– Это Цветок Жизни, – тут же послышался ответ. Каждое твоё воплощение – наше воплощение – дополняет его. Каждым выбором ты словно рисуешь новую объёмную сферу, которая имеет точки соприкосновения с другими сферами, пересекаясь с ними. Сейчас ты здесь, – она указала на крайнюю точку сложной геометрической фигуры, – и она может стать завершающей частью этого уровня, если захочешь. А дальше – наблюдай за точкой – она возвращается в центр, исток и поднимается выше, где разворачивается новая вселенная твоих возможностей.

Частичкой своего сознания Нестор проник туда, в центральную точку, из которой изливался золотой свет, подобно подземному ключу с минеральной водой, и нырнул в него. Он очутился внутри золотой спирали, которая ускоряющимся потоком уносила его в бескрайний океан света. Он не видел себя. Не видел Любавы. Но продолжал говорить с ней, все ещё ощущая её присутствие.

– Ты тоже это видишь? – замирая и едва дыша, спросил Нестор.

– Да. Ведь я – это ты. Имена разные. Дух – един, – отозвался её голос, исходящий из каждой точки этого пространства.

– Я… я вижу что-то вроде шестиугольников повсюду. Это как соты! Что это значит? Где мы?

– Пчелиные соты являются всего лишь фрактальным отголоском того, что является сутью наших душ. Здесь мы рождаемся, затем мы летим в разные миры, чтобы собрать свой собственный нектар с цветков жизни, и несём его в себе сюда, чтобы сотворить медовую эссенцию и наполнить ею эти соты, в которых снова и снова рождается новая жизнь.

– То есть… пчёлы…

– Пчёлы напоминают нам о главном, показывая своим примером, что необходимо делать и для чего, – подхватила Любава.

Нестор вспомнил о своем страхе перед ними и решился спросить об этом, однако ответ опередил вопрос:

– Ты боишься жизни. А ещё больше ты боишься осознать, что никогда прежде не жил по-настоящему. Ничто не дарит такого чувства наполненности и радости, как ощущение собственной ценности в служении целому. Вот оно, изобилие, к которому все стремятся! Щедро отдавая лучшее, что ты смог создать и отыскать в себе, ты получаешь лучшее, что отдают другие. Здесь ты можешь взять всё, что только пожелаешь, всё, в чем нуждаешься. Только попроси…

Он закрыл глаза и блаженно улыбнулся, ощутив давно позабытое чувство сопричастности к чему-то великому. Он был всем… и был никем. Вопросы мгновенно оборачивались ответами, а потом и вовсе исчезли в тишине. Весь сложнейший с виду механизм сводился к одному простому действию: брать, творить и отдавать. А вскоре и это преобразовалось в единое – жить.

Сколько времени прошло с момента откровений – Нестор не знал. Он жадно дышал тем, чего лишал себя прежде. Но наступил момент, когда ему захотелось открыть глаза, чтобы вновь взглянуть на Любаву.

– Люба… Любушка… Прекрасная, как сама любовь…

Он ласково заправил её прядь волос за ухо и провёл тыльной стороной пальцев по румяной щеке, боясь ранить её своей шершавой кожей.

Девушка взяла его за руку и произнесла:

– Теперь ты знаешь. Минувшая ночь проявила мне то, чего я не понимала прежде. Мне снилась твоя жизнь. И я поняла, кто ты и зачем пришёл сюда, нарушив мой покой. Придёт час, и тебе необходимо будет вернуться – но вернуться в новом качестве. А пока… время пить липовый чай с брусничным вареньем.

И, смеясь и кружась, Любава, легко ступая на острые камни, провела Нестора в хижину, едва успев до первых раскатов грома.

ГЛАВА 6

– У меня такое ощущение, что я здесь уже бывал. И не раз, – услышала Любава голос Нестора, сидящего на лавочке у окна, и улыбнулась. В этот момент она вынула из сундука отрез крапивной ткани, чтобы сшить рубаху для Нестора. – Наверное, это было в моих мечтах. Вот так сидеть вдали от цивилизации, в доме из брусьев, стоящем где-то на опушке леса, смотреть на стекающие по стеклу капли дождя, согреваться травяным чаем и ни о чем не думать. Забыть о том, кто я, кем я был и просто быть… А об ароматах я и вовсе молчу. Мне кажется, как-то так пахнет счастье… Что это ты задумала?

– Хочу переодеть тебя, если ты не возражаешь, – ответила Любава и тут же засмеялась, увидав выражение лица Нестора. – Твоя одежда пропитана кровью. Да и неудобная она какая-то. У меня есть немного ткани, а значит, быть и рубахе.

Нестор с изумлением и восхищением наблюдал за тем, как ловко девушка мастерила одежду. Некоторое время он молчал, но всё же не удержался от любопытства и спросил:

– А где ты берёшь ткань?

– Лес даёт, – отозвалась Любава. И тут же пояснила: – Например, эту я соткала из волокон крапивы.

– Сама?!

– Ну да. Раньше мы делали это вместе с бабушкой. Она научила меня. А теперь я могу и самостоятельно позаботиться о себе.

Любава искренне не понимала, чему удивляется Нестор. А тот, в свою очередь, никак не мог представить, как эти изящные руки с тонкими запястьями в одиночку создавали одежду из жгучих стеблей крапивы, к которым горожанину даже притронуться иной раз боязно. На мгновение он почему-то вновь вспомнил старца из своего видения, который ткал узоры из световых нитей. В задумчивости Нестор опустил руку во внутренний карман пальто, которое висело рядом на гвозде у порога, и в изумлении обнаружил в нём ту самую кружевную салфетку.

Медленными движениями он положил салфетку на стол, разглаживая и любуясь ею. Поверх неё он поставил свою кружку и увидел лёгкое свечение изнутри, от которого соцветия липы и листья мяты в сочетании с крошечными ягодами земляники напоминали таинственные подводные миры.

Любава почувствовала, как позади неё что-то блеснуло. Она мгновенно обернулась и увидела источник света, струящегося по воздуху радужными бликами с нежным золотистым отливом. Она стояла, замерев от восхищения, созерцая воочию то, что часто видела в сновидениях.

– Это же… – она приблизилась к нему и присела, чтобы разглядеть узоры. – Ты ведь тоже это видишь?

«Да», – ответил он и перевёл взгляд на мягкие волны волос девушки, которые укрывали ее плечи и спину. Когда она посмотрела в его глаза, Нестор ощутил нечто похожее на вспышку и лёгкое жжение, от чего вынужден был зажмуриться.

– Со временем привыкнут, – услышал он её голос.

Нестор решил перевести разговор в сторону, чтобы скрыть смущение.

– Расскажи мне о себе. Ведь я совсем ничего о тебе не знаю, кроме того, что ты самая необыкновенная женщина в мире.

– Иногда мне так хочется стать обычной, – с горечью произнесла Любава и пересела поближе к окну, чтобы приступить к сметыванию выкройки. – Я родилась в самой обычной семье. Мы жили в небольшом поселении, что находится по ту сторону леса. С рождения я отличалась от других, как говорила бабушка. Она хотела забрать меня ещё тогда, но ей не позволили… Свой дар я унаследовала от неё. Матушка никогда не понимала меня и даже побаивалась, хоть и любила по-своему. Отца я не помню. Когда мне было два года, он ушёл в лес на охоту и не вернулся. Бабушка прежде жила в этом доме одна, вдали от всех, гонимая обществом, которое не принимало и, по-прежнему, не принимает ничего из того, что выходит за рамки их понимания жизни.

Чем старше я становилась, тем сложнее мне было находиться среди людей. Молва быстро расходится, и вскоре после того, как кто-то рассказал, что я устранила его недуг за несколько минут, на меня стали смотреть с подозрением. Некоторые жители посёлка заметили, что я свободно общаюсь с животными и птицами, и разнесли слух, что я сумасшедшая. Кто-то верил, кто-то нет, но этот страх, который я ощущала от других людей в отношении меня, всегда больно ранил. Бабушка редко бывала у нас, но каждый её приезд был для меня глотком свежего воздуха. Она делилась со мной тем, что я знала и видела сама, тем самым подтверждая существование других миров и параллельных пространств. Она умела снять с меня это противное чувство брезгливости, которое липло ко мне от других. Некоторое время после этого я могла дышать полной грудью, играть с ветром, слышать шёпот деревьев и создавать радугу, но вскоре меня снова гасили… Я и гасла. Матушка часто молила меня забыть о «глупостях», которыми она называла мои деяния. Она боялась, что слухи разнесутся за пределы нашего поселения и за мной придут. В постоянной тревоге за меня и мою жизнь, она слабела с каждым днём. Невыносимо было видеть, как в ней угасал огонь, но помочь ей она мне не позволяла. Хуже всего было то, что мама сама не хотела жить и заперла себя в собственноручно созданную темницу, откуда так и не вышла. Несколько лет назад она перешла в другой мир. А я перешла в свой. Здесь, в гуще леса, мне действительно иногда кажется, что я нахожусь в каком-то ином измерении, нежели прежде…

Бабушка приняла меня с большой радостью. Она ждала меня все эти годы, чтобы передать знания. Она научила меня всему, что знала сама, а после ушла и не вернулась. Иногда я чувствую её присутствие, но вижу лишь при путешествии в прошлое.

Теперь я здесь… Животные видят меня хранительницей леса. Люди – ведьмой и колдуньей, хотя я никогда не прибегала к магии и колдовству. А я всего лишь человек, который хочет жить в свободе и помогать другим обрести её, – закончила свой рассказ Любава.

Всё это время Нестор сидел, не шевелясь, и вслушивался в каждое её слово, словно стремясь развернуть его из плоскости в объём, где всё сказанное было проявлено во всех оттенках чувств. Он слушал и… вспоминал… Ощущение себя изгоем преследовало и его с самого рождения. Ах, да, в детстве он тоже обожал животных и всегда подкармливал бродячих кошек и собак, порой разговаривая с ними при этом. А будучи на даче, он часто сбегал, чтобы прогуляться по холмам до прудов, где обретал особое умиротворение.

– Слушаю тебя, а у самого будто жизнь пронеслась перед глазами. Даже голова закружилась… – произнёс он после нескольких минут молчания.

– Приляг, пожалуйста, – тотчас ответила Любава и потрогала его лоб, – Ты ещё недостаточно окреп. Ещё несколько дней назад ты лежал без сознания на границе между жизнью и смертью. Но пока ты ещё не слишком далеко ушёл от неё и можешь воспринимать мои слова, я скажу тебе… Ты – это я, но в другом теле. Моя жизнь – это твоя жизнь, которую ты когда-то уже прожил. Моя боль – твоя, заглушенная временем, под коркой множественных последующих событий, отвлекающих от неё. Но она будет вырываться снова и снова, как всполохи зарницы, пока ты не вспомнишь о ней и не отпустишь её на волю.

– Я пока не… не понимаю… Ты хочешь сказать, что я попал в своё прошлое? Но как? А там я… – в полной растерянности забормотал Нестор.

– А там ты сейчас сидишь в своём кресле, окутанный дремотой, как пуховым платком, – закончила за него Любава, описывая тот образ, который увидела, как ответ на его вопрос.

– То есть, всё это просто сон?

Любава помогла Нестору укрыться и, прикрывая окна занавеской, задумчиво ответила:

– Тебе решать… Сон это или нечто большее. А сейчас нужно отдохнуть…

– Нет, постой, – окликнул Нестор девушку, которая уже открыла дверь, за которой падали последние капли дождя. – Побудь со мной ещё немного, не уходи. Прошу. Помоги мне осознать всё это.

Под её ласковым взглядом Нестор с удивлением наблюдал, как окружающий мир начинает безмолвно говорить с ним. Лес перестал казаться мрачноватой местностью, утыканной деревьями. Его бесконечная симфония вскрывалась многослойным эхом в его сакральных глубинах, распахивая их и выпуская внутренний свет.

– Я хочу вспомнить… Всё вспомнить. Прошу, помоги мне, – сказал Нестор. – У меня такое чувство, словно я оказался у колодца после долгих скитаний в пустыне. Я боюсь, что если закрою глаза, он исчезнет, а я снова окажусь в бескрайних песках, высыхая от зноя и жажды.

– Если это произойдет, – ответила Любава, – достаточно просто снова открыть глаза… и сердце… И ты вновь окажешься рядом с ним.

– Просто не всегда получается, – с горечью сказал Нестор, – ловушки повсюду. Они, как миражи, манят в свои сети, откуда уже сложно выбраться. И в этой борьбе теряются последние силы, которые были предназначены для другого.

– Так, быть может, не стоит тратить их на борьбу? – улыбнулась Любава. – Ведь все эти капканы сами являются иллюзией.

– Может и так, но только болеешь и умираешь от них по-настоящему.

– Потому что вступаешь с ними в борьбу. А по сути, с самим собой, что неизбежно приведёт к поражению.

Нестор хотел было возразить, но остановился. Что-то в её словах незримо продолжало вбивать новые сваи для строительства его новой картины мира. Неожиданно для себя, он почувствовал голод – впервые за всё это время.

– А чем ты питаешься, живя здесь? – он окинул взглядом полки, наполненные в большей степени сушёной травой, и остановил его на печи, что стояла в самом углу. – Не только ведь ягодами и травой, верно? – с надеждой добавил Нестор.

– Ещё грибами, кореньями, орехами и фруктами, – подмигнула девушка и усмехнулась, наблюдая за разочарованной физиономией Нестора. – А ещё у меня есть коза, благодаря которой можно делать творог, пить молоко или готовить на нём кашу, например. Зерна или муку я беру в поселении в обмен на лесные яства. Но это случается нечасто. Дорога туда занимает несколько дней. Хочешь козьего молока?

Нестор бодро кивнул и продолжил осматривать скромный интерьер хижины. Он и предположить не мог, что можно прожить вдали от магазинов и всяческих современных благ столь продолжительное время. В углу за печкой он заметил сундук, на которой лежала свернутой шкура медведя, и спросил о ней.

– А, это подарок, – ответила Любава. – Однажды я нашла в лесу раненого охотника, который остался жив после встречи с медведем, но был в очень тяжёлом состоянии. Я вылечила его, и в благодарность за мою помощь он принёс мне это. Я так ни разу и не воспользовалась ею, хотя ночи здесь бывают очень холодными. Не могу. Чувствую боль животного.

Пока Любава наполняла кружку молоком из деревянной кадки, Нестор решился спросить о том, что вызывало в нём смутную тревогу:

– Ты говорила, что за тобой кто-то может прийти, когда рассказывала о матери и её болезни… Что ты имела в виду?

Любава подала кружку и снова села рядом с ним. Вздохнув, она ответила:

– Это… сложно объяснить. Некоторые люди настроены весьма враждебно к таким, как я, и жаждут моей крови. Мы вынуждены скрываться, скитаться, быть бесцветными, пряча внутренний свет от посторонних взглядов. Единственный путь, в котором наш голос может прозвучать, это творчество. В сказках, легендах, музыке, живописи и иных формах мы можем вплетать тончайшие световые нити, которые способны проникнуть в глубину человека и осветить её, взращивая в нём сады любви. Но делать это следует аккуратно и точно. Это подобно захоронению кристаллов под землёй. Тот, кто готов исследовать глубину, рано или поздно непременно отыщет свой кристалл, который хранит историю его рода…

Нестор изо всех сил старался вникнуть в смысл её слов, однако многое он понял намного позже. Он спросил её:

– А они могут причинить тебе вред?

– Да, – ответила Любава и посмотрела в окно, читая в нём историю, которая могла бы случиться с нею. Помолчав некоторое время, она задумчиво продолжала: – Если я потеряю свою силу или потеряю себя. Здесь, в своей обители и в гармонии с собой, я сильна. Моя сила крепнет в любви, и пока я щедро делюсь ею с лесными обитателями или теми, кто приходит ко мне за помощью, я становлюсь ярче и заметнее. Но и перестать помогать другим я не могу, потому что тогда моя сила, будучи запертой внутри, станет разрушающей, и главной опасностью для себя стану я сама… Запутала тебя совсем, – улыбнулась девушка, смахивая с себя тревожное предчувствие. – Ты прости, но проще не смогу ответить. Сложно стало нам здесь, на земле. То ли дело раньше… А хочешь, я покажу тебе, какой была наша планета когда-то, давным-давно? – оживилась она, просияв от своей идеи.

– Эээ… Это когда ещё здесь жили динозавры? – опешил Нестор.

Любава звонко рассмеялась и каскад медно-золотистых волн заиграл бликами.

– Нет, намного раньше. Да не смотри ты так на меня, – все ещё смеясь, взмолилась Любава. – Сам всё увидишь и поймёшь. Но только тогда, когда хорошенько выспишься.

Когда Нестор погрузился в сон, Любава тихонько вернулась к работе над рубахой, время от времени поглядывая с улыбкой на его умиротворенный профиль.