Отзвук

– Извините, вынужден повториться о тайне следствия и попутно указать вам на тот факт, что ваш чайник в данный момент кипит.

– Ой! – женщина подскочила к плите. – Вы меня извините. Всё так неожиданно.

– Расскажите мне ещё раз, как всё тогда произошло.

Хозяйка, управившись с чайником, опять рухнула на своё место. Несколько секунд она собиралась с мыслями.

– Я этого никогда не забуду, – всхлипнула она. – Я здесь в кухне сидела. Роль прогоняла. Алька у себя в комнате учила уроки.

– Уроки? – перебил её Жаров. – Ваша дочь ещё ходила в школу?

– Что значит ещё? Она только в первый класс пошла. Девять дней отучилась.

– Простите.

Леонид спешно заглянул в содержимое своей папки.

– Да, это я ошибся, – удручено промычал он, ещё раз перечитав нужное место в документе. – Понимаете, моё сознание ассоциировало возраст вашей дочери на сегодняшний день, – растерянно и сбивчиво стал он объясняться, судорожно перебирая исписанные листы пожелтевшей от времени бумаги. – Посчитал, что ей 22 года. Но это сейчас ей столько. А я неосознанно перенес этот возраст на то время. Я никогда не вёл столь давние дела. Так, значит, она была такой маленькой? Зачем же в неё стреляли? Как можно было в такую кроху стрелять?

Хозяйка с удивлением наблюдала чудачества молодого следователя. Он тоже осознал неадекватность своего поведения.

– Знаете, что? – решился он кардинально разрулить нелепую ситуацию. – Давайте я перенесу свой визит к вам, скажем, на завтра. И за время до новой встречи мы с вами подготовимся более тщательно, чтобы разговор у нас получился максимально продуктивным. Я дополнительно изучу документы, а вы в свою очередь хорошо всё припомните. А сейчас без предварительной подготовки и вам тяжело, и мне неловко.

На улице Жаров надеялся поскорее прийти в себя и, оказавшись там, поспешил скорее удалиться от дома, чтобы актриса Тёмина не смогла слишком долго наблюдать за ним из окна. Этот нелицеприятный казус, смешал его планы и подпортил настроение. Начало расследования пошло натуральным комом, если применить блинную аналогию.

У соседнего дома он сел на скамейку около подъезда, чтобы успокоиться и обдумать план дальнейших действий. Впрочем, полного уединения не получилось. На противоположной скамье двое мужчин вели громкую беседу и мешали Леониду сосредоточиться. Один из них в расстёгнутой рубашке и фуражке капитанке, указывая на противоположное их дому здание, искренне возмущался:

– Вот какое строение загробили. Здесь у ПТУ был актовый зал и спортивный. Столовая! А теперь вон травой всё поросло. Половину окон выбито.

– И что хорошего тогда было? – его собеседник, наоборот одетый очень аккуратно, гнул свою линию. – Я помню выпрутся на крышу и на гитарах играют электронных. В барабаны бьют. Репетируют! Шум – спать невозможно.

– А, теперь тебя значит всё устраивает. Наслаждаешься тишиной и разрухой! Спишь сладко!

– Да сплю! А ты сейчас не можешь уснуть, а тогда дрых потому, что не просыхал. И окна твои на ту сторону, а мой балкон прямо на уровне крыши с гитаристами. Выйдешь покурить, что на трибуну концертного зала.

Накал беседы всё более нарастал и Жарову пришлось сменить свою диспозицию. Он бесцельно побрёл между домами. Некоторые здешние места пробуждали всплески воспоминаний о его школьной молодости. Вот в этом проходе между домами его когда-то зажали местные пацаны. Это была враждебная территория для его друзей ровесников. Иногда они прорывались сюда со своего родного квартала, но такие вылазки не всегда завершались благополучно. Здешние отличались агрессивностью и кадрить девчонок из этого района отваживались только очень влюблённые или безбашенные смельчаки. Ещё здесь находилось ПТУ, в котором имелся хороший вокально инструментальный ансамбль. Видимо, именно его вспоминали те двое мужчин у подъезда. Посещение танцев в спортзале училища тоже был тот ещё экстрим, часто заканчивавшийся стычками теперь уже с бурсаками. Так называли в ту пору учащихся ПТУ. Жарову инстинктивно хотелось поскорее покинуть эти места, но возвращаться домой было ещё слишком рано. Опять могли возникнуть разборки с мамой, при том на самом, что ни наесть, ровном месте. Придется дальше вести это чёртово расследование хоть каким-то образом.

У выхода из придомовой зоны к остановке ему вновь посчастливилось столкнуться с той симпатичной и горделивой девушкой из автобуса. Лёня вновь осмелился заговорить с ней:

– Девушка, вы не хотите пойти со мной в театр?

– Я в театры не хожу, – буркнула она даже не остановившись.

– А, мне вот приходится, – констатировал Лёня вполголоса больше самому себе, чем приглянувшейся незнакомке

Прибыв в театр, он первым делом обратился к администратору женщине лет сорока приятной ухоженной наружности. На предъявленное удостоверение она среагировала согласно своей должности.

– Вы по поводу билетов. У вас групповое посещение или личный интерес.

– Личный.

Он положил перед ней архивный список и попросил отметить тех, кто ещё работал в этом очаге культуры на данный момент. Получив задание не свойственное её обычным рутинным обязанностям, администратор принялась за работу с заметным энтузиазмом. Она быстро проштудировала документ, выставляя минусы и крестики против фамилий. Лицо её не выражало никаких эмоций, лишь только в одном месте списка она среагировала с человеческой ноткой в голосе.

– Тётя Лиза. Я у неё дела принимала.

Крестиков оказалось меньше и Жаров вздохнул с облегчением.

– А, эта тётя Лиза ничего вам не рассказывала о прежних служителях Мельпомены?

– Чего?

Такая колхозная реакция административного работника столь культурного заведения, заставила Жарова чуть ли не отшатнуться.

– Я интересуюсь: могу ли я застать кого-либо, из отмеченных крестом, в данное время? Признаю, пришёл слишком рано.

Администраторша ещё раз взяла в руки список и пробежала его глазами.

– Вот Селиванова и Кондратьева. Эти две старые коряги сутками тут крутятся. Видно, боятся, чтоб их не поперли.

– Где их можно найти?

– Давайте я вас проведу, а то тут новому человеку легко заблудится. Я поначалу блуждала, как в лабиринте.

За кулисами театра оказалось очень интересно. Жаль, что преступления в таких местах случаются крайне редко. Находится здесь гораздо приятнее, чем бродить по притонам и врываться в бандитские малины.

По дороге администратор в роли проводника небрежно поинтересовалась без малейшей тени преклонения перед служительницами муз:

– И зачем вам эти две мымры понадобились? Что вы хотите от них добиться?

– Они могут оказаться свидетелями очень резонансного преступления пятнадцатилетней давности.

– О! Эти могут, – съязвила администратор. – Они и преступление могут совершить самолично. У них языки, что кинжалы диких горцев. С ними не зевайте. Зарежут.

Такая характеристика будущих собеседниц не очень ободрила Леонида следователя. Ведь у него ещё не было опыта контактировать с представителями культурной прослойки такого ранга. Он всё больше сталкивался с людьми низкого статуса. А, тут такой интеллектуальный скачок или напротив робкий шаг на территорию богемы. Эти заумные слова в мозгу сразили его самого. Он что становится похожим на своего шефа Бирюкова? По крайней мере, в стилистике речи. Это, честно говоря, не радует. Хоть бы изо рта ничего подобного не выскочило, а переваривалось только умственно.

Двух пожилых актрис они отыскали в одной из гримерок. Невежественная администраторша, выполнив свою Сусанинскую миссию, оставила их одних. Жаров не забыл её слова в адрес ветеранок сцены, но тут же посчитал, что столь негативный отзыв совершенно не соответствует действительности. Ему старушки показались совсем не бойкими и даже очень милыми. Служительницы Мельпомены со стажем в свою очередь очень удивились появлению в их пенатах представителя правоохранительных органов. Хотя на объект интереса следователя среагировали довольно живо.

– Тёмину? Вера, ты помнишь такую?

– Эта та, что в Москву уехала?

– Да, никуда она не уезжала. У неё ребенок заболел.

– Из-за ребёнка пренебречь столицей!

– А вы знаете, чем он заболел? – забросил Жаров вопрос с непростой наживкой.

– Чем-то серьезным. Работать она больше не смогла. Я думаю, то был паралич. Дитятке требовался постоянный уход. Сами понимаете, когда человек прикован к постели.

– Она что к вам больше никогда не приходила?

– Приходила, наверное. Но ведь это было так давно.

– А, я её ребёнка вспомнила, – осенило вдруг ту, что была Верой. – Девочка! Маленькая такая. Она её часто с собой в театр таскала. Мужа у неё не было и родственников никаких. Оставить не с кем и в садик не сдашь. Мы ведь в театре часто допоздна. Особенно в выходные, когда детсады не работают.

– Зато с малых лет ребенок приобщается к сцене, – решил подыграть собеседницам Лёня. – Потом раз и готовая актриса. Учиться ничему не надо.

– Нет. Это не тот случай. Это не о дочурке Тёминой. Ей с нами неинтересно было. Я её не раз зазывала к себе в гримёрку. Посидит пару минут и за дверь. Ей больше там было притягательнее у рабочих.

– У кого? – переспросил Лёня.

– У технических специалистов. Те, что декорацию ставят, свет проводят и прочих.

– Вспомнила, – снова подпряглась Вера. – Помнишь в столярке паренёк работал Тёма. Так эта девочка очень с ним дружила. Всем гордо заявляла я Тёмина, подразумевая совпадение её фамилии с именем того дружка своего. Смышлёная была.

Жарову не нравился резкий поворот от главного курса расследования, которое он приблизительно наметил. Вернуться в прежнее русло разговора помог неожиданный визит третьей дамы. Эта особа гораздо моложавее двух «коряг» заскочила на пару секунд, но успела получить, хоть и не лично от следователя, но очень своевременный вопрос.

– Люба, а ты Тёмину помнишь?

– Это та, что в Москву уехала?

Особа, схватив что-то с гримёрного столика, выпорхнула прочь, даже не дослушав горячие протесты своих коллег, а Жаров смог опять ухватить нить беседы в свои руки.

– Этот отъезд в Москву действительно мог состояться или это лишь досужие вымыслы?

– Мы, конечно, не можем утверждать стопроцентно особенно сейчас, но, если разговор был, значит, и повод для него имелся.

– А, профессиональные основания были? Я имею ввиду, она была талантливой актрисой для такого рода продвижения?

– Как вам сказать, в спектаклях нашего театра она была задействована, но не на первых ролях. По мне, так она посредственно играла. А ты, Вера, как считаешь?

– Мы с тобой, Людочка, тоже не звёзды. Спустись с небес.

– Вы завидовали ей? – этот вопрос Жарова возмутил ветеранок сцены.

– Чему завидовать? – заголосили они хором. – Сейчас такие времена настали, что и в столице несладко. Вон в ДК Ленина эротический балет! Афиши по всему городу! Вот, что нынешней публике нужно, а не наши Гамлеты.

– Сейчас понятно. А тогда? – Лёня не отпускал тему зависти.

– Тогда другое дело, – Людмила отвечала, как всегда первой, лишь сверяясь со своей подружкой. – Тогда была стабильность. В Москве не знаю, а у нас это точно. Но, а завидовать Тёминой смысла особого не было. Она же всё равно не поехала. А вот Липатова действительно отправилась в столицу. Примерно через месяц, когда у Тёминой сорвалось.

– Липатова была огонь баба, – добавила Вера с ноткой настоящей неподдельной зависти. – Активная, как гоночный велосипед. Всё успевала: и у нас, а ещё в ПТУ кружок самодеятельного театра вела. В школах выступала по праздникам.

Жаров отметил в своём блокноте эту фамилию.

– А, вы стремились в Москву?

– Только в роли трёх сестёр, – грубо заржала Людмила.

Она обладала необычным для женщины голосом с ярко выраженными нотками баса.

– Знаете такую пьесу Чехова. В Москву, в Москву…

– Знаю. Только я не критик. Попрошу не забывать, что я пришёл к вам не репертуар обсуждать.

– В самом деле! В чем причина вашего визита? – в этот раз первой была Вера. – Какое такое важное событие произошло тогда пятнадцать лет назад, что вы об этом сейчас вспомнили?

В расследовании молодого следователя снова намечался блинный ком. Действительно, обоснованного мотива для посещения театральных светил у него не было. Вернее, он его не подготовил, не продумал заранее. Приходилось дорабатывать своё упущение на ходу.

– Понимаете, дочь Тёминой не просто так заболела тогда. Ей кто-то помог. Сейчас совершенно случайно прояснились некоторые обстоятельства, но большего я вам раскрыть не могу. Не имею права.

– Вы это серьёзно? – усомнилась в искренности следователя Людмила. – Кругом бандитизм, страна рушится, а вы какой-то ерундой занимаетесь.

– Мы хоть не в числе подозреваемых? – обеспокоилась Вера.

– Если только умеете стрелять?

Актрисы дружно захохотали.

– Я, – сквозь смех заявила Людмила, – умею стрелять из мелкокалиберной винтовки.

Жаров напрягся.

– А, с этого места поподробней.

– Когда училась в школе стреляла, в старших классах.

На обратном пути к выходу Жаров, как и предрекала недавняя проводница, немного заблудился в лабиринтах закулисья. Неожиданно раздался резкий дребезжащий звук циркулярной пилы, и следователь автоматически двинулся в сторону его источника. Он попал в столярную мастерскую. Какой-то молодой человек в защитных очках распиливал длинные бруски. Видимо, происходила заготовка элементов сценической декорации. Согласно рассказам пожилых актрис, маленькой девочке здесь нравилось. Да, пахло здесь приятно. Свежими сосновыми опилками.

Вышел Жаров через задний служебный вход. Здесь он ещё раз столкнулся с администраторшей.

– Поговорили? – интонация её голоса звучала размыто, но с натяжкой можно было квалифицировать её выражением «поинтересовалась участливо».

– Я ещё приду. Может и не раз. Можно? – попросился Жаров.

– Милости просим. Но лучше с билетом через центральный вход.

– Об этом тоже стоит подумать, – пообещал он, добродушно улыбнувшись.

Сделав несколько шагов, Жаров неожиданно развернулся в стиле телевизионного Коломбо.

– Извините, а где вы работали раньше?

– В универмаге, – почти дерзко ответила женщина.

За театром был небольшой уютный сквер, и Жаров нашел там свободную скамейку. Взглянув на часы, он с досадой констатировал, что в театре мог побыть и подольше. Чем заниматься вторую половину дня он не имел представления. В управлении они знали, как безделье превратить в тяжкий напряжённый труд, а тут увы. Он достал блокнот и стал делать пометки, мысленно анализирую информацию, полученную в беседе с двумя актрисами.

Проголодавшись, он хотел пообедать в ближайшей столовой, но потом всё-таки передумал и отправился домой.

Для мамы его очередное раннее возвращение снова оказалось поводом для тревоги.

– Сынок, что случилось на этот раз?

– Мама, – Лёню уже устал беситься от таких наскоков, – забывай свои заводские привычки. Я не у станка стою от гудка до гудка. Моя служба, допускает ранние возвращения домой, а также задержки допоздна. Меня сегодня не ранили и не убили. Даже ни разу не плюнули в мою ментовскую морду.

Обедая за кухонным столом, он вернулся к заводской теме.

– Ма, а у вас конкуренция на работе была?

– В каком смысле?

– В обычном. Есть освободившееся вакантное место, но на него два кандидата.

– Такие вопросы начальство решало.

– Но, если один кандидат выведет из строя другого, решение начальства будет очевидно.

– Что значит выведет из строя?

– Пристрелит. Отравит. Толкнёт под машину. У конкурента вдруг заболеет ребёнок.

– Ой! Какие ты страсти говоришь, – мать снова ухватилась рукой за левый бок. – У нас такого быть не могло.

– Откуда такая уверенность?

– Нас оценивали по профессионализму.

– Вот лично ты сколько раз улучшала своё положение?

– Ты же знаешь. Я после техникума сначала в лаборатории работала, а затем сама попросилась технологом в цех с вредным производством, чтобы раньше на пенсию выйти. Зачем мне под машину кого-то толкать?

– Действительно, что под машину, что в твой цех – разницы мало. Вред здоровью равносильный.

– Да, – удручённо вздохнула мама, – завтра опять пойду в поликлинику. Дышать последнее время стало тяжелее. А там эти очереди.

– Давай, я тебя свожу со своим удостоверением, – в шутку предложил сын, прекрасно зная, что мать никогда не согласится на подобные коррупционные действия.

Честность в их семье почиталась превыше всего.

Вечером к нему пришла Гала. Так он стал её называть, прочитав заметку про Сальвадора Дали и его музу. Его невеста не особо понимала в чём соль такого обращения, но противиться не стала. Сегодня она набросилась на него с порога.

– Ты где пропадаешь? Почему на звонки не отвечаешь?

– Чего волну подымаешь. День всего не виделись. Я на службе очень важное задание получил. Теперь свободного времени у меня будет в обрез.

– Задание, – передразнила его девушка, корча соответствующие гримасы, – а бабулечек за его выполнение у тебя прибавиться.

Она сделал пальчиками красноречивый жест, означающий шелест пересчитываемых купюр.

– У меня подозрение, что ты меркантильная личность, крохоборка.

– Что мамочку свою цитируешь? – дальше полушёпотом. – Это она мне по телефону твердит, что тебя нет дома. Ни разу в жизни ещё не сказала, что ты есть.

– Не преувеличивай.

Отрабатывать тестовые вопросы об отношении Галы к конкурентной борьбе Лёня не стал. В отличие от мамочки реакция этой молодой особы была гарантированно предсказуема. Всех конкурентов под откос. Проблема только в том, что великих способностей занять место под солнцем у девушки на данный момент не просматривалось. Тем более она так часто меняла объекты своей трудовой занятости, что создавалось впечатление, главная задача её жизни – перепробовать все виды человеческой деятельности. На данный момент она числилась в дачном кооперативе. Собирала взносы за земельные участки, которые раздали когда-то работникам маминого предприятия. Кстати, устроила туда Галу, конечно же, ненавистная будущая свекровь. Получала девушка там сущие копейки и виноватой в этом считала опять же маму своего жениха. Леонид чистосердечно удивлялся за какие перлы он полюбил эту никчемную стервозную мадмуазель.

Утром Жаров опять вышел на автобусную остановку, чтобы отправиться к актрисе Тёминой. Бирюков и сегодня не проехал мимо. Ему, видимо, не доходило, что Жаров находился здесь не для встречи с начальством, а ради элементарной необходимости воспользоваться городским транспортом. Шеф выскочил из автомобиля без кителя, чтобы не пугать своими звёздами рядовых горожан и сразу накинулся на подчинённого,

– Я так понимаю сдвиги есть? Красоваться здесь, как майская роза, каждый день необязательно. Я ведь предупреждал, что наши встречи под моим контролем.

Жаров не стал оправдываться, благо ему было что доложить. Он вкратце поведал о перипетиях конкурентной борьбы в театре. В конце доклада он робко осмелился предложить дальнейший путь расследования.

– Неплохо бы прояснить судьбу этой Липатовой, укатившей в столицу. Чем черт не шутит, может это действительно она приложила руку, чтобы устранить конкурентку.

– Есть у меня связи. Попробую, – мысленно сосредоточился шеф. – В каком именно театре она там не знаешь? Не беда. Подобных заведений даже в мегаполисах не так уж и много. Лишь бы в свободное плавание не отправилась, тогда консенсус. С другой стороны, найдем мы её и что. Придётся тебе туда отправиться.

Жарова перекосило.

– Ничего, – успокоил его начальник. – Столицу посмотришь. Театр посетишь крутой.

– Я здесь ещё толком не начал. С этой Тёминой нужно побеседовать и не раз. Вчера я плохо подготовился. Мне почему-то сразу не дошло, что стреляли в такую кроху. Ужас.

– Что за истерия, опер? – Бирюков искренне удивился. – Грудных младенцев топорами крошат и из окон выбрасывают. Ты куда служить пришёл? В пансион? Ты о деле думай, а не о соплях. Носовых платков в наших структурах не выдают, только Макарова с кобурой. Архивное дело то чем-нибудь помогло?

– Да там один сель с Альпийских гор. Опрос жителей близлежащих домов, осмотр крыш и придомовых территорий, проверка мест наличия мелкокалиберного оружия. Работа проведена дотошно, но тупик он и в Африке тупик. Самое главное не удалось определить точный сектор, из которого был произведён выстрел. Тело девочки вращалось во время падения, затем бесконтрольно перемещалось множество раз.

Жаров заметил, что шеф заметно хмурится, и сообразил, что к документам, добытых вышестоящим начальством так относиться нельзя.

– В процессе работы, уверен, многое станет полезным, – поспешил Лёня подсластить пилюлю, полученную от руководства.

На кухне Тёминых мало что изменилось, только хозяйка привела себя в более представительный вид. Надела приличное платье вместо халата, причесала волосы, подкрасила ресницы и губы. Может вспомнила, что она актриса?

– Вчера ходил в ваш театр, – бодро доложил Жаров, но этим сразу же испортил, сложившуюся было благоприятную обстановку.

– Боже! Зачем? – воскликнула Тёмина, и прикрыла лицо рукой. – Я не хочу…

Она резко смолкла.

– Успокойтесь, – Лёне пришлось спешно разруливать неудачное начало и напомнить женщине об их соглашении. – Вчера мы договорились, что сегодня вспомним тот роковой день в мельчайших подробностях. В самых микроскопических. Сосредоточьтесь, пожалуйста.

Жаров сделал важную паузу, доставая из кармана куртки блокнот.

– Итак, утро. Пятница.

– Альке в школу нужно было идти, – Тёмина, казалось, взяла себя в руки, но тут же опять сорвалась. – Я вчера весь вечер и почти всю ночь вспоминала те события. Заново переболела всё. Утром, правда, полегче стало. Это вы правильно сделали, что разговор на сегодня перенесли.

Лёня был польщён похвалой в свой адрес, но старался нить беседы держать натянутой.

– Продолжайте по теме. Ваша дочь пошла в школу?

– Да. В тот день она хорошо позавтракала. Обычно она капризничает. Я её проводила до дверей, а потом ещё и на балкон вышла посмотреть.

– Вы её разве до школы не провожали?

– Когда как. Но в те времена мало кто провожал. Это сейчас дрожат за своих чад. Тогда не боялись. Тем более школа недалеко от нас. А, в тот день я не могла. У нас же дверной замок сломался, – радостно вспомнила она. – Я ещё, когда Алька кушала, в театр позвонила, чтобы Тёма плотник пришёл новый замок установить. Он пообещал во второй половине дня. Я его попросила заодно и Альку прихватить со школы.

– У вас уже был заготовлен новый замок?

– Нет. Я накануне вечером, придя с работы, старый еле открыла. Сосед помог ножом язычок поддеть. Когда бы я успела новый приобрести. Тёма обещал по пути купить.

– А если вдруг у него бы не было денег?

– Денег? – рассказчица на секунду растерялась. – Да, у него всегда были деньги. Кстати, я тогда так и не успела расплатиться с ним за замок. Вот вы мне напомнили. Какая же свинья! Просто стыд, – она искренне расстроилась. – Хотя я и раньше забывала это делать. Он Альке мороженное купит или конфет, в кино сводит, а я бывало и не спрошу сколько с меня.

– Да, они дружили, – я уже наслышан, – следователя раздражал этот уход в сторону излишних подробностей, не связанных именно с тем днём.

– Ой! Я в те времена такая неорганизованная была. Тёма меня сильно выручал и с Алькой тоже. Надёжный был паренёк. Это я такая неблагодарная бессовестная свинка.

– Когда дочь отправилась в школу, вы ничего подозрительного не заметили?

– Заметила. Это я вчера вспомнила, когда память ворошила. Я с балкона его увидела. Парень какой-то незнакомый на лавочке у нашего подъезда сидел, а когда Алька мимо него прошла, то он сразу подхватился и пошёл за ней вслед.

– А, вы? – Жаров сразу напрягся.

– И я на улицу выскочила. Всполошилась, но припоздала. Мы хоть и на втором этаже, но тоже нужно время, чтобы спуститься. Пока я на улице оказалась, они уже во дворе ПТУ скрылись.

– Здесь я не совсем понял, – остановил её следователь.

– Пойдёмте на балкон я там вам всё подробно покажу.

Они проследовали через зал в нужном направлении. Здесь Жаров оказался впервые. Балкон почти открытый, только по бокам были смонтированы деревянные застеклённые рамы.

– Смотрите. Вон ворота на задний двор ПТУ. Через него ходят в школу ребята из того дома, что правее нашего. Там нужно пройти мимо котельной и через дырку в заборе попадаешь на школьную спорт площадку.

– Это единственная дорога?

– Нет. Это дорога скорее нелегальная. Настоящая туда на лево, где улица и тротуар. Просто Альку одноклассники из соседнего дома приучили так ходить. Лично я водила её всегда цивилизованным путём.

– И что в тот день вы догнали дочку?

– Нет. Когда я добежала до ворот и посмотрела им вслед, парень свернул направо к мастерским ПТУ, а Алька пролезла сквозь проход в ограде. Я сразу назад скорёхонько. Дверь ведь открытой бросила.

Они вернулись на кухню и продолжили беседу в прежней диспозиции.

– Дальше я снова засела роли штудировать.

– Вы не пошли на работу из-за двери?

– Нет, я уже бесплатный отпуск взяла, чтобы в Москву ехать.

– Тогда какие роли вы учили, если уже не были задействованы на работе?

– Для Москвы. Я предполагала, что там потребуется показать товар лицом. Я постаралась подготовить разносторонние варианты. Немного классики из Чеховской «Чайки», отрывки комедий, современных драматургов. Подготовки было гораздо больше, чем на обычный рабочий день в нашем театре.

– А, как вышло, что вас там в центре заметили?

– Да, никто меня не заметил. Папин армейский друг осел в столице. Приезжал сюда меня проведать. Узнал, что я актриса. Пообещал туда перетащить. Говорил, что у него приятель известный режиссёр. Он в театр со мной ходил, на репетиции и на представление. Сделал несколько снимков. Некоторые у меня в альбоме остались, – встрепенулась Тёмина, бросившись в другую комнату.

Альбом она не принесла, а только небольшую пачку фотографий. Просмотр их вызвал у Жарова лишь недоумение. Кадры зафиксировали фрагменты какого-то спектакля с несколькими актёрами на сцене.

– А, где же здесь вы, Елена Сергеевна?

– Да, вот же, – ткнула она пальцем.

– Это вы?

Женщина на фотографии была настолько красива и импозантна, что Лёня на мгновение потерял дар речи.

– Что не похожа? Да, инфаркт не красит. Я теперь, как и доченька тоже инвалид только по сердцу. Так и живём вдвоём на наши пенсии. На работу никуда не берут. В прежние годы может бы и пристроились куда, а нынче кому мы нужны два подранка.

– Можно я возьму одно фото? – молодой следователь потихоньку справился со своим шоком.

– Да, хоть несколько, если это необходимо.

– Я обязательно верну.

Они помолчали.

– А, почему этот московский друг проявил к вам такое участие?

– Они служили вместе с моим папой в армии. Мой родитель погиб. Валерий Степанович считал своим долгом оказать посильную помощь дочери своего друга, – объяснения Тёминой прозвучали как-то по-канцелярски суховато, и Лёня поспешил уйти от темы героических предков.

– Итак, сколько времени заняла у вас эта профессиональная накачка?

– До возвращения дочери, и после. Алька что-то поклевала сама себе на кухне. Вот тут рядом. Потом пошла к себе уроки учить. На десятый день учёбы их ещё самостоятельно тянет домашнее задание выполнять. Вспомнила! Мы с ней по пирожку съели. Тёма принёс поминальные. У него незадолго перед этим мама умерла. Как раз девять дней прошло. Помянуть надо было.

– Он и в театре пирожки раздавал?

– Не знаю, я же там не была.

– Хорошо. Давайте дальше по порядочку хода событий.

– Дальше? Тёма взял табуретку здесь и пошёл в прихожую ставить замок. Затем пришёл ещё за одной. На одной он сидел, а на другой инструмент раскладывал, – заметив, что Жаров собирается её перебить, стушевалась. – Что не надо так подробно? Вы же сами просили.

– Нет, подробно это хорошо. Только не перескакивайте. Домой сюда они пришли вместе? С этим Тёмой?

– Да. Алька его у школы подождала.

– А, по какой дороге?

– Ой. Этого я не знаю. Тогда следователи у меня такого не спрашивали. Да, мы сейчас у самой Альки спросим.

– Доченька! ‒ прокричала она в сторону остальных комнат.

Жаров немного опешил.

– Так она здесь?

– А где же ей быть?

– Действительно. Я как-то не сообразил.

В комнату неторопливо вошла девушка, и Леонид не только опешил, он, говоря по-простецки, офанарел! Это была та самая гордая красотка, которая сразила его тогда в автобусе. Он вскочил, как и тогда в транспорте, но теперь уступая ей свой шаткий табурет. Девушка снова проигнорировала его джентльменские замашки и прислонилась спиной к косяку двери.

– Альке, лучше стоять, – пояснила мама, – она долго сидеть не может и то если на мягком. Пуля повредила позвоночник.

– Мы возвращались домой по улице, не через ПТУ, – без лишних эмоций на лице доложила Тёмина младшая, заглушая мамины пояснения.

– Да, она слышала весь разговор из другой комнаты, – снова подсказала мама следователю. – Можете продолжать без уточнений сказанного ранее.

Лёня ещё раз взглянул на фотографии.

– Похожа на вас, – сказал он маме. – На ту… Тех лет.

На какое-то время зависла тягостная пауза. Следователь осознавал, что стройный ряд его мыслей рассыпался.

– Я помню нечто мистическое, – неожиданно заговорила старшая женщина. – Я дочитывала «Чайку» и в том месте, где доктор Дорн говорит, что это у него склянка разбилась, раздался какой-то хлёсткий звук. Резкий такой. И мне показалось, что стёкла задрожали.

– Мамочка, не выдумывай.

– Нет, это было на самом деле. Пьеса в мыслях, в душе внутри меня и этот звук снаружи! Что-то сверхъестественное. Необъяснимое. Как будто какая-то оболочка лопнула, в преддверии потока бед и страданий.

– Мамочка, успокойся, – дочь произносила, казалось, очень тёплые слова, но её бледное лицо по-прежнему не выражало никаких человеческих чувств.

– А, потом прозвенел телефонный звонок, – между тем продолжала мать очень многозначительно.

– Вы помните такие детали, – не поверил Жаров. – Вам что редко звонили?

– Звонок был не нам, потому я его и запомнила. В трубке попросили позвать Шнейдера. Я ответила, что здесь нет никакого Шнейдера, но тут Тёма подскочил и взял у меня трубку.

– Вы слышали разговор?

– Нет, Тёма только слушал. Затем положил трубку и спросил разрешение пройти на балкон.

– Покурить? – Жаров уже начинал раздражаться. Мистика в расследовании его не прельщала.

– Тёма не курил.

– Сколько времени он там находился?

– Довольно долго. Впрочем, столько лет прошло, сейчас всё воспринимается по-другому. Нынешнее время сжимается, прошлое расширяется, – опять зафилософствовала несчастная актриса.

– Так с замком он справился?

Этот простой вопрос вызвал у хозяйки квартиры замешательство.

– Вы знаете, скорее нет. Он как-то поспешно ушёл. Потом весь этот ужас случился. Всё завертелось, как в колесе дьявола. Я должна была уезжать со скорой помощью, сопровождать доченьку. Бросилась дверь закрывать, а не могу. Вот пойдёмте, – она увлекла всех к входной двери. – Смотрите: вот эту дырочку, куда язычок входит, Тёма почему-то сделать забыл. Я к соседу. Ключи ему бросила. Он хоть и алкашик, но чего-то там проковырял, пока меня не было.