Секундная расслабленность стоила очень дорого. Воин-ягуар в пятнистом оранжево-черном костюме, до того лежавший неподвижно, сумел подняться на ноги и, схватив дубину, подскочил сбоку. Великолепный прыжок завершился сокрушительным размахом и массивная деревянная дубинка врезалась в левый висок всадника. Ацтек был силен. Ему не раз доводилось повергать врагов подобными ударами. Как правило, человек падал с проломленным черепом и больше уже не вставал.
Фернана бросило вправо. Нога, упершаяся в стремя, да еще левая ладонь, намертво стискивавшая луку седла, помогли не рухнуть на землю. В голове загудело, но он сумел выровняться и уставился на воина, нанесшего удар. В душе вновь закипала бешеная, неконтролируемая ярость, слегка присыпанная уже пеплом усталости.
Воин-ягуар стоял, бессильно опустив руки и, не веря своим глазам, глядел на всадника. Он не мог понять, как человек, получив такой удар, не только не умер на месте, но даже не упал. Взгляд Фернана заставил ацтека оцепенеть. Лицо, осунувшееся от усталости и недосыпания, с выступающими скулами, разрисованное кровавыми разводами, с волосами, склеившимися от пота. Из свежего рассечения на левом виске вниз по щеке струится кровь… И прямо в душу смотрят свирепые синие глаза, прожигая насквозь нечеловеческой яростью и гневом.
Ацтеку казалось, что прямо перед ним оказался грозный бог смерти – свирепый Миктлантеку́тли. Его изображали с черепом вместо головы. Фернан в это мгновение выглядел не менее устрашающе. Он высоко поднял правую руку, собираясь нанести удар. Меч смотрел острием вниз, как раз в грудь индейцу. Тот замер, скованный бескрайним изумлением и страхом. Конкистадор всадил оружие во врага. Ацтек еще какое-то мгновение стоял, все так же завороженно и недоверчиво глядя на всадника, который убил его, хотя сам уже несколько мгновений должен был быть мертв. Затем из горла у него пошла кровь и вместе с ней индейца как будто мгновенно покинула жизнь. Он сложился пополам и сполз вниз, уткнувшись лбом в копыто коню.
Фернан влился в свой отряд, зажимая левой ладонью рану. Кровь уже еле текла из рассеченного виска.
«Это, наверное, потому, что крови у меня в теле и так осталось немного» – рассеянно подумал Гонсалес.
Он оглянулся, желая знать, как идут дела у пехоты. Это было невообразимое зрелище. Он бы в жизни не поверил, что можно так слаженно и рьяно биться, не обращая внимания на раны и усталость. Вот один испанец, получив стрелу в грудь, понял, что спасения нет, и сразу же рванулся вперед. Фернану вспомнились слова его красавицы Чики.
– Боги велики! Они грозны, ужасны. Если их разгневать, никому не будет пощады! Богов нужно бояться!
Так когда-то рассказывала она, делая круглые глаза, размашисто жестикулируя и пытаясь выражением лица усилить впечатление от своих слов. Фернан еще раз поглядел на раненого стрелой испанца. Высокий, широкоплечий, с ног до головы разрисованный красными пятнами и полосами, он с каждым выдохом извергал изо рта хлопья кровавой пены. Отбросив щит, он ринулся с мечом и кинжалом в ряды индейцев, разя их направо и налево. Перекошенное от ярости лицо повергало в ужас даже Фернана, не говоря о тех, кто оказывался на его пути. В этот момент он казался не менее грозным, чем самый страшный и кровожадный ацтекский бог.
Единственными, пожалуй, кто сохранял спокойствие в этой бешеной резне, были арбалетчики. Фернан видел, как они прятались в глубине строя, укрываясь от вражеских стрел и заряжая оружие. Затем выпрямлялись и прицеливались. Арбалетчиков насчитывалось слишком мало, чтобы серьезно ослабить ацтеков. Но они могли заметно повлиять на исход битвы, ведя свою собственную охоту на индейских вождей.
Болты отправлялись в полет беззвучно – в этом грохоте невозможно было различить щелчок тетивы – и походили на легких и почти неразличимых глазом в своей стремительности птиц. Эти несущиеся силуэты казались невесомыми, но лишь до того момента, когда какой-то из них не попадал во врага. Тогда индеец, получивший страшный удар, опрокидывался на спину. Везло тем, кто оказывался убит наповал. Но хватало и таких, которые упав, продолжали биться в конвульсиях, схватившись за древко болта и пытаясь вырвать его из тела.
Вот один из испанских стрелков – голова обвязана окровавленной тряпкой – поднял арбалет. Он не спешил стрелять, выбирая жертву. Пеший касик, все же хорошо заметный в толпе индейцев благодаря своему богатому убранству, как раз в этот момент подгонял своих воинов вперед. Арбалетчик спустил тетиву и болт по самое оперение вошел в грудь вождю.
Эрнан Кортес понимал, что нужно переломить ход сражения. Испанцы перебили уже тысячи индейцев, но даже если они будут платить одной своей жизнью за пятьдесят вражеских, то и тогда конкистадоры рано или поздно погибнут все до последнего человека. С какой бы яростью, с каким бы куражом не сражались его солдаты, но даже их силы вскоре иссякнут.
И он наконец-то увидел подходящую цель. Эрнан Кортес заметил в глубине ацтекских построений группу особо богато украшенных вождей. Нигде флаги и пышные плюмажи из перьев не развевались столь буйно, ниоткуда больше так не блестело золото. Вот оно, то сердце индейского войска, точный удар в которое сможет погубить всю армию. А группа эта, хоть и находилась за плотными рядами воинов, но была не так недосягаема, как в начале битвы.
Эрнан Кортес, собрав десяток наездников, повел их за собой. Кавалерия с трудом набирала разгон – лошади устали от длительной битвы, к тому же, многие были ранены стрелами. Индейцы сгрудились вокруг своих вождей, готовые умереть, но не подпустить к ним конницу. И все же они оказались бессильны.
Испанцы промчались сквозь толпу врагов, раздавая и получая удары. Эрнан Кортес летел вперед, видя перед собой единственную цель – деревянные носилки с навесом, на которых сидел главный вождь. Генерал-капитан всадил копье в очередного ацтека, который попытался заградить ему дорогу. Конь Кортеса наткнулась на паланкин и опрокинул его. Рядом с командиром в этот момент оказался молодой всадник Хуан де Саламанка. Размахнувшись копьем, он пригвоздил касика к земле. Тут же подоспели остальные наездники, прорубившись сквозь вражеские ряды.
Эрнан Кортес наклонился в седле и подхватил огромный жезл, выпавший из рук убитого вождя. На длинном древке, подобно цветку на стебле, распускался шикарный плюмаж из зеленых и красных перьев, увешанный целыми гроздьями нефритовых и золотых бусин. Размер одного только этого плюмажа не уступал человеческому росту. Генерал-капитан развернул коня и помчался по полю боя, размахивая трофеем. Он отлично понял, что в руках у него основной боевой штандарт, что-то вроде главного знамени армии.
Расчет оправдался. Стоило ацтекам увидеть, что их полководец сражен и его жезл попал в руки к испанцам, как по всему войску прошла как будто волна. Она гасила остатки мужества и боевого задора, внося в души индейцев суеверный ужас. Боги покинули своих детей! Они допустили гибель главного вождя! Ацтеки, и без того испуганные тем, что не могут разгромить столь ничтожный отряд, теперь окончательно пали духом. Один за другим они стали отступать. Конкистадоры же, воодушевленные успехом, атаковали с новыми силами.
И вновь носилась по полю боя конница, преследуя обезумевших от страха индейцев. И пехота рьяно рвалась вперед, пользуясь тем, что скученные враги даже отступить не могут быстро. Тлашкаланцы, которые неплохо показали себя в этой битве, хотя и находились позади испанцев, тоже активно включились в дело истребления своих извечных неприятелей.
Это был разгром. Блестящая армия, собравшаяся этим утром в долине Отумбы, к полудню растаяла, не выдержав яростного напора воинов Эрнана Кортеса. Несколько тысяч индейцев погибло, остальные разбежались, спасая жизни. Конкистадоры и сами не верили своим глазам. Обозревая огромное пространство, заваленное телами убитых, они не могли понять, как же им удалось победить.
Дорога была свободна. Разгромленные ацтеки, кое-как собрав солдат, на почтительном расстоянии продолжали преследовать испанцев. Они не отваживались нападать, но, видимо, своими глазами желали убедиться, что чужаки действительно уходят. К концу этого дня конкистадоры добрались до ручья, за которым начинались владения государства Тлашкала.
Третья часть. Битва за Теночтитлан.
1. Верность Тлашкалы
В Тлашкале испанцев встретили как родных. Да они и были таковыми, в некоторой мере. Разве вожди ее не породнились с конкистадорами, отдав в жены капитанам своих дочерей? Кортес до последнего момента сомневался в надежности союзников. Слишком уж много тлашкаланцев погибло в столице ацтеков. Горе способно ослепить даже самого рассудительного человека. Наверняка немалую роль сыграла и блистательная победа при Отумбе. Она показала, что испанцы по-прежнему грозны и лучше с ними не ссориться. И все же прием, оказанный Тлашкалой, удивлял причудливой смесью радости и скорби.
Вожди жалели своих погибших воинов, которые сложили головы во время ночного отступления из Теночтитлана. И в то же время радовались за испанцев, которые смогли оттуда вырваться и хвалили их за отвагу. А ведь никто не верил, что из столицы хоть одному конкистадору удастся уйти живым. Особенно огорчала тлашкаланцев смерть Хуана Веласкеса де Леона и его жены донны Эльвиры. Отец девушки, старый вождь Машишкацин, узнал эту страшную весть, сохраняя большое мужество.
– Увы, Малинче. Моя юная дочь была подобна восхитительному цветку, а такому нежному созданию слишком опасно находиться в окружении врагов, – с мрачной торжественностью сказал он Кортесу. – Но мы и до вашего прихода страдали от алчности ацтеков. Если бы не наш союз, то, кто знает, возможно, войска Монтесумы уже разорили бы Тлашкалу и погубили всю мою семью. Ей достался лучший из мужей. Хуан погиб, стяжав великую славу, защищая ее и своих товарищей. К сожалению, он и сам не уцелел и ее не сумел спасти. Я скорблю о смерти Хуана ничуть не меньше, чем о потере дочери.
По морщинистому бесстрастному лицу вождя ничего нельзя было прочитать. Кортес, ощущая раскаяние и чувство вины из-за того, что не уберег Эльвиру, не знал, что и сказать. Да, девушкам и в самом деле не место посреди сражения. Слова утешения вряд ли могли смягчить боль утраты. А Машишкацин, обратив взор в сторону Теночтитлана, хмуро добавил:
– Но и ацтеки дорого заплатили за свою алчность. Нескоро теперь они вновь отважатся тревожить границы Тлашкалы.
Молодой Шикотенкатль, тот самый, который дольше всех сопротивлялся миру с испанцами, решил, что вот и наступил момент посчитаться с оступившимися союзниками. Он открыто предлагал прочим местным правителям выдать конкистадоров на расправу ацтекам. Но старые вожди, даже его собственный отец, не одобрили этих устремлений и заключили Шикотенкатля в тюрьму. Эрнан Кортес узнал об этом случае от тлашкаланцев, которые бились с ним против ацтеков, и в чьей верности он не сомневался. Генерал-капитан окончательно успокоился и убедился, что Тлашкала остается его надежной опорой.
Подвиги Альварадо во время отступления росли, подобно снежному кому, и грозили вскоре превратиться в лавину самых немыслимых баек. Уцелевшие солдаты из арьергарда, которые вместе с Педро замыкали шествие, божились, что их капитан чуть ли не сотню ацтеков разогнал. Говорили, что никто из вражеских солдат не решался сразиться с Альварадо.
Сам Педро выглядел мрачно, как на похоронах. Воспоминания о бегстве из столицы терзали его гордость, а мысли о том, сколько испанцев погибло, будили в нем жгучее желание отомстить. Картины той кошмарной битвы часто возникали в памяти капитана. На самом деле индейцы вовсе не страшились схватки. Они нападали на арьергард яростно, чуть ли не наперегонки устремляясь вперед. Наверное, каждый из них искренне верил, что именно ему улыбнется фортуна и позволит захватить в плен золотоволосого Тонатиу.
Альварадо и сам не понимал, как ему удалось уцелеть. Веласкес де Леон не уступал ему ни отвагой, ни силой. Однако Хуан погиб, а сам он спасся. И Педро знал, что ему не будет покоя, пока он не воздаст врагам сторицей за смерть Хуана и всех остальных испанцев.
На следующий день после прибытия в Тлашкалу Кортес, его капитаны и местные вожди собрались на совет.
– Наш союз все так же нерушим, Малинче, – торжественно сказал Шикотенкатль Старый. – Пускай тебя не тревожат слухи о недовольстве моего сына. Горе помутило его разум. Он скорбит из-за гибели многих наших воинов и лишь потому хотел отказаться от вашей дружбы.
– Оставайтесь жить в Тлашкале, – поддержал своего друга Машишкацин. – Хотя моя дочь и погибла вместе со своим мужем, но у нас еще много молодых и знатных девушек, которые станут для вас прекрасными женами. Вы вернулись в свой дом. Если мы совместными усилиями укрепим наши границы, то ацтеки в жизни не преодолеют горы. Здесь вы в безопасности.
Кортес учтиво поблагодарил вождей и на пару минут задумался.
«Похоже, тлашкаланцы понимают, что в одиночку им против мощи Теночтитлана не выстоять. Вот и стараются нас удержать. Неужели они действительно опасаются, что я поспешу сбежать обратно на Кубу? Похоже, союзники невысокого обо мне мнения… Хотя, наверняка среди солдат найдутся десятки таких, которые начнут ратовать за возвращение под крыло к Диего Веласкесу»
После этого генерал-капитан повернулся в сторону Альварадо, прекрасно понимая, каким будет его ответ.
– Как думаешь, Педро, как нам теперь следует поступить?
Тот вскочил на ноги. Вот и шанс сокрушить мощь ацтеков! Решительный Альварадо даже не рассматривал такой вариант, как сидеть в горах и вести оборонительную войну. Нет, пришло время убедить союзников в том, что нужно собираться с силами и атаковать Теночтитлан!
Он обвел присутствующих пристальным взглядом серо-голубых глаз. Вожди смотрели с затаенной тревогой. Альварадо тоже понимал, что тлашкаланцы опасаются остаться один на один с ацтеками. В душе стала закипать ярость. Неужели они думают, что испанские солдаты столь малодушны?! Педро начал речь.
– Благородные правители государства Тлашкала. Я необычайно горд тем, что в союзе с вашими воинами мы пробились в самое сердце империи. Десятки народов страдали под гнетом ацтеков, но никто не мог дать им отпор. Монтесума неохотно разрешил нашему отряду войти в Теночтитлан. Как я понимаю, не бывало еще такого, чтобы чужое войско с оружием в руках вступило в столицу ацтеков. Только объединенным силам испанцев и тлашкаланцев это удалось!
Кортес слушал речь своего помощника с чувством полного удовлетворения. Альварадо умел быть очень красноречив. Теперь он, увидев возможность посчитаться с ацтеками, не жалел сил. Вот уже и вожди приосанились, услыхав упоминание о вкладе тлашкаланцев во вторжении в Теночтитлан.
– От лица всех испанцев я хочу поблагодарить вас за гостеприимство, – продолжал Альварадо. Он, воодушевленный открывающимися перспективами, не мог стоять на одном месте и теперь ходил по залу, энергично жестикулируя. – Мы, конечно же, останемся в Тлашкале до поры. Но война еще не закончена. Ацтеки не оставят вас в покое. Их даже недавний разгром возле Отумбы ничему не научил. Зато та битва ясно показала, что их можно побеждать! Я хочу спросить у вас, правители Тлашкалы, сколько воинов вы сможете отправить с нами, когда мы двинемся в поход на Теночтитлан?
Педро умолк и обвел вождей пламенным взглядом. Те, воодушевленные речью капитана, заговорили разом. Кортес чутко вслушивался в летящие со всех сторон реплики.
– Ацтеков слишком много. Нам нужно защищать свои границы!
– Благодаря союзникам мы сможем победить…
– Теночтитлан невозможно завоевать!
– Армия Малинче уже громила ацтеков!
Теперь пришло время высказаться самому Эрнану Кортесу.
– Благородные сеньоры. Мы не для того приплыли в ваши земли и преодолели здесь бесконечную череду преград, чтобы теперь, после первой же неудачи, сникнуть и отступить перед трудностями. Когда я в первый раз вел свой отряд в Теночтитлан, то надеялся, что сумею договориться с ацтеками полюбовно. Увы, это оказалось невозможно. Я не признаю себя проигравшим. Мой друг Тонатиу высказал мнение всех моих солдат. Они готовы сражаться и дальше. На этот раз я начну настоящую войну против ацтеков. Для вас это лучшая возможность сокрушить врага. Если вы верны своему слову и не отказываетесь от союза с нами, то готовьтесь к скорому выступлению против Теночтитлана!
– Это очень самонадеянные слова, Малинче, – задумчиво произнес Шикотенкатль Старый. – Но и первый твой поход в гости к Монтесуме был столь же самонадеянным. Мы тогда сомневались в тебе, но ты сумел уцелеть. Похоже, что мы, как, впрочем, и ацтеки, недооценивали вас. Я выступаю за то, чтобы солдаты Тлашкалы присоединились к твоей армии.
Машишкацин тут же поддержал своего старого друга. Вождь Чичимекатекутли, который лично сопровождал конкистадоров в Теночтитлане, возглавляя отряд тлашкаланцев, тоже охотно проголосовал за войну.
Слушая эти слова, Эрнан Кортес снова убедился в том, что не зря потратил когда-то так много сил, склоняя Тлашкалу к союзу. Все самые значительные вожди высказались за решительную борьбу с ацтеками. Главный смутьян, Шикотенкатль Молодой, сидел под стражей, посаженный туда своим же отцом как раз за попытку разорвать мирный договор. В эти минуты Кортес радовался, что в долине возле Отумбы его отряд подстерегало вражеское войско. Та победа вновь наполнила испанцев уверенностью в себе, но, главное – она показала всем племенам, населяющим империю, что мощь ацтеков можно сокрушить. Теперь индейцы опять видели в конкистадорах ту силу, которая уничтожит тиранию Теночтитлана.
Но Эрнан Кортес понимал, что трудности только начинаются. И столкнуться с ними придется совсем скоро. Некоторые испанцы искренне полагали, что теперь как раз пришло время отступить обратно на Кубу. А если и воевать с ацтеками, то лишь после заключения мира с Диего Веласкесом. Прежде чем планировать выступление против Теночтитлана, генерал-капитану следовало подавить эти ростки недовольства, грозящие со временем превратиться в бунт…
Фернан отдыхал здесь душой и телом. Горная республика, отгороженная скалистыми перевалами от остального мира, была той самой цитаделью, где можно отсидеться, пока не заживут раны. Сам Гонсалес отделался совсем легко – у него останется на память несколько шрамов, но разве это можно всерьез считать ущербом? На общем фоне он почти здоров. Фернан задумчиво тронул кошелек на поясе – тот стал заметно легче. И снова совет Себастьяна оказался дельным – украшения из сокровищницы Монтесумы пришлись кстати. После разгрома ацтеков в битве при Отумбе испанцам по пути попался небольшой город. Жители его не решились напасть на отряд Кортеса, но и особого гостеприимства не выказали. Еду, ткань для перевязок, кое-какую одежду пришлось покупать. Вот здесь и пригодились золотые безделушки.
Сейчас на одной из площадей собрались те испанцы, что прибыли не так давно с Нарваэсом. Они все больше сходились на том, что нужно заставить Кортеса вернуться на Кубу. Именно к ним и спешил Фернан, чтобы помешать сговору. Солдаты разбились на группы, яростно о чем-то споря. К одной из таких групп и подошел Гонсалес. Речь держал невысокий, плотно сбитый воин средних лет.
– Кортес обещал нам богатства и почести, а вместо этого завел в ловушку! В этот чертов город посреди озера, откуда мы вырвались лишь с большим трудом, потеряв сотни людей убитыми. И вот теперь, когда у нас появилась возможность спастись, стоит нам лишь добраться до побережья, он собирается воевать дальше. Его безумие всех нас погубит!
– Интересно ты рассуждаешь, – ответил ему стоящий рядом Себастьян. Риос глядел на оратора хмуро, не скрывая осуждения. – Неужели ты думал, что покорение целой империи будет похожим на увеселительную прогулку? Тебя так опечалило отступление из столицы? Да, битва была страшная. Но мы на пути к Теночтитлану выдержали несколько таких.
– Ну и чего добились? – огрызнулся его оппонент. – Чуть не погибли в столице.
– Да мы десятки раз смотрели в глаза смерти: сражаясь, замерзая, страдая от голода и жажды. И все же упорно шли к своей цели. А вы один раз потерпели поражение и уже мечтаете сбежать. Что вы за солдаты?! – презрительно бросил Риос.
И все же многие хотели вернуться в Веракрус и отплыть на Кубу. Не упустил и Фернан случая высказать свое мнение:
– Вы что же, в самом деле надеетесь, что генерал-капитан пойдет на поводу у вашего малодушия? Мы, ветераны Кортеса, не будем смотреть, как из-за нескольких паникеров вся экспедиция терпит крах!
Страсти накалялись. Любой из подобных споров мог перерасти в кровопролитие. Опытные бойцы уже не раз видели, как генерал-капитан умудрялся найти выход из любой ситуации. А вот бывшие солдаты Нарваэса еще не успели проникнуться к Эрнану Кортесу тем уважением, которое питали к командиру его старые боевые товарищи. Потому они и не верили в успех войны против ацтеков. И все же до открытого бунта дело пока не дошло.
Пока на площадях велись эти оживленные дискуссии, один из капитанов ходил среди спорящих и внимательно прислушивался. Его звали Антонио де Вильяфанья. Он прибыл сюда вместе с экспедицией Панфило де Нарваэса. Антонио, всецело преданный губернатору Кубы, изначально думал, что пленение Кортеса будет делом совсем простым. Увы, оказалось, что мятежник куда лучше подходит на роль командира, чем сам Нарваэс. Используя и военную силу, и щедрость, и красноречие, Эрнан Кортес сумел переманить на свою сторону солдат, которые изначально приплыли с Кубы, чтобы арестовать его. В тот момент триумф генерал-капитана казался полным. И вдруг Теночтитлан восстал…
Вильяфанья также поневоле примкнул к Кортесу. В той ситуации другого выбора не оставалось. Он оказался вовлечен в водоворот событий. Спешил в столицу, сражался там с полчищами индейцев, затем чудом выжил во время отступления из города и покрыл себя славой в битве при Отумбе.
И вот теперь, когда конкистадоры с таким трудом вырвались из Теночтитлана, Антонио с изумлением узнал, что Кортес вовсе не собирается возвращаться на Кубу. И что почти все старые товарищи поддерживают своего генерал-капитана. Тогда он понял, что нужно брать инициативу в свои руки.
Вильяфанья без проблем нашел надежных единомышленников. Несколько опытных воинов, также прибывших сюда под началом Нарваэса, в свое время с откровенной неохотой подчинились Кортесу. И теперь они открыто признались Антонио, что не желают больше слушать приказы человека, который потерял две трети войска, а теперь собирается погубить и остальных.
Вильяфанья не выступал на площадях с призывами вернуться на Кубу, чтобы набрать там подкрепление. Он не верил в такие методы борьбы. Кортес обладал слишком большим ораторским талантом и несомненными лидерскими качествами. Нет, в открытой дискуссии генерал-капитан будет убедительнее любого оппонента. Антонио понимал, что полемика не позволит ему настоять на своем. Он не желал форсировать события.
Медленно и осторожно Вильяфанья подбирал соратников, постепенно наращивая их количество. Большая часть из них оказалась людьми Нарваэса. Ветеранов первого призыва, когда-то отплывших под началом Кортеса с Кубы, Антонио переманивать на свою сторону не решался. Они в спорах на площадях неизменно поддерживали генерал-капитана. Не хватало еще, чтобы Кортес узнал, что в армии зреет недовольство его решением воевать дальше.
Вскоре в Тлашкалу прибыла делегация из Теночтитлана. Четыре высших чиновника предстали перед Кортесом. Послы не отступали от принятого в империи стиля. В богатых плащах, украшенных пестрой бахромой и перьями, в окружении многочисленной свиты, они вели себя надменно, как будто пришли выслушать капитуляцию. Их мужество вызывало искреннее уважение – ничтожная горстка людей во враждебной стране, где неоткуда ждать помощи. Слова говорившего выдавали какую-то уж и вовсе необъяснимую храбрость.
– Итак, Малинче, ты все еще здесь. Когда наш новый властелин, Куитлауак, брат замученного тобой Монтесумы, повелел нам идти в Тлашкалу, я изумился. Я был уверен в том, что ты уже на побережье и спешно готовишься к отплытию, спасая свою жизнь.
Кортес выслушал эту дерзкую тираду спокойно. Даже тень гнева не промелькнула у него на лице. Вокруг собрались многие ближайшие соратники, но кое-кого не хватало. Педро де Альварадо он лично отослал проверять укрепления Тлашкалы, так как не желал, чтобы тот своей вспыльчивостью прервал переговоры. Диего де Ордас лежал в лихорадке, получив много ран в битве при Отумбе. Хуан Веласкес де Леон погиб во время отступления из Теночтитлана. Сражения с ацтеками обходились большой кровью.
– Однако мудрость великого Куитлауака превыше моего разумения. Он оказался прав. Надеешься отсидеться в Тлашкале? Нам давно пора было раздавить это осиное гнездо. Наверное, пришло время заняться этим вплотную.
– Вы давно мечтаете покорить Тлашкалу, но ничего у вас не выходит, – холодно ответил Кортес. – Передай своему вождю, что я предлагаю ему пойти на примирение. Иначе я вынужден буду начать войну.
Ацтек, не скрывая изумления, расхохотался.
– Ты чудом выскользнул из столицы, а теперь еще смеешь угрожать?!
– После этого я, снова же чудом, разгромил армию, которая была в десятки раз больше моего отряда. Сам видишь, чудеса охотно случаются, когда мне это нужно. Передай мои слова Куитлауаку – пускай соглашается на мир или готовится к страшной войне.
– Наш повелитель с радостью приведет тебя в Теночтитлан связанным для того, чтобы принести в жертву богам на алтаре, – с вызовом бросил ацтек. – Ни один из твоих солдат не спасется.
– Довольно! – резко бросил Кортес. – Вы прибыли сюда, раздувшись от наглости и самомнения, вас ослепляет безграничная самоуверенность. Думаете, что я, как и обычно, не трону людей, защищенных статусом послов?! Верно. Но я вскоре приду в Теночтитлан во главе армии и тогда придет время ответить за все дерзкие слова. Убирайтесь!
На том переговоры и закончились.
«Да, надеяться на примирение с Куитлауаком не приходится, – думал Кортес. – Этот вождь не уступает своему погибшему старшему брату храбростью, а вот проницательности ему явно не хватает. Монтесума быстро понял, что ацтекам нас не победить и попытался решить дело миром. Куитлауак же будет сражаться до последнего человека. Он скорее пойдет на полное истребление своего народа, чем признает поражение. Что же, нужно готовиться к войне…»
После этого Эрнан Кортес собрал всех своих солдат и держал перед ними речь.
– Сеньоры. Я знаю, что все вы измучены тяготами и лишениями. Но до победы далеко. Ацтеки упиваются своим триумфом. Даже разгром при Отумбе не поколебал их самодовольства. Не стану скрывать – наше положение тяжелое. Но скажу также, что не намерен потворствовать малодушным. О возвращении на Кубу не может быть и речи. Мы начинаем полноценную войну против Теночтитлана.