Лайка

– Ты себя недооцениваешь, – после долгой паузы ответил Никита, отправив вилкой небольшой кусок еды в рот. – Я еще в сентябре, когда угощался твоими рыбными котлетами, чуть язык не проглотил. Мне тогда было так дурно и ничего не хотелось – ты же видел, как я кашлял, – а поел котлеты, ну, и выпил советскую водку сверху, так сразу ожил, честное слово. Так что, недооцениваешь ты себя… Ты как, Серега, в целом рад, что принял мое предложение? Смотри – дальше тяжело будет…

– Коль речь зашла о службе, дядя Никита, еще вопросик разрешишь? Организационный…

Никита вопросительно приподнял брови.

– Ты ничего не говорил про выходные, – продолжил после недолгой паузы Серега. – И на том листке об этом ни слова. Наверное, кратковременные отпуска полагаются, а? Все-таки Галка моя беременная, а я так неожиданно уехал с тобой в тайгу, ничего толком не объяснив… Еще что-то с домом в Туруханске надо решать, если мы остаемся в Сайгире…

Никита, осознав важность этой проблемы для Сереги, встал из-за стола, прошелся по комнате (обедали в его половине) несколько раз туда-обратно, вышел в прихожую, вернулся обратно и озадаченно обратился к своему товарищу:

– Надо же вот так опростоволоситься: я как-то с самого начала упустил этот момент насчет дома. Ты сам как думаешь, а? Если с погодой все более или менее в норме будет, то после того, как нас навестит Ситников, съезди на неделю в Сайгир, и если надо будет, то и в Туруханск. Я в свою очередь с Константином Георгиевичем прозондирую почву насчет вертолета, ну чтобы тебе не ждать там неделю до следующего почтового вертолета… Или можно позвонить в Туруханск твоей тетке…

– Так значит вот это твой комплект спутниковой связи? – спросил Серега, показывая на черный ящичек на тумбочке возле окна в углу, на которой стояла антенна под колпаком. – Можно и так, – я имею в виду наш дом. Тетка моя все равно живет одна в комнатушке в аварийном двухэтажном доме, – пожалуй, только будет рада пожить у нас. Дров я наготовил… Да, вот родной дом… – Он тяжело вздохнул и потом как-то неожиданно прибавил. – А наша резиденция очень даже ничего! Когда называем ее «бытовкой», то даже мне кажется несколько оскорбительно по отношению к нашему жилищу. Это же целая двухкомнатная квартира!

Никита, как будто что-то вспомнив очень важное, поднял верх указательный палец, потом, лукаво улыбнувшись, похлопал по спине Серегу.

– Забыл совершенно! – воскликнул он. – Вот что: как ты думаешь, может Галю тебе сюда забрать до весны, а?

Серега удивленно уставился на него, потеряв дар речи.

– Если тебе эта резиденция, как ты выражаешься, нравится, то живите с женой тут – удобств тут все же больше, чем в Сайгире, не правда ли? Естественно, у нее тоже будет должность, ну, скажем, медсестры или военфельдшера, и, конечно же, с соответствующей нашей работе зарплатой. Это, кстати, не мое предложение, а Константина Георгиевича – понял? – Никита сделал паузу, чтобы до Сереги дошла тонкость этого разговора. Подождав с полминуты и видя, что тот никак не сообразит, что сказать, он продолжил: – Вот поедешь через неделю в Сайгир и все обсудите в семейном кругу.

– Дядя Никита, – не своим голосом, как-то глухо по-старчески обратился Серега, – я до конца не понял: ты хочешь сказать, что обе половины бытовки хочешь дать нам? А ты сам – где будешь жить? Неужели хочешь в избушку перебраться? Но так я не согласен…

– Ты уже видел, наверное, где обрываются мои следы, да? – Никита, глядя в сторону, тихо спросил своего товарища. Серега пожал плечами, но ничего не ответил, мол, как ходить за водой к роднику мимо платформы и не увидеть следы на снегу. – Так вот, к восьмому января с противоположного торца, буквой «Т», надо подчистить снег до грунта, до камня. Этот дом перенесут туда, а мне привезут другую хижину. Конечно, она будет чуть ли вдвое больше этого домика, но его вам я не могу предложить никак. Потом, – может, сразу, а может, чуть попозже, – привезут еще вагончик-сауну… Какая внутренняя начинка в «главном» корпусе – я пока еще не знаю, но должна быть уже очень продуманная под наши нужды, а так как ты у нас спец по теплу и энергетике в целом, то системы жизнеобеспечения того и этого блока объединишь в целях экономии газа и бензина. Так что, скучать тебе точно не придется…

Три дня прошли как-то незаметно быстро без всяких подвижек в плане наблюдения за объектами. Даже Боб не удосужился появиться у дочери с внуком. Пусто было и у Гарри как в особняке, который числился как бы за ним из первоначального досье Ситникова, так и в том, что располагался на побережье Новой Зеландии. Что-что, а оставаться вне поля зрения даже при таких возможностях Никиты, они умели очень даже неплохо. Правда, было какое-то оживление в виде вечеринки молодых людей разного пола в усадьбе Джека. В этом деревянном дворце, который так понравился ему с самого начала, было одно удовольствие наблюдать, как красиво одетые люди, словно в каком-нибудь голливудском кино, зажигают камин, пьют вина, беседуют о каких-то пустяках, но… потом дело зашло так далеко, что Никите просто стало неудобно оставаться там. Да и эти люди, – явно являющиеся членами семьи Джека и близкими их друзьями, – ну никак, даже если некоторые и были посвящены в интересующие Никиту тайны (чему особо не верилось), не собирались во время оргий начать размышлять о судьбах мира.

По сути же дела, Никита остро и не переживал по поводу того, что все его объекты куда-то подевались. Он чувствовал, что те тяжелые часы по слежению за Гарри перед Новым годом должны дать в итоге весомый результат. Правда, киллеры могли получить новую вводную и устранить молодого астрофизика, который вроде бы должен быть в Испании, одновременно с его научным руководителем. Тогда это было бы очень печально: и потеря молодой жизни, и обрыв только что нащупанной «нити Ариадны» в этом абсолютно туманном деле. Если же Агаев сможет добраться до него первым и вывезти в Россию, то тот, в благодарность за свое спасение, мог бы очень даже помочь как уже прямо сейчас, так и в процессе поиска астероида в дальнейшем.

Так размышлял Никита, подъезжая на велосипеде к выходу из тоннеля восьмого января около часа дня. Прошедшая ночь и первая половина дня ничем необычным не ознаменовались – все было по-прежнему тихо; хотя, что называть днем, а что ночью, если постоянно перемещаешься в разных часовых поясах? Успокоившись благодаря мысли о том, что первоначальный поиск все же увенчался успехом, и сейчас смысла особо суетиться никакого не было до того, как проведут операцию по спасению молодого астрофизика из Чили, Никита ночью вполне выспался. Ему даже стало нравиться спать в полной тишине таинственного зала: почему-то, когда он закрывал глаза, лежа на полу, ему чудилось, что лежит он под пологом в отчем доме, летом в чулане, и ему всего-то лет десять-двенадцать, – и под впечатлением такого наития он засыпал почти моментально и спал без всяких сновидений. Особенно важно было ему быть в полной форме сегодня, так как должен был прилететь Ситников и, кроме полного решения вопроса с Серегой относительно его личности как таковой, так и проблем, сопутствующих и возникших вследствие необычного и быстрого его найма на службу, Никита с трепетом ждал положительных известий касательно астрофизика.

Услышав шум наверху, он быстро, перешагивая через ступеньку, пробежался по лестнице, и вылез наружу. По приказу Константина Георгиевича Никита люк при спуске в тоннель закрывал изнутри на задвижку, хотя имелся и тяжелый сейфовый замок на нем, но так Ситников решил, что будет лучше, с чем Никита полностью согласился и так и делал, закрывая на ключ только после выхода наружу. С противоположного торца платформы работали четверо крепких мужчин в одинаковых спецовках серо-стального цвета. Они уже завершили монтаж и крепление рамы из двутавровых железных балок под бытовку на одном уровне с платформой и сейчас, как рассудил Никита, готовились загерметизировать образовавшийся проем между землей и рамой. С той стороны гранитный монолит плавно уходил под почву, в отличие оттого места, где располагалась платформа: под ней все же находился тоннель, и герметичность была необходима для предотвращения попадания талых и дождевых вод. Увидев Никиту, один из монтажников помахал рукой в знак приветствия, остальные трое только бросили взгляд на него и продолжили свою работу. Никиту тянуло поглядеть, как работают другие люди, но после тоннеля его стало знобить, да и не терпелось быстрее увидеть Ситникова. Какое же было его удивление, когда в бытовке он нашел только Серегу, который сидел и спокойно чистил карабин после, видимо, небольшой огневой подготовки. К его чести, он своим прилежанием и усердием заслужил полное уважение Никиты за эти дни: все, что было прописано в его обязанностях, он выполнял умело и быстро, включая и то, что он со вчерашнего вечера начал осваивать имеющееся оружие. Так что в этом плане Никита был вполне удовлетворен своим выбором и собирался полностью убедить Константина Георгиевича о бессмысленности большой охраны, а также сопутствующему автоматически обслуживающему персоналу.

– Никого кроме тех ребят не было? – спросил с озадаченным видом Никита Серегу, когда тот, как только он вошел, бросился к плите греть стоящую на ней кастрюлю. – А вертолет? Улетел?

– Был большой вертолет, и он улетел, – ответил, намыливая руки под тонкой струйкой рукомойника, Серега. – А Константина Георгиевича не было. С ним прилетел какой-то человек, назвался Фуралевым Даниилом, отчества не назвал, да я и не спрашивал: Данила, так Данила – хорошее имя…

– А он где? – прервал его Никита, начав раздеваться.

– Он взял твои охотничьи лыжи из избушки, забрал автомат из шкафа и пошел вверх по склону со стороны родника. Сказал, что хочет сделать рекогносцировку. Что он имел в виду – я не знаю, но, как ни странно, на лыжах он довольно хорошо двигался, чего не скажешь, к примеру, обо мне.

– Ну, он капитан спецназа СВР – ему положено, а ты тоже нарабатывай сноровку хождения на лыжах. Это, можно сказать, даже приказ… Он не сказал, когда вернется? Да, кстати, что-то Рекса не видно – куда это он запропастился?

– Нет, не сказал. Да он вообще молчаливый какой-то… А Рекс с ним ушел – странно это… И еще насчет приказа: он сказал, что якобы Директор СВР велел передать распоряжение по поводу того, чтобы монтажники не видели твоего лица.

Никита поел тушеной картошки с мясом, – вроде, еда была самая простая, но почему-то она показалась исключительно вкусной до такой степени, что он, съев одну тарелку с небольшой горкой, еще два раза подкладывал по половине от первоначальной порции. Потом он пошел к себе с намерением чуть полежать, попросив перед этим Серегу при появлении Фуралева сразу же его разбудить, если ненароком он заснет после такого сытного обеда.

Серега же, прибрав со стола и вообще на плите, быстро собрал уже вычищенный карабин, запер его в шкаф и, усевшись на край своей кровати в своей половине, сам того не замечая, вдруг провалился в размышления, оценивая события минувшей недели. Еще утром двадцать девятого декабря, собираясь на работу, когда Галка грубо одернула его из-за какого-то пустяка, он невольно подумал про себя, что семейная жизнь уже вся кончилась – надо разводиться. Серега чувствовал, что их с Галей совместная жизнь, не успев начаться толком, незаметно съехала юзом в топкую канаву, и теперь уже выбраться из нее нет никакой возможности и сил. У каждого была своя правда и свое видение того, каким должен быть супруг или супруга. Но никто особо не старался понять своего партнера, и оттого и постоянно случались мелкие ссоры, порой даже без малейших причин, – только из-за того, что кому-то захотелось из прошлых, совместно прожитых, дней выудить мелку обиду и уколоть тем самым самого близкого человека. Даже новость о том, что Галка беременна, ровным счетом ничего не изменила – все продолжалось также… Почему так складывалась их жизнь? – оба не задумывались на эту тему, и только какая-то горькое послевкусие оставалось от каждого совместно прожитого дня – время текло, размывая то представление счастья, что грезилось им перед уходом Сереги в Армию пять лет назад.

Но все изменилось тридцатого декабря. Этот промежуток дня, когда мама Гали выбежала из помещения почты, сказав, что ее послал сосед Никита и до момента, когда Серега вернулся после разговора с ним, отдал жене триста тысяч и кратко изъяснил о новой своей работе, – развеял липкий сумрак внутрисемейной безысходности и наполнил утренним свежим ощущением надежды будущего счастья. Честно говоря, когда Нина встретила дочь и зятя прямо на выходе из вертолета, то Серега, как, впрочем, и Галка, – оба решили, что, пожалуй, это сестра жены Никиты-соседа уведомила ее. Но когда они пришли домой, и когда мать поведала о том, как она увидела Никиту часа два назад и побежала к нему (правда о цели этого визита она умолчала), то якобы тот, появившись прямо из тайги, предупредил ее о том, что сюда-де летит вертолет и везет ее дочь и зятя. Серега с Галкой только озадаченно переглянулись, но какое же было у обоих удивленное лицо, когда Нина передала просьбу Никиты к Сереге зайти к нему вечером для важного разговора.

Вечером же, когда Серега принес деньги, он, стараясь выглядеть как можно спокойно и уверенно, рассказал о том, что второго он едет в тайгу с дядей Никитой, и что теперь будет работать у него. Дальше он добавил шепотом, чтобы ничего у него не выпытывали, кроме того, что он сказал, так как все остальное – государственная тайна, и за лишнее слово он не только останется без зарплаты в двести тысяч в месяц, но и может сесть в тюрьму на долгие годы. И эти слова подействовали и на Галку, и на ее маму. К радости Сереги, так как он сам ничего не понимал и лишь делал вид спокойной уравновешенности, никто из них так и за три дня до отправления в тайгу ничего и не пыталась разузнать больше того, что было сказано вечером тридцатого декабря. И лишь поздней ночью второго, вернее в ночь на третье января, когда Галка вышла в сени вслед за мужем, она робко и смиренно спросила о старом родительском доме Сереги, где они на время новогодних праздничных дней оставили его тетку. Серега только пожал плечами и ничего не сказал, и уже когда входили во двор, вдруг он на крыльце снял с плеча рюкзак, повернулся к жене и, крепко обняв, жарко поцеловал и прижался щекой к ее щеке. Галка даже всхлипнула, а из глаз брызнули слезы, но в темноте их не было видно, и она легонько толкнула мужа вперед к калитке, а сама, вытирая слезы вязаной рукавицей, засеменила вслед за ним…

Серега, мечтая о скорой встрече с женой, – это при том, что еще недели две назад он шел домой со страшной неохотой, – не обратил никакого внимания на скрип снега, и только когда в окошке появилась лукавая физиономия Рекса, он, словно проснувшись, содрогнулся и выскочил из своей половины. Он почти столкнулся в прихожей с Фуралёвым. Тот вежливо попросил, протягивая автомат и запасной заряженный магазин, положить их на место и одновременно подмигнул и вопросительно покосился на запертую дверь в комнату Никиты. Серега забрал амуницию и кивнул головой, мол, можешь заходить.

Серега закрыл за собой дверь и стал ждать. Прошло где-то минут пятнадцать, когда отчетливо послышался шум винтов приближающегося вертолета. Скрипнула дверь и к нему зашел Фуралёв. Он молча подал руку на прощание и вышел из бытовки. Вслед за ним появился и Никита.

– Константин Георгиевич прибудет завтра, – сказал он, глядя на вновь появившуюся хитрую морду Рекса в окошке. Он погрозил ему, улыбаясь, пальцем, потом сел на стул возле окна и добавил: – Завтра будет, по моим прикидкам, просто какое-то светопреставление: вроде три рейса МИ-8 ожидаются; только Данила не знает: один вертолет эти три рейса будет делать или сразу три штуки друг за другом привезут блоки для возведения дома на платформе и для его внутреннего обустройства. А так как погода установилась довольно комфортная – на завтра и вовсе всего, странные для наших мест, три-пять градусов мороза, – то эти же монтажники, за которыми сейчас летит вертолет, завтра будут работать весь день и всю ночь, при свете прожекторов, пока не закончат свою работу. Посему, может даже всем завтра разместится здесь, в этой бытовке. Я-то сам на ночь уйду…, то есть меня не будет, и тогда ты, Серега, переночуешь на полу в спальном мешке в моей половине, а монтажники пусть как-нибудь разместятся здесь, у тебя. Константин Георгиевич переночует на моей кровати, – ты уж постарайся, друг мой, перед директором СВР поусердствуй, как можешь… Впрочем, разберетесь…

– Ну, об этом можно и не говорить, – тихо перебил с волнением в голосе Серега.

– Он прилетит к часам двум, думаю, – продолжил Никита, кивнув Сереге в ответ на его реплику, мол, знаю, что не подведешь, но мне надо было так сказать – вот и сказал. – Я к этому времени тоже появлюсь и, наверное, я его заберу вниз…, – Никита бросил взгляд на своего товарища при слове «вниз» и замолк. Многозначительно выдержав паузу, добавил: – Нам надо будет, сам понимаешь, посекретничать.

На следующий день – снова без особого успеха – Никита вернулся к часам одиннадцати с тем расчетом, чтобы не вылезти из люка в самый разгар монтажа блочного дома на платформе. Получилось так, что он почти угадал: на площадке еще не начинали сборку панелей, хотя часть работ, в виде переноса бытовки на новое место, уже была сделана. Вчера Никита не обратил внимания на размеры монтируемой рамы под бытовку, и сегодня он был весьма удивлен тем фактом, что по одной линии с торца к ней впритык уже разместили почти такую же, только на треть короче, «коробку». Любуясь размахом строительства и горами панелей, каких-то ящиков и больших картонных коробок вокруг платформы, Никита даже не заметил, что вместе с прибывшими монтажниками трудится и Серега. И только когда тот выбежал из-за сложенных стопкой элементов стены рядом с люком и поздоровался с ним, он понял, что Ситников здесь и это он назначил Серегу помощником в бригаду.

– Константин Георгиевич ждет тебя в избушке, – сказал Серега и сразу же добавил, подтвердив догадку Никиты: – Меня вот Константин Георгиевич послал помогать ребятам, чтобы знать на будущее, как дом устроен изнутри, ну, и чтобы потом коммуникации мне самому, если что, усовершенствовать… Я в избушке печку твою натопил, немного прибрал еще вчера, несколько стульев из бытовки туда перетащил, чтобы во время переноса не поломались. В сковородке мясная поджарка с луком и с помидорами – поешьте с Константином Георгиевичем, дядя Никита. Он-то мне сказал, что поест с тобой, когда ты вернешься. И вот это возьмите еще, – перейдя на шепот, сказал он, протягивая медицинскую маску, – Константин Георгиевич велел надеть при рабочих на всякий случай.

По воодушевленному виду Сереги и по тому, как тот часто упоминает имя с отчеством Ситникова, Никита также сообразил, что разговор по душам у них состоялся, и видимо, оба остались довольны беседой.

Ситников в такой же, как у Никиты, арктической форме лежал на отремонтированной Серегой лавке, – Никита даже удивился этому факту, так как в избушку после Нового года не заходил, – и листал свой толстый блокнот в кожаном коричневом переплете. В домике было довольно уютно и тепло, и от этого благолепия, смешанного с ностальгией, Никите вдруг стало так отрадно на душе, что у него перехватило дыхание, а сам он, прислонившись к закрытой двери, застыл и стоял довольно так долго. Ситников бросил на него взгляд и улыбнулся.

– С наступившим тебя Новым годом, дорогой товарищ Шадрин, – засмеялся он и, сев на край лавки стал снимать куртку. – Жарко стало от буржуйки – печет, как микроволновка.

Никита в ответ также поздравил Константина Георгиевича и, сев на свой старый чурбак, который раньше долгие годы заменял ему здесь стул, вопросительно уставился взглядом на Ситникова. Тот, конечно же, понял сразу, что Никита желает узнать: как прошла операция в Испании.

– Кокарев Сергей мне понравился, если ты хочешь узнать мое мнение, -сказал он и снова засмеялся добродушно, увидев лукавую морду Рекса в окне. Рекс любил подглядывать за людьми в окно, особенно когда они о чем-то разговаривают важном. Тот же Серега, заприметив эту его слабость, возле окна бытовки даже пристроил ящик для него для лучшего обзора. – И лайка у тебя – отличная собака. Кстати, насчет лайки: нам надо тебе дать псевдоним для дальнейшей работы. Как ты смотришь на то, если он будет звучать «Лайка»? Вполне нейтральное слово…

– Для меня особой разницы нет: лайка, такса, хаски – вы сами подберите, вам же это, полагаю, для документации, – безразлично ответил на вопрос Ситникова Никита. – Ну, то, что я словно лайка вынюхиваю и делаю молча стойку – это вполне смахивает на функции охотничьей собаки.

– Хорошо, тогда с этим мы решили, – перейдя на серьёзный тон, сказал Константин Георгиевич. – С Кокаревым вроде тоже у тебя никаких проблем. Все возникшие у него вопросы я поручу решить Агаеву – самое главное, чтобы он нес свою службу здесь так, чтобы ты был абсолютно свободен от решения бытовых задач. Краткосрочные отпуска ты сам будешь ему разрешать – это полностью на твое усмотрение. Ну, и сам ты не забывай иногда навещать свою семью…

– Да это все мелочи, Константин Георгиевич, – с явным нетерпением перебил его Никита. – Вы сказали, что поручите дело Агаеву, – то есть он вернулся назад?! Как, вы нашли этого астронома? Что с ним? Видите ли, уже который день в поле зрения не попадется ни один из тех пятерых…

Ситников снова улыбнулся и покачал многозначительно головой:

– Операция прошла успешно, Никита, и я даже думаю, что постепенно можешь сворачивать наблюдение за своими клиентами. Конечно, я имел в виду не полностью перестать следить за ними, но, как бы сказать? – надзирать по мере сил и наличия времени. Тебе же полностью надо переключиться на поиски этого астероида.

Константин Георгиевич замолчал и как-то жалостливо взглянул на Никиту.

– Габриэль Пинто – так зовут нашего астронома, сейчас на пароме плывет из Калининграда в Санкт-Петербург, – сказал он и прилег на бок, положив голову на левую руку. – Как я устал, Никита – если бы ты знал! Сейчас все завертится так, что я вряд ли смогу лично наведываться к тебе сюда, поэтому Агаеву поручу в данный момент заниматься исключительно с программой «Лайка», то есть с тобой. Подробности его операции по вывозу Пинто он тебе расскажет сам, если захочешь узнать, а в целом получилось немного, может, топорно, и Гарри с Бобом и иже с ними вряд ли поверят – посмотрим. Но нам по большому счету это не так важно… В двух словах если описать схему операции, то этот Пинто решил, между делом, второго января поехать в Биарриц к каким-то дальним родственникам, а накануне он получил известие о смерти профессора Альберто Маэстре, – все случилось именно так, как предполагал Гарри. – Ситников усмехнулся и, покачав головой, глубоко вздохнул. – И на горной дороге в Пиренеях, видимо, переживания из-за потери своего уважаемого наставника дали о себе знать – он свалился в пропасть. Арендованная машина, на которой ехал Габриэль Пинто один, вспыхнула, и его тело, истерзанное во время падения авто в глубокую пропасть, превратилось обгоревшую бесформенную кучу из плоти и костей. Взятая из нее проба для ДНК анализа должна показать, что ее обладателем был именно астроном Пинто, прилетевший из Чили навестить родственников. Бедолагу уже похоронили, должно быть… Одновременно с этим, появился из ниоткуда человек с итальянским паспортом на имя Донато Корсини, который на своей шикарной машине Аудио А8 пересек польско-российскую границу шестого января с целью навестить свою невесту. В Калининграде он получил российский паспорт на имя Николая Петровича Круглова… М-да, сказал, что Агаев тебе расскажет, а почти все и описал я сам – как да что… В Москве он вместе с нашим, в смысле из нашей конторы, астрономом побеседуют, и потом ты сам посмотришь запись этого собеседования, где, думаю уже наш специалист дополнительно выложит свое видение проблемы. Мы подумаем, стоит ли его, в смысле нашего астрофизика, привозить сюда к тебе. Я лично считаю, что мы и так слишком тебя засветили, поэтому делать этого не следует.

Константин Георгиевич привстал и снова сел на край кровати.

– Пропустим по рюмке коньяку, товарищ генерал? – лукаво подмигнув, неожиданно переменил он тему разговора. – Надо бы выпить, чтобы наступивший Новый год по крайней мере не разочаровал нас… Да ты, Никита, не волнуйся, – увидев, как тот смутился по причине того, что весь ранее подаренный коньяк отвез в Сайгир, сказал Ситников, – я привез еще две коробки. Вон, в тех вещмешках они – достань-ка.

Выпили из граненых стаканов Валеры. Закусили яблоками, которые предусмотрительно кто-то уложил в вещмешок вместе с коньяком.

– Этот наш новоявленный гражданин России Круглов утверждает, что у нас есть примерно год времени, – сказал Константин Георгиевич после непродолжительного разговора по душам о разных житейских пустяках. – Нужно готовить тяжелые ракеты, если это возможно… Надо успеть до лета…

Никите стало жарко, и он стал снимать куртку.

– Подожди раздеваться – рано еще. – Ситников остановил его и посмотрел на свои наручные часы. – Вот-вот должен прилететь вертолет. Ты лучше быстренько перекуси, и пойдем, пожалуй, в тоннель: там, в тишине, и договорим. Можно забрать спальные мешки, если спать потянет после обеда.

Когда они вышли из домика, Константин Георгиевич двинулся быстрым шагом вперед, чтобы прихватить с собой в тоннель спальные мешки из комплекта арктического обмундирования, которые лежали под кроватями в бытовке. Также он намеревался позвать монтажников туда же на несколько минут, чтобы Никита мог без привлечения лишнего внимания дойти до люка. Но оказалось, что те итак собрались, по всей видимости, на обед в бытовке, которая теперь находилась на новом месте.

– Этот новый модуль, я так понимаю, должно быть, сауна? – спросил Никита, принимая свертки со спальным мешком от Ситникова, когда тот, выйдя из бытовки, полез вслед ним в люк.

Константин Георгиевич ответил не сразу: он сперва выпрямился и некоторое время прислушивался вроде бы в тишину, но потом поднял указательный палец, покачал головой, словно бы отвечая на совсем другой вопрос постороннему человеку, но никак не про сауну, и уже спустившись вниз, похлопал по плечу Никиты.

– Да, это вам баня, – ответил он, – она же – резервная котельная для вашего жилого комплекса. Замечательно то, что Кокарев Сергей – специалист по всяким трубам, котлам, энергетическим установкам, а также плюс ко всему, еще и сварщик. Ребята ему все покажут, и он уже введет сам в эксплуатацию тепло и электросистемы. Так что, я думаю, месяца через две надо будет дать ему звание лейтенанта, если будет полностью справляться со своими обязанностями, ну, и зарплату поднять, естественно… Да, кстати, уже летит вертолет, так что мы вовремя перемещаемся сюда, в твои катакомбы.

Спускаясь по лестнице, Ситников попросил остановиться Никиту и в течение нескольких минут кратко объяснил назначение огромных баков, которые были вмонтированы в скелет лестницы, а также для чего в противоположном от люка углу имеется круглое отверстие, которое в данный момент было наглухо закрыто крышкой с четырьмя болтами, и для чего торчит сбоку под балкой платформы конец металлической трубы. Оказалось, что баки, как и предполагал Никита, приготовлены для воды, чтобы здесь холодная вода из родника превращалась в сравнительно теплую, ну и чтобы в морозы не бегать с ведрами туда-сюда. Отверстия же, на которое Никита до сих пор даже не обращал внимания, были приготовлены под отопление, если можно так сказать, всех жилых помещений. Все оказалось до гениальности просто: к ним оставалось пристегнуть алюминиевую гофрированную трубу с вентилятором в конце и потом ее растянуть, затащить в туннель и закрепить там с помощью монтажного двустороннего скотча. А так как в тоннеле температура была около двадцати градусов, и притом воздух загадочным образом постоянно обновлялся через каменные пол и потолок, то забирая ее мизерную часть и направляя вверх в помещения, можно было, таким образом, очень даже хорошо экономить на газе. Также, не надо было беспокоиться относительно того, что вода в радиаторах и котле замерзнет, если произойдет непредвиденная авария в каком-либо узле отопительной системы.

– Конечно, твоему помощнику командир взвода монтажников что-то расскажет про эти нюансы, – заканчивая свою тематическую краткую лекцию, подытожил Ситников. – Я же хотел тебе похвалиться тем фактом, что идея с этой трубой моя. Так что, имей в виду, что я не совсем пропащий человек.

Константин Георгиевич вернулся назад к люку и закрыл его на задвижку. Спустившись к Никите, который стоял возле велосипедов и из-за угла светил ему под ноги фонариком, он задумчиво бросил взгляд на люк, потом вглубь черного пятна тоннеля и спросил:

– Никита, а ты не боишься того, что, вот ты зашел за портал, а потом начнешь выходить оттуда, а выйти не получается?

– Как это «не получается»? – Никита не уловил смысл вопроса.

– А так: тоннель захлопнулся. Ты же сам показывал, что стены раздвинулись недавно, а до этого сотни тысяч лет они находились в сомкнутом состоянии, так? Вот и возьмут они, когда ты там, за порталом, да опять придут в исходное состояние, а? Лично мне от этой мысли становится не по себе – признаюсь честно…

– А-а, вот вы о чем, – отрешенно улыбнулся Никита, направив луч своего фонарика вглубь тоннеля. – Не знаю даже, что сказать: не думал об этом. А так, если поразмышлять: космонавты, подводники, шахтеры – есть же огромное количество людей, для которых вот такое состояние просто является сопутствующим фактором выбранной профессии… Ну, что же, будем надеяться, что наша лавочка если вдруг закроется, то не в тот момент, когда я буду за порталом, и тем более не в тот момент, когда кто-то собирается поспать в этой самой тоннели.

Они прошли метров двести-триста от входа, чтобы оказаться в зоне абсолютной тишины, и словно по команде оба остановились. Никита помог Ситникову расстелить спальный мешок, который тот решил расположить так, чтобы лечь поперек тоннеля, то есть перпендикулярно: Константину Георгиевичу показалось удобнее именно так, чтобы ногами упереться об одну стену, а подголовник спального мешка прислонить к противоположной. Сам же Никита лег вдоль стены в метрах пяти от своего шефа. Когда они оба выключили свои фонарики, Никите от совершенной темноты, как ни странно, стало до такой степени уютно и комфортно, что он поделился своим впечатлением от этого чарующего ощущения.