Россия – родина слонов!

Однажды зимой шёл в школу. На улице темень, мороз дикий. Идти надо было два квартала, по тротуару вдоль дороги. Между дорогой и тротуаром валялись железные трубы приличного диаметра, одна за другой. Наверное, хотели менять водопровод, да так и бросили на зиму. Совдепия, что с неё возьмёшь? Иду я, иду, значит, скучаю. На ногах валенки. По дороге присоединился ко мне Фил, Андрюха Филинов – лепший кореш. Вдвоём веселее. Примерно на полдороге колонка с водой, в Находке они были повсеместно. Фил говорит мне: « Хочешь, прикол покажу?» Что за глупый вопрос, все любят приколы: «Ёп тыть, конечно!»

Кстати, в первом классе все мальчуганы, общаясь меж собой, уже вовсю матерились как сапожники. Это считалось шиком. А прикол заключался в следующем: он намочил свои ботинки водой из-под колонки, взгромоздился на трубу, постоял немного, и конечно примёрз. Мы весело гоготали, шутками обыгрывая эту ситуацию. Я, не будь дурак, быстренько мочу свои валенки и тоже забираюсь наверх рядом с ним. И мы, ещё пуще прежнего, стали веселиться. Помните этот трюк в знаменитом фильме – когда Шурик вытаскивал ногу из прилипшего к смоле сапога и пинал по заду плохого дядьку. Так вот, мы эту фишку придумали задолго до Гайдая. Я вытаскивал ногу из примороженного валенка и, заливаясь счастливым, детским смехом, пинал Фила по жопе. Андрюха радовался не меньше моего. Всё-таки как мало надо для счастья!

Ладно… Расслабились малость, пора и в школу. Оба-на! Хрен там! Оторваться невозможно. Мы и так, и эдак! Фига! Повылезали из своей обуви, тянем, потянем, ничего не выходит. Вот это мы вляпались! Что делать? Хоть на улице и темень, но народу много. Вы не поверите, но раньше в совдепии работали все. Дико, не правда ли? Если вдруг какой-то гондон не работает, приходит участковый и даёт срок найти работу. Не устроишься – дадут срок по статье «Тунеядство». Полезная статья. Сейчас, похоже, такой нет.

Короче говоря, народ щемится на работу с утреца. Наши спасители, ёлы-палы! Выбрали мужика поздоровше и попросили оторвать наши шмотки. Всё это время в носках скачем. На улице колотун, про глобальное потепление слыхом не слыхивали. Поднатужился чувачок, дунул, плюнул и… отодрал-таки наше барахлишко. Молодчик! Давай мы их скорее пялить обратно, чтобы согреть околевшие копыта. Что такое? Ступня вылезла наружу. Мужик слишком здоровый оказался. Богатырь, мать твою, земли русской. Вся нижняя часть осталась на трубе, видно я переборщил с водой. Пипец! Повеселились! Пришлось бежать домой с валенками под мышкой, на ходу шевеля пальцами. Ну, пидзюлей, конечно, словил от мамани. Долго ещё потом мы с Филом мимо останков моих валенок проходили мимо, и ржали как дураки.

До сих пор эта унылая картинка перед глазами стоит: чёрное-пречёрное, звёздное небо, редкие падающие снежинки, и в свете фонарей, на трубе – одинокие, напрочь приклеенные подошвы валенок. Прости меня, обувь, я просто был тупенький! Вывод: ребята, не становитесь в мокрых валенках на железо зимой – получите по тыкве от мамани.

В школе у преподавателей я был среди любимчиков, но уж слишком пидзлявый. Почти каждую неделю в дневнике была запись красными чернилами: «Разговаривал на уроке!!! Обратите внимание!!! Вертелся на уроке математики!!!» и подобная фигня.

В первом классе все уже пробовали курить. Естественно, я не отставал, был как все. Не курить было неприлично. Но какая всё-таки это дрянь, ребята! Тьфу! Нормальных сигарет почти ни у кого не было. Поэтому, собирали окурки, и шмалили это вонючее дерьмо за углом школы. Плевались, морщились, но продолжали курить. Круто! Так делают настоящие боссы. Всё равно, несмотря на это, так и остался некурящим, привыкания не произошло. Уж больно мерзкой была эта пакость. Тем более, что папик не курил совсем. И слава богу. Но изредка, конечно, за компанию покуривал с закадычными друганами.

Как-то раз делал уроки по математике. Ошибся что-то там с цифрой, взял резинку и давай стирать ошибку. Тёр, тёр, пока не протёр приличную дырку в тетради. Ну, бллин! Испугался, что наругают, глупый был. Оторвал кусочек бумажки, наслюнявил и заклеил дырку. Про клей, наверно, тогда ещё не в курсе был. Мамка, конечно, спалила меня с этой дыркой, это её сильно развеселило, смеялась, хватаясь за жирненькие бока. Наверно, сама такое в техникуме делала неоднократно. Это же надо, догадаться залепить дырку в тетради собственными соплями. Поучала меня: «Учись хорошо, сынок, тогда из тебя человек вырастет!» А я удивлялся – «Как это? Я и так человек». Ну, тупень был несусветный!

Летом отправили в пионерский лагерь. Назывался «Факел». Он и сейчас есть. Ни хрена хорошего не вышло. Две смены шёл дождь как оголтелый. Мать перемать, носа не высунуть. В Находке такая фигня в порядке вещей, зимой солнце палит, когда особо не нужно, а летом, сука, дождь как прорывает. Не дождь, так туман. Если бы не это говно, цены бы городу не было. Он ведь находится на широте Сочи.

В лагере у меня своровали замечательную вещицу – шикарный водяной пистолет, японский, кстати. Папаня притаранил с работы. Они там чинили корабли ФЕСКО, ну и выцыганил, наверно, у какого нибудь маримана. Я расстроился, само собой, второго такого пестика в этой стране не найти. В общем, о проклятом «Факеле» только одни негативные воспоминания остались.

Однажды сидим в беседке, то ли речёвку разучиваем, то ли другой какой-то лагерной фигнёй занимаемся. Чувствую – нестерпимая вонь накатила. Думаю: «На говно наступил, что ли?» Проверил подошвы. Нет, всё чисто. А говном несёт невообразимо. Да что такое, эй кто насрал!? В итоге всё прояснилось. У нас был хлопчик по фамилии Твердохлебов. Тоже застенчивый мальчик. Уж на что я скромный, а тот вообще полный тормоз. Короче, захотел Твердохлебов какать и постеснялся сказать вожатой, думал перетерпеть. Но в пионерских лагерях Советского Союза, как правило, хорошо кормили, в отличие от германских концентрационных. Поэтому у него клапан на заднице не выдержал давления навозной массы, и вся эта ерунда полезла наружу, источая страшную вонь.

Пидзец! Обосрался парень, в прямом смысле. Тупо навалил в штаны. И он хотел это скрыть, сидел себе, как ни в чём не бывало, обосраный и, бля, речёвку дурацкую учил. С выражением так читал, типа всё нормально! Без палева! Штирлиц хренов. Извините за маты, но как тут не матюкнуться. С тех пор у меня фамилия Твердохлебов ассоциируется с говном и вонью. Когда кто-то при мне упоминает твёрдый хлеб, я сразу вспоминаю этот стрёмный случай из моего детства. До сих пор картинка перед глазами: беседка, снаружи стена дождя, на скамейке сидит обосравшийся пацан с кислой рожей, а вокруг офигевшие все мы. Вполне отчётливо помню его лицо с родинкой на щеке. Вот никого не помню, ей богу. Ни лиц, ни фамилий. Его запомнил. В каком-то дальнем закоулке мозга. Что такое память? Удивительно! Сейчас стараюсь поменьше есть хлеба. Особенно твёрдого! И вообще, слово «факел» в каких то мрачных тонах воспринимается.

Вывод: когда хочешь срать – беги быстрей в сортир, чтобы чего не вышло.

Пока я в лагере наслаждался погодой и ароматами окружающей среды, родители получили новую хату. Батяня всего пару лет поработал на заводе и заработал квартиру. По советским меркам, очень удачный прорыв. Другие ждут десятки лет. Вот они, преимущества мужа, каменной стены. Мать особо не мыкалась по съёмным углам, как другие. Это была вполне себе замечательная двушка, хрущёвка конечно. Но, по тем временам это был шик. Это как если бы сейчас получили пентхаус с бассейном на крыше. Многие мои одноклассники жили в бараках, их тогда было в Находке тьма. Пакет услуг такой: вода в колонке на улице, отопление печное, дрова в сарае, туалет тоже на улице.

Чувствую, придётся снова про говно писать. Уж извините, постараюсь покороче.

5 Босс дерьма.

В те времена, во дворах, между бараками, стояли такие домики из неструганных досок, аккуратно побеленные извёсткой. Туда окрестный люд ходил какать. Этакие храмы испражнений. Когда подходишь к ним летом, стоит сумасшедшая вонь уже за много метров. Толстые, блестящие, зелёные мухи, по-своему даже красивые, роятся тучами вблизи, лакомятся, чем бог послал.

Весь кал собирался в здоровенную яму под домиком, и примерно раз в месяц приезжала спецмашина. Мы называли ее просто – «говновозка». Из неё выходил водитель, говновоз, и толкал толстый, весь испачканный говном, шланг в этот навозный бассейн. Шикарная была картина! Переполошившиеся мухи в бешенстве пытаются защитить свою собственность. Но куда там, разве осилить царя природы с его техническими достижениями. Директор шланга врубает насос, и кал с таким смачным, чавкающим звуком всасывается внутрь бочки. А вонь усилилась многократно, теперь уже за несколько десятков метров слезу вышибает. Говновозу хоть бы что, деловито шурует такими длинными загнутыми вилами, разбивает крупные образования для лучшего всасывания. Тряпочки подозрительные вытаскивает.

Есть такой фильм – «Сладкая женщина». Там героиня работает на конфетной фабрике, и от неё сладко пахло всегда, даже если она не на работе. Вот бы ей выйти замуж за такого парня. Они перебивали бы духан друг друга, в итоге запах никакой. А может быть наоборот, шибили и тем и другим, тоже неплохо.

Местных шпанюков этот процесс всегда почему-то очень интересовал. Мы собирались толпой и дразнили мужика. Кричали ему как дураки: «Говновоз, говновоз!» На большее фантазии не хватало. По-хорошему, здесь требуется какое-нибудь рифмованное четверостишие, но поэтов среди нас не оказалось. А если и были, то весь процесс откачки выглядел непоэтично, и наверно, слабо стимулировал говностихосложение.

Дяденька на нас не обращал внимания, добросовестно делал своё дело. Возможно, даже любимое дело. Профессионал! Покончив с процессом, складывал свой инструментарий в машину, кое-как очистив от налипшего кала. И на его перепачканном, с засохшей коркой говна, комбинезоне, появлялись новые пятна навозной жижи. Он садился, весь такой босс дерьма, в кабину, внутри тоже покрытую какашками. Кстати, когда вся эта хрень покрывается корочкой, то почти не воняет, он это знал. Когда фырча, тачка, тоже, естественно, покрытая диким слоем говна, выезжала со двора, мы радостно бежали за ней и кричали как кретины: «Говновоз! Говновоз!»

Как мало детворе надо для счастья!?

Мне вот сейчас стыдно стало… ей богу. И зачем мы так!? Человек просто делал свою работу. Нахрена мы это делали? Не понять. Я прошу прощения у всех говновозов мира. Всех тех, кто транспортирует его, перерабатывает, прочищает унитазы, канализационные трубы и прочее. Кланяюсь вам в ноги за ваш нелёгкий говённый труд. Кстати, я и сам отчасти говновоз. Гораздо позже, в море, работал четвёртым механиком, а он, кроме всего прочего, отвечает за исправное функционирование канализационной системы судна: унитазы там, фекальная цистерна и прочее дерьмо.

Так вот, эти уличные туалетики были белоснежными, их белили каждую весну, во время всесоюзного ленинского, коммунистического субботника. Не чаще одного раза в год. Типа, подарочек ко дню рождения Ленина. А внутри было самое интересное. Все стены и потолок исписаны и изрисованы простым карандашом. Тексты и рисунки специфической тематики. Все, что касаемо писек и жоп. Эх, жаль не догадался все это сфотографировать. Все эти человеческие органы во всяких видах и ракурсах, то по отдельности, то воткнутые друг в дружку. Да нарисовано так здорово, с полутенями, со всеми подробностями. Ну, просто офигенно! Летающие члены с крылышками. Фантастика! Тексты в стихах и прозе, тоже об этом. Приглашения встретиться здесь же. Сплошь, сплошь, сплошь!

Даже переписка, вроде современных эсэмэсок. А что? Удобно. Чтобы сообщить что-нибудь, пишешь на стене карандашом. Потом подходишь через какое-то время, читаешь ответ. Я бы назвал это – «говнофон». Переписка тоже специфическая: «Отсосу! Подходите в шесть часов». Или: «Мальчики, хотите полизать, жду вас вечером, пароль – Жопа». Ну и в таком же духе всё остальное. Попадались толстые коричневые полосы, видно кто-то очень спешил и вытер задницу просто пальцем, потом всё это дерьмо на стену вытер. Вот думаю; а если бы он загнал занозу в палец? И что? Доски-то неструганные.

Про туалетную бумагу в то время не слышали. Зад вытирали, кто чем мог, но чаще всего газетами. Допускаю… возможно, у Брежнева была импортная туалетная бумага. Наверно, самолётами доставляли из Америки. Хотя, может быть, и нет. Нафига ему, герою Малой Земли, такие буржуйские нежности. На фронте всё было просто: чаще всего пользовались лопухом или травинкой. Когда совсем плохо, то снегом, осколком снаряда или неразорвавшейся миной… вытер и порядочек, теперь можно воевать дальше. Хотя, об этой интимной, жопной подробности, лучше почитайте у великого Франсуа Рабле. У него лучше получается.

Самые озабоченные из пацанов, выбивали сучки из побеленных досок и подглядывали в эти дырки, когда какая-нибудь неосторожная девушка заходила внутрь по своим женским делишкам. Так и развлекались. А что? Как-то надо релаксировать! Театра в Находке нет, телевизор тогда был большая редкость, а социальные сети ещё не изобрели. Теперь функцию этих проковырянных дырок играет интернет – здоровенная дырища, хоть с утра до вечера смотри порнушку, наслаждайся.

6 Вытришки.

Квартиру получили на улице Горького. От дома до школы десяток метров. Новый класс, новые одноклассники. Чебуречная через дорогу, горячий чебурек со сковородки стоил пятнадцать копеек. Бегали как балбесы по подвалам с деревянными ружьями, в войнушку играли. Бах! Бах! Тыдын! Ты-дыдыды!!!

Летние каникулы проводил в деревне у бабки с дедом, родителями отца. Посёлок Кировский на берегу Уссури. Дни напролёт с пацанами пропадал на речке. С утра до вечера кувыркались в воде. Все были загорелые, чёрные как негры. Играли во всяческие водяные игры, например в «квача». Игра в квача – это разновидность пятнашек, только на воде. Тот, кто в данный момент квач, должен догнать в воде кого-нибудь из корешей, тогда тот становится квачом.

Вода в речке мутная до ужаса, на расстоянии двадцать сантиметров от носа ничего не видно. В том-то и фишка. Очень трудно различить кого-нибудь под водой в такой грязи. Нырнул паренёк в воду – и ищи-свищи его там, внутри воды, он может завернуть куда угодно, вот и попробуй, догони. Как раз в Кировке здорово научился плавать, там любой сопляк нырял лучше, чем акула. Даже самый маленький. Когда приехал в деревню – совсем не умел, а потом стал нырять как бог. Не припомню случая, чтобы кто-то из пацанов утонул. Мужики тонули, это было, но в основном по пьянке. При мне один бухарь, разогнался и нырнул с обрыва, на краю которого он культурно отдыхал, накатывая водяру с местными тёлочками. Хотел, наверно, поразить дам, показать какой он оухительный Ихтиандр. И он добился таки своего. Поразил вообще всех на пляже. Нас тоже.

Там глубина была сантиметров тридцать. Когда вынырнул – мама родная! Вся морда в крови. Пасть разинул и вопит как раненый шакал. Хули орать? Раньше надо было думать! Тёлки тоже заголосили наверху как сумасшедшие. Это он ещё легко отделался. Обычно в таком случае ломается позвоночник. До сих пор эта картинка как фотография перед глазами стоит. Что за странное свойство моей памяти? Всё, что было давно, помню как сейчас. А то, что было вчера, не могу толком вспомнить.

И вывод сделал: «Никогда не купаться по буху». Но почти всегда его нарушал. Только иногда, когда в чрезмерно алкогольном угаре был не в состоянии доползти до воды, тогда не нарушал.

В те славные времена по реке сплавляли лес. Лесорубам не хотелось тратиться на транспортировку, и они тупо сбрасывали добытый лес в речку. Брёвна плыли непрерывно всё лето. Иной раз так много, что по ним можно было перебраться на другую сторону реки. А ширина местами метров двести. Конечно, это было опасное развлечение, если соскользнуть с бревна неудачно, то могло запросто покалечить стволами или совсем раздавить в лепёшку.

Пешком вдоль берега забирались как можно выше по течению. А там заросли черёмухи. Просто-таки черёмуховый лес. Конечно, лакомились ягодками, языки потом у всех были чернее угля. Кошмар! Долго плыли обратно, загорая на брёвнах, мимо Кировки и ниже, до паромной переправы. Брёвна были хвойных пород деревьев, поэтому в итоге все были жутко перепачканы смолой. Всё пузо, ладошки, трусы и яйца вечно в этой грёбаной смоле, хрен отчистишь.

Была мода на трусы поприкольней. Там в деревне и научился шить. Нашёл у бабки кусок ситца с огромными красными розами на белом фоне, попросил у неё швейную машинку, изумительный древний «Зингер» на литой чугунной раме, и сшил себе шикарные трусы. Оухительные были трусы, на публике они сразу же приковывали всеобщее внимание. Иду, бывало, по пляжу, кричат: «Эй! Красавчик! Где такие трусы оторвал?» Но я гордо шёл мимо в развевающихся парусах, типа, насрать на вас, шелупень. А на самом деле просто стеснялся подойти, скромный был мальчик. Окружающие много чего ценного обещали в обмен на эти чудные труселя. Хрен вы угадали, трусы мои! Самый шикарный парень был на «Бухте», так назывался пляж. Точно вам говорю, без балды!

Обычно, пацаны бросали свои шмотки на берегу и шли купаться. Была такая шуточка, особенно с новенькими, штанина завязывалась, ну, очень туго, и на узел ссали всей кодлой. Потом, когда чувак возвращался, ему приходилось развязывать тугой, обоссаный узел, зубами. В это время все весело гоготали. Никто не обижался, все знали: потом подкараулят кого-нибудь другого и тоже обоссут узел, всё по-честному, не зевай.

У многих в деревне были лодки. Так называемые плоскодонки. Делались из трёх широких досок, широкая доска – дно, и две доски поуже – борта. Потому и название такое. Зато удобно стоять в этой лодке, дно ровное как пол, и осадка маленькая. Дед Палладий один из первых в дерёвне приобрёл подвесной мотор ЗИФ-5. Гораздо позже появились разные Вихри и тем более Ямахи, блин, по пятьдесят лошадиных сил. Этот моторчик дед приобрёл, когда меня ещё и в планах не было. Стоил он очень дорого. Поверьте, ребята, это была дико дорогая покупка, просто сумасшедшие бабки. Сами знаете, когда что-то новое, оно всегда стоит уйму деньжищ. Все нормально пользовались вёслами, и когда вдруг папин папа прицепил к лодке эту зловонную, безумно тарахтящую штуковину… Нет- нет, конечно, они не подумали, что дед колдун или что-то в этом роде. Те времена давно прошли, народ не настолько глуп. Они просто решили, что мужик свихнулся. Да! Точно! С ума сошёл! Вёслами ведь гораздо удобнее, не надо таскать туда-сюда такую тяжёлую бандуру. Бензина вонючего не надо. Опять же, деньги будут целее. Да и шумит она, будь здоров. Простите друзья, как не сматериться, мужики в деревне просто охуели от такого безрассудного поступка, ну, а про баб и говорить нечего. Всё! Кранты! «Палладий совсем з глузду зъихав!» – это по-хохлятски «с ума сошёл». Знаете что… про Колумба нашего Христофора тоже бухтели что ни попадя, когда он в Индию отправился. А вот на тебе, гений оказался.

Так вот, дедушка мой, незабвенный Палладий (имя-то какое), для масштаба Кировки что-то вроде Колумба, да нет, бери выше, вроде батеньки Ньютона был. Современники, очень часто, недооценивают размеров личности, пока эта личность дуба не нарежет. Вот вам свежий пример: пока писал вам про деда, помер Стив Джобс. Только вчера его поносили всяко, а тут запели, мол, помер супергений, и что будем делать дальше без него? Как жить? Так что ж вы, бля, нервы мотали человеку, пока жив был, мать вашу? Вы же сами и свели его в могилу вашим поганым пездежем!

Гонял с этим мотором дед по Уссури, как Шумахер по Монако. Прошли, однако, годы. Я появился на свет, вырос. А моторчик как новый, жужжит, будь здоров. Теперь мы с папусиком и маманей гоняли по речке. Правда, к этому времени устарела техника. В нашем ЗИФе лошадей было всего-то пять, эти вихри чёртовы обгоняли нас словно торпеды. Да и хрен с ними, всё равно дедушкин ЗИФ был лучший.

Забирались с батькой на моторке в дикие верховья. Папаня мне доверял рулить. Я хулиганил, петли всяческие, кренделя лодкой выписывал, а маманя верещала, ухватившись за борта. Плавать не умела, мы-то с отцом как акулы, даже чуть получше. Ну, женщина, им по штату положено верещать. Причаливали где-нибудь на живописном островке без названия, где песочек белый, ивы молоденькие склонились к воде. Маманя снеди какой-нибудь доставала, хозяйственная была, кушай Юрик. А сами плескались в речке как сумасшедшие. Потом голышом бегали по песку, не стесняясь меня, а я и не удивлялся. Думал, так положено у взрослых. Я этакую фигню видел-перевидел, Тарасиха помогла, да и маму я голышом видел в бане сто раз. Рубенс не отказался бы изобразить, в теле была девушка. Ей тогда тридцати ещё не было, а папа старше на четырнадцать годков. В общем, зажигали они по полной. Временами убегали в заросли ивняка. Теперь-то знаю, чем они там занимались. Ну, а тогда и внимания не обращал, потому как несмышлёный был, совсем малец.

Но такое случалось нечасто, в смысле, чтобы я в деревне был вместе с родителями. У них там сложности взрослые, типа график отпусков не совпадал и всякое такое прочее.

Таскал с колодца воду дедам, пилил, колол дрова. Было мне тогда восемь лет. Бабушка меня любила, баловала. Называла «малик» или совсем уж «маличок». Потчевала разными вкусняшками. Однажды, когда я отказывался кушать что-то очередное вкусное, говорит: «Хиба ж ты ничого ни йиж? А хочешь, тэбэ вытришками вгощу?» Хохлуха была натуральная.

– А что такое вытришки, бабушка? – спрашивал внучек.

– Пидожди трошки, – сказала она и стала убирать со стола вареники с клубникой, яблочный пирог, сметану и что-то ещё. Закончив, поставила передо мной большую миску и ушла. Я был жутко заинтригован. Думаю, раскрутил бабусю на что-то архивкусное. Сидел, сидел, а её всё нет.

– Бабушкааааааа! – не выдержал я. Она тут же появилась, как будто ждала, когда я завоплю.

– Шо, маличок?

– Ну, где твои вытришки?

– Та вот же! В тэбэ пид нисом! В гэтои мисьци.

Я уставился на пустую миску, ничего не соображая. Потом постепенно дошло, что бабка просто решила проучить меня.

Оказывается, вытришки – это когда гостю ставят в качестве угощения просто пустую тарелку. Человек на неё глупо таращится, это и есть «вытришки». Потом я своим детям часто предлагал отведать вытришек, когда сильно доставали. Позже в нашей семье это понятие стало нарицательным. Вытришки – значит полный облом, дуля, борода. Дырка от бублика.

– А вытришек не хочешь? – то есть, – Ни хрена ты не получишь, дубина!

Иногда, когда я в чём-нибудь провинился, лупила меня лозиной по жопе. Лозина – это прутики лозы, которые используются деревенскими бабушками в воспитательных целях. Было чертовски больно. Но бабуся была справедлива. Что заслужил, то и получал. Задница, конечно, потом горела, но недолго.

Научила меня кататься на велосипеде. Однажды выволокла из сарая какие-то жалкие, запылённые железяки, облепленные паутиной.

– Сделай малику, пусть катается, – дала распоряжение деду.

Но у того нашлась куча отговорок, мол, винтиков-шпунтиков нет, ключей нет, ни хрена, короче, нет. Думаю, ему не шибко понравилась перспектива пару-тройку часов вынакиваться с этим пыльным хламом, лучше на лавке посидеть. У них было такое развлечение. Сидеть на лавке и наблюдать, кто прошёл мимо или проехал, обсуждать всё это, строить различные предположения и догадки. Этакий деревенский бесконечный реалити-сериал, примерно как в фильме «Синьор Робинзон», когда герой соорудил себе псевдокинотеатр на необитаемом острове, каждый день смотрел якобы кино и возмущался, что опять фильм, мать его, про море.

Так и здесь. Только каждый день про деревню. А что? Уматная тема. Телека нет, даже если бы и был, всё равно тока нет.

Короче, бабка обматерила его как-то смешно, по-хохлятски, и стала сама с этими железками вынакиваться. Проволочками, верёвочками, сопельками. Кряхтела, бухтела что-то себе пид нис. Сляпала в итоге нечто велосипедообразное. Колёса разные, крыльев нет, руль кое-как, после каждой колдобины приходится поправлять. Цепь обрывалась через каждые десять минут. Но зато это был настоящий велосипед. «Чудо-юдо лисапет – жопа едет, ноги нет!» Кто из пацанов не мечтает о велосипеде? Это была моя первая техника, если не считать коляску.

Но старушка была очень хитрая, таким образом она из меня делала мужичка. Знаете, у которых руки растут не из жопы. В итоге я сам постепенно довёл его до вполне приличного состояния. Первый механизм, который я отремонтировал своими руками. Спасибо тебе, бабушка. Лежит она во сырой земле уже давно. Но, в связи со странной способностью моей памяти, я помню её как живую. Такое доброе, сморщенное как сухофрукт личико, выцветшие голубые глаза с хитринкой. Бабуся была что надо.

В деревне все разговаривали на каком-то странном диалекте русского языка. Я тогда ещё не знал, что это украинская речь. Думал, ну просто такой деревенский сленг, неграмотное произношение. Бабка не училась ни одного класса, писала сумасшедшие тексты неразборчивыми каракулями без точек, запятых, без всяких абзацев, заглавных букв. Разобрать с непривычки было невозможно. Да там, наверно, все деды так писали, никто никогда нигде не учился. Пипец! Зато ядерного оружия валом и в космос полетели.

В кроне здоровенного тополя, неподалёку от дома, оборудовал себе лежанку из досок. Прикрепил её там кое-как гвоздями и верёвками. Было довольно высоко и сквозь листву ничего не видно. Я забирался наверх, если нельзя было на речку, и читал там книжки, которые находил у бабуси в кладовке. «Хижина Дяди Тома», долго я её читал, толстая книга, половину ни черта не понял. Нудная до ужаса, какая-то скучная история о том, как паскудно живётся неграм в Америке. Фигня полная. Кое-как осилил половину и бросил. «Тартарен из Тараскона», тоже дерьмо ещё то. Про какого-то толстожопого турка. Вроде как приключения. Охрененно интересные, настолько, что заснуть можно. Ещё там были кое-какие книжонки. В общем, прости, бабушка, но книжки в твоей кладовке были полная лажа.

Позже я надыбал деревенскую библиотеку, там ситуация гораздо лучше. К примеру: «Водители фрегатов», опупенная книга. Из неё я узнал всю правду про капитана Кука. Завидовал приключениям рыжего Рутерфорда, он был мой кумир. Капитан Лисянский, великолепный Лаперуз были моими любимчиками, я им завидовал, вот мне бы так.

Тополь шатался от ветра, вся эта вшивая конструкция скрипела и трещала, раскачиваясь вместе с деревом, но мне это страшно нравилось. Я представлял, что я в штормовом море. Плыву там где-то на настоящем корабле среди злобных, зубастых акул. Да, я себе всё это чётко представлял, книжонка была что надо.

И вообще, перечитал там миллион книжек, Золя, Мопассан, Зощенко, Гюго, Флобер… Блин, «Воспитание чувств», только от одного воспоминания у меня пошли мурашки по коже. Стендаль, Сэлинджер, О’Генри и ещё много-много изумительных и прекрасных книг. Мне, конечно, до этих парней далеко, я букашка.

В деревне ходил только босиком. Никто никогда не настаивал на этом. Но мне почему-то казалось, что будет неправильно, если я буду обут. Это же ведь не город. Здесь природа и всё такое. Вот сейчас сижу, думаю, почему я так делал? И не могу достоверно вспомнить. Деревенские все ходили в шузах, только один я как балбес – босиком. Мне было приятно ощущать землю голыми ступнями. После дождя пройтись босиком по грязи – это кайф! Наверно, деревенские считали меня малость пристукнутым, ну а я, в свою очередь, удивлялся с них – как можно ходить в обуви? Босиком ведь так клево. В начале лета, как только снимал башмаки, было очень больно ступать по всем этим мелким камешкам, шкурка тоненькая, а в конце лета нарастала такая подошва, что даже попадавшиеся стёкла не могли причинить вреда. Я был горд самим собой. Местные казались мне неженками.

Когда заканчивались каникулы, так не хотелось покидать все эти деревенские фишки, такая тоска накатывала, хоть вешайся. А что делать? Надо снова уезжать, чёрт подери, учиться, блин. И ещё раз блин! Недолюбливал я школу. Ох, недолюбливал!

7 Жить хорошо!

В новой школе приняли в пионеры. Оухеть, какое счастье! Заставили всех ходить в галстуках. Гладить его каждый день. Дежурные на входе в школу не пускали, если галстука нет. Общее ощущение от этих лет – полнейшее дерьмо, голимая показуха. Не нравились мне советские порядки. Чувствовал, что меня дурят, что-то тут не так. Что конкретно? Не понять. Хотя бы взять эти долбаные галстуки. Ну зачем они нужны? Считалось, что в пионеры принимают самых лучших. Да какой там! Гребли всех подряд, даже таких, которым в этой пионерии вообще ловить нехрен. Самые ненормальные вообще считали неприличным носить галстук. Серёга Дулин – балбесяра был ещё тот, всегда таскал его в кармане. Все окрестные, обескрышенные ублюдки были его дружками. Но по натуре был пацан бесхитростный. Подраться любил, похулиганить. Энергия била из него ключом. Меня он не трогал, хотя, наверно, по его понятиям, я был интеллигентишка сратый. Но уж если он кого трогал, то доканывал человека капитально. К примеру, на уроках он развлекался тем, что плевал на спину впереди сидящего Скиданова Серёги, и дико угорал. У того аргументов против не находилось. Честно говоря, я побаивался Дулю, чердак у него был явно набекрень. Но с кулаками умел обращаться, не хотелось бы оказаться в роли терпилы от него. Я то был дохляк, в серьёзной драке он отметелил бы меня, как пить дать. Несмотря на это я, по-своему, издевался над ним.

Он был туповат, не тупой как сундук, а просто обаятельно глуповат. Сидели с ним на одной парте на математике. Была такая фишка – устный счёт. В начале урока в специальной тетрадке мы писали цифры, которые получались в результате вычислений в уме, которые зачитывала вслух математичка. Я считал, а Дуля у меня списывал, сам он мыслить не умел. Я высчитывал результат и писал ответ, но не полностью. Он добросовестно у меня всё скатывал. Потом, когда надо было сдавать тетради, незаметно от него дорисовывал пропущенные цифры. Я получал пять, он – два. Ёп тыть! В тот момент у него было такое удивлённое лицо, вы бы видели. Он каждый раз психовал и кипятился, но так и не понял, как это получается. Если бы догадался, пидзюлей мне не миновать.

С ним было интересно. Вообще, меня всегда тянуло к не слишком правильным личностям. Точнее, с распиздяями мне было комфортнее, чем с приглаженными. Сколько себя помню, всегда ближайшие дружки были или размандяи полные, или около того. Распиздяи, чаще всего, при ближайшем рассмотрении оказываются яркими личностями. Безбашенность во многих случаях оказывается положительным качеством. Разные рискованные предприятия и опасные приключения, так называемый адреналин булькает в крови. Они не могут жить спокойной, сладенькой жизнью. Вечно впутываются в какие-нибудь дерьмовые ситуации. А тут и я рядом, получаю свою порцию.