посты, причащение – всё мимо.

– Христианство – это живая жизнь с живым Богом – учил батюшка.

– Если не будешь менять своё сердце, свои мысли всю свою жизнь, стремиться к добру и любви, ничего хорошего не жди. Поймешь, что без Бога ни шагу ступить, ни чаю попить, сам себя будешь уважать – эти слова батюшки запомнились.

Ваня понимал, что предстоящая духовная жизнь, к которой его готовили, может быть связана с уходом навсегда из мирской жизни.

Он был знаком со многими отшельниками и монахами, часто подолгу слушал их рассказы о трудностях и благе затворничества.

Мирское одиночество его не пугало, он научился преодолевать неудобства, связанные с этим.

С ним всегда был Бог – собеседник, друг, наставник и духовный Отец.

Он теперь понимал состояние книжных героев, по своей доброй, или чужой злобной воле оказавшиеся в заточении, или в отдалении от людей.

Герои этих книг смогли достойно и счастливо жить в одиночестве.

А спасали их всех, без исключения, от бед и сумасшествия труд, молитва, вера, мечта.

Многие думали, что оказались в одиночестве вроде бы бессознательно и случайно, просто выбирали профессию, не думая при этом о трудностях.

Но нет!

Выбор профессии лесника, моряка, исследователя, путешественника совершается человеком не случайно, здесь явно виден промысел Божий.

Это люди особенные, они внутренне готовы к испытаниям и лишениям и даже иногда мечтают о них.

Одиночество, тем более добровольное, тяжкое бремя, и Бог знает, кто его может нести.

Бог никогда не посылает людям испытаний, которые они не в силах преодолевать.

На Рождество Христово первого года обучения Ванюша приехал на короткие каникулы в родное село Чашниково.

Возвращение домой после первого в жизни долгого отсутствия было долгожданным и желанным, но вкусить радость приезда в полной мере не получилось.

Деревня стала совсем другой. Чужой, какой-то.

Вроде бы ничего не изменилось, но людей, как подменили. Многие односельчане стали грубее, злее, стали больше пить спиртного.

Ссоры и даже драки между когда-то добрыми соседями стали обыденностью.

Звонарь Алексей, который кормился при Храме и существовал исключительно подаяниями прихожан, перестал подниматься на звонницу. Стал подолгу рассказывать про скорый рай на земле, равенство и братство, называл себя большевиком. Говорил, что ждет – не дождется революции, настоящей, пролетарской.

– Тогда всем барам и «ксплутаторам» будет конец, пожжем все усадьбы, отберем все и поделим – злобно в пьяном угаре цедил звонарь сквозь зубы.

Еще он много говорил о главном революционере, который в России всем заправляет, и от которого пощады барам и умникам всяким не будет.

Звонаря слушали из вежливости.

– Что с дурачка возьмешь. Пусть себе болтает – шептали с сочувствием.

Возвращались фронтовики, большинство приезжали с оружием, рассказывали страшные вещи о войне. Говорили, что воюем плохо, боевой дух упал. Развелось всяких агитаторов, те призывают не воевать, поскольку не за что, а сдаваться в плен, дезертировать.

– Солдат пока достаточно, а вот оружия мало, а боеприпасов нет совсем – поговаривали они.

Говорили непонятное для других, да и для себя тоже, о каких-то революционных эсерах, либерал-демократах, меньшевиках, большевиках.

О большевиках больше говорили, как о германских шпионах. Хотя звонарь Женька Тучков, который называл себя большевиком, никак не походил на шпиона.

– Какой там шпион, дурак – дураком – зубоскалили мужики.

Все чаше доходили слухи о грядущем бунте, революцией по – новому называется.

Была уж одна, в результате которой царь отрекся, а жизнь стала хуже, чем ожидали.

– Эх, забыли люди Бога, жди беды! – пророчествовали бабы.

Про царя-батюшку тоже быстро позабыли.

Будто и не было его никогда. Отрекся, говорят, сам, а вот куда делся после отречения, точно не знал никто, болтали всякое – разное.

Внешне жизнь при Храме почти не изменилась, службы шли как обычно, правда лиц просветленных и радостных стало меньше.

И это понятно – война. Все больше на службе женщины заказывали молебны за упокой воинов российских.

Свадеб почти не было, да и детишек крестить приносили редко, зато отпеваний заочных стало, хоть отбавляй.

Ваня помогал, чем мог отцу в церкви, да и домашних дел было достаточно.

За несколько дней до возвращения в школу батюшка позвал Ванюшу для очень серьезного разговора.

Из избы на время разговора были удалены все, даже маменька.

– Помолимся, отрок, и начнем – задумчиво взглянув на Ваню, произнес батюшка.

– Я прошу тебя, Иван, отнестись серьезно к тому, о чем я буду сейчас с тобой говорить. И не пропусти ничего.

– Хоть ты и невелик годами, но характер у тебя есть, умом и здоровьем ты удался вполне. Может быть, в другое время я бы погодил разговаривать с тобой, как с взрослым, но времена ныне бесовские, и как все повернется, одному Богу известно.

Виденье мне, надысь, ночью было – большая смута в государстве нашем случится. Народу погибнет больше, чем в войну, церкви будут рушить. Испытание для всех нас грядет страшное.

– Прав был монах-провидец Авель!

– Помилуй, Господи, нас, грешных и сохрани! Боюсь, что и нам всем грозит смертельная опасность.

– Случись что со мной плохого – тебе придется оставаться за старшего, маменьку защищать, приход взять на себя.

Со временем, конечно.

– Братья старшие на войне, вернутся ли? У сестер твоих семьи, да и проживают они далече отсюда.

– Вон и от Петрухи-то не слуху, ни духу, дай Бог им с Андреем быть «по – здорову» – от такого начала разговора у Ванюши побежали «мурашки» по спине.

– Что это? Почему батюшка будто прощается перед своим концом. Вроде не старый еще, и не больной.

– К чему такая срочность и таинственность?

– Почему даже маменька не присутствуют?

– Кто нам может угрожать?

– А как это можно церковь разрушить?

– Что за чудище может решиться на такое?

– И кто такой монах Авель и в чем он был прав?

Вопросов было много, но Ваня, приученный не перебивать старших, и говорить только тогда, когда позволят, или спросят о чем-нибудь, помалкивал.

– Ванюша, ты ведь знаешь, что я умею лечить людей, то есть не только душевные, но и телесные болезни?

– Да, я видел, как Вы это делаете, но не понимаю, почему это происходит. Никаких лекарств и травок Вы, батюшка, не даете, а больные исцеляются.

– Вот об этом и не только об этом будет наш разговор – садись и слушай.

– Я так решил – в духовную школу ты больше не поедешь, будешь жить при мне, при Храме и нашей школе.

– Со смотрителем и Правлением твоей школы я договорюсь, чтобы, чего плохого, не лишили бы тебя духовного сана.

– Всему буду учить тебя сам. Ты многое уже умеешь и знаешь – продолжишь учебу здесь. Мы с матушкой будем учить тебя. Я – наукам церковным, матушка – светским. Кроме прочего, буду по-прежнему учить тебя воинским пластунским премудростям и, главное, попробую передать тебе секреты лечебного дела.

– Последнее сложнее всего, тебе рано еще этим заниматься, но, надеюсь, Господь подскажет тебе в будущем, когда можно будет начинать.

– Но прежде ты должен пройти испытание, чтобы я мог убедиться, что ты можешь лечить, и тебе разрешат это делать, и мне разрешат передать тебе этот дар Божий.

– И если тебе позволят это делать – исцеление страждущих и будет главным делом твоей жизни, хочешь ты этого или не хочешь.

– Вот ведь как бывает в нашей грешной жизни – крест свой приходится получать уже в малом возрасте – завздыхал батюшка.

– Но у тебя есть пример необходимости отдать свою жизнь страждущим – Христос получил свой крест еще до своего зачатия, пронес его до своей земной кончины, и будет нести вечно!

– Крепись, отрок, и не бойся ничего. Делай, что надо, и будь, что будет! И да пребудут с нами все небесные силы!

Батюшка удалился и появился с уже знакомым сундучком. Достал книгу, открыл ее на известной ему странице. Про себя почитал, закрыл книгу и бережно положил на застеленный праздничной скатертью стол.

– Положи, отрок, правую руку на книгу и давай помолимся с тобой о ниспослании благодати Божьей на нас, грешных. Читай «Верую..» и «Достойно есть..».

Ванюша привычно начал читать известные ему молитвы, но дальше все стало происходить не так, как всегда.

Он произносил слова молитв, но голоса своего не слышал, исчезли все предметы вокруг, не стало рядом и батюшки. Не осталось ничего земного, был он и Голос.

Ваня понял, что сюда пришел и начал говорить с ним его живой Бог, с которым он путешествовал по чудесным странам. Бог по-прежнему говорил с ним, но уже не как с мечтательным мальчишкой, а как наставник с взрослым учеником.

Как во сне Ваня не видел ничего вокруг себя, он слышал только Голос, который проникал в его душу и сердечко. И даже не слышал, а ощущал.

Голос проникал в него, как незаметно проникает воздух в закрытое помещение, и приносил с собой Его наставления.

Это было новое чувство и Ванюша не сопротивлялся ему.

Он весь растворился в Голосе, а Голос в нем.

Наставления, которые получил Ваня, были краткими и понятными.

Первое – ему вменялось заниматься врачеванием, строго следуя указаниям, написанным в книге.

Второе – исцелять при этом он должен всех людей, независимо от национальности, возраста и веры. Отказывать он не имеет права никому и никогда, просто взять и перестать лечить ему тоже запрещалось.

Третье – лечить себя и родных ему людей он не должен даже пытаться.

Четвертое, и самое главное, – он должен уяснить, что с этого дня основным житейским занятием для него должно стать целительство.

Духовное при этом не возбраняется.

Пятое – за нарушение каждого правила, он будет сурово наказан.

Общался Ванюша, как ему казалось, не больше минуты, но, когда очнулся, за окном уже вечерело.

Рядом сидел отец и гладил его по голове.

– Ой, Ванюшка, кровиночка моя – произнес он с горечью в голосе – какой же крест я возложил на твои хрупкие плечи. Как тяжело тебе будет жить, сколько горя и боли пропустишь ты через свою душу. Сколько же черной неблагодарности получишь за свой тяжкий труд!

Глава 10. Юденич приехал!

– Ну все, хватит причитать, дело сделано, с завтрашнего дня будем лечить вместе. Теперь нас двое и вместе нам будет легче и покойнее нести наш, теперь уже общий крест. —Вот, братьев твоих Господь не благословил на подвиг врачевания, видимо, у них свое предназначение – с печалью вспомнил батюшка старшеньких своих.

– Завтра поутру я покажу тебе место, где «живет» книга. Эту тайну теперь будем знать мы с тобой и еще твои братья. Покажем им это место, как только возвратятся.

– Матушке ничего говорить не станем, не потому, что не доверяем, а потому, что негоже посвящать женщин в мужские дела.

– И еще…

– В этом месте хранятся особо ценные старинные предметы церковной утвари и иконы, которые спрятал тогдашний настоятель Храма во время французского нашествия в 1812 году. Тогда от французов было огромное разорение, но наш Храм не подвергался такому оскорблению, какие претерпели множество других Храмов.

– Случилось это по особому покровительству Царицы Небесной. Рассказывают, будто было видение, после которого французы со страхом смотрели на наш храм и говорили: «Страшен ваш кирха!». И обходили Храм стороной.

– Помяни Господи настоятелей Храма сего и сохрани их души в царствии твоем – батюшка истово перекрестился.

– Я специально не открывал никому тайну клада. В нашем Храме и так, слава Господу, всего достаточно, а этот клад пусть хранится на случай наступления худших времен.

– Тайну я хотел передать своему приемнику, но видение мне было, что приемника мне не дождаться – батюшка жестом остановил Ваню – молчи, отрок, это не обязательно значит, что я вскорости покину вас.

– Погожу пока, Бог даст, «по – живу» будем.

– Я ведь совсем недавно случайно обнаружил тайник, он так хитро устроен! Сам увидишь завтра.

– Вот мне тогда мне и подумалось – не надо никому постороннему о кладе говорить. Если смута все-таки начнется, спрячем туда книгу и нынешние храмовые ценности от греха. А тайничок, в котором сейчас хранится книга, мы с тобой и братьями твоими будем использовать, как почтовый ящик на случай прихода супостатов.

– Все может случиться. Эх, дела наши грешные!

– Давай помолимся с тобой на ночь глядя, да пойдем почивать. Утро вечера мудренее.

Но наутро пойти в тайник не случилось.

Без предупреждения, нежданно-негаданно, на пороге возник Андрей, да не один, а со своим командиром – легендарным генералом Николаем Николаевичем Юденичем и его окружением!

Ванюша был немного разочарован – ожидал увидеть этакого богатыря с огромными усищами.

Усы присутствовали, а вот до богатыря Юденич явно не дотягивал. Генерал, как говорится, был «неладно скроен, но крепко сшит», и, похоже, имел очень цельный и твердый характер.

Он казался не совсем обыденным человеком, не то чудаковатым, не то просто сильно себе на уме.

Слушает собеседника, поглядывая исподлобья, будто видит всех насквозь и мало кому верит. А если уж скажет чего, то слово его всегда метко и умно.

При этом он совсем не угрюмый и в нём много юмора.

После шумной радости встречи и взаимных представлений уселись за праздничный стол.

Разговор за столом все время склонялся к недавним событиям и оценке вероятных будущих событий.

Много говорили о войне, геройствах русских воинов, о большевиках, меньшевиках, Временном правительстве, судьбе отреченного монарха и его семьи.

Все-таки, Москва – не Питер, не столица. Чай, новости сюда доходят не сразу и не всегда достоверно.

Больше всех интересовались личностью невесть откуда взявшегося руководителя партии большевиков – Владимиром Ульяновым, с непонятной кличкой – Ленин.

– Николай Николаевич, не будете ли Вы так любезны – поделитесь, Бога ради, и расскажите нам о Ленине. Уж больно фигура загадочная…

– Кто говорит шпион, кто – спаситель России – обратился с просьбой к Юденичу батюшка.

– Кто он на самом деле, великий деятель или преступник? Вот и наш звонарь, единственный большевик на всю округу, пугает все село им, как главным будущим палачом – смущенно испрашивал батюшка у генерала.

– Что же, попробую живописать этого мерзавца – согласился Юденич.

– Знаю его по рассказам многих, кто с ним сталкивался.

– Лично не знаком, но, если бы встретился он на моем жизненном пути – руки бы не подал. Жаль, не повесили его вовремя, чувствую, что бед натворит он немало.

Несчастий от этих большевиков можно ожидать более, чем от всех иноземных захватчиков.

– Больно уж привлекательна для черни их платформа политическая – рай на земле обещают: землю – крестьянам, заводы – рабочим, смерть всем остальным.

– Ваше сословие, батюшка, они не любят особенно. Если возьмут власть, Святую Церковь уничтожат в первую очередь.

– Церковь, это единственное, что удерживает пока толпу от насилия – запротестовал отец Михаил, но тут же смущенно остановился.

– А, вообще то, Николай Николаевич, Вы правы – церковь в ее сегодняшнем виде, особенная моя печаль, простите, что перебил Вас – произнес батюшка. Я не имею в виду, вас, полковых священников, сын мой – предугадав возражение Андрея, добавил он.

– Нестроение в нашей Богом оберегаемой церкви, непорядок. Больно и грешно говорить об этом мне, служителю церкви. Наша церковь, как организм, больна, надеюсь, что излечимо, но где найти лекарство от болезни?

– Церковь всегда держалась единением духовника и прихожан. В этом ее сила и предназначение. А что происходит сегодня? – батюшка в возбуждении вскочил со стула.

– Благочинные, как чиновники, стремятся наверх, используя лесть, наветы, подарки, подношения. Слаб человек, а особенно, если к власти приставлен. Полуграмотные священники становятся епископами. Вот, наш – Макарий, всего-навсего семинарист, а назначен Московским Митрополитом.

– Происходит измельчание архиерейства, монашество гибнет, а за ним разваливаются руководимые монахами духовные учебные и общеобразовательные заведения.

– Я в этом году принимал участие в Поместном Соборе Российской Православной Церкви и во внеочередном порядке был заслушан доклад моего предшественника на месте благочинного, протоиерея Павла Соколова о церковно-приходских школах.

– На основании закона от 20 июля сего года светские власти отняли у Церкви приходские школы и передали их в ведение Министерства просвещения. При обсуждении доклада ни слова не было сказано в защиту правительственного произвола, все выступали с резкой отповедью правительству.

– После обсуждения в соборном постановлении записали: «Просить Временное правительство закон 20 июля 1917 года отменить в тех его частях, которые касаются передачи церковно-приходских, второклассных, церковно-учительских школ в ведомство Министерства народного просвещения. Все церковно-приходские школы и школы грамоты передать в ведение православных приходов».

– Для переговоров с правительством мы направили в Петроград делегацию во главе с архиепископом Тамбовским Кириллом.

– 11 октября встречались соборные делегаты, в их числе и ваш покорный слуга, с министром Антоном Карташовым, который сказал, что правительство не изменит свою позицию, потому что церковно-приходская школа – детище старого режима и не может служить новому государственному строю. Правда он выразил надежду, что соборное деяние даст ему основание отстаивать в правительстве неприкосновенность преподавания Закона Божия.

– В тот же день беседовали мы с министром – председателем Александром Керенским. Его позиция такова, что новый государственный строй должен быть внеконфессиональным, и поэтому, закон от 20 июля отмене не подлежит.

– Вот и получается, что Власть отрывает Церковь от народа, а ее служители грешат, стремясь к дарам земным.

А если уж пастырь и учитель грешат безоглядно, что спрашивать с овец и учеников?

Вот, к примеру, звонарь нашего Храма…

Больше десятка лет он неотлучно состоял при Храме.

Не пил, в драках и склоках замечен не был. Сейчас пьет безоглядно, напился даже в страстную пятницу. Ходит, зубами скрипит, большевиком себя называет. Грозит, что вскорости всех нас изничтожит, ждет только революции.

– Так что, Николай Николаевич, не только в миру все разваливается, разрушается сама основа Российской государственности.

– За Веру, Царя и Отечество! – вот лозунг нации.

– Связка Святой Церкви, монархии и народа. Монархии уж нет, а с церковью вон что происходит.

– А без этого союза Отечеству не выжить.

– 11 октября решили мы на Поместном Соборе, что в трудную годину необходимо восстановить патриаршество на Руси. Смутная обстановка в стране побудила нас к спешному восстановлению первосвятительского служения. Решительное большинство выступивших на Соборе отстояло формулу, предложенную епископом Архангельским Митрофаном, в которой патриаршество ставилось в центр образуемой высшей церковной власти.

– Одним из самых весомых аргументов была история Церкви в лице её предстоятелей, примеры которых приводили сторонники возрождения патриаршества.

Вдохновеннее всех о важности патриаршества для русского народа сказал тогда мой старинный товарищ, архимандрит Иларион (Троицкий): «Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле… в Успенском соборе… Поместный Собор Церкви Российской от Бога данной ему властью постановит снова Московского Патриарха на его законное, неотъемлемое место. И когда под звон московских колоколов пойдет Святейший Патриарх на свое историческое священное место в Успенском соборе, будет тогда великая радость на земле и на небе» – вот как правильно сказал мой товарищ.

– В условиях разрухи, переживаемой страной, государственного развала и нравственного падения народа от Церкви требуется особая духовная трезвость и мудрость, предельное сосредоточение нравственных сил, поэтому, и появилась настоятельная нужда в предстоятеле и вожде, который бы взял бремя ответственности за Церковь и за окормляемый ею духовно растерзанный народ Патриарху предстоит стать защитником и хранителем Церкви, не мирским вождём, а молитвенником, ходатаем, заступником и отцом православного народа – батюшка закончил свою речь и присел, руки его тряслись от волнения.

– Вы правы, отец Михаил – лицо генерала сделалось жестким – и полностью поддерживаю Ваши слова. – Нравственность народа надо срочно восстанавливать. Еще немного, и брат начнет убивать брата. Пугачевщина покажется детской игрой! Только не поздно ли?

– Надо срочно действовать, уничтожать зарождающуюся гидру каленым железом, а о нравственности позже поговорим – голос Юденича звучал уже с явными металлическими нотками.

– А кто возглавит действительно крестовый поход? – теперь уже Юденич, волнуясь, ходил по комнате.

– Не эта же тряпка Керенский?

– Я убежденный монархист, и после Отречения Государя не могу мириться с существованием Временного Правительства и оставался до последнего времени на своем посту лишь из любви к своей Кавказской Армии.

– В марте 1917 года я, по причине плохого снабжения и усталости войск, прекратил начавшееся наступление на Багдадском и Пенджабском направлениях, и отвёл 1-й и 7-й корпуса в районы базирования.

– Несмотря на требования Керенского, я отказался возобновить наступление, обусловленное только стремлением Временного кабинета министров оказать услугу Великобритании.

– И вот, как следствие, пятого мая, был отозван с должности Главнокомандующего с официальной формулировкой: «За сопротивление указаниям».

– Я спросил Керенского о причине снятия с должности, он ответил: «Вы слишком популярны в своей Армии!».

– Идиот! В какие это такие времена любовь солдат к своему командиру стала считаться преступлением? – Юденич от волнения снова вскочил с места, присев только что.

– Перед прощанием мне мои подчиненные преподнесли золотую шашку, осыпанную драгоценными каменьями. Я даже прослезился.

– Не подарок дорог, а отношение, признание меня, как командира. Мы с моей супругой Александрой Федоровной продали наш дом в Тифлисе и земли в Кисловодске и вот теперь, как говорится, без кола-без двора.

– Милости просим, генерал, поживите у нас, будем очень Вам обязаны – предложил батюшка.

Ваня в ожидании ответа генерала замер, неужели случится чудо, и сам легендарный генерал будет жить в соседней комнате?

– Благодарю за приглашение, но, к моему великому сожалению, воспользоваться им не имею возможности. Уже обещал своему другу, адмиралу Хоменко, воспользоваться его любезным приглашением. Он поселил нас на своей свободной сейчас квартире в доме страхового общества «Россия» на Каменоостровском проспекте. Сегодня переезжаем, а там, как Бог даст. Времена ныне беспокойные, со дня на день можно ждать переворота.

– Да, что-то мы заговорились, отвлеклись от рассказа о Ленине – всплеснул руками генерал.

– Вспомните, господа, да вот и отец Андрей подтвердит, какая у всех нас, у гвардии и армии случилась огромная радость, когда 17 июля 1914 года объявили мобилизацию! Ликование было безмерным, после позора поражения от японцев все военные жаждали войны и побед! Особенно после унижений, испытанных из-за проигранной японской войны и оскорблений от собственных «писак» и остальной штатской сволочи!

– А как ликовал простой народ! Нас забрасывали цветами, пышными речами!

«Слава Царю и Отечеству! Мы их сотрем с лица Земли! Вперед – до полной победы русского оружия».

«Следуя историческим своим заветам, Россия, единая по вере и крови со славянскими народами, никогда не взирала на их судьбу безучастно» – писалось в Высочайшем Манифесте.

– Какие цели поставил в нем перед нами Самодержец Всероссийский? Целей было определено две – спасти от австрийской колонизации сербов, черногорцев, босняков и оказать помощь союзникам – Франции и Великобритании.

– Германия против англичан и французов, ее истинных врагов, выставила почти все свои лучшие войска, а от наших отгородилась кордоном из шестнадцати второразрядных дивизий ландштурма.

– Получается, что враг у нас в этой войне был один – Австро-Венгрия, да и то, только из-за братьев-славян.

– Это официально, а на самом деле, нас сюда втянули, чтобы ослабить, и, вообще, погубить Россию!

– А для крестьян, солдат и обывателей цель в этой войне одна – «За веру, Царя и Отечество!». Эта война должна была стать короткой, победоносной, Отечественной!

– Поэтому мы и бросили в эту, совсем не нашу «мясорубку», свои лучшие войска. Заметьте, не для защиты своих границ, не для завоевания новых территорий, а для защиты чужих, пусть и братьев по вере, интересов.

– И итоги стали, как бы это мягче выразиться, плачевными.

– А почему, спросите вы, в чем причина поражений?

– Их несколько, и героизм русского воина здесь не причем.

– О «готовности» России к первой мировой войне очень авторитетно говорил мой боевой товарищ – Деникин. И об истощившихся материальных запасах, и недочетах в организации, обучении и управлении.

– По нашему общему с ним мнению армия вообще до 1910 года оставалась в полном смысле слова беспомощной. Только в самые последние перед войной годы работа по восстановлению и реорганизации русских вооруженных сил подняла их значительно, но в техническом и материальном отношении совершенно недостаточно. К примеру, Закон о постройке флота прошел только в 1912 году.

– Так называемая «Большая программа», которая должна была значительно усилить армию, была утверждена лишь в марте 1914. Так что ничего существенного из этой программы осуществить не удалось: корпуса вышли на войну, имея от 108 до 124 орудий против 160 немецких и почти не имея тяжелой артиллерии и запаса ружей.

– В числе главных причин этого Деникин называл «нашу инертность, бюрократическую волокиту, бездарность военного министра Сухомлинова – «совершенно невежественного в военном деле».

– Ситуация усугублялась еще и тем, что русская армия то и дело шла в наступление совершенно не подготовившись – поскольку союзники, терпевшие поражение за поражением, панически просили помочь, и полк за полком ложился костьми, спасая «цивилизованных» французов и англичан…

– Союзникам мы помогли, если бы не мы, Франция давно бы сдалась.

– Нам уже с осени 1915 года стало просто нечем стрелять. Слишком мало времени прошло с японской войны – накопленные за короткие мирные годы запасы патронов и снарядов закончились. Союзники помогать не спешили, им тоже надо чем-то заряжаться.

– А кто командует на фронтах?

– Те же генералы, проигравшие японскую войну вчистую.

– Вот они и на этой войне проиграли одно сражение за другим!

– Еще одна наша беда – консерватизм и безграмотность, неумение предвидеть, подумать.

– Один из лучших наших генералов, человек известный и заслуженный, утверждал и отстаивал до конца, и ведь отстоял, таки свое мнение, что де, пулеметы армии не нужны!

– Чтобы убить – утверждал он на самом высоком уровне – достаточно одной меткой пули, ни к чему «решетить» человека, – такая вот была его аргументация.

– Другие были категорически против бронированных щитов на артиллерийских орудиях, чтобы русский солдат за них не прятался, а проявлял чудеса храбрости и героизма.