О Разуме, его свойствах и переосмыслении структуры общества

Правовая система европейских государств следовала их политическому режиму. Тоталитарные режимы, хоть и не всегда стремились обернуть свои репрессии в законную обёртку, тем не менее, очень часто ссылались на право, как на предоставленную им возможность так действовать. Например, А. Гитлер пришёл к власти, используя законные процедуры, а диктатуру свою установил на основе закона о чрезвычайном положении. В целом, право, как и экономика, стало лишь одним из средств поддержания диктатуры в тоталитарных странах.

Религия оставалась сильна в демократических государствах, авторитаризм же прагматично использовал её для мобилизации не совсем лояльных граждан. Государственная идеология очень быстро вытеснила религию, а культ вождя занял место поклонения Богу.

В социальной структуре общества Железного века наиболее сильно выделяется класс городских низов. Именно его представители составляли большую долю населения многих стран. Дикарей становилось всё меньше, большинство из них переезжало в города и выходило из изоляции. Середнячки также увеличивались в числе. Они открывали небольшие предприятия, занимались торговлей и оказывали мелкие бытовые услуги населению. Умных стало больше, так как появились новые профессии, требующие глубоких знаний. Интеллигентам жилось трудно в условиях авторитарных режимов. Они подвергались репрессиям, многие были вынуждены уехать в более благополучные страны.

Действие средств социальной мобильности в XX веке различалось в зависимости от того, какой политический режим установился в стране – демократический или тоталитарный (авторитарный). Тем не менее, во всех европейских странах сформировались все средства социальной мобильности, за исключением интернета.

В XX веке городское население стало преобладать над сельским. Урбанизация усилилась как физически, так и информационно. Развитие сети железных и автомобильных дорог, информационных сетей (телефон, радио, телевидение), рост пригородов и появление агломераций – всё это привело к тому, что число индивидов, находящихся в изоляции от всего остального мира, значительно упало. Дикари практически исчезли, а масштаб действия города увеличился.

Помимо возросшего городского населения, изменилось и качество жизни в городе. Улучшилось коммунальное и транспортное обслуживание, появлялись новые парки, открывались магазины и другие предприятия бытового обслуживания. Вторая мировая война нанесла огромный ущерб городам, многие из них лежали в руинах. Наибольшим разрушениям подвергалсь столица Польши – Варшава. А. Гитлер лично приказал стереть этот город с лица Земли¹⁵¹. Но даже после таких разрушений, город возродился. Там где умерли старые города, появились новые. Архитекторы-модернисты видели в руинах возможность создания новых городов – удобных для жизни и работы.

Расчерченные по линейке города обернулись совсем не тем, чего ожидали модернисты. Монументальные районы из бетонных коробок очень быстро маргинализировались, а широченные проспекты и автомобилизация разрушили многие общественные пространства и разрезали устоявшиеся сообщества. Это, в свою очередь, привело к снижению эффекта коллектива, который появляется только в общественных местах – там, где горожане видят друг друга и взаимодействуют. Помимо архитектурного преступления, которое совершили модернисты, в послевоенные годы наблюдалось усиление расслоения жителей городов – богатые и представители среднего класса переезжали в пригороды, а бедняки оставались в центре. Формирование изолированных сообществ внутри города также ослабляло эффект коллектива.

Разделение европейского общества на две части привело к разнице в функционировании семей в демократических и авторитарных государствах. В первых брак был более свободным, а воспитание детей чаще всего осуществлялось родителями совместно. В авторитарных странах широко был развит культ семьи. Семья считалась ячейкой общества, от прочности которой зависела прочность самого общества. В католических странах Испании и Португалии расторжение брака не допускалось, за исключением небольшого числа случаев, вроде супружеской неверности (причём в основном женской). Мужчина была главой семьи, а женщина рассматривалась в качестве домохозяйки. Патернализм и сексизм процветали от Лиссабона до Владивостока.

Тоталитарное государство, так или иначе, пыталось проникнуть через священный альков семейной жизни и посмотреть, как живут его граждане. Оно пыталось регулировать и контролировать всё, вплоть до сексуальных аспектов семейной жизни. Благо, на помощь ему всегда готовы были прийти бдительные соседи или обработанные в школе дети. Родители боялись не только за себя, но и за своих детей, потому воспитывали их послушными государству и начальству. Эти особенности негативно повлияли на умственное развитие детей.

Система образования стала более стройной и общедоступной. Школы появились и в демократических, и в авторитарных государствах. В последних им также, как и семье, уделялось повышенное внимание. Авторитарные лидеры хотели воспитать поколение новых людей, потому вовсю использовали школы для формирования у учеников «правильного» мировоззрения. Система образования в тоталитарных государствах должна была лавировать между обеспечением минимального уровня знаний (ученик должен уметь читать и писать) и недопущением сильного умственного развития – дурак – враг свободы и друг диктатуры. Помимо этого баланса, образовательный процесс был завязан преимущественно на естественных и технических дисциплинах. Технари государству нужны для выживания, а вот гуманитарии и общественники задают много неудобных вопросов. Последние если и готовились, то только в русле государственной идеологии и одобренной методологии. Все эти особенности системы образования в тоталитарных государствах негативно влияли на умственное развитие индивидов и отрицательно сказались на их социальной мобильности.

В эпоху Железного века практически на каждом предприятии были профсоюзы. Если семья была ячейкой общества, то профсоюз был ячейкой политической партии. И в демократических и в авторитарных государствах они, прежде всего, занимались политикой, нежели защитой прав работников предприятий. Они формировали правила поведения на предприятии и контролировали их исполнение. Очень часто в обеих политических системах профсоюзы прямо или косвенно поощряли становление культа силы. Тот, кто контролировал профсоюз, был главным и ему должны были подчиняться все работники. Несогласных могли избить или уволить, что грозило нищетой и возможной гибелью. Поэтому в Европе широко распространилась культура конформизма. Работник молча выполнял свою работу, покорно исполнял все указы профсоюзных лидеров и исправно платил всевозможные членские взносы. Нетрудно понять, что профсоюзы негативно повлияли на работу как средство социально мобильности. Иногда работники даже деградировали. Это проявлялось в том, что культ силы, который царил на работе, рабочий приносил к себе домой – бил жену и детей.

Армия и без того во все времена балансировала на краю культа силы. В Железном веке она окончательно упала в омут насилия, послушания и суровой дисциплины (в искажённом смысле этого слова). Насилие над солдатами стало своего рода правилом. Командиры чувствовали себя вождями в своих маленьких пропахших потом королевствах. Целыми днями они занимались тем, что ломали волю солдат и делали из них машины для убийства. Эта тенденция была, прежде всего, развита в авторитарных государствах, где человек – это лишь ресурс, а солдат – это расходный материал.

Усиливало деградацию индивидов участие в самых кровавых войнах за всю историю человечества. Появились новые способы убийства, новое оружие. Противник на поле боя был не единственным, кто готов был убить – за спиной стояли заград-отряды: побежишь – убьют.

Всё это привело к социальной катастрофе, а армия стала мощнейшим инструментом деградации индивидов. После Второй мировой войны страны-победительницы сделали всё возможное, чтобы демилитаризировать военных авторитарных армий. Результаты были не самыми хорошими.

Постепенно ситуация в армии стала налаживаться. Войны прекратились, а культ силы и принцип иерархии в ней стали ослабевать. Их стали вытеснять честь, героизм и отвага.

Исправительная система европейского общества по-прежнему строилась на принципе возмездия. В авторитарных и тоталитарных государствах этот принцип перерос в ещё более чудовищную форму – террористическую. Исправительная система рассматривалась как система психического и физического насилия над человеком. Те индивиды, которые неисправимы по своей природе (у каждого диктатора набор был разный), подлежали уничтожению.

Второй особенностью исправительной системы рассматриваемого периода был её массовый характер. Преступниками признавались не отдельные люди, а целые социальные группы или народы. Массовость потребовала создание новых мест отбывания наказания – концентрационных лагерей. Особенно отличились на этом поприще нацисты, которые с немецкой педантичностью создали целую сеть таких лагерей. Все лагеря делились на трудовые и лагеря смерти. Последние создавались для одной единственной цели – массовых убийств военнопленных и «внутренних вредителей». В трудовых лагерях содержались заключённые, которых нацистское руководство использовало для ведения работ.

Труд и условия содержания в концентрационных лагерях были награни человеческого выживания. Помимо физического насилия, такие лагеря разрушительно действовали на психику заключённых. Надзиратели издевались над ними и, что самое страшное – заключённые не знали сроков своего заключения. Они часто приходили к выводу, что пытка эта никогда не закончится и быстро сдавались, покорялись надзирателям или кончали жизнь самоубийством. Очень многих концентрационные лагеря сломали психически, самоцензура в них была настолько сильна, что люди не могли подумать о чём-то неправильном. Думаю, что концентрационные лагеря без сомнения следует назвать средством деградации индивидов, несмотря на редкие случаи, когда заключённые в опасных для жизни условиях были вынуждены постоянно думать, как избежать смерти или совершить побег. В последнем случае наблюдалась социальная мобильность.

После Второй мировой войны исправительная система вновь перешла к принципу исправления. Учёные и чиновники уделяли большое внимание её функционированию. Были введены новые методы перевоспитания заключённых, применения труда, психического воздействия. В результате уровень преступности в европейских странах заметно снизился.

В рассматриваемый период наблюдалось буйство пропаганды. Можно сказать, что на первую половину XX века пришёлся её пик. Стараниями Йозефа Геббельса министра просвещения и пропаганды нацистской Германии пропаганда из разрозненных попыток сформировать общественное мнение превратилась в отлаженную и стройную систему. В ход шли всевозможные средства воздействия на сознание человека. Городских низов соблазняли культом силы и превосходства немцев над всеми остальными народами, всё чаще на плакатах играли мускулами арийские мужчины. Середнячки были падки на ущемлённую справедливость – им рассказывали о несправедливости Версальского договора, о том, что весь мир ополчился против «невинной» Германии. Умным подсовывали «экспертов», которые объясняли превосходство арийской расы и рассказывали о социальном дарвинизме. Интеллигентов устраняли, чтобы не нарушали стройности и единообразия пропаганды. И хотя, я уверен, что Й. Геббельс вряд ли пришёл к таким же выводам относительно структуры общества, что и я, он весьма точно угадал, как и на кого следует воздействовать, чтобы обдурить целый народ.

Нацистская и фашистская пропаганда во многом была средством консервации и деградации индивидов, хотя можно выявить и положительное воздействие, которое она оказала на некоторых индивидов. Нацисты и фашисты увлекались идеей превосходства и очень часто делали акцент на личных качествах человека – слабые и ленивые – это неудачники, позор общества. Трудолюбивые и сильные станут победителями в конкурентной борьбе. Конечно, все эти качества были снабжены и другими «достоинствами» вроде послушания и физической силы. Превосходство разума также было элементом пропаганды, пусть не таким значимым, как физические качества, тем не менее, некоторые индивиды могли уловить этот посыл и заняться развитием своих умственных способностей. Так, пропаганда могла поспособствовать социальной мобильности.

В демократических странах такого буйства пропаганды не было, хотя правительства этих стран к ней всё же прибегало. Обычно она ограничивалась военными плакатами и речами политиков. Так, речи Уинстона Черчилля (1874 – 1965) вдохновляли британцев на борьбу с нацистской Германией, он всеми силами пытался показать британскому обществу, каким злом являются тоталитарные режимы на континенте и что с ними можно и нужно бороться.

Чтение окончательно было переведено на национальные языки. Вместе с этим существенно возрос уровень грамотности населения. Появлялось всё больше и больше литературы: художественной, публицистической и научной. Новые способы печати существенно снизили стоимость книг и увеличили их количество. Всё это привело к увеличению масштаба книг как средства социальной мобильности. В авторитарных странах цензура уменьшила возможности для чтения, а публичное сжигание книг было призваны укрепить самоцензуру у читателей. Неправильная книга могла стать поводом к осуждению человека. Помимо этого государство контролировало содержание книг, читатель мог ознакомиться только с правильными изданиями, что сильно ограничивало область чтения и разносторонность информации.

Культурные учреждения продолжили развиваться. Появлялось всё больше театров, музеев и выставок. Развитие техники привело к тому, что ведущее место среди культурных учреждений стало занимать кино. Фильмы снимались разные от экранизации известных романов, до остросоциальных сюжетов. В авторитарных странах кино стало чуть ли не главным рупором пропаганды и дезинформации – счастливые рабочие и колхозники весело трудились на благо нации. После падения тоталитарных режимов кино стало играть нравоучительную роль. Сценаристы и режиссёры пытались показать пороки тоталитаризма, обвиняли диктаторов в бесчисленных жертвах и падении нравов.

Кино как средство пропаганды обладало тем же эффектом, как и сама пропаганда. Свободное кино и нравоучительные фильмы являлись средством социальной мобильности – они отражали преступления и пороки, а потому могли привести к социальной мобильности индивидов.

Люди посещали церковь гораздо реже, чем раньше. Проповедь священника уже не так сильно влияла на умы прихожан, как помпезные речи политиков. Эффект коллектива также ослаб, поскольку индивиды постепенно переставали осознавать себя общностью и строили своё отношение с другими индивидами исходя из своих экономических, культурных или политических предпочтений. В авторитарных странах посещение церковных служб осуждалось. Церковь рассматривалась, как пережиток прошлого.

Тем не менее, некоторые авторитарные правители использовали церковь и священнослужителей для укрепления своих режимов. Так, режимы Антонио Салазара (Португалия) и Франциско Франко (Испания) делали церковь краеугольным камнем своей идеологии и обязывали всех граждан посещать службу. Понятное дело, что проповеди священников были в основном направлены на восхваление богоизбранных диктаторов и переполнены молитвами за их здоровье и долголетие. В военное время церковь, даже в демократических странах, призывала брать оружие и защищать дом. Были лишь единицы священников, которые призывали к миру. Всё это делало церковь средством консервации и деградации населения.

Политические партии в рассматриваемый период стали поистине массовыми и всеобъемлющими. На массовые партии опирались почти все авторитарные режимы Европы. Они были своего рода инструментом между народом и государством, главной движущей силой общества и главным помощником диктатора в его нелёгком деле.

Партийные структуры в авторитарных странах не были обособленными образованиями, они поглощали профсоюзы, другие всевозможные объединения, даже детство и то проходило по партийным правилам. За счёт такой массовости практически каждый индивид в авторитарном обществе мог добиться власти, если, конечно, был верен вождю и партийной идеологии. В массовых партиях в условиях отсутствия конкуренции и свободных выборов политическая борьба велась подковёрно. Партийные деятели старались подставить друг друга перед начальством и одновременно показать лояльность вождю. Партийная борьба заставляла мыслить нестандартно, только самые изворотливые могли добраться до вершин власти. В демократических странах политические партии продолжали оставаться элитарными – в них состояли преимущественно богатые и известные граждане.

В послевоенный период появилась разветвлённая сеть социальных учреждений. Огромное число детей, оставшихся после войны без родителей, нуждалось в опеке и поддержке. Появилось много инвалидов и одиноких стариков, за которыми нужно было присматривать и помогать. Помимо традиционных церковных учреждений, государство взяло функцию по социальному обеспечению на себя. Была проведена кампания по реабилитации бывших военных Германии и Италии. В этот раз страны-победительницы поступили разумнее и не оставили население проигравших стран на произвол судьбы. Внедрялись новые методы воспитания детей-сирот, реабилитации военных и заботы о пожилых людях. В целом, социальные учреждения стали масштабным и эффективным средством социальной мобильности.

Путешествия европейцев в межвоенный период обычно осуществлялись между странами самой Европы, а также в США и колонии.

Международное влияние европейского общества на все остальные общества строилось в основном посредством колониальной политики. Однако, после Второй мировой войны колониальные империи стали рушиться. Британская империя была преобразована в Содружество государств, король остался лишь номинальным главой государства у целой плеяды больших и малых самостоятельных стран. Потеряли свои колонии также Франция и Германия. Национальные правительства освободившихся колоний стали противопоставлять себя колонизаторам практически во всём. Падение колониальных администраций привело к изоляции колониальных обществ, к их консервации и деградации.

Европа утратила экономическое влияние – разрушительная Вторая мировая война привела к краху европейской экономики, её место заняла американская. Умело применяя экономические, дипломатические и политические меры, американскому обществу удалось стать доминирующим, хотя в культурном плане европейцы сохраняли первенство.

После Второй мировой войны также сформировались военно-политические блоки. Европа была разделена на западную и восточную части. Участие в блоках усилило взаимодействие европейского общества с другими обществами-участниками альянсов, но ослабило отношения со странами-противниками. Полувековой раздел Европы привёл к тому, что после падения Берлинской стены и краха коммунистического блока европейское общество стало неоднородным, хотя демократические традиции были сильны у всех европейцев.

В итоге, Железный век стал временем сильнейших потрясений для европейского общества. Почти сто лет Европа пребывала в социальном безумии. Казалось, что времена абсолютизма вернулись, но этот абсолютизм был вовсе не просвещённым и не аристократическим, балом правила толпа: городские низы и одураченные середнячки. Вторая мировая война стала переломным событием в сознании европейцев, они воочию убедились какова цена диктатуры и разных новомодных теорий, вроде социализма. Эти особенности стали ключевыми факторами усиления демократизма в европейском обществе и непосредственно стали причиной новых социальных болезней, о которых следует поговорить далее.

Глава 8. Единая Европа (1990 г. – н. в.)

Падение в 1990 году Берлинской стены и последующее крушение советской системы стали главными событиями и причинами начала нового этапа в истории европейского общества. Будучи искусственно разделённым на две половины – западную и восточную, европейское общество развивалось неравномерно, а восточная половина, можно сказать, не развивалась вовсе. На западе Европы укрепились демократические режимы, защищались политические свободы и права человека, на востоке – догнивали авторитарные режимы, зависящие от политической власти Советского Союза. Объединение Европы наглядно показало, как влияют политические и экономические системы на развитие общества. На Западе наблюдался прогресс, на Востоке – искусственное сдерживание прогресса. Как результат, западная половина Европы оказалось более развитой, чем восточная.

Общность культуры, истории и осознания европейцами себя как единого общества было недостаточно для построения поистине единой Европы. До сих пор оставались барьеры, которые препятствовали свободным взаимодействиям между европейцами. Осознавая это, европейские политики решили сделать шаг вперёд и в 1993 году образовали Европейский Союз.

Создание Союза позволило разрушить многочисленные политические и экономические барьеры, европейцы теперь могли передвигаться по континенту также свободно, как и внутри своей родной страны. С 1999 года в Европе была введена единая валюта – евро, что также стало значительным шагом вперёд. В том же году была создана Болонская система высшего образования, теперь дипломы, выданные в одной стране-участнице, признавались во всех других странах-участницах системы. Эта мера способствовала объединению рынка труда.

Интеграция затронула почти все страны Европы, за исключением Норвегии, Швейцарии, некоторых балканских государств и, с недавнего времени – Великобритании. Однако, все страны Европы и так были связаны экономически, даже если они и не входили в ЕС.

Европейское общество долгое время развивалось в соответствии с демократическими принципами. Европейцы помнят ужасы мировых войн и влияние Советского Союза, потому вновь возвращаться в трясину авторитаризма он не хотят. Государство для европейцев – это лишь средство удовлетворения потребностей общества (что верно), никто не пытается наделить его несвойственными ему сакральными функциями. Выборы проводятся регулярно, а политики вынуждены вести себя максимально корректно, дабы не настроить против себя избирателей.

В первые годы своего существования единая Европа уверенно шла по пути создания либерального общества, но в последнее время европейцы, что называется, свернули не туда. Либерализм так и не был построен, политики скатились в левый популизм. Кричащие об экономическом росте левые намеренно открыли ворота Европы для миллионов мигрантов с Ближнего Востока и севера Африки. Однако, ставка на дешёвую рабочую силу провалилась и вместо неё в Европу хлынули дорогие и опасные иждивенцы. Там, где простой европеец видит опасность, левый политик видит возможность. Потому мигрантам были созданы благоприятные условия пребывания в странах Европы. Им не только выплачиваются за счёт работающих европейцев пособия, но и прощаются многие преступления. Полицейские, опасаясь увольнения, бояться применять принуждение по отношению к мигрантам, жалобы европейцев игнорируются. В итоге, существование на одной территории двух обществ породило конфликт управления, и европейские правительства приняли сторону мигрантов, а не местных жителей. Логичным следствием такой ситуации стало угнетение местных жителей мигрантами и переход к левому авторитаризму.

Левый авторитаризм в Европе сильно напоминает такой же левый авторитаризм в СССР – местное население вынуждено исполнять некий «интернациональный долг», работать на «обиженных и оскорблённых». В университетах процветает сегрегация, только не такая, какая была в США, а вывернутая наизнанку. Профессоров, которые выступают против привилегий для мигрантов или в своих исследованиях касаются запретных тем, увольняют. Студентам-европейцам сложнее поступить в университеты из-за квот для мигрантов. Преподавательский состав вымывается, всё чаще в университетах вместо учёных преподают политические проститутки. Понятное дело, что свойственная любому авторитаризму цензура крайне негативно влияет на умственное развитие общества.

Экономическая система современного европейского общества отвечает всем критериям постиндустриального (информационного) общества – доминирование сектора услуг, в производственном процессе ведущая роль принадлежит информации, интеллектуальный капитал преобладает над материальным. Отсутствие барьеров между странами способствует их развитию за счёт усиленного разделения труда и специализации знаний, а развитые транспортная и финансовая системы – способствует движению труда и капитала в те места, где они больше всего нужны.

Правовая система европейского общества состоит из двух пластов – нормативных актов ЕС и законодательства государств-членов ЕС. До недавнего времени правовая система отражала демократические ценности европейского общества и капиталистический уклад экономики. Это сделало европейское законодательство одним из самых прогрессивных в мире. Права и свободы человека – это высшая ценность, и всё право строится исходя из этой аксиомы. Европейцы также могут обратиться не только в национальные суды, но и в Европейский суд по правам человека. Судьи этого суда проверяют соответствие решений национальных судов Европейской конвенции по правам человека, принятой в 1950 году. Наднациональная судебная инстанция является дополнительным гарантом прав и свобод человека.

Религия в европейских странах окончательно ушла на задний план. Европейцы всё реже посещают церкви и придерживаются, в первую очередь, научного подхода к познанию мира, а к религии обращаются только в самых трагичных случаях, вроде смерти близкого человека. В католических странах (Португалия, Испания, Италия и др.) религия занимает более существенное место в жизни человека, но и там она уступает науке.

Современное европейское общество включает все пять классов, хотя класс дикарей почти исчез. Это связано с тем, что территория Европы плотно заселена, практически не осталось глухих мест, где отдельные индивиды оказались бы в изоляции. Класс городских низов после массового въезда мигрантов значительно вырос. Коренных европейцев городских низов практически нет. Основной класс европейского общества – это середнячки. Обычно к ним относятся состоявшиеся в жизни индивиды, которые работают в офисах или занимаются малым предпринимательством. Умных в Европе также много, сказывается спрос на высококвалифицированные кадры и престиж высшего образования. Интеллигенты малочисленны, что обычно для этого класса. До мигрантского кризиса деятельность интеллигентов практически не была скованна. После начала перехода к диктатуре левых, давление в отношении интеллигентов усилилось, а вместе с ним возможностей для развития этого класса стало меньше.

В современной Европе действуют все средства социальной мобильности.

Современная Европа – это высокоурбанизированное общество. Около 75 % населения проживает в городах (если учесть, что многие сёла также, в соответствии с моей теорией, относятся к городам, то эта цифра значительно выше)¹⁵². В Европе существуют, как многомиллионные мегаполисы, так и маленькие городки. В первых, где состав населения разнообразней, эффект коллектива сильнее, чем в маленьких посёлках с однородным населением. Ослабляется эффект коллектива в мегаполисах тем, что разные классы общества стараются селиться в отдельных районах, а бедные кварталы превращаются в гетто, куда бояться заходить даже полицейские. Такая обособленность препятствует взаимодействиям между представителями различных классов общества.

Европейские семьи стали ещё более демократичными, чем в эпоху либерализма. Теперь родители в семье полностью равноправны, а государственное регулирование в таких вопросах, как декретный отпуск, выплата пособий и другие виды поддержки, не разделяет родителей по половому признаку. Распространение домашнего труда позволяет родителям больше времени уделять детям, что благоприятно сказывается на их воспитании и обучении.

ФРАГМЕНТ УДАЛЁН¹⁵³

Система образования в Европе значительно улучшилась. Во-первых, появилось больше школ и университетов, это увеличило масштаб системы образования. Во-вторых, улучшился образовательный процесс, и увеличилась специализация образовательных программ. Студенты имеют возможность получать образования разных уровней в различных европейских университетах. Всё это способствует социальной мобильности индивидов. Минусом системы образования в последнее время является её левизация. Появляются поблажки для «альтернативно одарённых» и просто выходцев из стран Африки. Права европейских студентов и преподавателей нередко нарушаются в угоду менее развитым мигрантам. Проблема недоумков пока не так сильно затронула европейскую систему образования, как это произошло в США, но опасная тенденция набирает силу.

Работа в Европе осуществляется на многочисленных предприятиях, дома, на государственной службе и в других местах. На работе действует эффект коллектива, хотя его значение ослабло. Это было вызвано тем, что предприятия всё больше и больше специализируются, а значит, коллектив работников становится всё более и более однородным. Клининговые службы, например, набирают неквалифицированный персонал, следовательно, в них работают, как правило, городские низы. Офисы нуждаются в подготовленных кадрах, но сама работа в них однотипная, следовательно, туда идут работать, в основном, середнячки. Примеров этому можно привести массу, суть остаётся одна – специализация предприятий снижает действие эффекта коллектива. Сам трудовой процесс на большинстве должностей однотипен, хотя и не настолько, как это было на мануфактурах и фабриках. Это, в свою очередь, консервирует индивидов в их классах и не даёт им возможности умственно развиваться. Существуют, правда, профессии, где постоянно развитие – это залог «выживания». К ним можно отнести юристов, финансовых аналитиков, консультантов по управлению, менеджеров высшего звена и других специалистов, которые постоянно вынуждены решать новые необычные задачи.

Демократические ценности и права человека обеспечиваются и защищаются, в том числе и в армиях европейских государств. Культ силы в них вычищен, а любой, кто захочет заработать авторитет и звание путём агрессии и насилия над сослуживцами, будет наказан или уволен со службы. Помимо ликвидации культа силы, европейские армии объединены в военно-политический блок НАТО. Они часто проводят учения, внедряют новейшие технические разработки, постоянно подстраивают тактику и стратегию ведения боевых действий под меняющиеся внешние угрозы. Можно сказать, что современная армия как современный завод – основную работу выполняют сложнейшие механизмы, а контролируют их квалифицированные специалисты. Союз армии и науки благотворно сказался на боеспособности армии НАТО и умственном развитии её военнослужащих.