Серега развернулся, подошел к нему и протяжно посмотрев в глаза, сказал – «забудь, он мертв», после чего развернулся и зашагал дальше, даже не собираясь ещё раз оборачиваться, по всей видимости, откуда-то зная дальнейших исход событий.
* * *
На улице оказалось очень мерзко. Ледяной воздух ещё никогда раньше не казался ему таким тяжелым, как сейчас. Никак не отпускающие болезненные чувства всего того, что было ещё некоторое время назад, усиливало свою тяжесть очень тяжелым и каким-то не таким воздухом. Дышать было почти не возможно. В нем чувствовалось что-то такое, что раньше ещё никогда не удавалось воспринимать. Оноимело необычный привкус, остававшийся на губах и отдающих какой-то кислотой, а глубже, почти сразу же, заполняющий легкие бетоном. Тут же он вспомнил, как старец всегда заставлял носить маску, реальную необходимость которой он смог понять лишь только сейчас. Теперь даже не нужны были очки, защищавшие глаза от острого, серого снега, который, кстати, сейчас тоже летал в каждом квадратном миллиметре. При такой погоде они очевидно были не самым нужным и не самым важным, что должно было иметься на лице.
Рома пытался успевать за Серегой, никак не отпуская своё предплечье от сухого рта. С каждой минутой еле заметный, темный силуэт командира отдалялся всё больше или, по крайней мере, так ему казалось. Глаза могли лишь на считанные доли секунды иногда открыться и взглянуть куда-нибудь вперед. А что касается тех двоих, так они пропали из его поля зрения сразу же после выхода из подъезда. Порой, в голову приходили сомнения на счет того, что тот самый слабый силуэт идет верно. Исключить вариант очередного «котла» он пока-что никак не мог, как бы даже не хотел. Кажется, теперь мир впивал в него свои серые корни, которые заметно отличались от тех, что питали его раньше и не давали засохнуть той самой спокойной и правильной жизни, которая тогда ощущалась лишь частью обыденности.
– Рома! – раздался прерывающийся, но довольно понятный голос командира.
Подняв голову и резко, но осторожно открыв глаза, он не увидел перед собой почти ничего, кроме как всё той же непогоды. Там, впереди, больше не было никаких ориентиров и надежд. Вот именно тут-то холод и смог пробраться прямо внутрь куртки, достаточно резко и жестоко обвивая своими холодными порами грудь и спину его самого. Стало по-настоящему тяжело, даже очень…
На ум сразу же стали бросаться множества идей, словить из которых хотя бы одну, сейчас казалось почему-то очень непостижимой задачей.
– Да, – сказал он, сразу же поняв, что таким писком он сможет, наверное, даже не расслышать самого себя. – Даа! – прокричал ещё раз, как можно громче, запнувшись от громадного камня в горле, который всё ещё сидел внутри него, хоть он даже не думал сейчас о всём том. Только после… После этого момента…
Резкая рука, ещё куда более резкий поворот слабого, полуживого тела и тяжелые, по всей видимости, такие же уставшие глаза смотрели прямиком на испуганную и заросшую физиономию.
– Ты куда пропал то? Елки палки, не видишь разве, какая погода? Это ещё хорошо, что я повернулся, – сказал он ему, как-то всё-таки жалко посматривая на его вид. – Давай, идем. Не отставай!
Теперь он шагал рядом с командиром, почти выкинув из головы этот острый, серый снег и насильно забыв о самом воздухе.
В какой-то момент в грудь что-то ударилось и опустив голову, его суженные глаза увидели перед собой респиратор, который ему протягивал тот самый человек, без чьей помощи, скорее всего его уже не было бы в живых.
– Спасибо, – уверенно сказал он, резко, словно на последнем издыхании, стал натягивать вещицу на свою голову.
– Ты, как я помню, ещё и болел раньше. Тебе-то эта штука на вес золота должна быть, не так?
– Наверное, да, – ответил ему кашляющий, по всей видимости, от непривычного и более спокойного воздуха, еле идущий парень.
– Наверное? – ухмыльнулся тот, резко направив свой взгляд прямо на своего собеседника. – Ты вообще знаешь, чем ты болел, тогда, в храме?
На такой вопрос у него, конечно же, не было никакого ответа, так как всё, что он знал об этой болезни, это то, как она забрала жизни почти всех обитателей храма, а точнее уже тогда их убежища.
– Вообще ничего не знаешь?
Он опять молчал, лишь только иногда поглядывая на командира. Правда, в какой-то момент чрезмерной тишины, что-то его внутреннее не выдержало и он всё же заговорил.
– Помню, что вроде как, по радио передав…
– Ой, радио. Гребанное радио, – взбудоражено прервал его Серега. – Вообще забудь всё то, что когда-то тебе приходилось выслушивать из этой херни. Хотя… ну ка! И что же оно по этому поводу говорило?
– Говорило, что это искусственный вирус, который, скорее всего, нам принесли с запада.
Тут раздался резкий смех, который не прекращался примерно минуту, но потом резко затих и сменился довольно тяжелым и непростым молчанием, за которым опять стояли глубокие и личные счеты командира.
– Значит, запад… Да уж. Ну, хотя, ничего удивительного. В принципе, ведь если так подумать, ничего другого они бы и не смогли придумать для их выжившей аудитории. Да, пожалуй, всё окей, – сказал он, и улыбнувшись стал пристально вглядываться вперед, пытаясь найти те самые два силуэта.
– А что на самом деле?
– На самом деле…? – быстро крикнул ему всё ещё оживленный командир и снова замолчал на некоторое мгновение. – Да хрен его знает, что там на самом деле… Ничего хорошо.
– Что тогда смешного, если сами не знаете, – ответил ему Рома, уже почти полностью обессилив от всех этих недосказанностей.
– О, мой друг, поверь, запад тут, скорее всего, не причем. Неа, в этом мире больше это не прокатывает. Кончилось то время, когда всё необъяснимое и невозможное можно было спирать на запад. Теперь же так могут думать лишь рабы, которые сами лично в этом умеют с легкостью признаться.
– Признаться в том, что они рабы?
– Да.
Опять что-то очень странное, но уже хотя бы более теплое и хоть на несколько процентов правдоподобное звучало из уст командира.
– Тебе лишь нужно ещё немного повидать и ты сам всё станешь понимать, – сказал он в задумчивое лицо сморщившегося, уставшего от всего человека.
Они шли дальше, заметно приближаясь к тем самым силуэтам и всё больше ощущая медленный спад непогоды. Теперь, глаза можно было держать открытыми куда больше, чем ещё некоторое время назад, а голова всё меньше устремлялась в землю и всё чаще старалась разглядеть те места, которые они проходили.
Те вопросы, которые не давали покоя, всплывали в наступающем спокойствии всё больше и всё сильнее приходилось себя сдерживать от лишних действий ртом. Тот пожилой человек снова стал казаться перед глазами, заливая их чем-то холодным. Ему вспоминался именно тот момент, когда старик увидел в его дрожащих руках иконку. Это до сих пор било прямо в полутеплое сердце, давая напомнить особенно то, как он изменился и как страх смог завладеть над ним? Что-то немного забывалось. Какие-то небольшие фрагменты, может быть, но именно это, его страх и бесполезность, были именно тем самым, что так резало всё внутри, снова нагоняя сильную непогоду, стихнуть которой, по всей видимости, сейчас не было суждено.
В один из таких случаев, когда резкий воздух ударил прямо в лицо, он, посмотревши в даль, увидел куда более темные места, нежели ему приходилось видеть раньше. Теперь, та серость, что раньше казалось полным мраком и безжизненностью, сейчас начинала вспоминаться ему куда более приятной и хоть немного живой. Там, дальше, всё было не просто темно серым – оно было во многих местах черным. Все деревья, видневшиеся на горизонте, казались лишь колоннами прогоревших спичек, непонятно почему всё ещё мертво и прочно стоявших на своих местах. Маленькая трава, что была под ногами, начинала казаться похожей на железную щетку, идти через которую было не просто тяжело, а ещё и неприятно.
Глава одиннадцатая
Пс. 10,5 Господь испытывает праведного, а нечестивого и любящего насилие ненавидит душа Его
Время медленно пронизывалось во мрак примерно так же, как и неожиданная боль в самые неподходящие моменты, жадно протягивая свои биологические щупальца в самые незащищенные места его тела, давая напоминание того, что он ещё жив и что он идет. Тяжело, но идет.
Артура больше не волновало присутствие того самого человека, что по его мнению не однократно разграничивал его жизнь от смерти. Скорее всего, сейчас этого парня волновали совсем другие проблемы, к которым, по всей видимости, они все были только ближе.
За те неисчисляемые часы, что группа сумела пройти за последнее время, кажется, подустал каждый. Все уже шагали не таким быстрым темпом, привыкнуть к которому, кстати, их новичок так и не смог. Теперь же, эта скорость была раза так в два медленнее и ощущение пространства давалось куда тяжелее, нежели раньше. Просто темный мир, мертвые, обугленные деревья, густая, стальная трава, временами пересекающаяся с болотами, вонь от которых, вероятнее всего была довольно небезопасной. Например, Артур, видя впереди такие небольшие лужицы, которые обычно держали на собой туманные зонты из темно серого цвета, в непохожей для него манере, обходил их как можно дальше. Леша же, просто шел за ним следом, видимо, пытаясь особо не перетруждать свою голову. А вот их главный почти к каждому такому месту проявлял небольшой интерес. Иногда кидал в них всё, что было под ногами: ветки, камни, засохшие, твердые листья, а порой подходил на самый край и светил туда своим дозиметром, чем ещё больше нагнетал на Артура страх. Прибор реагировал довольно странно. Обычно, там где стрелка заходила за грань и треск был просто ошарашивающим, уже через метр прибор засыпал. После этого Рома снова начинал приходить в полное неведение, всё ещё держа у себя в голове ту информацию, что когда-то давал ему отец Михаил. Понимание того, что зараженное непонятно чем место может быть так разграничено, не укладывалось в нём никак. Даже включив свою еле живую способность логически мыслить, он никак не мог понять этого.
Небольшой привал случился на довольно спокойной и тихой с виду поляне, которая первая попалась им после всех этих болот. На ней странно не было той самой травы и деревья, окружающие её, были куда менее обугленными, чем все остальные, странно напоминающими те, что теперь были лишь в памяти. Конечно же, сначала это место проверилось Артуром и Серегой на все возможные опасности или как они там их теперь называли «аномалии», а потом, зачем-то подкопав в одном месте небольшую яму, все спокойно уселись вокруг неё, уже начинающей медленно извлекать дым, выходящий своими серыми, густыми облаками наверх.
Как обычно начались обсуждения о дальнейшем пути, понять смысл которых всё так же не получалось. Артур перебивал Лешу, всё время указывая на каких-то военных, а тот в свою очередь говорил про нацистов, по его теории обитающих на другом пути, идти через который ему никак не хотелось. Все эти споры почти в один момент перебил запах консервов, а именно тушенки, которая медленно разогревалась на небольшом огоньке. Первым, конечно, всё перестал воспринимать сам Рома. Какие-то незначительные, но по всей видимости, важные аргументы, всё же могли иногда вылетать из обоих сторон, но они уже были абсолютно ничем по сравнению с этим запахом, который теперь был куда более интересен.
– Что ты, леший, проголодался? – вдруг резко и довольно злобно направился этот вопрос в его сторону.
Конечно, на всё это он никак не отвечал, даже стараясь как можно меньше издавать хоть какие-нибудь движения, обозначающие жизнь. Он просто сидел в своей стороне, съежившись и пытаясь ощутить тепло сидящего рядом командира.
– Не, какая ему нахрен жратва? Епть, ему ещё и жратву нашу за то, что пытается нас под землю отправить. Ахринеть. Товарищ командир, ну я так больше не могу, правда.
– Отставить, – грубым и коротким указом раздался голос Сереги, полетевший эхом куда-то вдаль.
Очередной спор был для Ромы теперь куда более близким и не таким поверхностным, как ему казалось, он воспринимал его раньше. Чувство неловкости и неуместности порой било по нему сильнее резких болей, что всё так же импульсивно поражали его части тела. Странно, но лишь одно из всего этого ощущалось для него светлой стороной – время. Теперь он начинал надеяться на то, что рано или поздно неважно, сколько они ещё пробудут вместе, он сможет себя проявить и убедить их всех в абсолютно обратном, сделав так, как должен.
Понимание того, что страх – его глав грех, а значит его враг, уходило примерно в тот момент, когда в руках оказывалась та самая банки тушенки, съесть которую уже хотелось как можно быстрее. Поблагодарить Господа и всех их за всё это можно было и потом. Сейчас куда важнее и необходимее – та самая пища.
Их остановка в один непонятный момент приобрела немного другую форму, никак не похожую на прошлые и по приближающемуся холоду становилось ясно, что время уже летит на часы. С какой-то стороны, конечно, Рома пытался это почувствовать, ведь ещё пару часов назад он лишь мечтал о таком состоянии. В моменте, где время будет бежать быстро и даже неважно, что раньше, почти всю осознанную жизнь, такие моменты его подсознание старалось избегать, пытаясь насладиться каждой секундой. Очевидно, сейчас всё менялось.
Артур снова начинал разогревать дискуссии то с Лешей, то даже с молчаливым командиром, каким-то чудом вытягивая из него редкую, но очень необычную информацию. К Роминому счастью, он смог уловить то, что они прятались от выброса, который мог бы уничтожить их за несколько часов, а сам выброс, по их словам, был «искусственным». Скорее всего, это зарождалось каким-то человеческим фактором, что только больше подтверждало все небольшие и множественные догадки, верить в которые раньше абсолютно никак не получалось. Он смог даже понять, что та бумажка, которую Серега давал подержать в руках, было на самом деле нечто иное, как карта и причем «свежая». То есть, он смог додумать её с более новыми местами, которых не было там. Правда, уловив одно, он тут же терял другое. Те самые границы, что были на карте и непонятные города, среди которых не было Москвы или же Санкт-Петербурга, никак не подвергались настоящему пониманию. Так и хотелось вмешаться в их разговор и спросить про всё это, но по ясным причинам открыть рот всё же не вышло.
Самое важное на данный момент, что выяснялось из их речи, это маршрут. По их небольшим и коротким словосочетаниям, на которых обычно командир ставил большую и жирную точку, удавалось лишь понять, что дальше снова есть лагеря, но только на этот раз, в разговор вплетались ещё какие-то «военные». Когда он только всех их увидел, то первое что пришло ему на ум, было именно «армия». Ему бесспорно казалось ясным, что все они именно те самые люди, которые «несут долг родине», но так казалось лишь до определенного момента. Сначала такое понимание пошатнулось после того самого лагеря, где люди в более правдоподобной военной форме пытали его и по всей видимости их, а потом ещё тот старик, по своей одежде напоминавший матерого, чеченского ветерана, которых ему раньше приходилось видеть лишь в юности.
– Командир, ещё раз говорю…
– Нет, я же сказал, – резко и довольно возбужденно перебил Артура тот. – Мы не оставим его здесь. Никак. Это даже не обсуждается. Его здесь сожрут в два счета, а бороду с волосами состригут для… В общем, Я всё сказал.
Слова Сереги на этот раз были куда более эмоциональными, но его глаза порой начинали бегать из стороны в сторону, видимо, осознавая то, что может произойти в следующий раз.
– Я сделаю всё, что скажете, – неуверенно и прерывисто, но почти полностью собравшись, впервые вмешался тот самый зачинщик таких разговоров, заметно удивив всех тех троих.
Вдруг, прямо напротив его глаз появилось почти мертвый, безэмоциональный взгляд Артура, который настолько сильно прожигал его лицо, что тот ощущал знакомую, но теперь куда более сильную боль по всему телу. Так он просмотрел на проснувшегося молчуна несколько секунд, за которые довольно подробно успел уловить, как пот большими каплями сачиться с него куда-то вниз и глаза то и дело заливаются им, насильно пытаясь удержаться на плаву. Потом лишь молчание, которое почему-то даже не прерывалось треском тех маленьких веточек, медленно горящих рядом с ними. Всё было очень непонятно.
– Ты кто нахрен такой? – спросил он, изливающегося потом, своего собеседника.
– Какая тебе разница, кто я?
Дальше всё волнующее спокойствие прекратилось. Оно перестало быть, потому что тот, кому был задан этот вопрос, схватил его за волосы и потянул прямо к тому самому, еле живому костру. Всё прекратилось довольно быстро, почти даже и не начавшись. Рома лежал на земле, ощущая протяжную и мучительную боль в области ребра, куда снова ему залетел знакомый ботинок. Он не хотел сейчас подавать какие-либо признаки жизни, заставляя голодное нытье правого бока приходить в замешательство. Все эти мучения словно были сейчас не так важны. И даже тот жженый запах волос, что почувствовался лишь тогда, когда Серега, подбежав к нему, стал тушить их своим рукавом, не играл никакой роли.
– Собираемся и идем дальше! Если увижу ещё что-то подобное, пристрелю прямо тут! – В один момент грубо сказал запыханный командир, разбрасывая свои слова вдаль по всем сторонам. Таким он его ещё не видел никогда. В его словах было что-то такое, что даже не давало момента подумать, лишь заставляя делать то, что было сказано.
Тот первый собрал свои вещи, затушил своей огромной ногой костерок и двинулся вперед, никак даже не оглядываясь назад на всех них троих. Те же, лишь иногда пересматриваясь между собой, тоже как можно быстрее брали всё и устремлялись за командиром. Артур действительно был странно другим после этих слов, хотя ещё минуту назад в нём пылал настоящий гнев. Интересно, правда ли так слова командира о наказании смогли заставить его измениться либо же что-то другое – это было пока что единственное, о чем думал тот самый пострадавший, пытаясь догонять всех их.
* * *
Примерно час пути был в абсолютном молчании. Короткие, темные поля иногда переходили во все те же куда более темные чащи мертвых деревьев, среди которых теперь чувствовалось лишь хуже. Будто бы мертвая, окружающая тьма поглощала всё то, что ещё хоть немного внутри казалось живым. Невозможно было даже о чем-то нормально подумать, ведь все мысли, прекращая своё развитие ещё на старте, затухая и превращаясь во что-то похоже на эти обугленные деревья. Он боком замечал, как на него иногда поглядывал Артур, а порой даже и Леша. Хотелось верить, что их намерения были не такими, как у говоруна тогда, но решиться посмотреть навстречу так и не выходило. Первым всё же сумел заговорить самый старший, предупреждая о том, что скоро нужно будет смотреть по сторонам, говоря самому буйному о каких-то координатах и снова повторяя непонятные названия, которые они уже раньше когда-то обсуждали. Теперь всё было немного по-другому. Артур шел примерно в мерах двадцати с одного боку, а Леша с другого. Серега же шагал между ними, но ещё метров на двадцать позади. Конечно, это действие для него было примерно таким же непонятным, как и всё остальное, но всё же свои догадки на счет этого имелись.
– Смотри под ноги. Увидишь какую-либо подозрительную ямку, либо горку – лучше обходи, – тихо говорил ему командир. – Понял?
– Да, – так же спокойно, но менее понятно, ответил ему он.
– Тут недалеко базы военные, хотя… – засуетился на какое-то время Серега. – Тут, в общем то, где нам всем может быть куда хуже, чем раньше.
– Что-то ещё может быть хуже, чем…
– Да, – оборвал его командир, – поверь мне, может.
Его интонация и взгляд сразу сумели заставить поверить, даже не пытаясь разобраться и вообразить себе что-то более ужасное, нежели пытки, расстрелы и прочее.
Теперь, чем дальше они шли, тем больше внутри не было жизни. Сам он никак не мог понять, что именно сейчас происходит в нем, но ощущение какого-то медленно угасания было ясно точно. Ничего не шло в голову. Ноги и позвоночник держались лишь из-за того, что посматривая на других, хоть немного появлялась какая-то небольшая обязанность просто идти дальше. В какой-то момент, уже еле сдерживая себя в мрачной тишине, он всё-таки решился заговорить, окончательно боясь сойти сума или потеряться на полупустом месте. Именно тогда, когда его мозг начинал подавать сигналы ко рту, раздался тихий и неуверенный голос Леши.
– Командир!
Он стоял, держа правую ногу впереди, опираясь рукой о рядом стоящее дерево. Его голова медленно поворачивалась в их сторону, показывая испуганный взгляд.
Аккуратно и медленно все они, втроем, подходили к нему с разных сторон, смотря свой каждый шаг. Через Серегин взгляд Роме сразу была дана немая команда, видимо, быть предельно осторожным. Подойдя к мертво стоячему молодому парню, по которому было очень ясно, что он пытается сдержать неконтролируемые судороги тела, стало ясно – он на чем-то попался. Его нога была по щиколотку погружена в серую траву и, поначалу, ничего не было видно, но когда командир снял этот верхний, легкий и довольно странный слой накиданной кем-то травы, картина стала сгущаться.
– Противопехотка, – сразу сказал Артур.
– Я это и без тебя вижу.
Серега принялся что-то делать дальше, капая под неё, а потом, в какой-то момент, высунув сгусток проводов, немного развернулся и сказал – отойдите. Он так спокойно всё это совершал, что порой казалось то, как не существенная эта проблема, правда, лицо Артура говорило совсем другое.
Они уже стояли в метрах тридцати от тех двух замерших тел и казалось, что между Ромой и тем говоруном уже нет никакой вражды. Артур иногда посматривал на него, будто бы что-то желая сказать, но в последние моменты, когда тот тоже хотел повернуть свой взгляд, всё же разворачивался в сторону тех двоих.
– Почему он? Почему не ты? – тихо произнес он.
На его вопрос не было никакого ответа, хоть даже Рома и пытался что-то ляпнуть. Абсолютно ничего сейчас ответить на это, понимая, что на самом-то деле, он прав. Ведь, на такой штуке, скорее всего, должен бы попасться именно он со своей неосведомленностью.
– Радиус 50 метров, так что если вдруг – заденет и нас. А их двоих точно в клочья. Черт, – резко поднялся тон Артура, – гребанные военные. Ненавижу.
– А что военные? – резко и неожиданно спросил Рома.
– Что военные? Да ничего. Твари бездушные, вот и всё. Всегда убивали и будут убивать своих. Раньше украинцев на Донбассе мочили, выдумав их, как врагов, а теперь нас, причем русских. Тоже выдумав, как…
Он сейчас был совсем другим, никак не похожим на того парня, который обычно мог разговаривать лишь хамя в ответ на вопросы либо же пуская в бой кулаки. Да, он всё так же испытывал злость, отражающуюся на его лице и сжатых кулаках, но теперь никак не выпускал её наружу.
Так они простояли примерно минут пятнадцать, после чего, полуживой Леша уже поддавался хаотичным судорогам тела, полностью прекратив борьбу с этим и лишь старался придерживать ту самую ногу обеими руками, видимо, боясь, что в какой-то момент она сама добровольно-принудительно поднимется вверх и закончит все эти муки.
– Уходите, – неожиданно и спокойно сказал он.
Серега сначала поднял свою голову резко вверх, но потом довольно быстро опустил её всё в ту же ямку, продолжая что-то делать с тем самым клубком кабелей, который теперь, в распутанном состоянии, казался куда более огромным и устрашающим.
– Я серьезно. Давайте же! – уже куда громче и тяжелее сказал он.
Стоящий уже рядом с ним Артур, который тогда не смог простоять в дали и двух минут, зажал его двумя руками за плечи и стал смотреть на него примерно так же, как когда-то у костра смотрел Роме.
– Брат, ты что? Подожди ещё немного. Мы тебя вытащим. Командир тебе вытащит. Потерпи, пожалуйста, – говорил он, лишь сдерживая свои, наверное, самые дальние и глубокие чувства.
– Брат. Оказывается, он его брат, – говорил про себя Рома, тоже проникаясь примерно тем же, что сейчас чувствовал Артур.
– Нет, нет. Давайте уматывайте. Я сейчас её подниму… Командир! – резко крикнул он ему вниз.
– Ещё немного, – спокойно отвечал тот, будто бы никак не замечая всего того, что царило на метр выше него.
– Братишка, потерпи. Прошу тебя, добавлял Артур.
Одним из чувств, которые тревожили Рому, было ощущение того, что он ничем сейчас не может помочь, ведь те двое что-то делали, а он ничего. К счастью, через сильную боль этого чувства он вдруг в какой-то напряженный момент их уговоров, наконец, вспомнил про свое главное средство, которым ему приходилось пользоваться ещё некоторое время назад. Он стал молиться. Делать, пожалуй, единственное и самое тяжелое по его мнению, чем он мог бы помочь. Это было очень непросто, особенно когда рядом присутствовало ощущение того самого человека, что в любой момент мог бы ударить куда-нибудь в опухшее ребро либо же в другое место и мина. Эти две вещи были довольно мощными, чтобы постоянно сбивать с толку, но всё же, он нашел в себе силы и молился. Молился неподвижно, лишь иногда открывая глаза и немой рот, выпуская наружу своё разогревающееся тепло, которое оказалось ещё и лучшим средством от той тьмы, что окружала вокруг. Чувство одиночества и какого-то страха почти вмиг ушло, оставив его лишь с той самой проблемой, что была у Леши под ногой. Правда, иногда в голову все-таки сумели забраться мысли того, что это не для него. Именно это и ничто другое. Молитву убивало понимание медленной, но хорошо заметной разграниченности от всего того, что ещё совсем недавно являлось смыслом жизни.
Так протянулось несколько минут, казавшееся куда более длинным промежутком, после чего Серега медленно и аккуратно встал, еле поднимая тело своими замлевшими конечностями и обняв Лешу, уверенно и просто подвинув его на метр в сторону. В тот самый момент, когда его нога начинала подниматься из той самой ямки, Рома вновь ощутил моментный страх, который быстрой волной сумел пронестись по телу и уйти куда-то в холодную темноту. Тут же на молчаливое тело почти отчаявшегося парня бросился Артур, обнимая его так, как казалось, он не мог делать никогда в своей жизни. Наблюдать такие чувства было удивлением не только ему, но видимо, и командиру, который не характерной для него живой улыбкой смотрел на них двоих. Леша был жив. Жив, словно только родился. Иногда моргал глазами, осматривая их всех, а иногда удивлялся всей той тьме, что всё так же, без изменений, окружала вокруг.
Теперь, дальше, путь почему-то был намного легче, хоть и все они потратили уже немало сил. Не было и мысли сделать привал или же подумать о том, сколько ещё они могут так пройти. Артур лишь иногда говорил своему начальнику то про какую-то границу, по которой они шли, то со злостью вспоминал военных, обещая при встрече «перестрелять их всех». Порой он даже умудрялся поглядывать под ноги, стараясь не забывать о самом главном.
Серега же был немного загруженный. На его лице виднелась какая-то мысль, видимо, никак не дававшая ему спокойно идти вперед. В какой-то момент он потянулся к рюкзаку и, остановившись, достал оттуда карту, сразу же начиная пытаться в полной темноте разглядеть на ней какое-то определенное место. Артур, подойдя к нему, быстро достал свой небольшой фонарь из кармана и тусклым светом начал светить именно на карту, просвечивая в ней почти все отметки, некоторые из которых насквозь пробивали этот потрепанный и старый кусок бумаги. Действительно, командир был чем-то взволнован, то и дело перебивая свой взгляд с карты во тьму и обратно.
Вдруг, в одну секунду, когда его бегающие глаза замерли, он аккуратно направил свой взгляд на этого испуганного парня и как можно тише вытянул из себя – Скорее всего, базы с двух сторон.
– Черт! – резким и куда более громким голосом сказал ему тот, – Ну как? На юге же нацисты. Там не может быть..
– Может. Уже может, – прервал его Серега. – Этой сколько уже времени? Она устарела!
– И что будем делать, командир? Да вообще, как это понять? Как? Просто как?
– Дедова карта, – ответил взволнованному пареньку он.
– Этот хрыч на ней ещё умудрился что-то отметить?
– Не то слово. Я сам был удивлен. У него там стояло, что на этом участке, по которому мы сейчас идем, тоже стоят мины. Отмечал, что на участке, вблизи их лагеря тоже всё заминировано, а значит, что это больше не лагерь, это база, – сказал он и разговор на какое-то время закончился.
Артур стоял, почти не двигаясь, лишь иногда поглядывая на тот кусок карты, что еле болтался в Серегиной руке.
– Ты что-нибудь запомнил из того, что там было? – резко и неожиданно раздался вопрос в сторону Ромы, которому казалось, что обо всем этом он может лишь наблюдать со стороны и никак не больше, никак не выше.
Сначала, его даже немного встряхнуло, из-за чего он выронил и те мысли по поводу той карты, что витали в памяти ещё секунду назад. Потом, всё же немного собравшись и услышав тот вопрос ещё раз, он оглядел их обоих, а точнее их напряженные взгляды, уставившиеся на него, и как можно быстрее промычал – нет.
Те двое сразу же расслабили свои выражения лиц и снова принялись что-то выглядывать в том дырявом куске.
– Там была красная точка? – внезапно сказал Серега.
Все трое смотрели на него с каким-то непонятным чувством, за которым, скорее всего было желание пнуть его как можно сильнее, по крайней мере так точно думал Артур, начинавший дышать лишь глубже и волнительнее.
– Ну, а что ещё? – пытался продолжить трусить его память командир.
– Да он же ничего не знает. Этот крендель с другой планеты. Если что-то и видел, то всё сразу же забыл, – говорил Артур.
– Что рядом с точкой той красной видел, если в сторону юга-запада, помнишь? – всё же, с надеждой спрашивал его тот, видимо, никак не забыв время, когда Рома изучал её с большим интересом.
Он молча стоял, абсолютно не давая каких-либо ответов или же хоть как-то показывая то, что он пытается вспомнить. Ничего сейчас не двигалось в его голове, чтобы хоть как-то попытаться вспомнить. После тех слов внутри него почему-то всё закрылось. Почти всё.
– Перечеркивания может какие-то, надписи. Как в сторону Москвы, если смотреть. Что было нарисовано?
– Москва, – проговаривал про себя он, немного представляя перед глазами тот самый момент, когда именно её и не мог найти, хоть и всегда примерно знал, где находится?
– Там точка огромная стояла.
– Где? – резко вмялся в его единственное слово молодой, никак не имеющий способность и время ждать парень. – Где ты её видел? Вспоминай еп твою мать.
– Как раз там. На Москве.