До свидания, мой милый ангел, моя любимая крошка Аликс! Благослови тебя Бог за всю твою доброту ко мне. Еще раз – будь уверена в любви твоего Ники, который так счастлив, обладая таким сокровищем, как ты.
Всегда, на всю жизнь твой Ники.
Из письма (16 августа, Петергоф):
Большое спасибо тебе за твое милое письмо номер 82, доставившее мне такое удовольствие, так как вчера не было ни одного!
Не знаю почему, но сегодня у меня ужасное настроение, особенно вечером – мне не нравиться, как выглядит дорогой Папа, он так кашляет. К тому же он почти не спит ночью, всего пару часов. Подумать только, что это результат чрезмерной работы по ночам и нередко до 3-х часов утра!
Доктора говорят, что ему необходим покой и, конечно, сон. Но эта проклятая слабость – вот что мне не нравится! Но, Бог даст, с переменой места, климата и образа жизни это его недомогание пройдет, как прошло зимой.
Я должен укладывать вещи! До свидания, моя любимая, маленькая моя девочка. Нежно целую, все шлют привет. Остаюсь твой глубоко любящий, верный и преданный старый мужичок.
Ники.
Аликс – Ники (11 сентября, Вольфсгартен):
Ах ты, проказник, как ты смеешь говорить, что будешь целовать меня, сколько захочешь, да еще без моего разрешения! Никогда не слышала такой дерзости! Даже не пытайся, иначе моя месть будет ужасна. О, мой дорогой, я все сильнее томлюсь по тебе, особенно теперь, когда ты не сможешь приехать так скоро, как собирался. Какая радость будет, когда мы наконец-то встретимся и я смогу стиснуть тебя в своих объятиях, увидеть любимое лицо, заглянуть в твои прекрасные, ласковые глаза и нежно целовать тебя, без устали, пока ты не поймешь, что тебе некуда деться. Когда я доберусь до тебя, ты не скоро вырвешься. Зацелую!
*
Врач Лейден, вызванный из Берлина, подтвердил диагноз русского коллеги доктора Захарьина: у Александра Третьего воспаление почек, нервное расстройство и переутомление от громадной и неустанной умственной работы.
Царская чета решила из польской Спалы, где шли дожди, переехать в Крым. Ники, после внутренней борьбы (на днях собирался лететь на крыльях любви к своей невесте), принял решение ехать с родителями.
*
Аликс он написал: Ты поймешь, что я не мог поступить иначе и должен пожертвовать на некоторое время своим счастьем. Конечно, очень тяжело не иметь возможности помчаться к тебе. Как преданный сын и первый верный слуга моего отца – я должен быть с ним, когда я ему нужен. И потом, как я могу оставить дорогую Мама в такое время.
Аликс – Ники (16 сентября, Вольфсгартен):
Мой драгоценный, дорогой,
Даже не могу сказать тебе, в каком я состоянии, я слишком несчастна, нет слов.
Каким ударом была твоя телеграмма, как будто облили холодной водой. Расшифровав ее, я могла только смеяться, и болтать, и бешено бренчать на рояле, но, когда я оказалась одна в темноте, в постели, тогда это все кончилось, и с трудом сдерживаемые слезы хлынули из глаз. Я могу только тихо смеяться.
Нет, это слишком тяжело. Воистину нельзя никогда ничего загадывать в этом мире, потом такое разочарование.
Ники —Аликс (21 сентября, Севастополь):
Мое ненаглядное Солнышко,
Мы приехали сюда в 11, нас встретил чудесный солнечный день. В хорошую погоду Севастополь действительно выглядит прелестно, посреди залива Черноморский флот в кильватерном строю, две огромные колонны. Церкви и дома в городе такие белые, напоминают
юг Италии, а над всем эти прекрасное синее небо! Особенно мне нравиться здесь одно место – кладбище погибших во время Крымской войны, так называемое Братское кладбище, где вместе похоронены 100 тысяч наших бедных матросов и солдат.
Я уверен, моя любимая, когда ты посетишь это место, ты поймешь чувства, которое испытываешь (особенно, мы, русские), когда попадаешь в Севастополь. Я чувствую, что могу сойти с ума от ужасной тоски и желания ощутить поцелуй твоих нежных губ!
*
Состояние здоровья царя в Крыму, после временного улучшения, ухудшалось. Родители позволили Ники вызвать Аликс в Крым. Они встретились в Алуште. После завтрака, в коляске, вдвоем, поехали в Ливадию (крымскую резиденцию российских царей). Ники не выпускал руки Аликс и не отводил взора. «Боже мой! – думал он. – Какое счастье, что она рядом! Какая радость встретиться с ней на родине, иметь близко от себя. Как будто с плеч спала половина забот и скорби».
На встречу с невесткой больной царь поднялся с кровати и надел парадный костюм. Царь и царица были сама любезность. Александр Третий благословил молодых и с трогательной нежностью поцеловал невестку.
В коридоре Ливадийского дворца Аликс, улучив минутку, шепнула Ники:
– Твой Папа очень добр ко мне! В таком состоянии подняться для встречи со мной, и ни словом не обмолвиться о болезни. После его благословения и поцелуя мне хотелось сразу же идти в церковь под венец! Я испытала к нему такую любовь и уважение, словами не передать. Он такой родной, как будто я его знала всегда.
Волнение Ники, связанное с переживанием, как встретят родители Аликс, улеглось. «Хотя встреча и короткая, но Папа явно утомился», – подумал Ники. В комнату вошел Иоанн Кронштадтский, лицо царя порозовело и осветилось улыбкой. «Отец Иоанн действует на Папа благотворно», – отметил Ники.
В спальне царя у изголовья уснувшего Александра Третьего стоит в черном одеянии Иоанн Кронштадтский, погруженный в
молитву. Аликс тихо спрашивает Ники:
– Кто этот священник?
Ники осторожно выводит невесту из спальни, шепнув: «Папа заснул». В коридоре он сказал:
– Отец Иоанн Кронштадтский, всемирно известный чудотворец. Через него сотни, а возможно и тысячи исцелились таинственным образом. Он духовник Папа. Мы все надеемся, что он сотворит чудо с с Папа».
*
В дневнике Ники Аликс написала:
Милое дитя, моли Бога, и он успокоит тебя. Не падай духом, он поможет тебе в твоих тревогах, твое Солнышко молится за тебя и возлюбленного больного. Дорогой мальчик, я люблю тебя так глубоко и нежно. Будь тверд и заставь докторов Лейдена и Захарьина каждый день приходить и говорить именно тебе, как они его находят, и давать точные предписания – так, чтобы ты всегда первым это знал, Тогда ты сможешь убедить его делать, что нужно. И если у доктора есть какие-нибудь пожелания или нужда в чем-нибудь, вели ему обращаться прямо к тебе. Не позволяй другим вмешиваться помимо тебя. Ты – сын своего отца, и все должны говорить тебе и спрашивать обо всем тебя. Покажи свой характер и не позволяй другим забывать, кто ты. Прости меня, любимый.
Делись со мной всем, душка, ты можешь полностью мне доверять, смотри на меня как на часть самого себя. Пусть твои радости и печали будут моими, это еще больше сблизит нас. Мой милый, как я люблю тебя, дорогое сокровище, мой единственный.
Душка, когда ты падаешь духом и грустишь, приди к твоему Солнышку, и она постарается утешить тебя и, подобно своему тезке, с Божией помощью согреть тебя своими лучами.
Только твоя, твоя маленькая плутовка. Мой котенок!
*
20 октября наступила развязка. Дыхание больного стало затруднительным, врачи давали ему вдыхать кислород из кислородной подушки. Отец Иоанн причастил царя, но вскоре начались судороги.
Александр Третий пробормотал: «Боже, прости меня грешного, – посмотрел на жену. – Прощай…» И его дыхание остановилось. Отец Иоанн, наложив на его голову руки, продолжал молитву.
В голубых глазах Николая Второго появились слезы. Он взял дядю Сандро за руку и вывел из спальни. В своей комнате Николай Второй припал к груди дяди и зарыдал, тот тоже заплакал. Сквозь слезы новый русский царь воскликнул:
– Сандро, что я буду делать? Что будет теперь с Россией? Я еще не подготовлен быть царем. Я даже не знаю, как разговаривать с министрами.
Во время панихиды Николай Второй с удивлением смотрел на улыбающееся выражение умершего царя. «Он словно хочет рассмеяться…» – подумал Николай Второй. «Отмучилась душа от земного груза, – услышал он тихий голос пожилого слуги, – и теперь радуется».
На следующий день в узком семейном кругу невеста нового царя была миропомазана, она внятно прочитала ритуальные ответы. После таинства Аликс получила новое имя: Александра Федоровна, став, положенной ей по рангу, официально православной. Печаль Николая Второго смешалась с радостью: «Как она замечательно хорошо отвечала и молилась! Как будто камень с сердца свалился».
Началось печальное путешествие с гробом Александра Третьего по стране.
*
По пути Николай Второй получает послание от немецкого кайзера:
«Мой дорогой Ники,
Предназначенная тебе Провидением тяжелая и ответственная ноша свалилась на тебя столь внезапно вследствие неожиданной и безвременной кончины твоего дорогого и всеми оплакиваемого отца. Пишу эти строки, чтобы выразить мое полное и горячее сочувствие тебе, твоей Аликс и твоей бедной страдающей матери. Я хорошо понимаю чувства, переполнившие твое сердце при кончине твоего отца. Ведь его болезнь и внезапный уход были такими же, как у моего
дорогого Папа, с характером и добросердечием которого было такое сходство у покойного царя. Я непрестанно молю Бога за тебя и твое счастье.
Пусть Небо утешит тебя в твоем горе и даст тебе силы для твоих трудных обязанностей, пусть долгое и мирное царствование позволит тебе позаботиться о благоденствии твоих подданных. Сочувствие и подлинное сожаление в моей стране в столь безвременном конце твоего оплакиваемого отца говорят о том, как силен в Германии монархический инстинкт и какие чувства испытывают здесь к тебе и твоим подданным. Во мне же ты всегда найдешь ту же неизменную дружбу и любовь к тебе.
Мы хорошо знаем политические взгляды друг друга, и мне нечего добавить к нашей последней беседе в Берлине. Могу лишь еще раз сказать о своем полном доверии к тебе и заверить, что я всегда буду поддерживать с вашим Домом прежние отношения взаимной, в которой был воспитан моим дедом и примеры которой я рад был показать твоему дорогому Папа в последние полгода его царствовании – их, как я счастлив был слышать, он вполне оценил. Я приехал бы, чтобы помолиться с тобой на похоронах, но у меня так много обязанностей дома, что это невозможно.
Теперь до свидания, дорогой Ники, благослови и сохрани Господь тебя и твою дорогую Аликс, дай вам счастья в вашей новой супружеской жизни – это горячее желание твоего любящего и преданного друга и кузена Вильгельма.
Пришло утешительное письмо и от английской королевы:
Дражайший Ники,
Я едва могу найти слова, чтобы выразить свои чувства в письме к тебе, мой дорогой (будущий) внук. Лучшее, что я могу сказать: благослови тебя Бог. Пусть Господь благословит, сохранит тебя и укажет тебе путь в том столь ответственном и высоком положении, в какое Ему угодно было тебя поставить, еще такого молодого! Пусть наши страны всегда будут дружны, а ты будешь так же стремиться к миру, как твоей дорогой отец!
Через какие душераздирающие сцены пришлось пройти тебе, любившему отца так, как ты, я знаю, его любил. Спасибо, что в это тяжелое печальное время дорогая Алики была с тобой, хотя меня не оставляет тревога, что потом она почувствует следствие этого. Как болит мое сердце за твою бедную дорогую Мама! Я слишком хорошо знаю, как она страдает. Какие душевные муки она должна была испытать, и действительно испытала. Но она счастлива в детях, а ты такой хороший сын.
Какое ужасно долгое и тягостное путешествие вам пришлось предпринять! Ты поймешь, конечно, как я разочарована и огорчена, что не увижу еще раз мою любимую Алики, которая для меня как собственное дитя, до ее свадьбы, но понимаю, что не может быть иначе. И надеюсь, и уповаю, чтобы увидимся в будущем году – и что Англия не покажется тебе дальше Копенгагена. Еще раз благослови и сохрани тебя Бог, любимый Ники.
Всегда преданная (будущая) бабушка, В (иктория) К (оролева).
*
Траурную процессию в Москве встречали ряды солдат по обе стороны улиц, по которым двигалась процессия, и тысячи москвичей, пришедших проститься со своим царем Александром Третьим. Николай Второй, из кареты, оглядывая нескончаемую вереницу своих подданных, подумал: «Как они любили Папа».
Траурное шествие в столице продолжалось четыре часа. От Николаевского вокзала тронулись по Невскому проспекту (у Казанского собора литию отслужил митрополит Палладий). Затем по Адмиральскому проспекту, Английской набережной, через Николаевский мост, по набережной Васильевского острова на Мытинский мост и, в конце, Петропавловская крепость. В кругу самых приближенных открыли гроб. «Черты мало изменились, – подумал Ники. – Лицо спокойно, как у спящего».
В Аничковом дворце разместили самых почетных гостей: дядю Берти (будущего Эдуарда VII) и герцога Йорского Джорджи (будущего Георга V). За завтраком были еще Николай Второй и Аликс. Царь, поглядывая на Аликс, подумал: «Скоро Аликс уедет к Сергею и Элле. И снова я один, даже сейчас! Когда же наши разлуки кончатся?! Скорее бы жениться! Тогда бы не пришлось расставаться».
На Варшавском вокзале готовилась встреча датского короля с
сыном Вальдемаром. До подхода поезда Николай Второй, в шинели с погонами полковника, торжественно, по-царски, прошел вдоль фронта почетного караула, временами отдавая воинам честь. Они поворачивали в его сторону головы с радостными улыбками.
В окружении свиты царя, его сестра, великая княгиня Ольга Александровна спросила шепотом: «Останешься ли ты навсегда в чине полковника?» Николай Второй, слегка повернув с ней голову, также тихо ответил: «Раз покойный Папа наградил меня только этим чином, в нем и останусь».
Церемонию последнего прощания с Александром Третьим очень ярко запечатлел лорд Каррингтон в своем отчете английской королеве от 7 ноября:
Лорд-гофмейстер имеет честь покорнейше свидетельствовать свое почтение Вашему Величеству и весьма сожалеет, что вследствие перемещения почтамта нельзя было сегодня отослать ни одного письма. Похороны состоялись, и все прошло хорошо. Лорд-гофмейстер сейчас же послал телеграмму, отправив ее лично, и уверен, что она благополучно дошла до Вашего Величества.
Служба началась в 10.40 утра, когда прибыли император и императорская и царствующая фамилия, и продолжалась до часу дня. Давка была ужасная, дипломатический корпус (посол Вашего Величества был блистателен) стоял справа. Император, императрица (вдовствующая Мария Федоровна) и принцесса Уэльская в центре с королями Греции и Дании и принцем Уэльским. Вокруг эрцгерцоги, герцогини и другие монаршие гости. Будущая императрица выглядела необыкновенно красивой. Придворные дамы стояли сзади вместе c свитой прибывших коронованных особ.
Толпа была такая, что князь Долгорукий, руководивший церемонией и державший длинный жезл, задрапированный черным, с трудом мог проложить дорогу императрице. Трем дамам стало дурно, в том числе мадемуазель Фабрис, которая была при принцессе Аликс в Виндзоре.
Служба была с хором без органа, императрица и принцессы все время стояли или молились на коленях. Месса продолжалась полтора часа жалобно и монотонно, а затем отслужили обычную ежедневную панихиду. Были розданы зажженные свечи, но из-за толпы у дам их не было и таким образом опасность пожара была предотвращена. В 12.30 состоялась ужасная церемония последнего прощания. Императрица с героическим мужеством медленно подошла, преклонила колена, последний раз поглядела на покойного императора и поцеловала сперва образок на груди Его Величества, потом его в губы. Император поддерживал Ее Величество и очень заботился о ней, а все присутствующие коронованные особы целовали образок.
Вокруг катафалка в этот момент была огромная толпа. Позолоченную крышку гроба подняли по ступеням и положили на похоронные дроги, а затем император и члены царствующей семьи донесли покойного императора к месту его последнего упокоения, склепу вблизи алтаря размером 10 футов длиной, 4 фута шириной и 5 футов глубиной. Затем император удалился.
Лорд-гофмейстер вместе со всеми подошел к высокому помосту – бриллиантовая императорская корона со скипетром, державой и мечом, вся в бриллиантах, щит и штандарт были справа от головы императора. Слева находились 6 корон главных областей империи, а в ногах венок Вашего Величества и венок из ландышей от императрицы. Это были единственные венки на помосте, несколько сотен остальных венков были развешаны по стенам церкви. Серебряный французский венок (прибитый к огромному щиту, покрытому черным бархатом и стоящему на специальном пюпитре) размещался на полу церкви и особого внимания ему не оказывали.
Так как в церкви только один выход, выбраться оттуда было не так-то просто; лорд-гофмейстер встретил тут г-на Стааля (посол России в Англии), прибывшего с опозданием из-за прострела. Лакеи, старавшиеся подать пальто своим господам, создавали еще большие затруднения, особенно неприятные для дам.
Конный почетный караул из рослых мужчин на мощных конях, не произвел особого впечатления на лорда-гофмейстера, так как был не более хорош, чем лейб-гвардейцы Вашего Величества. После церемонии в каретах, запряженных четверками, регалии были перевезены назад в Зимний дворец, всего в процессии было 97 лошадей.
Каррингтон.
[В описании английского лорда-гофмейстера отсутствует маленькая деталь: присутствующие рыдали, когда опускали гроб в гробницу. А сам лорд-гофмейстер слезинку проронил?]
За большим обедом в концертном зале Малахитовой палаты для приезжих важных особ рядом с царем сидела его сестра Ольга. Она негромко спросила Николая Второго о том, что витало в воздухах от тревожных ожиданий сановников-чиновников столицы:
– В России будут большие перемены?
Царь вопросительно посмотрел на нее, с улыбкой ответил:
– Ничего не хочу ломать. Все с чем, будучи наследником, не соглашался, став государем, хорошенько изучу. И, только вникнув, буду изменять постепенно, но настойчиво.
Слова царя услышали на другом конце стола, где располагались члены царствующей фамилии Романовых. Родовитые родственники облегченно вздохнули. Первостатейная новость разлетелась по столице империи. Бросив короткий взгляд в сторону родственников, Николай Второй едва слышно добавил:
– Не все так просто. Завтра предстоит принять первый доклад от генерал-адмирала великого князя Алексея Александровича. У меня уже есть с ним несогласия по некоторым вопросам, а он стоит на своем. И тут лучше пожертвовать одним человеком, хотя бы и дядей, чем пользою государства.
В интересах государства нарушилась и традиция. Было принято решение назначить августейшую свадьбу (как царю на престоле без царицы?) через неделю после похорон.
Николай Второй, в лейб-гусарском мундире, ехал в Зимний дворец вместе со своими шаферами: братом Михаилом, принцем Греции Джорджем, великими князьями Кириллом Владимировичем и Сергеем Михайловичем.
Невский проспект был запружен народом, ряды солдат поддерживали относительный порядок. Как волны в море, перекатывались по толпе на тротуарах радостные приветствия при проезде свадебного кортежа. Движение кареты с вдовствующей императрицей и будущей вызвал девятый вал восторга.
В Зимнем дворце жениху пришлось более полутора часов ожидать невесту, такова цена была традиционного туалета будущей императрицы. В Малахитовой гостиной невесту окружили статс-дамы двора, во втором круге стояли Мария Федоровна и великие княгини. Статс-дамы прикололи к платью, идущей под венец, золотую, подбитую горностаем, мантию, затем, уложив локоны на голове, водрузили на нее, сверкающую бриллиантами, диадему.
Замечательно описание свадебного торжества дипломатическим представителем английской королевы:
Лорд Каррингтон – королеве Виктории (14 ноября, С – Петербург):
Лорд-гофмейстер имеет честь покорнейше свидетельствовать свое почтение и берет на себя смелость сообщить об императорской свадьбе некоторые детали, еще не появившиеся в газетах, но, быть может, представляющие интерес для Вашего Величества. Утро было пасмурное, совсем как ноябрьское утро в Англии, и в 11 часов лорд-гофмейстер приехал к Комендантскому подъезду Зимнего дворца. Траур на этот день отменили, и на слугах были красные ливреи и окаймленные шнуром треуголки, шапка кучера надета набекрень и надвинута на правое ухо. Дворец был уже переполнен – в большинстве зал было столько людей, что с трудом можно было пройти. Все дамы в русских платьях, у некоторых изумительные бриллианты, но почти ни одного красивого лица; это отсутствие красоты по сравнению с тем, что можно видеть в гостиных Вашего Величества, очень поразило лорд-гофмейстера.
Говорили, что присутствовало 8 000 или даже 10 000 персон. Вполне возможно, так как залы огромны и конца им нет. Стульев или каких-нибудь сидений не предложили; дам и господ вводили в разные комнаты, и они стояли там до конца церемонии. Дорожка или проход, по которому провели царствующих особ, был очень узкий – и 2 камергера, приставленные к каждой комнате, вероятно, с большим трудом сдерживали натиск приглашенных: генералов, адмиралов, офицеров армии и флота, всех дам, представленных ко двору, сановников первых четырех классов, мэров Санкт-Петербурга и других больших городов и крупных коммерсантов. В последней комнате рядом с императорскими апартаментами находились сенаторы; 60 или 70 фрейлин, одинаково одетых (нечто вроде того костюма, каким был на г-же де Стааль на приеме у Вашего Величества): белый перед у платьев и пурпурные рукава, шлейфы и головные уборы – цвета императрицы. Другие великие княгини используют иные цвета, говорили, что одна из них была в платье особенно уродливого оранжевого цвета. Лорд-гофмейстеру Вашего Величества, специально в знак уважения к Вашему Величеству, предложили место прямо напротив важнейших придворных, которых было 6 или 7 и которые вышли перед появлением императора. Прямо перед выходом императорской и царствующих семей, держа золотой жезл высотой 7 футов, увенчанный бриллиантовой короной, прошел маршал Двора князь Трубецкой. Только в 12.30 распахнулись двери, и король Дании открыл императорское шествие, ведя императрицу Марию. Она была в белом, выглядела бледной и печальной, но очень спокойной и собранной, и не проявляла никаких признаков волнения. В течении всего этого ужасного времени мужество императрицы было поистине удивительным, и можно надеяться, что у нее хватит сил не сломиться под тяжестью горя, когда все примет обычных ход.
4
Император в самом простом мундире шел с невестой, которая была просто великолепна – на голове диадема, усыпанная бриллиантами, верхняя часть которой, целиком состоящая из камней, превращала ее в корону – на плечах 2 длинных локона (какие, бывало, носила принцесса Уэльская), восхитительное ожерелье и украшенная и огромная мантия из золотой парчи, подбитая горностаем. Она выглядела именно так, как должна, по общему мнению, выглядеть русская императрица, идущая к алтарю, и двигалась просто и с большим достоинством. Приветствуя кого-нибудь, она заметно наклоняла голову, и это было отмечено и оценено. Императорская и царствующие фамилии, а также приглашенные следовали длинной процессией – все шлейфы несли пажи, юноши из знатных семей, одетые в красное с золотом, в белых панталонах и высоких сапогах. Затем обер-гофмейстерина, перед которой благоговеют все молодые дамы двора – «Дамы Портрета», за долгую и верную службу удостоенные чести носить бриллиантовый портрет императора. Фрейлина Батенева 77 лет, бывшая почетной фрейлиной еще при Николае I. Она удивительно сохранилась и гордится своей внешностью: она вроде русской маркизы Марии Эйлсбери, и лорд-гофмейстер полагает, что это действительно личность: много говорит и все с ней носятся.
Наконец процессия дошла до церкви – она невелика, и, когда царствующие особы вошли в алтарь, в нее хлынуло огромное количество народу, включая 70 фрейлин, и послы, естественно, ничего не увидели, да их и самих не было видно. Церемония сопровождалась хором – без органа – голоса были в высшей степени хороши и пели удивительно верно, толпа с каждой минутой разрасталась. На пальцы невесты и жениха надели кольца, потом они обошли 3 раза вокруг аналоя и преклонили перед ним колена; над их головами все время держали золотые короны. В пять минут второго невеста была объявлена императрицей.
Каррингтон.
И впервые зазвучало в воздухах: «Благочестивейший государь император Николай Второй и благочестивейшая государыня императрица Александра Федоровна!» Из церкви они уже шли впереди процессии. Вдовствующая императрица Мария Федоровна с дамами Двора следовала за первой четой империи.
[Для народов России наступала эра правления избранников божиих. Если народ в духе принимает над собой эгиду помазанников, то Небо благословляет все сферы жизни к расцвету. При общенародном согласии на власть кривителей от лукавого – ждите раздора, воин, голодоморов, разрухи, бедствий и лагерного режима.]
*
Из письма Джорджи (герцога Йоркского) – королеве Виктории (16 ноября,
С – Петербург):
Моя дорогая бабушка,
Здесь было поистине грустное время; но свадьба стала лучом света посреди глубокого траура. Дорогая Аликс выглядела на свадьбе прелестно, служба была очень красивая и впечатляющая, а пение просто великолепное, она прошла через все это очень скромно, но вместе с тем была так грациозна и вела себя с таким достоинством, что произвела превосходнейшее впечатление. Думаю, что Ники очень повезло с такой прелестной и очаровательной женой. И, признаюсь, я никогда не видел более любящую и счастливую чету, чем они. Когда после свадьбы они выехали из Зимнего дворца, огромные толпы на улицах встречали их овациями, аплодисменты были самыми сердечными и напомнили мне об Англии, громадная толпа в несколько тысяч человек собралась перед дворцом и аплодировала все время с 3 до 8, молодые несколько раз показывались в окнах.
Алики получила много чудесных подарков, я никогда не видел таких драгоценностей, все восхищались твоим очаровательным медальоном. Дорогой Ники очень тронут твоим назначением его шефом Серых Шотландцев, ведь это полк, которым он особенно восхищался, когда был в прошлом году в Олдершоте, он в восторге от этого. Я знаю, что его назначение в этот полк произвело здесь превосходнейшее впечатление.
Должен сказать, что я нигде не видел такого доброго и любезного отношения ко мне всех, с кем мне довелось встречаться. Я первый раз в России и, безусловно, вынес превосходнейшее впечатление о людях и стране. Ники – сама доброта, он все тот же милый мальчик, каким был всегда, и совершенно откровенно говорил со мной обо всем. Так трогательно видеть, как деликатно он обращается с дорогой тетей Минни (домашнее прозвище вдовствующей императрицы). Делает все так спокойно, мило и естественно, все просто поражены, и он уже очень популярен.
Благослови тебя Бог, дорогая бабушка, с поклоном всем и с надеждой скоро увидеться.
Остаюсь всегда преданнейший и покорный твой внук Джорджи.
Из письма Аликс – королеве Виктории (16 ноября, С – Петербург):
Моя дорогая бабушка,
Как мне благодарить тебя за твое милое письмо с добрыми пожеланиями и благословениями и за прелестные подарки? Кулон с твоим дорогим портретом необыкновенно красив, и я высоко ценю
его. Прекрасное кольцо я надела на свадьбу и с тех пор ношу его, оно постоянно напоминает мне о той, кто его подарил. Ткани, шали и пелерина восхитительны и очень пригодятся. Увы, я долго не смогу носить новые платья. Бедная тетя Минни совсем одна. Она – ангел доброты, так трогательно и так стойко держится, даже невозможно выразить словами. Какое утешение, что приехал ее отец, было кому идти рядом с ней. Мне несказанно не хватает милого Папа, а бедный дорогой Ники ужасно переживает потерю любимого отца. Но хорошо, что мы уже женаты, я могу больше бывать с ним, утешать и помогать ему во всем. Он так добр и мил ко мне, и я люблю его все сильнее и сильнее с каждым днем. Мы оба так рады, что ты поручила ему этот великолепный полк, и глубоко тронуты тем, что тебе пришла в голову мысль доставить ему это удовольствие. Как только смогу, я пошлю тебе цветки мирта и апельсина, которые я носила на свадьбе, и лоскуток от платья.
Прости, пожалуйста, за короткое письмо – нам нужно отвечать еще на кучу телеграмм, и потом Ники должен постоянно принимать людей.
Еще раз благодарю за добрые слова, которые ты нам написала и за подарки.
Остаюсь, дорогая, любимая бабушка, твое всегда глубоко преданное и покорное любящее дитя.
Аликс
Мы были страшно тронуты, что ты дала обед в день нашей свадьбы.
Из письма Ники – королеве Виктории (16 ноября, С – Петербург):
Дражайшая бабушка,
Позвольте мне поблагодарить Вас, дорогая бабушка, за два Ваших письма, на которые у меня еще не было времени ответить. Не нахожу слов, чтобы выразить изумление и удовольствие от известия, что Вы были так добры, назначив меня полковником прекрасных «королевских Серых Шотландцев» – того самого полка, которым я так восхищался прошлым летом в Олдершоте. Буду счастлив и горд когда-нибудь предстать перед Вами в его мундире.
Мне все еще так странно думать, что я женат, и я до сих пор не могу понять, что исполнилась моя самая заветная мечта на свете. Иметь такую милую, любящую и преданную жену, как дорогая Алики,
– это поистине благословенный дар, ниспосланный мне Господом!
Да, мы пережили очень тяжкие и мучительные дни. Я изумлен тем, как хорошо, к счастью. Мама переносит свою боль! Я очень занят, и одно утешение – близость моей дорогой женушки. Когда она рядом со мной, я чувствую, что у меня хватит сил преодолеть все тревоги моего тяжкого бремени.
Еще раз благодарю Вас за всю Вашу доброту, дражайшая бабушка, и поверьте, что я всегда Ваш любящий и нежно преданный внук.
Ники.
*
У дверей своего кабинета Николай Второй столкнулся со своим дядей, великим князем Константином Константиновичем, бывшем адъютантом в свите царя. Лицо государя осветилось приветственной доброй улыбкой, он сказал:
– Да… тяжел крест Монамаха. Почти нет свободной минуты, доклады министров, встречи с главными сановниками, а вечером – кучу бумаг от министров прочитать. Только присутствие Аликс помогает.
– Отец перед кончиной давал какие-нибудь советы? – спросил Константин Константинович.
Царь отрицательно покачал головой:
– Отец ни разу не намекнул о предстоящих обязанностях. И ранее, посылая меня за границу к чужестранным дворам, никогда не давал наставлений, предоставляя действовать, как вздумается. От этого бывало и легче и труднее. Даже перед последней исповедью с отцом Янышевым, на вопрос: говорил ли он со мной о правлении, ответил: нет, он сам все знает.
*
В дневнике царя появляется запись:
Получили телеграмму от милой Мама о том, что мы можем остаться тут еще один день. Блаженство мое беспредельно – очень