Зелёный гамбит комбинатора

Глава 5. В поход «заре» навстречу

Как ни странно, утро Оскара началось с рассвета и радужной информации. Его заграничный «матюгальник» сообщил: «Вы мгновенно станете долларовыми миллиардерами, если сегодня же придёте в «Дом народной приватизации», приобретёте на миллионы ваучеры, обеспеченные предприятиями нефти и газа и вложите их в банк БВСН топ-100. Спешите! Объёмы продаж ограничены. Сегодня уже третий день. Правительство впервые разрешило их продажу только в течении трёх дней. Повторяю, …у вас всего три дня! Наш адрес: проспект Калинина, первая «книжка» – проход со Старого Арбата на Новый. Поднимайтесь на 21-й этаж, из лифта налево. Ждём вас в фирме «Закрома новой родины», офис №6. Спешите, время – деньги!»

– А вот и готовый остросюжетный романтический гамбит XIX века! А что? Пожалуй, сыграю!.. «Капиталы» любят зарабатывать! Отличный вариант! – мелькнуло у Иванова-Бендера. – Не держать же свой капитал, как Корейко в чемодане и каждый раз, при необходимости, бегать в камеру хранения и «отслюнявливать» свой прожиточный минимум. Нельзя упустить такую реальную умопомрачительную перспективу резко приумножить свой капитал! Бегу, – чтобы жить стало лучше, жизнь стала веселее!

Итак, ноги в руки и вперёд заре на встречу! Где мой «чемоданчик – счастливый талисманчик»! Как не странно, но жизнь здесь стала намного динамичнее! Не ожидал…

В вагоне метро было очень много народу. Какой-то мужик медленно шёл по вагону, протискиваясь сквозь толпу держа шляпу для подаяния, и напевая: «Нас никому не сбить с пути – нам все равно, куда идти».

Вентиляции явно не хватало. Появился какой-то не приятный запах. Молодой парень, покрутив головой, сильно втянул ноздрями воздух и вдруг сморщившись стал трясти, сидящего с ним рядом давно не бритого мужчину:

– Товарищ, товарищ! Вам плохо? Проснитесь! Вы обосрались!

– А кто вам сказал, что я сплю!..

– «Арбатская», – сообщил вагонный динамик, – «следующая станция площадь Революции».

– Товарищ, вы сейчас выходите или только делаете вид? – поинтересовался Оскар, у стоящего перед ним парня.

– Я не товарищ.

– Господин, вы выходите?

– Я не господин, я эфиоп!

Динамик снова произнёс: «Осторожно, – двери закрываются».

– Эфиопс твою мать, выходишь или нет? – и с этими словами Оскар прорвался сквозь закрывающиеся двери. …

У выхода из метро Иванов-Бендер познакомился с «местным Шанхаем», где пожилые женщины торговали каким-то мало непотребным скарбом и живой рыбой. Торговка рыбой иногда выкрикивала грубым осипшим голосом:

– Рыба живая, живая рыба!

– Почему мух много? – спросил подошедший с портфелем и в шляпе мужчина.

– Где мухи, там – жизнь!

– И почём эта «радость»?

– Что слепой? Смотри на ценник, милай.

– Ого! Почему-ж она у тебя так сильно воняет!

– Мужчина, а вы, когда спите, себя контролируете?

Пройдя эту импровизированную «выставку исторической одежды и спящей рыбы», Оскар заглянул во двор, где его взору предстала «картина маслом»: в песочнице сидел сильно пьяный мужик, а рядом стоял мальчонка, лет шести:

– Пап, хочешь беляш?

– А откуда он у тебя?

– Мамка купила.

– А на какие шиши?

– Твои бутылки сдала и накупила всяческой еды!

– Ну вот, а говорят, что папка плохой, папка плохой!..

Вдруг Иванов-Бендер услышал громкий женский голос:

– Молодой человек, теперь через двор прохода больше нет. Идите на право…

Повернув на право, он вскоре оказался у кинотеатра «Художественный». Рядом с входом в кинотеатр висели листы ватмана с интригующими названиями заведений:

«Клуб анонимных анонимов» и «Клуб любителей острых ощущений», написанных соответственно чёрной и красной гуашью.

Дополнительно прямо на «анонимных анонимах», чуть ниже, тоже чёрной гуашью: «Господи! Дай людям на пиво, и они дадут тебе зрелищ!» Под этим же ватманом, прямо на асфальте, сидел Бомж с двумя шляпами. Проходившая мимо него женщина поинтересовалась:

– Зачем же вы в каждой руке держите по шляпе, так же трудно!

– Тётка, не мешай, я же филиал открыл.

Слева от него на деревянных и картонных ящиках, красовались все возможные «горячительные напитки» – типа самогон и водка «палёная», в пластмассовых стаканчиках, которые старушки предлагали прохожим под солёненький огурчик и без. Одна из них, увидев рыщущего глазами по её «витрине» мужика, предложила:

– Касатик, может мой стаканчик купишь?

– Нет, мать, я пью только валерьянку – три капли на стакан водки.

– Валерьянки то у меня нет, касатик…

Многие уже были навеселе, успев «пригубить» этот «опиум для народа», пританцовывали под весёлую мелодию:

«Год новый наступил, кушать стало нечего.

Ты меня пригласил и сказал доверчиво:

Милая ты моя, девочка голодная.

Я накормлю тебя, если ты не гордая.

Я накормлю тебя, если ты не гордая.

Два кусочека колбаски у тебя лежали на столе.

Ты рассказывал мне сказки только я не верила тебе.

Эх, два кусочека колбаски у тебя лежали на столе.

Ты рассказывал мне сказки только я не верила тебе.

Наш свадебный салат, платье подвенечное

И этот сервелат буду помнить вечно я.

Ты стал теперь крутой, никого не слушаешь.

Помнишь ли, милый мой, что с тобой мы кушали?»

Два давно не бритых и сильно поддатых парня, поднявшись с ящика под плакатом «Любитель выпить, крепи единство – долой нищету, безработицу, свинство!», пытаясь танцевать в присядку со стаканчиками в руках, подхватили не впопад осипшими голосами:

«Эх, два кусочека колбаски …

Только я не верила тебе …»

– Купи касатик, первачок, сразу за хорошеет, – предложила Оскару пожилая рыжеватая женщина, – а может большой стаканчик? Дёшево! Под мало-солёненький огурчик!

– Да у меня от одного вида уже за хорошело!

– Зачем под её огурчик, лучше под мой помидорчик и под мою квашенную капуску или под мой солёненький! Отдам дешевле, – «втирал» свой товар, стоящий рядом мужик в порванной короткой маечке. – Сейчас не купишь, потом дороже будет, … пожалеешь!

К нему подошла старушка и стала разглядывать солёные огурцы.

– Что разглядываешь так долго? Покупай. Дёшево отдам.

– Что-то у вас огурцы такие сморщенные и скрюченные?

– На себя посмотри, «подруга», да пошла ты лесом!..

В начале подземного перехода на Старый Арбат и проспект Калинина, предлагали свои услуги, начинающие художники и любители с этюдниками. Какой- то мужик вырезал ножницами из цветной бумаги профили лиц, оплативших его труд.

Рядом с ними, но поближе к стене, разместились кучки напёрсточников в разных национальных костюмах бывшего Союза. Лохотронщики практически не проигрывали, что подогревало интерес собравшейся вокруг них публики. Каждому казалось, что он обязательно выиграет, – ведь это так просто, но быстро уходили с пустыми карманами, а которым меньше повезло и без верхней одежды.

Не далеко от них, стоя у стены, какой-то вихрастый парень самозабвенно начал декламировать собственную стихотворную чертовщину:

«Я слышу, как под кофточкой иглятся,

Соски твои – брусничники мои, …»

Вокруг него стала собраться толпа молодых зевак…

«Ты властна надо мною и не властна,

И вновь сухи раскосинки твои…»

Вдруг, не далеко от него какой-то пародист, заглушая своим натренированным голосом стихотворную чертовщину, начал декламировать пародию на его «стихи» и молодёжь переметнулась к пародисту:

«Ты вся была с какой-то чертовщинкой,

С пленительной смешинкой на губах.

С доверчинкой до всхлипинки с хитринкой,

С призывной загогулинкой в ногах».

Пародист на короткое время замолк, но увидев зевак вокруг себя, набрав полную грудь воздуха, продолжил:

«Ты вся с такой изюминкой, с грустинкой,

С лукавинкой в раскосинках сухих.

Что сам собою нежный стих с лиринкой слагаться

И вырос вдруг в извилинках моих.

Особинкой твоей я любовался,

Вникал во все изгибинки твои,

Когда же до брусничинок добрался,

Взыграли враз все чувствинки мои.

Писал я с безрассудинкой поэта,

Возникла уж опасенка потом,

Вдруг скажут мне: не клюквинка ли это с изрядною развесинкой притом?»

Собравшаяся группа зааплодировала. Обойдя эту эмоциональную публику, Оскар столкнулся с зеваками, собравшихся вокруг парней, и затеявших игру «Угадайка» на щелбаны.

– Вот скажи, красивый, – спрашивал плешивый мужик рыжего верзилу, – что такое: вошёл в одну, а вышел в две?

– Баба что ли.

– Сам ты баба! Это он одевает трусы. Получи щелбан.

Окружающие своим смехом поддержали играющих.

– А хочешь продолжение первой загадки?

– Даёшь отыграться?.. Согласен! – верзила приободрился…

– Мужик вошёл в одну, а вышел в три!

– Ну, это совсем просто! Значит у этих трусов была спереди ещё дырка…

– Нет парень, ты безнадёжный болван! Это футболист одевает футболку! Давай свою башку для штрафных «голов!» – верзила снова нагнул голову для получения «премии».

Неожиданно конце перехода девушка запела древнюю песню «Лимончики», аккомпанируя себе на скрипке:

«На базаре шум и гам, слышны разговорчики.

Кто-то свистнул чемодан и запел «Лимончики».

Эх, лимончики, вы мои лимончики,

Растете вы у Соньки на балкончике.

На Подоле Беня жил, Беня мать свою любил.

Если есть у Бени мать – значит, есть куда послать!»

Проходящие изредка бросали ей монеты в футляр скрипки и молча, разделяясь на два потока и по подземному переходу выходили каждый на свою улицу, а девушка продолжила:

«Тётя Соня каждый год, у грузина пьёт компот,

А потом на этот год у нее растет живот!..

Эх, лимончики, вы мои лимончики …»

– Талант на сцене требует таланта и в «зале», – и Оскар, осчастливив исполнительницу более крупной купюрой, вышел к началу Старого Арбата, напоминающего в данный момент большую колхозную ярмарку. Здесь торговали всем, начиная с лифчиков, зимних шапок-ушанок, будёновок, и заканчивая военной формой. Рядом стояли матрёшки, свистульки, самовары, всевозможные эротические фото, картинки художников. По соседству трудились три парня, которые за приличные деньги, из любого желающего делали «звезду», приклеивая их фамилии к шестигранной плите, составленные из анодированных под золото букв, и укладывая затем эту плиту под ноги прохожих.

– Смотри, смотри Витяй, «Звёзды» в очереди стоят! – девушка радостно толкала парня в бок.

– Соня, сколько раз тебе объяснять, что эти не звёзды, а звездонутые!

– Пожалуй, для этих «звёзд» почёт без пьедестала мелковат, – мелькнуло у Иванова-Бендер. – Видимо качество их глупости будет определяться количеством последователей и тех, кто об них будет вытирать ноги!

У одного из исторических фонарей Арбата, на «трибуну» из старых деревянных ящиков, забрался волосатый парень и стал декламировать какое-то «народно-детское похабное творение» прошлых лет, размахивая руками:

«На кладбище ветер свищет, сорок градусов мороз (с ударением на «и»).

На кладбище нищий дрищет – разобрал его понос.

Тут из гроба вылезает в белых тапочках мертвец:

"Кто посмел в такую пору обосрать мою контору и в придачу кабинет?"»

Оскару как-то неприятно стало от такой публичной беззастенчивости, и был удивлён, когда вокруг этой пошлости собиралась толпа любителей таких «творений». И волосатый, вдохновлённый толпой, продолжил:

«Нищий долго извинялся, жопу пальцем затыкал,

Но понос не унимался – через уши проливался!

Вышел ежик из тумана. Выпил водки пол стакана.

Вынул ножик, колбасу, – хорошо в родном лесу!

Тихо песню затянул, о несбывшемся всплакнул.

Посмотрел в пустой стакан, и опять ушел в туман. …

Кто-то захихикал. Даже послышались жидкие хлопки, которые ещё больше вдохновили волосатого парня на продолжение творения в отхожем детском стиле:

«Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять.

Бориска – Царь себя велел повесить.

Царь висел, висел, висел и в помойку улетел.

А в помойке крыса родила Бориса.

А Борис кричит Ура!..

Меня крыса родила!»

Заметив, направляющегося в его сторону милиционера, решил вовремя ретироваться. Немного дальше, импровизированная молодая джаз-банда, не обращая внимания на хранителей порядка, бренча на двух гитарах во всю мощь своих молодых голосовых связок, исполняла какую-то песенку из серии «Вспомним детство золотое»:

«А у тети Мисси по колено си…

А что? Ничего – синий сарафанчик.

А у тети Нади, все соседи бля…

А что? Ничего – бляхами торгуют».

Вокруг них сразу образовался кружок. Третий участник прошёлся по кругу в присядку с мятой шляпой в вытянутой руке, собирая «гонорар», под соответствующее продолжение и народ не скупился:

«На горе казаки выставили сра …

А что? Ничего – сразу три нагана.

Вдруг из гардероба высунулись жо …

А что? Ничего – желтые ботинки.

А сосед с соседкой чем-то занимались…

А чем? Да ничем – чаем угощались!»

Собрав честно заработанные деньги, «артисты» по горячим следам направились в соседний вино-водочный магазин для воплощения мечты в реальность.

– Чёрти что? Когда беден лексикон, приходится выражаться последними словами, – мелькнуло в голове у Иванова-Бендера, – куда же за короткое время испарилась настоящая русская классика и нормальный народный язык? Порядки меняются, беспорядки остаются. Пока в этом плане перемены не в лучшую сторону.

Да, … сбываются мечты матершинника Беспалого «О выходе мата в народ», высказанные им ранее «Тайна Великого Комбинатора и зигзаги любви». Дерьмо уже начало переваливаться через край дозволенного. Что же следует в дальнейшем ожидать? Видимо скоро поплывёт оно по всем улочкам и закоулочкам, а там глядишь и на экран выльется. Как бы мы все в этом дерме не захлебнулись, – подвёл итог уличной импровизации Бендер, и повернув под арку первой высотки-книжки, вышел к Новому Арбату.

Глава 6. Ход рыжим конём синдрома прихватизации

Здесь было поспокойнее. Некоторые прохожие за определённую «мзду» фотографировались с двойниками руководителей разных эпох и революций, в том числе с «легендарными» образами Пьяньциня и его сподвижниками. …

При входе в одну из «книжек-высоток» по указанному адресу для приобретения ваучеров, весел транспарант на уровне двадцатого этажа «Дом народной ПРИХВАТИЗАЦИИ». У входа уже успела образоваться приличная очередь, но продвигалась она достаточно быстро. Не прошло и часа, как Оскар приблизился к посту с охранником.

– Прошу предъявить документ, – Иванов-Бендер протянул паспорт.

– Цель визита, что желаете? – поинтересовался охранник.

– Желаю пройти в банк БВСН.

– Идите в ЖОПу!

– Куда ты меня послал? Да я тебя… Пошёл сам туда!

– Что, вы? Как можно? Мы же интеллигентные люди! Это такая аббревиатура … нашего нового охранного предприятия (женское охранное предприятие). Кстати, ЖОПа пардон, перед вами, прошу прощения, – дверь в ЖОПу. Там у них такая начальница… в общем оправдывает название своей организации.

– Спасибо большое, – сухо произнёс Оскар и удалился в направлении, указанном охранником, но вдруг за спиной услышал недовольный голос:

– Лучше маленький доллар, чем большое спасибо. …

Открыв дверь Иванов оказался в большом предбаннике с секретаршей, которая занималась собой, так как пока не пользовалась большим спросом и поэтому ещё не знала себе цену. Напротив стола секретарши красовалась две массивные латунные таблички «Начальник ЖОП» и ниже «Чудо Творская», прикрученные латунными шурупами к двери, обитой коричневой натуральной кожей, и уточнявшие кто в доме хозяин. Видимо, меняя только нижнюю табличку, большим начальникам удавалось экономить на смене нижестоящих начальников.

Вдруг дверь резко открылась и из неё вылетел с истошным воплем посетитель – седой щуплый мужичок, логично, считающий себя непревзойденным интеллектуалом, а ее – законченной идиоткой:

– Дура!

И вместе с ним из магнитофона через открытую настежь дверь на просторы приёмной вырвались строки «не уставной» поэзии:

«Плавно опустился мой кулак могучий,

Фраера из кармана сдуло ветерком,

Все четыре зуба сразу сбились в кучу,

Ну и пару граждан с ними за одно.

Тихо и достойно он меня покинул,

Так что даже глазом не успел моргнуть.

Уши по асфальту в стороны раскинул,

Поперек кандалки лег он отдохнуть»

– Да, … этого посетителя так вежливо послали, что ему было невежливо не пойти, – мелькнуло у Иванова-Бендер, – у этого начальника мало знать себе цену, надо ещё пользоваться спросом.

Следом за посетителем появилось тело начальника этого интригующего заведения, и оно оказалось весьма объёмным: Чёрный французский парик, с наклеенными длинными ресницами и ярко-красной губной помадой, сразу переходил в импортный унитаз с большими ручками.

Это, к изумлению Остапа, была дама лет пятидесяти, с огромным бюстом, и исходя из магнитофонной записи, «интеллектуальной» увлекающейся натурой.

И для неё «интеллектуальной» натуры, это прозвучало как смертельная обида:

– Лева, почему-таки дура, а хотя бы ну, не бл…дь?

Лёва назидательно поднял указательный палец:

– Цилечка! Бл…дь – это же как звание народного артиста, его еще заслужить надо!

– Зинаида Киндилябровна, может чайку? – предложила секретарша.

– Я на работе не пью!

Наконец тело повернуло свою рассерженную физиономию в сторону Иванова-Бендера и вдруг расплылось в улыбке, напоминающее «белое солнце в пустыни» с багровым отливом:

– Какие люди и без охраны! Товарищ Бендер, ты ли это? Какими судьбами? Сколько лет?! Сколько зим?!

Оскар напрягся и с трудом в этом тяжеловесе узнал Новидворскую, некогда стройную женщину, отдавшую всю себя целиком борьбе с руководителями «золотого рубля», в качестве предводителя какой-то мутной организации «Отнимем и поделим», но не говорила, как? Похоже ей удалось что-то урвать, но не так много, как ей бы хотелось.

– Да кому я нужен!

– Будете с охраной, станете нужны!

Бендер вспомнил, как она однажды пыталась вместе с молодым специалистом Шайкиным, одной из лабораторий его отдела, уговорить его помочь им организовать марш геев – «за свободу половых отношений с заднего двора». Он тогда им отказал, стоя на натуральном дубовом полу, так как был всегда против больных фантазий, тем более что при таких отношениях человечеству грозит полное исчезновение.

– Видимо, плотное знакомство с этими фантазиями и привело её к таким существенным изменениям, – про себя подумал Оскар, но вслух произнёс:

– Но вы же тогда возглавляли какую-то политическую организацию и были Новидворской?

– Всё в прошлом, «старый двор» мы развалили и теперь строим «новый под себя», сейчас нам всё можно! А посему я стала Чудо Творской, то есть творю «чудеса». Наша организация, при поддержке друзей дикого капитализма, а также наших: «Меченного» и самовыдвиженца Пьяньциня, выполнила свою миссию первого этапа. Сейчас под их руководством занимаемся народной приватизацией!

– А почему на этой башне написано крупно «Прихватизация»? А не приватизация?

– Людишки Рыжего очень любят букву «Х» и вставляют её, где не попадя, да и посылают всех туда кто ниже рангом. Они русский язык не знают, но любят посылать всех на эту букву, а дорогу не показывают! Народ сам туда как-то дорогу находит. Эта власть тоже дерьмо. Многие из них очень плохо учились, но пишут, не читая! Оторвались они от народа. А Пьяньцинь уже давно живёт с подмоченной репутацией, не просыхая… Послушай, что об их русском говорит знаменитый сатирик:

«Сердцем чувствую: что-то не так.

Стало ясно мне, трезвому, грустному:

Я по письменной части мастак,

Но слабею по русскому устному.

В кабинетной работе я резв

И заглядывал в энциклопедии,

Но далёк от народа и трезв.

Вот причина подобной трагедии.

Нет, такого народ не поймёт,

Не одарит улыбкою тёплою…

И пошёл я однажды в народ,

С мелочишкой в кармане и воблою».

– Вы знаете, уважаемая, Чудо … я сильно спешу! – Оскар попытался остановить её поэтический порыв.

– Нет! Нет! Ты, послушай, как он их! Дослушай!.. Ляпота!..

«Потолкался в толпе у пивной,

Так мечта воплотилась заветная.

И, шатаясь, ушёл: Боже мой,

Вот где устная речь многоцветная!

Что ни личность – великий знаток,

И без всякой притом профанации.

Слов немного – ну, может, пяток…

Но какие из них комбинации!

Каждый день я туда зачастил,

Распростясь с настроеньями грустными,

Кабинетную речь упростил

И украсил словами изустными.

У пивной мне отныне почёт,

А какие отныне амбиции!

И поставлен уже на учёт,

На учёт в райотделе милиции».

– Как он … этих бездарей! Все они нули по жизни, но рвутся быть единицами и первыми при приватизации народного добра. Мы боролись с той властью, теперь боремся с этой. Вообще-то капитализм – это коммунизм для избранных за счёт остальных!

– То есть занимаетесь «борьбической борьбой». А что так?

– Мало «постов» нам выделяют, да и крупные предприятия раздают только своим! Мне повезло, так как за небольшие деньги удалось прихватить эту должность. Но она позволяет иметь информацию ко всем злачным местам! Короче, – я нашла своё место в жизни и наконец, дождалась, когда оно освободилось! Но мы и сами кое-что создаём. Товарищ, Бендер, помнишь Лейкина и его дядю Шайкина, – стеклодува из Запорожья, мы ему выделили стекольный заводик. Так вот они сооружают для народа дешёвые, компактные самогонные аппараты из кварцевого стекла и прямо в этом здании умудряются гнать самогон, а я им помогаю поставками дарового буряка с Украины и с реализацией этого «народного лекарства».

– Значит у вас организовалось новая «Шайка – Лейка».

– Точно! А как ты догадался?

– По вашей улыбке.

– Так вот, эта Западная компания «Нью Шайка-Лейка» создаёт и реализует свою продукцию народу, а заодно распространяют остроумную ложь в нашу пользу, так как люди охотнее верят ей, чем скучной правде. Понимаешь, это тонкая работа! Ложь сильна, пока её считают правдой. Я политик, – Чудо в перьях почесало свои самые выдающиеся места, – поэтому я берегу плохую память, чтобы не помнить своих предвыборных обещаний. А, вообще-то, я великодушна, так как иногда умею прощать чужие успехи! А ты, давай к нам! Войдёшь в наше будущее правительство! Как тебе моё заманчивое предложение?

– Нет, это не моё, – произнёс Оскар, – а про себя подумал, – да, глядя на этого, с воспалёнными мозгами, руководителя «аббревиатуры», обезьяна бы подумала: «Нет предела моему совершенству!»

– Сознавайся с чем пришёл? А то сама догадаюсь, – я ведь умная!

– В курсе. Ведь умных много, но мало тех, кто их понимает. Вообще-то, я в банк БВСН, а заодно мне требуется растаможка авто «Ranger Rower».

– Ого! Что разбогател?

– Надеюсь, но пока не успел – эта для нашей фирмы.

– Что касается растаможки, – это в моей власти. Давай документы и 100 баксов. Что касается БВСН, то учти, это банк наших новых Пьяньциньевских олигархов. Он, вместе с другими объектами «ваучеризации» наиболее значимыми в финансовом плане, этой ночью, почему-то тайно, переехал на Лубянку. Точнее в здание, что за этим зданием, … там вход со двора. Они ожидают большой наплыв покупателей и будут из них создавать толи какой-то шахматный клуб нового типа толи партию, короче устраивать какое-то Ток Шоу типа «Облако в штанах» по легендарному В. В. Маяковскому, но по сценарию в их духе.

– Это ещё что за дух такой?

– Сам там ощутишь по запаху. Ну, это загадочное здание с многочисленными лабиринтами, новичку в нём очень трудно ориентироваться. Точнее, раньше в этом здании, располагалось министерство машиностроения. Это сразу за правым крылом здания КГБ, на него ещё Феликс смотрит, а его задница повёрнута к старой площади. Вот так они всё это время живут и жили, – спали врозь, а дети были, – завершила чудо свой затянувшийся монолог.

– Понял! Убедили! Вот документы на машину и баксы. Через два часа к вам подойдёт человек от меня.

– Договорились.

– А я побежал! Может, что-нибудь «Феликсу» передать!

– Передай ему, что я желаю произнести прощальные слова на могилах его последователей.

– Ну, зачем такая чернуха! Вы так сильно к ним не равнодушны?

– Это всё ещё за меня говорят дела мои прошлые! Мне сейчас не за что их обожать, – и включила магнитофон:

«Я вам лучше песню пропою

Про блатную молодость мою.

Где родилась, родители не знают сами,

Я грек и турок в пополами…

Я за…мер…заю, вшей … ко…рмлю, на голых нарах сплю,

Но не желаю, я менять про…фессию … сво…ю…»

– Доходчиво излагает про её прошлое, жаль только, что магнитофон начал «жевать» плёнку, видимо такие шедевры он с трудом переваривает. Да, … вырвавшиеся вперёд нули унижают единицы!

Магнитофон смолк. Но уже на выходе, часть песни всё-таки его догнала:

«Мусора хотят меня поймать,

Раскрутить на полных двадцать пять.

Я ж сидеть так долго не смогу,

Снова от хозяина сбегу.

Сало, водка, черная икра…

Эй, готовьте бабки, фраера!

Вас играть в картишки научу,

А на утро в Сочи улечу. …

Знают и Одесса, и Ростов,

Мой куда девался весь улов:

Дорогие платья, кабаки,

А кефир пусть хряпают быки».

Навстречу Иванову-Бендер двигался народный поток, с надеждой получить свою долю, заработанную ими и их предками.

– Похоже все ринулись за ваучерами! Быстро публика отреагировала на рекламу с надеждой на своё светлое будущее, которое уже замаячило на горизонте! Надо срочно поймать такси и постараться возглавить эту гонку – мелькнуло у Оскара, и он машинально поднял руку. Но такси не спешило. Выручил частник на Запорожце:

– Куда?

– На Лубянку подбросишь?

– Раз туда надо, – подброшу…

Доехали молча, но быстро.

– Так сколько я вам должен?

– Со своих не берём!

– Не понял, – но его «палочка-выручалочка» уже покатила дальше.