Лайка

Агаев встал, вышел за дверь и тут же вернулся обратно, держа в руках довольно объемный баул.

– Посмотри, – сказал он, обращаясь к Никите, – что тебе понравится – все твое. Не глянется – наряжайся в свою повседневную охотничью форму. Я тебя подожду за дверью.

Валера вышел, закрыв за собой аккуратно дверь. Никите предложение переодеться вполне пришлось по вкусу, особенно это относилось, конечно же, к обуви. Самодельные бахилы-ишимы, как их назвали в Сайгире, были незаменимы в снежной тайге в тридцатиградусные морозы, но здесь, в Москве, они, слов нет, были чересчур экстравагантными. Никита открыл огромный пакет из плотного черного полиэтилена и стал выкладывать содержимое на кровать. Тут было почти все, причем в двух-трех экземплярах с разными размерами. Минут через десять Никита, одевшись почти во все новое кроме белья, с сожалением оглядел комнату, не находя в ней хоть небольшого зеркала, чтобы посмотреть на себя со стороны. Выглядел он, на самом деле, очень импозантно: темно-коричневые кожаные кроссовки, джинсы, коралловая рубашка с коричневыми вертикальными полосками и в цвет полосок льняной пиджак без подкладки. Когда он вышел за дверь, Валера, оглядев его с ног до головы, сдержанно кивнул головой в знак одобрения в выборе комплекта.

На этот раз они вдвоем прошли мимо того лифта, на котором поднимались в прошлый раз втроем с Константином Георгиевичем, и пройдя до конца коридора, завернули за угол, где начинался другой коридор, более длинный, чем предыдущий. Дойдя примерно до его середины, они завернули еще раз и оказались в небольшом тупике, где в конце были двери очередного лифта. Никите эти коридоры чем-то напомнили его катакомбы возле дальней охотничьей избушки. Снова на стене разноцветные кнопки без каких-либо знаков и несколько черных квадратов над некоторыми из них. На этот раз Агаев нажал на бордовую кнопку и приложил свой безымянный палец на сканер отпечатка пальцев над ней. Когда лифт остановился, они оказались в небольшом холле, где на этот раз таки имелось стандартное окно, и даже на широком подоконнике стояло керамическое кашпо с лимоном, на согнутых ветках которого висели три больших желтых плода. За окном шел легкий снег. Никита видел это фойе, когда занимался поверхностным просмотром здания позапрошлым вечером, и знал, какие помещения пойдут дальше после единственной бронированной двери.

– Добрый вечер, Никита Алексеевич, – совсем иначе, нежели утром, поприветствовал его генерал Ситников, когда Валера, открыв дверь в кабинет своего шефа, пропустил его, а сам остался снаружи. – Присаживайтесь. Думаю, у нас будет долгий разговор…

Константин Георгиевич что-то шепотом спросил у Агаева, затем закрыл дверь и разместился на своем кресле напротив Никиты.

– Начнем, пожалуй, вот с чего, – снова с характерным вздохом после некоторой паузы сказал Ситников и, достав из ящика стола папку, протянул ее Никите. – Если вы не возражаете, то наша служба в моем лице предлагает вам вступить в наш, как говорится, дружный коллектив. Потом посмотришь, подумаешь и поставишь свою подпись в тех местах, где отмечено галочками. – Ситников незаметно перешел на «ты». – С этого момента тебе присваивается звание майора…

Никита, округлив глаза, молча уставился на Константина Георгиевича.

– Пока майора, – улыбнулся сдержанно Директор. – К этому вопросу мы еще вернемся потом, когда вы сами решите, как вам быть дальше. Вы ничего не имеете против, если мы на «ты»? – Никита кивнул головой в ответ. – Ну и замечательно. Теперь я проясню все относительно этого захвата яхты и заложников. Ты, наверное, заметил, как сильно накаляется обстановка вокруг нашей страны, и вот-вот могут начаться такие тектонические процессы в мировой политике, что лучше даже не думать о них простым людям… Но наша Служба внешней разведки должна не только думать, но предугадывать всеми возможными способами все будущие действия наших друзей, союзников, партнеров и всех остальных врагов. Так вот, находясь на пороге тяжелейшего противостояния перед западным миром во главе с США, мы прощупываем в неформальной обстановке намерения остальных стран. Одним из таких мероприятий была тайная встреча нашего высокопоставленного лица в ранге вице-премьера правительства с одним из влиятельных членов королевской семьи Саудовской Аравии. С нашей стороны в группе был один представитель от министерства обороны и еще один от нашей Службы. Встреча под большим секретом как раз проходила на борту этой яхты. К большому, мягко говоря, огорчению, информация, ты сам видишь, просочилась американцам: где-то на очень высоком уровне у нас есть «крот»… Кроме одного личного телохранителя со стороны Саудита, на яхте охраной занимались двое из отряда спецназа нашей Службы, то есть люди Агаева: вот поэтому он был такой злой и мрачный утром… Да, потерял он ребят, а те сплоховали – скажем прямо. Ты же не знаешь, как я понял, как произошел сам захват судна, да?

Никита отрицательно покачал головой.

– Так как пираты внезапно появились ночью на борту словно тени, то думаю, что это были боевые пловцы из спецотряда ЦРУ или МИ-6, – постукивая медленно по столешнице, продолжил Константин Георгиевич. – Подчиненные Агаева были среди тех семерых трупов в среднем отсеке… Мы уже побеседовали после освобождения с пленниками, и они подтвердили точь-в-точь все твои слова. Американцы этим своим захватом хотели испугать элиту Саудовской Аравии, чтобы у них не было никаких намерений прыгать по сторонам от указанного им курса, а заодно показать, что все их тайные намерения известны им заранее. Никаких сомнений не было, что не освободи мы сегодня с твоей помощью заложников, то, скорей всего, через несколько дней их убили бы. Американцам нужен был сперва скандал: ни с того, ни с чего пропали премьер-министр России и влиятельный член королевской семьи Саудовской Аравии – как это тебе?! Они хотели неделю подождать: если мы и арабы будем молчать, то выложить в открытый доступ фото заложников. И только после этого, в зависимости от обстоятельств, убить их. Также хотели подзаработать денег: американцы при любом удобном случае не гнушаются ничего – это их стиль. И нам пришлось бы платить, но в итоге получили бы только тела… Так, здесь я вроде все сказал – у тебя есть неясности? Видишь, я открываю все тайны перед тобой, надеясь на то, что ты захочешь стать офицером СВР.

Никита улыбнулся и развел руками, мол, куда я денусь теперь – все решено.

– Ну, и замечательно, – засмеялся, немного покряхтев, словно старый дед, Константин Георгиевич. – Теперь несколько слов о самой операции на побережье Сомали. Как уже я тебе поведал, она прошла успешно, спасибо тебе! Мы не стали ждать ночи, так как из-за марева вертолеты над раскаленной каменной пустыней на небольшой высоте плохо заметны визуально. Да, мы рисковали, так как сомневались в тебе, но мы все оказались в таком отчаянном положении, что попробовали поверить тебе и не ошиблись. Двумя ракетами мы снесли те посты, которые ты указал – все в яблочко. Скала над гротом и пещерой действительно монолитна – это тоже было очень важно! Единственно, трупов оказалось три, а не четыре: видимо, кто-то из двоих над пещерой отлучился по большой нужде в сторонку, и таким образом остался в живых. Косвенно о справедливости этой догадки говорит то, что этот персонаж оставил на наблюдательном пункте всю свою амуницию, включая два пистолета. С другой стороны, так даже лучше: пусть и они знают, что мы знаем обо всех их действиях – то-то они заполошатся! Два трупа мы забрали с собой, третий был уж в очень нетоварном виде и его оставили им на память… Что ж, вот и все…

Константин Георгиевич встал со своего кресла и, все еще о чем-то раздумывая, медленно подошел к большому тяжелому шкафу из массива дуба и, открыв с легким скрипом дверцу, достал оттуда две пузатые рюмки и поставил их перед Никитой.

– Енисейские охотники армянский коньяк пьют? – спросил он, вернувшись обратно к шкафу и гремя за дверцей то ли стеклянной посудой, то металлом по стеклу.

Вскоре рядом с рюмками разместились красивая початая бутылка коньяка без этикетки и ломтики лимона на тарелке.

– По знаменательным датам обязательно, – ответил Никита, уловив тонкий ванильный аромат спиртного напитка.

– Вот, – показал пальцем на бутылку Константин Георгиевич, – армянский мой коллега прислал к Новому году несколько коробок. Изумительный нектар! Двадцатипятилетней выдержки.

– Мне не дадите одну бутылку, товарищ генерал? – с ехидцей спросил Никита. – У нас тоже в Туруханском крае через две недели тоже Новый год намечается, да вот беда – не завозят туда такие напитки.

Ситников поднял вверх указательный палец правой руки и помахал им, словно кому-то грозя.

– Насчет подарка – вот что я забыл тебе сказать. Коньяк – это само собой. – Ситников достал из ящика стола большой толстый конверт из плотной бумаги и положил ее на стол возле бутылки с коньяком. – А вот это -компенсация твоих расходов. Потом будет и премия. Пока примерно, плюс-минус, одна тысячная процента от той суммы, что запросили «пираты», тебя устроит? Повторяю, это только тебе на дорожные расходы. Здесь банковская карта на имя Александрова Михаила Ивановича, мобильный кнопочный телефон, к которому привязана карта и листок бумаги с кодами к карте и к телефону. Потом будет и паспорт…

Никита прикинул в уме, сколько будет в абсолютной величине эта самая одна тысячная процента, и довольно кивнул головой. Директор в ответ налил в рюмки по солидной порции коньяку и сказал короткий тост за удачу в будущих делах, а также за здравие нового офицера Службы внешней разведки России. Коньяк оказался действительно настоящим нектаром. Это не было спиртным напитком: спиртовая составляющая просто не ощущалась. Это был такой тонкий букет разных вкусов, что Никита в первый момент даже не понял, что он только что пригубил. Это не говоря о насыщенном аромате коньяка, который и бодрил и успокаивал одновременно, создавая только своим запахом неуловимое чувство праздника.

– Теперь настала твоя очередь поведать мне свой секрет, – сказал Константин Георгиевич, сделав несколько глотков из своего бокала. – Помнится, ты обещал это сделать после того, как будут спасены заложники. Я вот допью это, налью потом почти до краев – и буду готов поверить во все что угодно.

Никита до этого самого момента даже не задумывался, как и что будет говорить касательно тех событий прошедшей недели, которые перевернули всю его жизнь. Ему казалось, что, так как все было правдой, то описать словами будет нисколько не трудно: что видел, то и говори. Сейчас же, когда Директор СВР, сосредоточившись, ждал начала его повествования, Никита вдруг ощутил перед собой некий чистый лист, куда он должен написать первое слово, и затем все потечет размеренно и спокойно, но этого слова он не мог найти. Никита не мог сообразить, с чего начинать: сразу перейти к таинственному залу или же приняться за рассказ со своей биографии, включая пребывание в Америке?

– Что ж ты молчишь, мой друг? – предугадав состояние своего визави, несколько певуче протянул Константин Георгиевич, наливая по второй порции коньяка в бокалы.

– Вы, как я понимаю, уже знаете про мои странствия до того момента, как я осел в Сайгире? – вопросом на вопрос ответил Никита.

– Да, но это уже абсолютно не важно…

– Да, не важно… Константин Георгиевич, вы можете помочь одному хорошему человеку, доктору от Бога…

– Ты имеешь в виду Ерохина Юрия Всеволодовича?

– Вы уже и это знаете?

– Так ты же сам сказал про него. Он подтвердил, что пациент Шадрин действительно смертельно болен: рак легких последней стадии, метастазы на весь организм.

– Товарищ генерал, помогите ему, а? Так мало у нас хороших врачей, а тут действительно настоящий Доктор с большой буквы занимается, по сути, ничем! Его больницу объединили с другой, а в краевом центре построили онкологический центр и для заведующего отделением онкологии ни тут, ни там не нашлось работы! Это кому выгодно: мне, вам, людям – кому? Вы же видите, что впереди нам предстоят тяжелейшие испытания, а людей, которые никогда не предадут и не отступят в лихую годину, убирают подальше. Поставьте его директором онкоцентра в Красноярске – это в ваших силах.

– Это не моя компетенция, но я попробую сделать все, чтобы исполнить твою просьбу.

Никита облегченно вздохнул, словно тяжелый камень упал с плеч. Ему стало легко и свободно от того, что, может быть, если его просьбу исполнят, то как-нибудь заглянет он к Ерохину в Красноярск, и тогда они снова посидят полночи за чаем и душевно поговорят о прошлом и о будущем.

Никита после обещания Ситникова сделать все возможное, стал ему, сам не понимая почему, объяснять про специфику охоты на соболя, при этом особо выделяя роль лайки в этой работе. Сделав легкий экскурс в эту сторону, он перешел на описание всего годового уклада по подготовке к сезону по добыче соболя. Потом отдельно остановился на неимоверных сложностях при завозе каждого килограмма груза по суровым притокам Енисея. Обрисовав кратко, но очень точно и объемно, про житие таежного охотника, Никита, пропустив рассказ про свои мучительные два месяца, сразу перешел на утро того самого дня, когда Рекс провалился в яму.

Ситников слушал с явным интересом и увлеченно о том, как живут и работают люди в сибирской деревне вплоть до того момента, пока Никита не перешел на описание туннеля под горой возле его дальней избушки. Директор СВР пытался понять взаимосвязь предыдущей части повествования с запутанным и невразумительным появлением в рассказе какого-то сказочного объекта. Как ни пытался он вникнуть в детали канвы этого эссе, у него ничего не получалось: сознание опытного разведчика отказывалось воспринимать их как нечто реальное. Да и сам Никита, заметив, как Константин Георгиевич скептически поджимает губы и, время от времени, недоверчиво приподнимает брови, засомневался в целесообразности дальнейшего изложения своей одиссеи и стал путаться, порой не зная, как правильнее объяснить тот или иной предмет или феномен.

– Товарищ генерал, – оборвав сам себя на полуслове, обратился он в тот момент, когда собирался рассказать о своем чудесном выздоровлении после потери сознания, – я знаю, что у вас все расписано по секундам, но, может, нам слетать туда и вы сами все увидите? Из меня плохой рассказчик, вы же видите сами.

Ситников от такого неожиданного поворота событий немного опешил, но вспомнив, какие события произошли за день, задумался.

– Так, где ты говоришь, находится этот объект? – спросил он, гладя свой гладко выбритый подбородок.

– Это в самом верховье Нымды, притока Енисея. Я покажу на карте.

– Хорошо, – твердо и решительно, с металлической ноткой в голосе, сказал директор СВР, – если это так и есть, то я обязан сам все увидеть… Так, сейчас мы составим маршрут и вылетим максимум через три часа. Ты говорил, что самая большая сложность у охотника – это завезти любой маломальский груз. Мы полетим на военном транспортнике, а потом на вертолетах. Напиши список, что тебе надо, и мы постараемся за оставшееся время все тебе собрать.

– Я могу прямо сейчас это сделать – я уже думал об этом, – лукаво улыбнулся Никита. – Можно попросить у вас бумагу и ручку?

Ситников достал из ящика своего стола несколько листков стандартного формата и протянул Никите. Затем выложил перед ним, достав из нагрудного кармана, свою ручку. Никита буквально за минуту написал короткий список и передал листок обратно. Константин Георгиевич быстро прошелся взглядом по пунктам, и удивленно уставился на своего собеседника:

– Снегоход, карабин с оптикой и даже лестницы в шесть метров – это понятно, но зачем четыре велосипеда?

– Видите ли, тот тоннель, про который я говорил, довольно длинный – на велосипеде будет самый раз кататься по нему.

– Хорошо, – улыбнулся недоверчиво Ситников и стал читать дальше: – Так, бензин возьмем у военных на аэродроме. С бытовкой могут быть сложности, но у военных на северах, возможно, обнаружатся. Придется, пожалуй, даже «зафрахтовать» МИ-26. У тебя возле того обителя место не слишком гористое? Большой вертолет сможет сесть?

Выспавшись предыдущей ночью в самолете, а потом и после, уже в хорошей обстановке в постели в резиденции СВР, Никита так и не сомкнул глаз на борту военного транспортника во время перелета. Ситников после того, как согласился на его предложение побывать на охотничьем участке возле дальней избушки и самому удостовериться в словах Никиты, оставил его на попечение подполковника Агаева и появился уже только перед самым взлетом на борту самолета на Чкаловском аэродроме. Да и тогда, увидев Никиту, он устало кивнул головой и пригласил разместиться вместе с ним в двухместном особом отсеке за кабиной пилотов. Этот отсек, похожий на своеобразную капсулу, был так хитро вмонтирован в чреве транспортника, что Никита, просидев рядом с полчаса до появления директора СВР, даже не догадывался о его существовании. Корпус камеры, имевшей форму цилиндра, был разделен пополам, и в каждой половине имелось по раскладывающемуся креслу. Ситников молча снял с себя верхнюю одежду, разложил кресло в горизонтальное положение и, несмотря на некоторую болтанку при взлете, почти упал на него и тут же уснул.

Никита догадался, что капсула, где он летел вместе с Константином Георгиевичем, видимо, предназначена для сохранения жизней находившихся в ней пассажиров при любых неожиданных ситуациях. Он даже вначале хотел предложить генералу разместить рядом с ним Агаева, так как ему спать нисколько не хотелось, а подполковник был явно в таком же вымотанном состоянии, как и его шеф, но подумав, понял, что его жизнь сейчас ценилась никак не меньше директора СВР, и не стал этого делать.

Куда они летят – Никита не знал. Вернее, он спросил у Агаева, когда они прилетели на вертолете на аэродром и шли к самолету, про пункт назначения. Тот прокричал ему в ухо что-то, но Никита не расслышал из-за шума винтов вертолета, а переспрашивать не стал, посчитав, – по существу, какая разница, куда они прилетят?

Когда они приземлились, Никита стал ждать, когда проснется спавший мертвым сном Ситников, но тот продолжал спать, а в дверь отсека никто так и не постучал. В какой-то момент, находясь в этом состоянии ожидания, что вот-вот Агаев постучит в дверь, а генерал, проснувшись, позовет его, он незаметно для себя задремал. Когда он открыл глаза от того, что кто-то легонько дотронулся до его запястья, Никита весьма удивился, увидев перед собой уже одетого и бодрого на вид Константина Георгиевича.

– Просто удивительно, что таежный охотник так любит спать, – как бы с легким укором сказал тот, – вчера целый день спал, ночью спишь! Сейчас уже светает. Мы тут специально шумели, громко разговаривали, чтобы тебя разбудить, а ты – как медведь в своей берлоге, честное слово.

– Я же почти три месяца в тайге жил, – как бы оправдываясь, ответил Никита и сел на край кровати. – Я всегда после того, как, бывало, приеду домой после сезона, сутки, а то два дня, высыпаюсь…

– Я тоже душевно отдохнул, – улыбнувшись, с пониманием молвил Ситников. – Мы с Валерием Ивановичем три дня были в таком стрессе с этим захватом яхты… Кстати, я перед вылетом был у Президента… Пока с тобой у нас много неясного, поэтому мне приказано после выяснения всех деталей незамедлительно прибыть к нему лично с докладом и, естественно, вместе с тобой… А вот это, – директор протянул ему пакет, похожий на почтовую бандероль, – премия от его лица тебе за помощь в спасении особо важных государственных персонажей, причем наличными. У вас в енисейском населенном пункте банкоматов же нет, а впереди – праздники. Да, вот еще что: Валерию Ивановичу присвоено звание полковника – это так, к слову, если ты к нему будешь обращаться как офицер к офицеру, – Константин Георгиевич засмеялся, потом, перестав смеяться, добавил. – Я твою просьбу насчет доктора из Туруханской больницы передал Президенту, то есть я сделал все, что мог по этому вопросу.

Очутившись за бортом самолета, Никита полной грудью вдохнул чистый морозный воздух и, ощутив привычную приятную волну, словно бы он зашел в хорошо натопленную баню, по своему охотничьему чутью догадался, что военный аэродром должен находиться от его угодий севернее или северо-восточнее где-то даже за Нижней Тунгуской. Идущий вслед за ним Агаев, которого Никита, еще находясь на борту транспортника, поздравил со званием полковника, оказавшись на пронизывающем холодном ветру, увлек его в сторону двухэтажного здания неподалеку от взлетной полосы, возле которого стояли в ряд четыре вертолета.

– Шеф должен подождать прибытия командира части, – шепнул он, морщась от непривычного ему сибирского холода. – Константин Георгиевич хоть и не начальство для военных, но все же глава СВР, и по правилам сейчас ему отрапортуют, немного поговорят для порядка, и уже после мы полетим к тебе.

– Что за это все же место, Валера? – спросил Никита. – Я у тебя спрашивал в Москве, но не расслышал, извини.

– Могу назвать номер военной части, – пытаясь отгородить свое лицо ладонью от ветра, ответил Агаев, – но это тебе, пожалуй, неинтересно. А так на некоторых секретных картах эта территория называется как Гавана. Видимо тот, кто имел полномочия придумать название для военной базы, также как и я не любил холод.

– До Нижней Тунгуски отсюда далеко? – снова спросил Никита.

– Пять километров на юг вот туда, – новоиспеченный полковник махнул неопределенно рукой и юркнул в открытую дверь стеклянного тамбура здания.

Никита, удовлетворенный тем, что чутье его пока никак не подводит, последовал за Валерой.

Примерно через полчаса к ним пришел Константин Георгиевич в сопровождении довольно упитанного краснощёкого полковника. Ситников представил своих людей этому офицеру, и тот, познакомившись, пожал обеим руку и удалился по своим делам. Никиту и позабавило, и в то же время наполнило сердце чувством гордости, когда директор СВР назвал его майором, хотя и Александровым.

– Ну, что же, товарищи офицеры, – без всякой иронии, серьёзно обратился Константин Георгиевич к Никите и к Валере, когда они остались одни в пустом холле рядом с входной дверью, – мы сейчас вылетаем на новом Ка-62, а за нами потом полетит МИ-26 с бытовкой и с остальным грузом. Сейчас подвесят дополнительные топливные баки, и сможем отправиться в путь. Кроме теплого благоустроенного вагончика и снегохода все остальное уже находится на первом вертолете.

– Товарищ генерал, – обратился к нему без приставки «полковник» Никита, – у нас, надеюсь, будет связь с Москвой, да?

– Да, а что?

– Мне в голову пришла интересная мысль, – хитро прищурившись, сказал Никита. – На месте потом объясню: думаю, получится сногсшибательный фокус!

Константин Георгиевич дипломатически пожал плечами, и хотел было что-то сказать, но в это время к ним подошел импозантный молодой человек в белой униформе повара и учтиво пригласил всех на легкий завтрак.

– Нас будет трое? – спросил Никита, вспомнив, что перед вылетом из Москвы Агаева сопровождали двое, и вроде даже они садились в самолет.

– Видишь ли, Никита, – обратился к нему по-домашнему Ситников, – пока мы пытаемся делать так, чтобы на тебя не обращали внимания. Если то, что ты говоришь, действительно является правдой, то твоя личность автоматически становится само по себе государственной тайной. Да, нас сопровождают двое из нашего спецназа, но пока они держатся в сторонке… Нам с Валерием Ивановичем как-то неудобно просить тебя снова нахлобучивать на голову мешок… Впрочем, те ребята надежные, но бдительность никогда не помешает в нашем деле.

Через полчаса Никита, Ситников и Агаев – все втроем подошли к пустому вертолету и, зайдя в салон, сели спереди. Почти сразу же за ними к красивому Ка-62 подошли еще двое, крепких с виду, парней. Никита в иллюминатор узнал в них тех бойцов, которые его задерживали вчера утром под командой Валеры.

– Так они же меня видели уже, – прошептал он, обращаясь к Константину Георгиевичу, – и зачем теперь весь этот сыр-бор с секретностью?

– Это у тебя память охотничья, натренированная, а они вряд ли с первого раза тебя запомнили, – вместо Ситникова ответил Агаев и протянул ему слегка затемненные очки. – Нацепи временно, не возражаешь?

– Пожалуй, Валерий Иванович, придется их оставить для охраны майора Александрова, – тихо добавил Константин Георгиевич. – Тайна тайной, но нужна еще защита…

– Хорошо бы не конвой, – мрачно пошутил Никита, нахлобучивая на нос очки.

– Это мы все на месте решим у тебя на охотничьем участке, – в тон ему ответил Ситников.

Те двое спецназовцев в это время вошли и сели молча на самом хвосте салона. Вслед за ними к вертолету быстрым шагом подошли и двое летчиков. Один из них, видимо увидев притороченный снизу по просьбе Никиты две длинные алюминиевые лестницы, стал нервно махать кулаком в сторону жилых корпусов на краю аэродрома, видневшимися за военным транспортником. Его слов не было слышно, но было понятно, что человек очень сильно оскорблен из-за такого варварского, на его взгляд, отношения к новому с иголочки вертолету. Второй летчик, вероятно штурман, пытался урезонить своего командира, украдкой показывая пальцем в сторону вертолета, мол, там сидит очень большой чин и надо бы себя сдерживать. Первый, бросая недобрый взгляд в сторону иллюминаторов своей машины, обошел вертолет два раза и затем занял свое место за штурвалом.

Примерно через час полета вертолет стал совершать плавный разворот. Никита, бросив взгляд вниз, увидел знакомые места. Из-за того, что за последнюю неделю не было снега, его «реконструированная» избушка отчетливо выделялась на белом фоне своей «новой» крышей. Также хорошо виднелось и черное пятно провала с лежащими над ним соснами. Валера похлопал его по плечу и вопросительно кивнул головой в иллюминатор. Никита в ответ указал пальцем на свою избушку. Агаев встал со своего места и направился к летчикам.

Когда винты остановились, Валера приказал сидящим сзади своим подчиненным отстегнуть лестницы и отнести их к избушке.

– Может, не будем играть здесь в секретность? – спросил Никита, обращаясь к Константину Георгиевичу, который как бы безучастно молча смотрел на заснеженную тайгу через иллюминатор. – Здесь, сами видите, очень холодно: пока будем валять дурака – ребята что-нибудь могут запросто обморозить.

– Пожалуй, надо их отправить обратно, – сказал Ситников, глядя на то, как те неловко пробираются по глубокому снегу с лестницами и с двумя велосипедами к избушке.

Никита собрался было помочь подчиненным Агаева отнести оставшиеся еще два велосипеда, но тот остановил его.

– Валера, я не к домику за ними, а в другую сторону пойду, – рассмеявшись, успокоил его Никита, показывая рукой в сторону заваленных сосен. – Нам потом все равно вот туда придется все перетаскать.

Агаев бросил беспокойный взгляд на своего шефа – тот кивнул головой:

– Ладно, делай, как хочешь. А карабин твой с патронами куда?

– Это и все остальное, включая мой вещмешок, пусть отнесут в домик, – ответил Никита. – Если необходима секретность, то я пока побуду возле тех сосен, а вы с Константином Георгиевичем идите тогда к избушке. Когда вертолет улетит – я к вам подойду.

Никита выскочил из вертолета и, закинув на спину два велосипеда, которые оказались на удивление легкими, стал пробиваться в сторону своей тропы, идущей от избушки к провалу. Дойдя до сосен, он привязал свою ношу к концу веревки, которой несколько дней тому назад вытаскивал Рекса из ямы, спустил ее вниз, а затем и сам полез в провал.

С замиранием сердца Никита сошел с последней перекладины своей веревочной лестницы, очутившись на дне каменного мешка: вдруг все, что произошло с ним несколько дней назад, было сном, и никакого ни тоннеля, ни портала, ни таинственной комнаты на самом деле нет? Он зашел за угол и, обнаружив подземный коридор на своем месте, решил проверить: появятся ли светящиеся шары, как это было в последний раз. Никита прошел метров двести на ощупь в полной темноте, но те почему-то проигнорировали его и никоим образом не захотели показаться. «Неужели моя миссия на спасении заложников закончилась?» – подумал он с долей отчаяния. Никита вернулся назад и, отстегнув велосипеды от привязи, полез по своему импровизированному трапу наверх.

Лопасти вертолета уже начинали медленно набирать обороты, когда Никита вылез из ямы. Когда он по тропинке перелез через овраг и подошел к избушке, вертушка, подняв клубы снега, взлетела и, медленно набирая высоту, исчезла за склоном горы. Зайдя в свой домик, Никита обнаружил Константина Георгиевича сидящим на его шаткой лавке поверх поленницы с небольшим чемоданчиком на коленях. Солидный и важный государственный человек в дорогом зимнем горнолыжном костюме смотрелся весьма забавно внутри охотничьей избушки, особенно после аврального ее восстановления неделю назад. Было видно, что Директору СВР холодно и этот холод явно сильно раздражал его. Агаев сидел на корточках перед железной печкой и словно бы медитировал, глядя на открытую ее дверцу.

– Ты, Валера, зажег бы уж бересту, – сказал Никита, еле протиснувшись мимо него. – Там дрова сухие – моментом здесь станет тепло.

– Зажигалки нет ни у меня, ни у Константина Георгиевича, – не отрывая взгляда от печки, пробурчал себе под нос полковник.

– Ты, так пристально всматриваясь на бересту, точно огонь не зажжешь, – рассмеялся Никита, вытаскивая из кармана своих брюк (он был в своей старой одежде) зажигалку и протягивая ее Валере.

Вскоре в череве печи весело затрещали загорающиеся поленья, а стылый воздух наполнился пока еще не теплом, но сладким запахом дымка – предвестника этого самого тепла и уюта.

– Однако, холодно тут у тебя, – заговорил молчавший до сих пор Константин Георгиевич. – По-моему, на улице даже теплее.

– Сейчас, товарищ генерал, минут десять-пятнадцать и тут у нас будет Ташкент, – ободрил его Никита.

– Ладно, подождем, – согласился Ситников. – Никита, кстати, ты обещал нам какой-то сногсшибательный фокус, не забыл? Сейчас чуть теплее станет в твоих апартаментах, и я включу спутниковую связь. Так что, можешь начинать.

Никита вспомнил, что в туннеле почему-то не появились светящиеся шары. Он не был уверен в том, что портал для перехода в таинственный зал функционирует, но отступать уже было некуда.

– Я вот что хотел предложить, – неуверенно начал Никита, сажаясь на чурбак рядом с окошком. – Константин Георгиевич, вы не могли бы позвонить одному из своих заместителей в штаб-квартире СВР… Да, кстати, в Москве еще не закончился рабочий день? Нет? Так вот, позвоните кому-нибудь в Москву, и прикажите зайти, например, в ту комнату, где я проспал вчера в виде задержанного. Пусть этот человек возьмет лист бумаги, фломастером напишет на ней что угодно и оставит его на стуле или на кровати. Самое главное, чтобы подписанная сторона смотрела верх. Человек этот пусть запрет дверь и ждет вашего звонка. Думаю, мы должны вернуться примерно через час, хотя, на велосипеде, возможно, управимся и порасторопнее.