Илья Муромец и Сила небесная

ЛЮБИМАЯ КНИЖКА

Эту книгу Ножкин прочитал раз сто, а может, двести, но уж во всяком случае четыре раза точно! Было даже не совсем понятно, кто кого проглотил – Илья «Былины» или «Былины» Илью.

Если вы думаете, что былины – это сказки, то сильно ошибаетесь, потому что на самом деле «былина» происходит от слова «быль». А быль – это то, что было. Просто былины приплыли к нам из незапамятных вековых глубин, вот некоторым и кажется, что такого быть не могло.

Чепуха! Ещё как могло! И мы сейчас это докажем, как дважды два четыре.

Представьте себе на секундочку, что всего через тысячу лет ваш сверстник откроет какую-нибудь книжку начала 21-го века. А там написано про восьмиклассника Васю, который сел в лифт, спустился во двор, пробежал два квартала, вскочил в автобус, приехал на вокзал, сел в электричку, дочухал до областного центра, нашёл метро, немного перепутал, в какую сторону ехать, потом пересел в маршрутку «Центр-Аэропорт»… и всего на полминуты опоздал на самолёт, который должен был оттарабанить его на международную школьную олимпиаду по химии.

Как вы думаете, что скажет наш недалёкий потомок, прочитав это? Сказки, скажет он! Во-первых, что это за имя такое – Вася? Нету таких имён! Есть Мася! Есть Масяня! А Васи нету, и быть не может!

Во-вторых, чего этот Вася дёргается, как псих ненормальный? Нет, чтобы выйти на балкон, сесть в личный роллежаблер – и лететь себе куда надо без всяких пересадок!

* * *

Вот и нам богатыри из былин порой кажутся странными. А на самом деле это совершенно нормальные люди, и от нас они отличаются лишь тем, что не смотрят телевизор и не жуют жвачку.

Ножкин сразу это понял. Ему богатыри странными ничуть не показались. Они ему, наоборот, страшно понравились. Былинные богатыри были умными, смелыми и добрыми! Если им приходилось драться, то они делали это честно, не то что Длинный из соседнего подъезда, который всегда норовил отвлечь противника дрыганьем ног и криками «ки-я!».

Богатырям это было ни к чему. Они спокойно обходились без всяких хитрых каратистских штучек: просто давали булавой в лоб – и уноси готовенького!

Когда однажды Илья рассказал про это за ужином, мама с негодованием воскликнула:

– Какой ужас! Бить человека дубинкой по лицу!

– А пусть не лезут на нашу территорию! – вступился за Илью папа.

– Аркадий, ты рассуждаешь как военный. А ведь есть более гуманные методы.

– Газом потравить, – не к месту вставил Ножкин.

– Илья, прекрати! – фыркнула мама. – И вообще, что за разговоры за столом? Все быстро закрыли рты – и доедаем кашу!

Но вместо этого все дружно рассмеялись, представив, что будет, если есть кашу закрытыми ртами…

* * *

Из богатырей больше всех Ножкину нравился Муромец. Он был самым умным, самым смелым и самым добрым. А ещё у него было самое классное имя. И пускай это было простым совпадением, но Ножкину всё равно было приятно, что его тоже зовут Ильёй.

Когда родителей не было дома, Ножкин превращался в богатыря… Сами понимаете в какого… Вооружась за неимением меча и булавы кухонным ножом и молотком-гвоздодёром, он смело распахивал двери пещеры – узкого, но глубокого стенного шкафа – и кричал: «Выходи, Идолище поганое! Изрублю татарскую силу басурманскую на кусочки с коровьи носочки!»

От таких слов спину продирал мороз. Ещё бы! – это было покруче всяких там «замочу гада!» из современных телесериалов.

Чтобы ещё больше походить на своего былинного тёзку, Илья влезал в мамины резиновые сапоги, натягивал на голову папин треугольный капюшон от военного плаща и прицеплял к ушам тесёмки длинной мочалки, которая временно заменяла богатырскую бороду, покамест не отросла своя. Если бы в этот момент его увидели «братья-славяне», которые запросто ходили на кабана, они бы непременно умерли от страха. А про девчонок вообще промолчим.

Но в Илью Муромца Ножкин превращался, когда сильно бурлила кровь. А так он больше читал. И чем больше он читал, тем больше у него возникало вопросов.

* * *

Вот взять, к примеру, былину об исцелении Муромца. Это ж надо, просидеть тридцать лет на печи, а потом вскочить и сразу начать вырывать дубы с корнем! Ножкин заподозрил неладное, когда заболел ангиной. Он целых три дня провалялся в постели и ещё четыре просидел на диване, шурша страничками. Но всё-таки выздоровел и вышел на улицу. И что бы вы думали? С непривычки или от свежего кислорода его сразу начало качать из стороны в сторону, словно пьяницу. Куда уж тут деревья вырывать, тут как бы самого не вырвало (извините, конечно, если кто за ужином читает, но ведь не зря говорится: ужин отдай врагу)…

Или объясните популярно, как Соловей-разбойник мог на девяти дубах сидеть? Это ж какого размера сиденье надо иметь, тем более, что каждый дуб в пять обхватов?

Ладно, едем дальше… Сколько времени можно промахать мечом, чтобы рука не отвалилась? Ну, в кино понятно: в кино по полтора часа машут и даже не запыхиваются. Так там и из 8-зарядного пистолета по сто пуль выпуливают. А если махать не понарошку, то сильно не размашешься.

Илья, хоть и был спортсменом, а повыбивал однажды ковёр пластмассовой выбивалкой, так через пять минут сам из сил выбился. Пришлось передышку делать. А как же в бою? Там ведь не скажешь: «Стоп, ребята, я уже никакой. Поэтому вы пока погуляйте, а я полчасика отдохну, водички попью и опять начну рубить ваши буйны головы. Так что не расстраивайтесь!».

* * *

Со своими вопросами Ножкин ко всем приставал. Особенно к учителю истории Евгению Петровичу Ворошилко. Но Евгений Петрович Ворошилко отмахивался от него, как от назойливой мухи, потому что сорок пять лет назад защитил диплом не по Киевской Руси, а по истории строительства Беломоро-Балтийского канала.

Тогда Илья начал читать книжки сам и незаметно для себя пристрастился к истории. Правда, в ущерб английскому и ещё парочке ненужных предметов.

Зато по физкультуре у него всегда было двенадцать с плюсом. И то потому, что их физкультурник боялся числа тринадцать…

Чудак!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
БАШМАЧКА

ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА ИЛЬИ

Когда после дня рождения прошло полгода, сразу наступило лето. Двор моментально опустел. Кого-то отправили в лагерь. Кого-то сплавили на море. А когда и «братья-славяне» с палатками и родителями махнули в поход, Ножкин заскучал. Тем более, что в бассейне обнаружилась дырка, через которую вытекала вода, и его закрыли на текущий ремонт, а до пляжа было далеко, поэтому Илью туда одного не пускали. Вот и приходилось ему слоняться по пустому двору или бить мячом по пустым воротам. Как говорится: «Пришла беда – отворяй ворота»…

Но Илье повезло. Не успел он вдоволь наскучаться, как папа сказал:

– Киндер-миндер, не горюй! Послезавтра отправим тебя на деревню к дедушке.

– И к бабушке, – добавила мама.

– К бабушке-балабушке, – весело подхватил папа, – к тёщеньке моей ненаглядной, Валентине Павловне любимой!

– Аркадий, прекрати паясничать! Не понимаю, чем тебе моя мама не угодила?

– Ира, как ты могла подумать? Просто у меня хорошее настроение! А твою маму я очень люблю, ведь она мне лучший в мире подарок сделала.

– Какой подарок? – спросил Ножкин.

– А вот такой! – ответил папа и, подхватив маму на руки, звонко чмокнул её в щёку.

* * *

Через два дня родители отвели Илью на автовокзал и посадили в сине-белый автобус «Икарус», который ехал через деревню, где Ножкина должен был встретить дедушка Никифор. Мама боялась отпускать Ножкина одного, и чтобы её успокоить, папа пошёл договариваться с водителем – толстым добродушным дядькой с кучерявой грудью, торчащей из-под расстёгнутой рубашки. Водитель молча выслушал папу, потом подошёл к Илье, смерил его взглядом и проговорил сиплым голосом:

– Не боись! Довезём твоего богатыря в лучшем виде и сгрузим где надо. Дело привычное: я ж раньше кур мороженых возил, и то ни одна не пропала!

От этих слов мама сразу успокоилась и даже заулыбалась, отчего стала такой красивой, что кучерявый водитель крякнул и пошёл утрамбовывать пассажиров дальше.

А Ножкин и не улыбался, он просто светился от счастья. Ведь из-за того, что у мамы надвигался смотр художественной самодеятельности, а у папы намечалась сдача очередного секретного объекта, Илья впервые в жизни ехал один. И ведь путь был неблизкий – целых пять часов ходу!

К тому же место ему досталось что надо – у самого окна. Ножкин сразу прилип к стеклу носом и стал махать родителям рукой, чтобы они побыстрее уходили. Но те наоборот стояли на месте и радостно махали в ответ. Наконец автобус тронулся, и родители уплыли за край окна. Ножкин быстро вскарабкался на сиденье с ногами и успел в последний раз увидеть их в заднем стекле. Папа что-то кричал вдогонку. Илья прислушался и услышал:

– А ну, слазь! Чего скачешь? Я может, хрусталь везу из десяти предметов, хотя поначалу было двенадцать… Так что не дрыгайся, пока мы остальное не кокнули.

Голос шёл откуда-то сбоку. Ножкин перестал прыгать и обернулся. Оказалось, кричал вовсе не папа, а сосед, которого Илья сразу не заметил. Это был взрослый парень лет двадцати в синих брюках, фиолетовой рубашке и чёрных ботинках. На его голове, несмотря на лето, красовалась коричневая шерстяная фуражка, которой он то и дело вытирал пот с широкого лица.

– Семён… Сеня… – представился сосед и протянул Илье горячую ладонь.

– Ого! – уважительно сказал он, когда Ножкин её пожал. – Штангу тягаешь?

– Нет, в воду прыгаю.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем в воду прыгать? В воду надо постепенно входить: мало ли чего там на дне лежит…

– А что там может на дне лежать? – не понял Илья.

– Ну, рельсы, к примеру.

– Дядя Сеня, откуда в бассейне рельсы?

– Как откуда? Строители забыли! И вообще, какой я тебе дядя? Я тебе просто Семён. Семён Кочкин. Газоэлектросварщик… Через неделю экзамены… – тут сосед неожиданно зевнул и договорил сонным голосом. – Подарки домой везу… Весь упарился… Так что, извиняй!

С этими словами будущий газоэлектросварщик откинулся на подголовник и моментально заснул. Но Илья не сильно расстроился. Он снова прилип к окну, за которым летели столбы и деревья, а за ними почти неподвижно лежали зелёные поля, упираясь в синий небесный свод.

* * *

Ровно через пять часов водитель автобуса почесал кучерявую грудь и объявил в микрофон:

– Башмачка! Стоянка на всё про всё две минуты… – потом он наморщил лоб, словно вспоминая что-то, и наконец радостно воскликнул: – Слышь, Ножкин, выходи!

– Слышу! Выхожу! – громко ответил Илья.

– А! – вскинулся сосед-сварщик, проспавший всю дорогу. – Чего сказали?

– Башмачка, – объяснил Ножкин, – моя деревня.

– Что значит твоя, когда моя? И зачем деревня, когда оно – село?

– А какая разница?

– Как какая? – обиделся Семён Кочкин. – Очень даже такая! В деревне, во-первых, церкви нет! А у нас… Вон, смотри!

Илья посмотрел вперёд и увидел, что в конце дороги показались дома. Над их острыми крышами покачивались деревья. А ещё выше, над зелёными верхушками, сверкали три золотых купола – один большой и два поменьше. Они парили в затухающем вечернем небе, хотя сама церковь прочно стояла на земле. Ножкин зажмурился и помотал головой. Ему вдруг показалось, что это ожила картинка из его любимой книжки: три богатыря в сверкающих шлемах охраняют родную землю от супостатов…

* * *

Дед Никифор – высокий, крепкий старик с окладистой и седой как лунь бородой – не опоздал, потому что пришёл на станцию на два часа раньше. Лёгкая соломенная шляпа и чистая рубашка-косоворотка, какие сейчас можно найти только в доисторическом музее или увидеть в кино про крепостных крестьян позапрошлого века, свидетельствовали о том, что его заботят отнюдь не мода и мнение окружающих, а исключительно соображения удобства и здравого смысла. Правда, его брюки и сандалеты были чуть посовременнее, да и то лишь потому, что эти части гардероба из-за своей близости к земле не живут так долго, как шляпы и рубашки.

Старик выбрал скамеечку под тенистым деревом и приготовился ждать, опёршись подбородком о деревянную палку с какой-то странной рогатиной вместо ручки. Со стороны могло показаться, что он спит, но он не спал, потому что, когда в самом начале длинной улицы, ведущей к автостанции, показался автобус, дед Никифор открыл глаза. Они оказались светлыми и живыми – как у ребёнка, но взгляд был пронзителен и даже несколько тяжёл. От такого взгляда не спрячешься: он прожигал насквозь и выдавал в его обладателе недюжинную внутреннюю силу.

Это было тем удивительнее, что на самом деле дед Никифор был даже не дедом. Он был прадедом. А своего настоящего деда – маминого папу – Ножкин никогда не видел, разве что на фотокарточках. Одна стояла у них на телевизоре: дед Антон – возле самолёта. Антон Никифорович был лётчиком-испытателем на самолётном заводе. Он испытывал новые машины, которые собирали в одном экземпляре, чтобы проверить, что у них не работает. А у них всегда что-то не работало: то мотор, то рули, то шасси. Но дед Антон был настоящим асом и умел приземляться без мотора, рулей и колёс, за что его очень любили конструкторы. Они вносили изменения в чертежи и расчёты, и дед снова взмывал в небо. Бабушка Валя очень переживала, провожая его на аэродром, а дед Антон улыбался и говорил, чтобы она успокоилась, потому что у него есть волшебная кнопка, которую он всегда успеет нажать. Это была кнопка катапульты – устройства, которое выстреливает лётчика из падающего самолёта, чтобы он смог приземлиться на парашюте.

Но оказалось, что бабушка нервничала не зря. Дед Антон её обманывал. Однажды он всё-таки не нажал кнопку и спасал самолёт до тех пор, пока тот не врезался в землю…

СТОЙКА НА РУКАХ

– Дедушка! Дедушка! – прорезал сонную площадь звонкий крик, лишь только автобус открыл переднюю дверь.

Первым из неё степенно вышел Кочкин; за ним стремительно выскочил Ножкин и бросился в объятия старику. Такой наскок мог бы сбить с ног любого, но дед Никифор, которого Илья никогда не называл прадедом, крепко стоял на земле.

– Эй, скакун, а чемодан мне оставил? – раздался сзади голос водителя.

Илья обернулся и увидел кучерявого с папиной дорожной сумкой в руках.

– Ой, извините!

– Да ладно, дело молодое. Я раньше ещё сильней скакал, – примирительно пробурчал водитель, – а теперь семью кормить надо, так что сильно не поскачешь… Кто тут из вас дед Никифор?

– Я! – ответил дед.

– Оно и видно, – согласился кучерявый. – Тогда принимай по накладной: чемодан – один, Ножкин – один. А то мне ехать надо: остальных сдавать.

– Спасибо, – поблагодарил дед и как-то неловко протянул водителю десятку.

– Это зачем? – удивился тот.

– За доставку. Больше нету: пенсия маленькая.

– Все там будем! – философски заметил кучерявый и неожиданно протянул деду хрустящую сотку.

– Да что вы! Не надо, нам хватает…

– Держи, держи! Это мне его родитель дал. А я сдуру взял: инстинкт, понимаешь… Но теперь вижу, не зря.

С этими словами водитель развернулся и быстро зашагал к автобусу. Вскоре оттуда послышался его голос:

– Все успели? Ну, тогда – с Богом!

Автобус заурчал и покатил дальше, оставив на станционной площади деда Никифора, Илью, Семёна Кочкина, увешанного городскими подарками, и слегка озадаченную курицу, которая как ни старалась, а не сумела попасть под колёса автобуса, за рулём которого сидел водитель, научившийся уважать кур ещё на прошлой работе.

* * *

Дед Никифор и бабушка Валя не однажды приезжали в города и посёлки, где жили Ножкины, а вот к ним в Башмачку Илья пожаловал впервые. Поэтому встретили его, как раньше встречали космонавтов – с цветами и поцелуями. Цветы стояли на столе, на шкафу, на подоконниках и даже росли перед домом, а поцелуев было ещё больше. Бабушка Валя так нацеловалась, что даже заплакала. Она всплёскивала руками, качала головой и вытирала щёки кухонным полотенцем, пока дед Никифор строго не проговорил:

– Будет сырость разводить! Выплачешь все слёзы на радость – на горе не останется. Лучше накорми гостя, он с дороги, поди, есть хочет.

Дед словно читал мысли. Пока бабушка его целовала, Ножкин бросал голодные взгляды на празднично украшенный стол, где кроме цветов стояло много чего хорошего. Но поесть сразу не удалось. Только они расселись и Ножкин схватил ложку, как дед сказал:

– Положи! Помолимся.

Илья шумно проглотил слюну, но ложку положил.

– Читай, – сказал дед.

– Что?

– «Отче наш».

– Деда, а я не помню…

– Да я ж тебя учил! Выходит зря… А ведь это самая главная молитва!

– Почему?

– Потому что её дал ученикам Сам Христос, а молитву Господню забывать негоже!

– Никифор Иванович, не сердись: он выучит, – вступилась за Илью бабушка Валя.

– А зачем сердиться? Это ж не мне, а ему без Силы Небесной туго в жизни придётся, – спокойно объяснил дед и неспешно прочитал «Отче наш».

Урок пошёл впрок – весь вечер Илья учил Господню молитву, а утром перед завтраком прочитал её наизусть. И только один раз запнулся, но дед тихонько подсказал…

* * *

В Башмачке Ножкину понравилось. Тут, правда, не было моря, зато была речка с волшебным названием Самоткань. На той стороне она вся поросла камышом, который на берегу переходил в небольшую посадку. С высокого холма на этой стороне было видно, что за посадкой лежит поле: вначале зелёное, а потом такое жёлтое, что в солнечный день больно смотреть.

– Это подшолнухи, – объяснил Илье Колька Цопиков – вожак башмачкинских пацанов: – Когда пошпеют возьмём лодку, шплаваем за шемечками.

С Колькой Цопиковым Илья познакомился на второй день после приезда, но его имя он услышал раньше.

– Есть тут у нас один Колька шепелявый… Все зубы в драках растерял, – тихонько, чтоб не слышал дед, предупредила Ножкина бабушка. – Ты держись от него подальше: он городских страсть как не любит.

Но дед всё равно услышал и, потрепав Илью по голове, сказал:

– Ну и пускай не любит, а ты люби – и он научится…

С таким напутствием Ножкин пошёл на берег и сразу нос к носу столкнулся с Колькой и его командой. Местные прыгали в воду с высокого рыбацкого мостка: кто бомбочкой, кто головкой, весело гогоча и поднимая тучи брызг. Сначала они Илью не заметили, но когда он снял шорты и остался в ярких американских плавках, все головы повернулись к нему.

– Гля, какой индюк припёрша, – прошепелявил самый высокий.

– Индюк! Индюк! – загоготали остальные. – Толибася, покажь индюка!

– Улу-лу! Улу-лу! – замотал головой жирный белобрысый мальчишка со странным именем Толибася, который явно работал в этой компании дежурным клоуном.

Улюлюкая и мотая головой, Толибася взбежал на мосток, нелепо замахал руками-крыльями, наклонился, смачно похлопал себя по заднем месту, обтянутому пёстрыми трусами, и с диким рёвом рухнул в воду.

Местные просто повалились на землю и задрыгали ногами:

– Колян, покажи класс! – крикнул крепенький мальчишка, чёрный от загара, как негритёнок.

Шепелявый вскочил на ноги, поправил резинку трусов, которые доходили ему до колен, разогнался и лихо сиганул с мостка, картинно раскинув руки в стороны, но успев сложить их над головой перед тем, как войти в воду. Потом он выбрался на берег и вразвалочку подошёл к Ножкину.

– Ну, што, индюк, шлабо так?

– Не слабо, – спокойно ответил Илья, не обращая внимания на «индюка».

Он хорошо знал, что незнакомым собакам и бандитам нельзя показывать, что ты их боишься, и уж тем более доказывать, что ты не индюк. Никто твоим словам не поверит, особенно когда дело идёт к драке.

– Да врёт он! – неожиданно тонким голосом выкрикнул толстый Толибася.

– Беш тебя знаю, – кивнул шепелявый. – Городшкие только в ванну умеют прыгать.

– А давай его искупаем! – предложил чёрный крепыш.

– Давай! – загалдели остальные.

Ножкин понял, что пора действовать. Он решительно оттолкнул шепелявого, подбежал к краю мостка и прыгнул, вложив в толчок все силы. Прыжок получился что надо! Полтора оборота прогнувшись и вход в воду почти без брызг…

Когда Илья вынырнул, местные стояли с открытыми ртами, не в силах вымолвить слова. Такого они ещё не видели. Да и где они могли такое увидеть, если прыгунов в воду по телевизору почти не показывают, не то что футболистов.

Первым пришёл в себя Толибася.

– Класс! – выдохнул он.

Похоже, остальные были с ним полностью согласны, потому что разом восторженно загалдели и обступили Ножкина со всех сторон, как только он вылез на берег.

– Колян, – без тени враждебности представился шепелявый и первым протянул руку.

– Илья, – ответил Ножкин и пожал раскрытую ладонь.

– Ого! – сказал Коля, шевеля расплющенными пальцами. – Ты чё, шпортшмен?

– Да. Занимаюсь прыжками в воду.

– Научи!

– Хорошо, только сначала надо на берегу позаниматься.

– Давай! – легко согласился Колька.

Илья выбрал место поровнее и стал показывать своим новым друзьям, как правильно делать стойку на руках.