Что же все-таки происходит?
То, что не печатали и не воспринимали мои первые рассказы – понять можно. И в редакциях, и на семинаре в Литинституте искренне считали, что рассказы мои «ни о чем». Вот когда их все же опубликовали – другое дело! Оказывается, можно и об этом…
Когда цензура ЦК зарубила в «Новом мире» мой «Переполох» – объяснить можно тоже. Ведь если отчеты руководителей о своих достижениях – показуха, и даже маленький человек, герой моей повести, вдруг не выдержал этого и прямо высказал свое мнение, отчего начался переполох среди руководства, то куда ж дальше ехать? И я ведь как автор поддерживаю этого маленького смельчака, а тем самым провоцирую и других! Если каждый у нас начнет говорить правду своему начальству, что ж получится?! И очевидно, что по-своему прав был цензор ЦК, сказавший: «Этого никак!». Хотя когда «Переполох» был в верстке в редакции «Нового мира», и его опубликование ожидалось, меня задергали телеграммами и звонками. Но как только цензор зарубил мою повесть – все тотчас и отпали. Естественно!
И то, что не печатали «Обязательно завтра» – вполне логично с ИХ точки зрения тоже. В этом романе я пытаюсь защитить «малолетних преступников», обвиняя власти за то, что те не заботятся об их воспитании, жалею проститутку, чуть ли не влюбляюсь в нее, и – свят! свят! – об эротике пишу этак вполне положительно, развратник! Как же можно у нас такое печатать?! Тут редакторы все, как один, были единодушны! Вполне естественно тоже.
Но ведь теперь-то я уже вполне известный писатель, член СП, автор нескольких книг, многих статей в журналах и газетах! Моя книга «Листья», книги «о бабочках» имели большой успех, о них много писали! Статьи мои печатались даже в газете «Правда»! Мое имя постоянно мелькало в СМИ, меня сравнивали с известнейшим Гржимеком. Я несколько раз выступал и по радио, и по телевидению! А просто перед читателями – в библиотеках, клубах, домах культуры – сотни раз!
Ко всему сказанному, я ведь входил в «обойму» молодых и перспективных, и неслучайно же в апреле 88-го меня послали с группой писателей во Францию на симпозиум «Литература XXI-го века»! Правда, как выяснилось позднее, это никак не было связано с выходом «Пирамиды», скорее, ее выход мог помешать. Очевидно, те, кто посылал, просто упустили это из виду, тем более, что СМИ о «Пирамиде» глухо молчали. А вот о моих статьях в «Правде», очевидно, помнили!
И даже то, что Первый зам не хотел приглашать меня на встречи с читателями журнала, тоже можно понять: мало ли что я там еще ляпну, неблагодарный! Понятно, что публикация моей повести вообще была делом рискованным! И слишком много осталось в ней «личной линии». Да и название я упрямо оставил свое! И правда ведь могут понять читатели, что у нас – остроконечная пирамида власти. А что скажет высшее начальство? Очень может быть, что уже и сказало…
Что касается названия, то я уже тогда начал понимать, что это – самая большая моя победа в конфликте с Первым замом. Именно заголовок подчеркивал главную мысль: вся беда наша в том, что у нас – остроконечная, самодержавная пирамида власти, и пока она остается, ни о какой демократии, ни о какой справедливости не может быть и речи. «Я начальник – ты дурак; ты начальник – я дурак». Чем выше этаж, который ты занимаешь – тем больше ты прав, НЕЗАВИСИМО от твоей истинной правоты. А герои моей повести потому и победили, что они восстали против «пирамидальной» системы и руководствовались СПРАВЕДЛИВОСТЬЮ. Именно это и вызвало такой огромный читательский резонанс, как я понял, но именно это, скорее всего, дико испугало некоторых наших начальников, основа власти которых не справедливость, а «пирамидальная» система. Именно поэтому Первый зам хотел изменить название повести, и просто чудо, что мне удалось настоять на своем!
Так что понять позицию Первого зама и вообще редакции журнала можно. Если бы не их журнал, кто бы знал о «Пирамиде»? Неблагодарный!
Мало того: я ведь еще и «Карлики» нагло приносил в редакцию – опять странный намек: карлики – это кто?
Но ведь моя повесть вышла! И такой успех! «Темечко выдержит?» – сочувствовал мне Первый зам. А СМИ молчат не только о повести, они глухо замолчали и обо мне, ее вполне известном и признанном авторе! Что же это такое?
Ко всему прочему, повесть заняла высокую позицию в «рейтинге читательского интереса», опубликованном в журнале «Книжное обозрение»! И нельзя считать «Пирамиду» антисоветской! В чем же дело?
«Ведь перестройка на дворе! – недоумевал я. – Я же не против нее, и никакой я не диссидент! Вы, рецензенты, что же? Нравится – поддержите! Не нравится – пишите разгромные статьи, ради бога! Но пишите!»
Нет, увы. Пресса молчала глухо, как будто никакой повести не было. И я, ее автор, как будто бы куда-то исчез.
А была ли повесть, с искренним недоумением думал я порой. Может быть, схожу с ума, и никакой публикации повести не было? Но вот же письма, и вот номера журналов с ней…
В издательстве «Мысль» редакцией еще раньше была задумана книга, в которую вошли бы сразу несколько уже изданных моих рукописей – о путешествиях и фотографировании чудес природы. Готовые тексты уже были в редакции. В «Детской литературе» собирались переиздать «Путешествие в удивительный мир». Еще в одном издательстве хотели выпустить мою новую книгу о насекомых – готовая рукопись лежала в редакции. Но теперь… Все почему-то затягивалось.
Поток писем читателей постепенно иссякал, хотя «Пирамида» вышла в начале следующего года еще и отдельным изданием, тиражом в 250 тысяч. Но одно дело – в престижном журнале, а другое – просто так, книгой. Да еще и без «пиара»… Огромная разница для наших граждан!
В конце 87-го и в начале 88-го года я испытывал стресс, равного которому не было, пожалуй, никогда в моей жизни. И даже весьма лестная для меня поездка во Францию – очень интересная: я и выступал там, за что удостоился похвалы руководителя делегации, а также самого Булата Окуджавы, и много фотографировал! – ничего не изменила в моей «послепирамидной» судьбе. СМИ молчат, меня как писателя как будто и не было никогда, поток писем читателей иссякает, звонки прекратились… Что происходит? Где мои сограждане, ау?
Итак, дорогой Джек, с публикацией «Пирамиды» произошло у меня ровно обратное тому, что произошло у твоего Мартина после выхода его «Позора солнца».
Особо обращаю твое внимание, Джек, как и внимание тех своих соотечественников, которые моложе меня и не пережили того, что пришлось пережить мне, вот на что. Я помню свое детство в военные годы в Москве – воздушные тревоги, затемнение, бомбежки, когда трясло весь дом, и мы ждали, что вот-вот бомба упадет на нас, а немцы займут Москву… Есть было почти нечего, не было электричества, на окнах – светозащитные шторы, и мы жгли свечи, коптилки… Коммунальная квартира из семи комнат: семь семей, два десятка жильцов, два туалета на всех, которые постоянно засаривались – приходилось бежать к метро, в общественный… Горячей воды, естественно, нет, но периодически отсутствовала и холодная … Зимой топили печи, дрова были не всегда, жгли старые книги… Клопы, мыши, тараканы… Гибель самых близких мне людей – мать, отец, братья… Потом послевоенное сиротство, бесконечные болезни, и – никакой поддержки со стороны. Бабушка, ставшая моим опекуном, умерла, и мы – вдвоем с двоюродной сестрой…
Правда, я все же окончил школу – аж с Золотой медалью – и поступил в престижнейший МГУ. Но – уход в связи с полным разочарованием в карьере «советского физика»… Работа на разных работах, безуспешные попытки опубликовать хоть что-то, поступление в Литинститут, но… Разочарование на первых же семинарах! И опять безуспешные попытки «штурма» журналов и издательств… Я помню все это!
Помню и то, что в стране после смерти Сталина происходило черт знает что. Доклад Хрущева «О культе личности», некая «оттепель», но все равно – цензура, психушки, гонения на Солженицына, Сахарова, других «диссидентов», события в ГДР, в Венгрии, в Чехословакии… Мой «Подкидыш» напечатали в «Новом мире», но потом Инна Борисова больше года читала мой «Переполох», и цензура его запретила… И вновь бесконечные ожидания прочтения рукописей, возврат их, тупые отзывы рецензентов, разбой редакторов даже над статьями и «малышовыми» книжками. Чуть ли не трехлетнее ожидание «Листьев», больница, «Карлики», Рецензент… А потом «Высшая мера», которую нигде не хотели публиковать… Мой вынужденный «Ход конем»…
Все это я хорошо помню.
Но помню и то, что во все те годы я ни разу не терял бодрости духа и надежды на победу! Потому что верил: пусть медленно, но все идет к лучшему, несмотря ни на что! Я – выдержу!
Однако теперь… После, казалось бы, самой большой победы в писательской моей карьере и такого, казалось бы, читательского признания…
Молчат СМИ, молчит журнал. Чего же стоит успех среди читателей, если… Если отношение к писателю так зависит от СМИ, от властей…
Кто же хозяева в стране? – мучительно размышлял я. – На что надеяться? Ради чего все?
Да, такого стресса, такого разочарования не было у меня никогда. Как я теперь понимал твоего Мартина, Джек!
Свое дерево мне вырастить все-таки удалось. Оно дало неплохие плоды. Однако… Они никому не нужны?
Есть ли смысл жить в ТАКОЙ стране, с таким правительством, среди таких «граждан»? Куда идет наша страна, во что превращаются люди? Ради чего все? Почему нет препятствий растущей и все более торжествующей лжи?
И все больше возникало у меня даже не подозрение, а – уверенность, что появилось в нашей стране тщательно замаскированное, но убийственное, мрачное нечто. А, может быть, оно всегда было, но не действовало в полную силу? А граждане то ли не понимали этого, то ли не в состоянии были противостоять. Но ЧТО это? ОТКУДА?
«Звездные часы» России?
В тот день проснулся довольно рано и, как обычно, включил, лежа в кровати, приемник: «Радио Свобода», которое в последние годы перестали глушить…
– В связи с болезнью и невозможностью исполнять обязанности Президента Михаилом Горбачевым…
Сначала я ничего не понял и только постепенно начал соображать…
Это был понедельник, 19-е августа 1991-го года.
Телевизора у меня не было, «Лебединое озеро» я не видел. Слушал то «Свободу», то «Эхо Москвы»…
А накануне, в воскресенье, ездил с милой девушкой (в субботу меня познакомил с ней один из друзей) в хорошее место на окраине Москвы, где фотографировал ее по своему обычаю обнаженной среди еще зеленых деревьев, ржавых кустов рябины, усыпанных огненно-рыжими ягодами, в чаще начавшей желтеть травы… Вот же она – ЖИЗНЬ!
Да, по-прежнему спасался я все тем же: продолжал сочинять (теперь – «Пирамиду-2», по письмам читателей, а так же «Постижение» и продолжение «Карликов»…). И фотографировал чудеса природы, главным образом бабочек и девушек. Гости, хотя и реже, но все же приходили ко мне на слайд-концерты, и это тоже была «отдушина»…
После «Пирамиды» из печати не выходило ничего, если не считать нескольких небольших газетных статей. Но ведь перестройка шла, как будто бы, полным ходом! Как будто бы… Становилось все яснее, что пыл Горбачева уходит главным образом в слова, все более длинные его выступления – «расширить… углубить…», – а в стране все только разрушается….
Но почему-то многие из наших бывших скрытых и явных диссидентов получали все больше постов «при дворе»…
И все же при всем при том, меня как будто бы что-то постоянно поддерживало… Аполлон и Афродита! – все больше понимал я. Бог искусства и света, и, конечно, Богиня красоты и любви! Да, самым «стрессовым» временем для меня оказалось начало 1988-го, но в августе того же года удалось побывать в Казахстане с одной из своих девушек (с женой Ирой мы фактически уже расстались). И там я фотографировал в обнаженном виде среди природы не только эту девушку, но и… пятнадцатилетнюю дочь приятеля, который меня пригласил. И с этой девчушкой возникла у нас этакая «бунинско-тургеневская» целомудренно трогательная любовь. Мне и в голову не могло прийти, во что это в конце концов выльется. Но – много позже. А пока только романтическая встреча и фотографии, а потом трогательная переписка, которая, правда, скоро закончилась…
Повторю еще раз: если бы не встречи с природой и – да-да! – с «посланницами Афродиты», то происшедшее и с Мартином Иденом, и с самим Джеком Лондоном казалось бы единственным выходом, то есть «ключом», которым стал для Мартина иллюминатор «Марипозы», а для Джека Лондона – шприц. Как оно и стало тогда для многих жителей моей Родины.
Правда, в те годы удалось мне еще опубликовать кое-какие слайды в нескольких новых журналах и газетах, которые возникали и лопались, как мыльные пузыри. А в августе 91-го, накануне грандиозных событий, ко мне обратились с киностудии «Мосфильм». Им нужны были фотографии и слайды бабочек для художественного фильма, в котором главный герой занимался тем, что, спасаясь от наступившей «чернухи», фотографировал эти хрупкие создания природы. Ну прямо как я! Правда, сценарий был не совсем таким, как я думал, но все же я дал приехавшей ко мне ассистентке режиссера и слайды, и фотографии.
А в пятницу, 16-го, ассистентка позвонила мне и сказала, что они оформили съемочный павильон моими «бабочками» для одной из сцен фильма, напечатав, ко всему прочему, большие фотографии со слайдов. «Получилось очень красиво, если хотите, то приезжайте посмотреть в понедельник, я вам выпишу пропуск».
Понедельник и был 19-е августа 1991-го года.
С утра, слушая «Свободу», окончательно понять, что произошло, было трудно, хотя первое Постановление так называемого ГКЧП навевало весьма грустные размышления в том смысле, что с какими-то цензурными послаблениями в литературе и искусстве будет совсем покончено…
Предстояла поездка на «Мосфильм».
Танков на пути своего следования я не застал – ехал сначала в метро, потом на троллейбусе, как ни в чем не бывало. Ассистентка меня встретила и на студию благополучно провела…
И вот, граждане мои дорогие… Я же говорил, что «в ногу со страной»! Что происходит в стране, сразу понять в тот роковой понедельник еще было трудно, однако верили в лучшее. Но то, что я увидел в павильоне «Мосфильма», стало лично для меня действительно «звездным часом»!
Бабочки… Огромные… Размер фотографий был 40х60 и 50х60. Великолепно напечатанные… На отличной бумаге «Кодак». Резкие, качественные – с моих «узких» слайдов! Ведь столько лет я пытался каким-либо образом получить такие вот «выставочные» фотографии, уверен был, что это возможно! Со мной спорили, и либо никто за это не брался, либо – несколько раз… – мне пытались их сделать хотя бы 30х40 и за немалые деньги. Но получалась – халтура. Я уверен, уверен был, но… И вот все подтвердилось! Эти ФОТОКАРТИНЫ – иначе не назовешь! – были напечатаны с моих «узких» слайдов! Победа!
И со слов ассистентки я узнал, где можно такие фотографии печатать со слайдов. И цена, надо сказать, вполне приемлемая!
Да, друзья, в этом был для меня некий символ. Танки на улицах Москвы, о которых знал теперь весь мир, и – бабочки, огромные, прекрасные бабочки в павильоне «Мосфильма», напечатанные с моих слайдов! Танки по большому счету никогда не спасут, я всегда был в этом уверен. «Мир спасет красота» – в этих словах Достоевского – истина! И теперь я ощутил намек для себя в павильоне «Мосфильма». Намек и – поддержку!
19-го, вернувшись с «Мосфильма», я не отходил от приемника, а 20-го поехали с женой Ирой к Белому дому и там я фотографировал то, что происходило. Мы вместе с сотнями соотечественников, собравшихся на площади у Белого дома, ждали штурма, один раз лично к нам с женой обратился человек с мегафоном, сказав, что мы слишком близко подошли к краю площадки на крыше дома, а потому представляем собой слишком хорошую цель для тех, кто будет вот-вот штурмовать и стрелять. Не дождавшись штурма, мы к вечеру все же поехали домой. Весь день 21-го я опять не отлипал от приемника, а 22-го, когда все почти кончилось, я опять поехал, и опять фотографировал…
О тех днях очень много написано, много сказано… Но в моей памяти осталось то, что я никогда не видел в одном месте так много хороших, человеческих лиц. И я думал тогда, что нас у Белого дома объединяет одно – избавление от многолетней лжи. Наконец-то!
Но как же мы ошибались! – с горечью думаю я теперь…
Гибель страны
Да, в августе 1991-го МОГЛО начаться по-настоящему! ПО-ХОРОШЕМУ! Чтобы я – и не только я! – мог жить, фотографировать и писать то, что хочу. Чтобы это публиковали, и я – и не только я! – тем самым мог бы поделиться радостью своей с другими. Чтобы – главное! – если не разрушить, то хотя бы почистить как следует Пирамиду и задуматься: нельзя ли что-то все-таки изменить? И чтобы не нужно было вымучивать снова и снова – «Пирамиду-3», «Пирамиду-4», «Пирамиду-5» и так далее… Чтобы воров, бандитов, паразитов, лгунов повыгонять из «верхов» и из «специалистов». Чтобы биться в конкурентной борьбе, но – по-честному. Чтобы не лгать по поводу и без повода! И чтобы жили мы, наконец-то, в нормальной стране, а не в том безобразии, когда у власти вновь и вновь – дураки, лгуны и бандиты. Разные у нас в стране люди, но во власть почему-то, как правило, пробиваются именно они, эти самые…
И я начал делать то, что мог – писал статьи для газет. Ты, Джек, наверняка согласился бы с этим – твой Мартин тоже писал статьи. Первая моя статья так и называлась: «Чего же вы медлите?» Ведь надо было немедленно что-то менять в стране в лучшую сторону! Я еще надеялся, верил… Но ни в первой, ни во второй, ни в третьей газете ее не согласились печатать. Хотя и говорили, что помнят мою «Пирамиду», меня лично вполне уважают, и статья нравится, но вот насчет публикации ни-ни.
А потом состоялась «Беловежская пуща»…
И то, чего веками не могли сделать враги внешние – сделано было легко тремя мужиками, собравшимися «на охоту» и «принявшими на грудь» в Охотничьем домике. Великая, огромная наша страна – Советский Союз! – была разорвана на 15 частей. И ни не так уж и давний мартовский референдум, на котором подавляющее большинство граждан проголосовали за сохранение Союза, ни Первый президент СССР, который мог бы – и должен был! – арестовать заговорщиков, ни всемогущее КГБ – ничто не воспрепятствовало развалу великой страны!
Президент, сидевший пока в Московском Кремле, оказался вовсе не мужиком и с тремя «охотниками» согласился. Впрочем, он уже года четыре как мужиком перестал быть – вся сила, все благие, казалось бы, начинания ушли в досужие, бестолковые разговоры и обещания…
(Так я думал тогда. На самом же деле, как выяснилось позднее, он мужиком вообще никогда и не был. В августе 91-го, вернувшись из Фороса, он, как ни в чем не бывало, заверил всех, что «верен социалистическому выбору»! А много позже, в одном из выступлений признался, что на самом деле его целью всегда было «уничтожить коммунизм». То есть и становясь Генсеком, и потом он постоянно лгал…).
И вот немалый по численности, считавшийся великим народ огромной страны, подтверждавший вообще-то свое величие во множестве войн, подвигов, в создании великой культуры, науки, теперь молчаливо, как ни в чем не бывало, с тремя «охотниками» и болтливым «генсеком» согласился… «Беловежскую пущу» принял, можно сказать, вполне спокойно, хотя всего за несколько месяцев до этого дружно против такого безобразия на «референдуме» возражал! И не было ни многолюдных демонстраций протестующих, ни серьезных протестов…
И не стало великой страны. На карте превратилась она в лоскутное одеяло. По инерции назвали ее все же одним словом – на три буквы – СНГ. А на деле стала она растерянным сборищем миллионов людей, одураченных, сбитых с толку, забывших тут же и историю свою, и единение, и дружбу. И многие из них в родных домах оказались вдруг – «иностранцами»…
Что было делать, дорогой Джек? Я писал и писал одну за другой свои статьи, и сначала их нигде не печатали. «Хам пришел», «Страна бананов», «Яд власти», «К вопросу о дальтонизме», «Верю в свободную Россию!», «Гибель любви» – вот как статьи назывались… Как тошно было мне и таким, как я, ты, Джек, наверное, можешь себе представить. Ведь окончательно рушилась вера в лучшее, на наших глазах творилось нечто чудовищное, а предотвратить это не получалось никак.
Но я писал и писал статьи…
«К вопросу о дальтонизме»
Наконец, одну статью (из двух десятков написанных) опубликовали. В апреле 1992-го. Уже после «новогоднего подарка» Гайдара с «освобождением цен» – без освобождения от дури, наглости и пустой болтовни Ельцина, Гайдара, Чубайса и других «реформаторов».
В январе все мои гонорары за предыдущие книги превратились в ничто – как и деньги миллионов людей, всю жизнь работавших и копивших кто на квартиру, кто на машину, кто на приданое дочери или сыну. Теперь же накоплений большинства не хватило бы и на похороны.
Конечно, «специалисты» придумали оправдания. «У вас тогда не деньги, не накопления были, а – бумажки, на которые нельзя было ничего купить» – так говорили они, оправдывая то, что делали. «Денежный навес» – так назвали «специалисты-экономисты» трудовые накопления наши. И вместо того, чтобы придумать что-то путное – для чего ведь их экономике и учили! – они решили поступить просто: уничтожить наши деньги вообще, а на самом деле – лукаво украсть.
Хотя и тогда были другие специалисты, которые предлагали совсем другой путь – среди оппонентов рьяным нашим «младореформаторам» были даже лауреаты Нобелевской премии по экономике… Но у тех, кто занимал тогда верхние этажи, были совсем другие методы, другие планы, другие цели. Руби с плеча – и все тут!
Интересно, что очень многие из тех, кто рьяно поддерживал молодых «демократов» именно в то самое время как раз и стали «генеральными директорами», «президентами», владельцами всяких СП, ООО, АООО, ЗАО и так далее, и обладателями непонятно откуда появившихся капиталов. У них-то и начал появляться именно тогда победный, торжествующий блеск в глазах…
Моя статья, которую все же опубликовали, называлась «К вопросу о дальтонизме». Речь в ней о том, что странное «видение» вдруг появилось у многих наших газетчиков и особенно у политиков. «Красными», «коричневыми», а еще чаще «красно-коричневыми» они стали называть тех, кто был по всем показателям вовсе не такими, а вот то, что делали они – те, кто так выражался, – было, наоборот, именно кроваво-красным (вульгарно «советским») и коричневым (откровенно фашистским). Что за дальтонизм на самом деле?
Сначала я понес свою статью в «Московские новости» – газету, которая оставалась одной из самых популярных и сравнительно честных – теперь уже не «перестроечных», а «демократических». Новый главный редактор, Лен Карпинский (тоже из диссидентов), удостоил личного приема и честно и откровенно сказал:
– Нам Ваша статья очень нравится. Но печатать ее мы боимся. Может быть, Вы что-то другое принесете?
И вернул.
Я отнес статью в «Независимую газету», которая только недавно начала выходить и главным редактором которой был бывший сотрудник «Московских новостей» Виталий Третьяков.
И в «Независимой» мою статью напечатали! И потом ее почти целиком даже читали по радио «Свобода». Потом в «Независимой» было опубликовано еще несколько моих статей, одна из них называлась так: «Что такое дурак?». Речь в ней шла о дискуссии между одним из умнейших людей того времени, академиком Святославом Федоровым и одним из «младореформаторов», которого звали Анатолий Чубайс. Как ни старался академик аргументированно и логично убедить «реформатора» в его явной глупости, тот агрессивно и тупо, до смешного просто, стоял на своем. Статья всем нравилась, со мной соглашались, но…
Но удовлетворения от газетных публикаций у меня все же не было. Целью моей по-прежнему была публикация не статей, а книг. Ведь правильно сказано: «Лучше зажечь одну свечу, чем обличить гигантские пространства мрака»! А я уверен был, что неопубликованные книги мои – именно «свечи».
Но ни в «Мысли», ни в «Детской литературе», ни в других издательствах книги мои так и не вышли. Да и сами издательства фактически перестали существовать…
И получалось, ко всему прочему, что я опять иду в ногу со страной: надежды вспыхнули, однако гасли одна за другой.
А в октябре 1993-го состоялось и вовсе чудовищное – обстрел Белого дома из танковых пушек по приказу Ельцина – за то, что Верховный Совет не подчинялся тупому, бестолковому президенту, и собирались даже объявить ему импичмент. И были сотни погибших – тех, которые два года назад защищали Белый дом и того же Ельцина, который теперь их безобразно, нагло предал.
За одно это его и его команду нужно было бы теперь судить самым строгим образом как путчистов, нарушителей Конституции и убийц. Но о суде не было речи. Наоборот – некоторые интеллигенты и «диссиденты» считали, что Ельцин и его команда все делали правильно. И они даже писали петиции в его поддержку.
Да, вот такая история, Джек. И мне, и, как я постепенно понял, кое-кому из соотечественников моих становилось ясно, что на землю нашу русскую окончательно пришло что-то мрачное и убийственное. Главная же беда была в том, что граждане и не думали сопротивляться всерьез. А может быть просто не могли? Теперь уверен: тогда мы все просто запутались и, как принято теперь говорить, офонарели. Нормальным людям не могло прийти в голову, что не кто-нибудь, а – соотечественники! – могли вести себя так беспардонно и нагло.
Не раз я вспоминал один из снов в больнице и свою повесть «Карлики». Неужели это и правда – они? Ведь они так дружно летели откуда-то и – вселялись в людей…
Да, много врагов посягало на нашу землю! И татаро-монголы, и шведы, поляки, турки, французы, немцы, японцы… Но то были враги хотя и злобные, однако открытые, явные. Ясно было, кто наши, а кто враги. И явных врагов в конце концов всегда побеждал русский народ! Но теперь… Кто ТЕПЕРЬ наши враги? Похоже, что мы уже… В оккупации! Но все же – КЕМ? И даже если это те «карлики», которых я видел во сне, то – ОТКУДА они? ПОЧЕМУ?