Глава вторая.
Корди повернулся на другой бок. Что-то кровать жестковата. Вот гадство, наверно, Снорри опять спер тюфяк! Он любит это делать. Вроде бы давно уже не шалопай-мальчишка, один из лучших воинов в отцовской дружине, а до сих пор нет-нет да и норовит выкинуть что-нибудь этакое! И вот чего Корди никак не мог взять в толк: как это старший брат умудряется вытащить из-под него тюфяк до того ловко, что он даже не просыпается?
– Снорри, тюфяк верни! – пробормотал сквозь сон Корди.
Вместо брата ему ответил громким писком Вьюрк.
Остатки сна ушли, и ваннах уселся на голых камнях. Мигом вспомнилось всё, что произошло сегодня – или уже вчера? Гребля на лодке через залив, страшный хвост кита, спасшая ему жизнь доска-сиденье и транс…
– А ведь учитель Заннус был прав, Вьюрк! – Корди погладил уже высохшую куницу. – Знания мне действительно помогли! А вот помогли бы мне мускулы Снорри – еще вопрос, ведь без транса я бы просто окоченел там!
О том, что старший брат тоже кое-что смыслит в этом удивительном искусстве, Корди предпочел не вспоминать. Подумаешь! Попробовал бы Снорри проделать что-нибудь в таком же духе года три назад, когда еще не прошел воинского посвящения, – нипочем бы у него не получилось!
Вьюрк что-то проурчал, потом вывернулся из-под ладони мальчика и упал на спину, почесывая себя лапкой чуть пониже белой грудки: есть, мол, пора.
– Вот пройдоха! – усмехнулся Корди. – Взял бы да поохотился сам, пока я тут валялся без задних ног. Только не говори мне, что ты тоже из сил выбился!
Кун возмущенно фыркнул.
– Ладно, ладно, не дуйся.
Ваннах скинул безрукавку и рубашку, разложив их на камнях, так как за время его сна они еще не успели полностью высохнуть (стало быть, не так уж долго он спал), и остался в одних штанах. Конечно, их тоже следовало бы высушить, но Корди не был уверен, что берег необитаем и его никто не увидит в чем мать родила. Правда, он не слышал, чтобы на этой стороне залива были какие-то людские поселения, да оно и понятно: вряд ли кто-то рискнет обосноваться по соседству с ваннахами… но как знать? Вдруг сюда всё-таки вздумает кто-нибудь наведаться? Ладно парень, а ну как девушка? Стыда не оберешься!..
Корди пощупал одежду. Нет, похоже, так она будет сохнуть еще долго. По счастью, он прихватил с собой огниво, так что дело оставалось за малым – набрать топлива.
Каменистый пляж тянулся на несколько десятков саженей, а потом резко начинались деревья. Обычные такие деревья – кедры, ольха… Всё это мальчик видел и у себя дома.
Корди добрался до леса и вскоре насобирал полную охапку веток, а карманы набил сухим мхом, который мог сойти за трут. Разложив всё это дело рядом с котомкой, он соорудил небольшой костерок, оставив часть валежника на подкормку, и тщательно протер огниво. Высечь искры получилось почти сразу – трут затлел, и мальчик поскорее сунул его вглубь костерка.
Над берегом взвилась тоненькая струйка дыма. Язычки пламени перебегали с ветку на ветку, поджигая их одну за другой. Будто какие-то невиданные чудо-воины (язычки огня) берут штурмом вражеский город, тесня его гарнизон (ветки).
Порывшись в котомке, Корди с досадой убедился в том, что хлеб раскис и превратился в неаппетитную кашу, пропитанную вдобавок морской солью. Вяленому мясу досталось не так сильно – что ему будет-то? А вот одна из трех небольших тыквенных фляг с водой оказалась раздавлена – то ли при крушении лодки, то ли это Корди на нее упал, когда добрался до берега, – и треть запаса пресной воды исчезла в море. Мокрый горько-соленый хлеб можно было стерпеть, но вот потеря воды могла оказаться серьезным ударом, если не найти в скором времени какой-нибудь ручей или речку.
Разрезав ножом один из шматков мяса на несколько кусочков, ваннах отдал пару Вьюрку, а остальные сжевал сам, запивая водой из фляги. Куну тоже дал напиться. Одежда еще не высохла, и Корди, ожидая, улегся на спину, заложив руки за голову и уставившись в небо. Мальчик просто смотрел на облака, мысленно сравнивая их причудливые формы с известными ему предметами – чашей, изогнутым охотничьим рогом, руническим камнем… При помощи мешочка таких камней учитель Заннус мог предсказывать погоду. Когда Корди попросил и его научить понимать язык рунических камней, старик усмехнулся и сказал, что этому нельзя обучиться.
«А как же ты тогда их понимаешь, Заннус?»
«Это у меня по наследству. Дед мой был знахарем, – ответил учитель. – И он не учился языку камней, и его дед, и дед его деда… Мы просто кидаем их вот так, – Заннус продемонстрировал, – смотрим на них и узнаем, будет ли завтра дождь или, наоборот, начнется засуха… А как это происходит – я не знаю. Возможно, мы учимся этому так же, как в самом раннем детстве учимся ходить».
Родом Заннус был с юга. Это был высокий жилистый и очень крепкий старик, почти совсем лысый, зато с длинной, сужающейся книзу белой бородой, на фоне которой его смуглое морщинистое лицо казалось еще темнее. Заннуса захватили на одной из торговых галер, которой не повезло встретить в море ваннахов; он плыл на ней пассажиром, предложив в качестве оплаты за проезд свои способности целителя. Сначала северяне хотели убить старика, но тот, по счастью, знал их язык и смог объяснить всю свою полезность. Заннуса оставили в живых, но сделали рабом. Впрочем, относились к нему хорошо, ибо высоко ценили его врачебное искусство: сам вождь Вигнер Молот поселил его в своем доме, где старик и познакомился со смышленым, жадно тянущимся к знаниям девятилетним мальчуганом – Корди.
Затаив дыхание, слушал юный ваннах рассказы седовласого пленника о далеких странах, о невиданных заморских животных, о диковинных обычаях чужеземных народов… Добрый старик очень привязался к необычному пареньку, так непохожему своей живой, пытливой натурой на остальных варваров-северян. Уступив настойчивым просьбам Корди, он научил его читать и писать, а потом и всему тому, что знал сам. И даже подарил юному сыну вождя свои книги, из которых тот почерпнул немало нового и полезного. Так Корди стал чуть ли не единственным грамотным ваннахом на полуострове.
Парнишка ностальгически вздохнул. Как хорошо тогда было! И как всё переменилось в одночасье…
Одежда высохла. Корди оделся, затоптал костер, закинул за спину котомку и, свистнув Вьюрку, зашагал вдоль берега в поисках устья какой-нибудь речки.
* * *
Сагитта села в постели. Голова прямо-таки раскалывалась. Легонько застонав, она приложила ладонь ко лбу, бормоча болеутоляющий заговор. Стало немного легче. С чего бы вдруг такая напасть?
Ведьма (точнее, ведьмочка) поглядела в оконце, закрытое мутным стеклом. Солнца не видно из-за гигантских болотных дубов, но утро, кажется, давно уже перешло в день. Это сколько же она спала?
И тут она вспомнила, отчего именно пробудилась. Видение! Ей привиделось одно из самых зловещих мест Ведьминого Болота – Мрачная Топь – и там она встретила какого-то человека… Очень-очень важного человека. Но кто он и какой из себя, она, как ни старалась, не могла сейчас вспомнить – ни возраста, ни пола, ни каких-либо приметных деталей одежды… Помнила только, что с ним еще какой-то маленький зверек был… Зато ведьмочка чуть ли не инстинктивно, всем своим существом чувствовала, что незнакомцу этому суждено сыграть в ее жизни какую-то очень важную роль – и поэтому отыскать его ну просто совершенно необходимо… Однако идти в Мрачную Топь ой как неохота – недаром это место пользуется дурной славой среди всех ее соплеменниц. Обычных людей там подстерегают жуткие опасности, но и ведьмам туда соваться чрезвычайно рискованно: стоит им оказаться вблизи этого мрачного урочища, как они по неизвестной причине теряют почти все свои силы, становясь из могущественных колдуний простыми смертными…
Аделий, смешно переваливаясь с боку на бок, подошел к ведьме и ткнулся клювом ей в руку, выпрашивая рыбы. Сагитта вытащила из-под кровати корзинку с мелкой рыбешкой и оставила ее в полном распоряжении своего питомца. Аделий жадно набросился на угощение. Ведьмочка некоторое время смотрела на птицу, а потом, решившись, накинула на плечи плащ, прицепила к поясу ножны с коротким мечом, закинула за спину колчан со стрелами и лук и вышла из хижины, направившись по деревянному настилу к гати и дальше – вглубь болота. Вооружилась она для того, чтобы была возможность отбиться, если у Мрачной Топи, где ее силы сойдут на нет, на нее нападет парочка болотных гремлинов. Правда, там могли подстерегать опасности и похуже, но об этом сейчас не хотелось думать.
Конечно, следовало бы сообщить о видении кому-нибудь из Старших ведьм и согласовать с ними свои действия, но Сагитта всегда довольно наплевательски относилась к главному правилу поселка ведьм – никакой самодеятельности без ведома Старших…
* * *
– Как я понимаю, шеф, вы решили ввести нового персонажа? – на всякий случай уточнила Алла.
– Правильно понимаешь, – кивнул Руйсефан Киларович, пуская радужные мыльные пузыри из старой курительной трубки. Это была еще одна причуда экстравагантного писателя: он пояснил секретарше, что сей процесс помогает ему лучше выстраивать мысли.
Впрочем, иногда трубку заменяла какая-нибудь еда – как правило, громко хрустящая: ржаные сухарики, соленое печенье, свежая морковка и тому подобные лакомства. Честно говоря, Алла считала, что диктовать и есть одновременно – не самая удачная стратегия. Во-первых, когда Руйсефан Киларович говорил с набитым ртом, хрустя и причмокивая, то половины слов было не разобрать – секретарше приходилось либо переспрашивать, либо домысливать самой. Во-вторых, часть отправленной в рот еды то и дело норовила вылететь обратно, отчего к концу рабочего дня всё пространство в радиусе двух метров от автора представляло собой довольно неприглядное зрелище. Ну и, в-третьих, подобный способ диктовки попросту занимал куда больше времени. Поэтому Алла предпочитала, чтобы шеф побулькивал себе потихоньку трубкой, нежели хрустел и чавкал.
– А что это за странный питомец, питающийся рыбой? – полюбопытствовала Алла. – Уж не пеликан ли?
– Имей терпение, – укоризненно ответил Руйсефан Киларович. – Скоро всё узнаешь.
Алла пожевала губами, поправила очки.
– Мне только одно непонятно, – проговорила она. – Зачем рыбу под кроватью хранить? Она же, как бы это сказать… ну, в общем, запах от нее и всё такое…
– Да? Хм… – шеф призадумался. – Тут ты, пожалуй, права… Ладно, подумаю еще над этим моментом. А пока что оставим как есть.
Глава третья.
– Мне кажется, лучше всего направиться вверх по течению, – Корди потеребил куна за ухом. – Вода под рукой, да и вообще…
Они сидели на берегу крохотной речушки, которая стекала шумным водопадом с невысокого скалистого обрыва в небольшую бухточку. Уже перевалило далеко за полдень, и солнце пригревало совсем по-летнему.
Корди посмотрел на север, через широченную гладь залива. Далеко-далеко, у самого горизонта, серела полоска земли – его родной берег. Парнишка вздохнул. Тяжело всё-таки покидать край, в котором прожил всю жизнь. Но что сделано, то сделано. Назад дороги нет.
Честно говоря, мальчуган и сам не знал, куда ему дальше держать путь: никакого внятного плана на этот счет у него не было. Так что можно пока отправиться вдоль речки, а там видно будет…
Ваннах решительно встал. Вьюрк как будто ждал этого: в три прыжка оказался у хозяина на плече.
Кинув последний взгляд в сторону дома, Корди тряхнул головой – и быстро зашагал вперед.
Когда через некоторое время он вновь оглянулся, залив уже скрылся за деревьями.
– Вот и всё, дружок, – мальчик заставил себя улыбнуться. – Вперед, навстречу неизведанному!
Над ухом раздался одобрительный писк.
Корди снова улыбнулся. Хорошо всё-таки, что с ним его верный друг! В одиночку мальчик вряд ли решился бы предпринять этот отчаянный поход.
И он благодарно потерся щекой об усатую мордочку зверька. Перед глазами поплыли воспоминания более чем двухлетней давности…
Как-то раз в лесу к северу от селения сын вождя, всегда любивший наблюдать за повадками диких животных, заприметил куницу. Он стал потихоньку наведываться в это место, приносил с собой куски мяса и другие лакомства, чтобы приманить зверька. Куница, конечно, сторонилась его, но подарки охотно принимала – и через некоторое время мальчику удалось выследить, где находилось ее жилище. Это была старая сосна с дуплом: Корди своими глазами видел, как куница юркнула туда с куском мяса и больше в тот день уже не показывалась.
Когда мальчик похвастался об этом учителю, старый Заннус сказал, что это, скорее всего, куница-мать, а в дупле у нее детеныши. «Сейчас середина лета – скоро малыши начнут выбираться из дупла, чтобы начать свое знакомство с миром. Если будешь наблюдателен и терпелив, то ты их увидишь. Только не тревожь и не пугай их».
Однако Корди не удалось увидеть, как детеныши куницы начинают познавать мир. Через два дня он стал свидетелем страшной трагедии: на куницу-мать, которая уже схватила в зубы принесенное ей угощение и направилась было к дуплу, вдруг откуда ни возьмись спикировал беркут. Мальчик даже опомниться не успел: раздался короткий жалобный писк – и пернатый хищник взмыл ввысь вместе с добычей. Корди вскочил на ноги, отчаянно закричал, замахал руками, но было уже поздно: беркут скрылся за кронами деревьев, унося в когтях несчастную мать.
Мальчик в слезах прибежал домой и кинулся в объятия учителя, рассказал о случившемся несчастье, проклиная на чем свет стоит крылатого разбойника. «Не ругай его, – сказал Заннус. – Возможно, он тоже хотел всего лишь покормить своих птенцов». – «А как же детеныши куницы?» – размазывая по щекам слезы, проговорил Корди. – «Их мы спасем», – заверил его учитель.
Нелегко оказалось извлечь детенышей из дупла: оно было глубоким, а малыши притаились на самом дне и не отзывались ни на ласковые слова, ни на приманку. Тогда старый Заннус, осторожно постукивая по стволу, определил нужное место, и они с Корди, поочередно орудуя острым ножом, в конце концов проделали в стволе дыру, через которую и вынули детенышей. Их оказалось двое – мальчик и девочка.
Поначалу малыши дичились людей, но к Корди скоро привыкли, а потом сделались и вовсе ручными, стали свободно гулять по всему дому. Правда, суровому Вигнеру поначалу не очень-то понравилось, что сын притащил домой двух куниц, но Заннус уверил хозяина, что от зверьков будет только польза: они переловят в доме всех мышей и крыс.
Так оно и случилось. Вьюрк и Уся (так Корди назвал своих питомцев) до того наловчились в охоте на домашних грызунов, что их порой и кормить не надо было. Все соседи диву давались и частенько просили Корди, чтобы тот одолжил им одного из своих «крысоловов» хотя бы на парочку ночей. А в благодарность несли в дом вождя всевозможные подарки.
Вьюрк для самца куницы был мелковат – таким уж уродился – поэтому сестренка превосходила его и по росту, и по силе, да и в охоте на крыс проявляла куда больше сноровки. Вьюрк это первенство признавал и относился к Усе как к старшей. Она в свою очередь нередко его защищала, а иногда и воспитывала – по-свойски, не церемонясь…
Вьюрку, судя по всему, наскучило сидеть у хозяина на плече. Как и все куницы, он отличался довольно непоседливым нравом. Вот и сейчас – спрыгнул на землю и принялся рыскать по ближним и дальним кустам.
– Далеко не убегай, – крикнул ему Корди.
Он знал, что питомец нипочем от него не отстанет и не потеряется, но в глубине души всё-таки опасался: мало ли что может случиться! Хватит и того, что Усю не уберег…
Как-то раз Корди отнес Усю на ночь в дом Рябого Гунтера, который уже несколько дней кряду жаловался ему на все лады: «Мыши житья не дают, будь они неладны! Все мешки в амбаре изгрызли, твари проклятущие!»
А на следующее утро Гунтер прибежал к Корди и, запинаясь, сообщил, что «куница куда-то сгинула». «Как – сгинула?» – встрепенулся мальчик. – «Да вот так, – развел руками рябой толстяк. – Нет нигде и всё тут…» Губы его дрожали, а на бледном лице выступили капельки пота, несмотря на ноябрьский холод.
Корди не на шутку встревожился. Тут же свистнул Вьюрка, сунул его за пазуху. «Пойдем, покажешь свой амбар», – велел он Гунтеру. – «Да нет там куницы, я ж везде искал…» – пролепетал бедолага, но перечить сыну вождя не посмел.
В просторном бревенчатом амбаре, среди мешков с ячменем, Корди выпустил Вьюрка и позвал: «Уся! Уся! Ты где? Уся!»
И тут Вьюрк повел себя странно. Побегал немного туда-сюда, принюхиваясь, потом остановился в одном месте у стены, заволновался, заскреб лапками землю, тонко и жалобно попискивая.
«Лопату неси!» – крикнул Корди Гунтеру.
Тот затрясся, как кусок холодца, и вдруг бухнулся на колени, запричитал: «Не погуби… Нечистый попутал… Не хотел я…»
Оказалось, что Уся, вместо того, чтобы охотиться на мышей, унюхала в амбаре у Гунтера связку копченых оленьих языков, которые очень любила. И всю ночь пропировала в свое удовольствие. А мыши тем временем преспокойно таскали ячмень.
Когда утром Гунтер заглянул в амбар, он оторопел. Прямо на мешках с мукой, растянувшись на спине, мирно почивала Уся с изрядно вздувшимся животом, а вокруг валялись обгрызенные оленьи языки – куница перепробовала их все, ни одного не пропустила.
У Гунтера ум за разум зашел: он ведь приготовил эти языки для повитухи, которая не сегодня завтра должна принимать роды у его жены! Ослепленный яростью, он схватил лопату и со всей дури шибанул ею куницу…
А когда опомнился, то перепугался и решил скрыть следы своего злодеяния…
Рябой толстяк рыдал, слюнявым ртом целовал Корди сапоги и умолял: «Не губи… Не говори вождю… А уж я тебя отблагодарю…»
Парнишка оттолкнул елозившего по земле Гунтера и выбежал вон из амбара: его душили слезы.
Потом он всё-таки вернулся, выкопал трупик Уси и похоронил ее в лесу, возле того места, где она родилась. Вьюрк долго плакал над могилой старшей сестренки…
Корди так и не сказал отцу про Гунтера: знал, что суровый Вигнер не помилует этого вислобрюхого остолопа – с живого кожу сдерет или на кол посадит. А ведь у бедолаги вот-вот ребенок родится…
Впрочем, Рябому и так досталось за то, что он «не уследил за куницей»: вождь ваннахов заставил его выплатить штраф – три мешка ячменя.
И лишь учителю поведал Корди всю правду. Старый Заннус обнял воспитанника и сказал, что тот всё сделал правильно: не следует поддаваться слепой мести, лучше найти в себе силы проявить милосердие.
А Вьюрк после потери сестренки еще больше привязался к своему юному хозяину. И Корди уже никому его не отдавал и не разлучался с ним.
Из грустных воспоминаний его вывел Вьюрк.
Зверек подбежал к ноге мальчика, крошечные зубки вцепились в отворот сапога, и кун стал куда-то тянуть хозяина.
– В чем дело? – ваннах удивленно посмотрел на питомца. – Слушай, такое чувство, будто ты хочешь что-то показать!
Кун издал невнятный звук и продолжал тянуть за сапог. Решив, что посмотреть стоит, Корди направился вслед за понесшимся по низкой блеклой траве зверьком. Вьюрк притормозил у небольшого, приземистого кустика, усыпанного довольно крупными синими ягодами, немного похожими на голубику, которую Корди очень любил. Вьюрк сунулся мордочкой в кустик, сорвал одну из ягод и в два счета проглотил.
– Хочешь сказать, что они съедобны?
Кун подпрыгнул на месте и закрутил хвостом, пища что-то утвердительное.
– Ну, коли так…
Корди осторожно сорвал одну из ягод и отправил в рот. Никогда еще не пробовал он ничего подобного! У мальчика даже слов не было описать вкус – он прямо-таки не знал, с чем сравнить. К тому же ягоды были очень сочными – не просто освежали, а так и таяли во рту; их вполне можно было употреблять и для утоления жажды. Последнее, правда, пока не требовалось, но кто откажется лишний раз побаловать себя изысканным лакомством!
Корди стал стремительно рвать ягоду за ягодой и отправлять в рот. Кустик мигом опустел, но мальчик уже приметил невдалеке еще один – и сейчас же поспешил туда. Потом высмотрел впереди третий…
Поняв, что ягоды много, он решил запастись ею впрок. Но куда ее собрать? В котомку? Передавится вся…
И тут взгляд мальчугана упал на огромные листья какого-то растения – что-то вроде лопуха. Не раздумывая, Корди сорвал самый большой лист, свернул его наподобие кубка – и ягоды полетели одна за другой в эту «посудину».
Вьюрк примостился на запястье хозяина и, каким-то чудом удерживаясь в столь неудобном положении, радостно пожирал уже собранную ягоду, счастливый от того, что не надо самостоятельно срывать ее с кустов. Впрочем, Корди и сам через раз кидал сладкие ягодки в рот, так что «кубок» наполнялся медленно.
Мальчик, казалось, позабыл обо всём на свете и уже ничего не видел, кроме ягод. Заприметив следующий куст, он тотчас же спешил к нему – и так всё дальше, дальше, дальше…
Опомнился он лишь тогда, когда левая нога его внезапно чуть ли не по колено ушла в воду. От неожиданности Корди упал и выронил свою «посудину». Лист развернулся, и вся ягода раскатилась в стороны.
– Ну вот, все труды козе под хвост… – пробормотал он и вытащил ногу из воды. – Ох ты, сила нечистая… – прошептал он и впервые за последний час огляделся вокруг. – Это что ж такое?..
Он вдруг словно прозрел – как будто рассеялась какая-то колдовская пелена. И то, что он увидел, изумило его и озадачило.
Болото. Со всех сторон. Да еще и странное какое-то: на островках тут и там растут огромные морщинистые деревья, каких на полуострове ваннахов отродясь не бывало. Кроны их начинались далеко вверху и были настолько обширны, что закрывали небо и солнце, отчего на болоте царил полумрак. Листья, немного похожие на листья обычных дубов, уже начали опадать и желтели вокруг повсюду – на мшистой земле, среди травянистых кочек, в окружении зеленой ряски и на поверхности ржавой воды, что проглядывала кое-где среди трясины.
– Первый сюрприз, – Корди хлопнул себя по щеке, убив присосавшегося комара. – А скоро, возможно, будет второй – если я выберусь отсюда живым, конечно! Никогда не любил болот. Таких, как это, правда, сроду не видывал… Хм, как же я сюда забрел?.. Надо назад к речке возвращаться. Только вот в какой она стороне?
Вьюрк проворчал что-то невнятное, подбирая с земли ягоды.
Мальчик прикинул направление, откуда, как ему казалось, он пришел. Затем вытащил из перевязи под безрукавкой один из трех своих метательных ножей и начал подпиливать им небольшое деревце, что-то забывшее в этом царстве болотных великанов. Конечно, использовать метательный нож как пилу – это всё равно что увеличительным стеклом Заннуса гвозди забивать. Но главное правило забредшего на болото – взять шест и прощупывать перед собой почву. Если на пути сюда Корди ни разу не провалился в топь, это совсем не значит, что так будет и на пути обратно. Следует поостеречься.
– А ты куда смотрел? – обратился Корди к Вьюрку, очищая деревце от лишних веток. – Не мог как-нибудь дать понять, что начинается болото?
Кун виновато потупился. Видно, он тоже слишком увлекся ягодой и не заметил, как обычный лес постепенно сменился болотистой чащей.
Будь Корди лучше знаком с растительностью Ведьминого Болота, он бы узнал в собранных ягодах заманику – одну из самых коварных представительниц местной фауны. Собирая заманику, человек забывает обо всём на свете, и привести его в себя довольно сложно – помочь может разве что резкая встряска. Если же бедолагу не остановить, он рано или поздно исчезнет в трясине – бездыханное тело опустится на дно, где корни заманики его опутают и, выделяя особые вещества, начнут медленно-медленно разлагать, вытягивая из трупа питательные соки. Корни эти, устилающие значительную часть болотного дна, – что грибница для грибов: одни на уйму ягодных кустов. Поэтому всё то, что обобрал Корди по пути сюда, являлось, по сути, одним-единственным растением. Но была от зловещих ягод и польза: алхимики и ведьмы частенько использовали их в своих снадобьях и зельях…
Теперь ягодные кустики мальчика уже не соблазняли: он понял, что лучше держаться от них подальше. Ваннах окончил изготовление шеста и зашагал по болоту, придерживаясь ранее замеченного направления.
Но что-то было не так… Он не мог понять, куда делись оборванные им ранее кусты: их нигде не было видно!.. Похоже, болото и не думало его выпускать – наоборот, сын вождя будто углублялся в него еще больше! Он понял это, когда у корней одного из болотных деревьев заметил черную цаплю. А ведь черные цапли, как известно, живут только в самом центре болот!..
Птица сунула в воду длиннющий клюв, вытащила лягушку и вмиг проглотила. Затем уставилась на человека желтым немигающим глазом и что-то недовольно крякнула.
Вьюрк злобно посмотрел на болотную птицу. Он очень не любил всех крупных пернатых, потому что видел в них врагов, хотя по-настоящему опасными для куницы могут быть только беркут и ему подобные хищники.
Корди остановился в раздумьях: продолжить ли путь, рискуя залезть в такую глушь, что сам леший не выберется, или пойти назад, в надежде всё же выйти к краю болота? То, что он вместо окраины забрел в самую глубь, не на шутку его озадачивало, хотя парнишка поначалу пытался объяснить это тем, что, возможно, просто ошибся с направлением. Тут ведь даже солнца толком не видать, тем более что небо, похоже, облаками заволокло…
* * *
– Шеф, а почему вы эту… как там ее, заманику? Почему вы ее к фауне-то отнесли? Фауна – это ведь животный мир. А тут у вас явная флора.
– Фу ты, елки-палки! – встрепенулся Руйсефан Киларович. – Я, понимаешь, всегда путаю эти два названия. Хотя вообще-то… – он почесал подбородок. – Вообще-то заманика – это ни то и не другое, а нечто среднее. Этакая растительная фауна.
– Растениеподобная, – предложила Алла более точный термин. – Или, если по-латыни, фитоморфная.
– Не надо латыни! – Руйсефан Киларович страдальчески покривился. – У меня с ней не слишком приятные воспоминания связаны…
– Ой, простите, оговорилась: это же не латынь, а греческий!
– И греческого не надо! – отрезал автор. – Короче, не будем ничего менять, сойдет и так.
– Хорошо, шеф, как скажете…