25 часов

Она взяла моё лицо в свои тёплые и немного влажные от волнения ладони. – Когда я уничтожу часы, больше не будет брешей. И ты не сможешь вернуться домой, глупенький.

– Я останусь с тобой.

– Нет, – по её щекам вновь заструились водопады слёз. – Ты обещал Джесс вернуться. Она не простит меня, если ты не вернёшься.

– Она всё поймёт.

– Замолчи! – Она прописала мне смачную пощёчину. – Как ты можешь так говорить? Хью, ты – настоящий кретин. Кретин, в которого я влюбилась как пустоголовая дура.

– Ты…

– Ничего не говори. Хью, моё сердце принадлежит только тебе. Ты можешь не думать об этом. Живи, радуйся, продолжай двигаться дальше. Я буду знать, что с тобой всё в порядке и мне будет от этого легче. Стань ради меня космонавтом, чтобы вложить в свой скафандр мою фотографию и всегда помнить обо мне. А я всегда буду помнить тебя.

– Самми…

– Ты заставил Джеймса спасти Джесс, а я обязана спасти тебя.

Она подалась чуть вперёд и я поцеловал её. Я чувствовал её горячие слёзы, которые отпечатались дорожками на её щеках, чувствовал, как бьётся её сердце. Я понял, что полюбил сильную, а не хрупкую девушку.

– Я никогда тебя не забуду.

– Я верю тебе.

Прежде, чем войти в брешь, мистер Смит крепко пожал мне руку и сказал, что постарается изобрести машину времени. Ему было больно смотреть на наши страдания. Я, в свою очередь, пообещал ему, что стану безумным учёным, который откроет новое окно в мир давно забытой алхимии и постараюсь вновь вывести идеальную формулу для создания пространственной бреши.

– Я горжусь тобой, сын мой.

– Спасибо за всё.

Саманта крепко обняла меня. Её слёзы тёплыми каплями расползались на моей испачканной рваной рубашке. Она кратко шепнула мне на ухо:

– Чердак, первая половица у левой стены.

– Что это?

– Узнаешь.

Я выпил зелья и влетел в брешь. Из малюсенького оконца, которое затягивалось белёсой пеленой, я увидел, как они положили на землю часы, а затем выстрелили в них из револьвера.

Коридор начал сужаться, сквозняк в нём усилился. Пролетая над ступенями, я увидел, что больше они не растворялись, а рушились. По каждой из них проползали огромные трещины, которые так сильно напоминали мне о моей трещине в душе.

Вылетев оттуда, через несколько мгновений, я превратился в человека. Лишь пёрышко, что торчало из кисти – побочное действие зелья, напоминало о тех прекрасных минутах, что были дозволены мне провести в полёте над ночным Флипсбургом. На душе скребла ни одна кошка, а целая дюжина.

Я лёг на землю и горько заплакал. Мне было совершенно не стыдно за свои слёзы. Пускай говорят, что парни не плачут, что им этого делать нельзя. Мне абсолютно плевать. Больше всего на свете я хотел рыдать. Рыдать так сильно, чтобы все об этом знали.

Вытирая пелену слёз, застилающую мои глаза, я достал из кармана бутылёк с зельем и отчаянно влил его в себя. Простая вода.

– Да что б тебя!

Эпилог

Часы и книга были уничтожены, точно так же, как и все возможности путешествий во времени. Люди никогда не узнают о том, что в былые времена привычный ход времени включал в себя лишний, двадцать пятый час. Часовая башня в 1713 и 2017 будет различаться лишь своим внешним видом. Чуть позже, будет проведена реставрация, поскольку это здание является символом города.

Существо, что не должно было находиться в этом мире, растаяло в тот же день над головами путешественников. О существовании этого пожирателя душ ничего не известно. Нет никаких исторических справок, в которых упоминалось бы что-либо подобное.

Саманта продолжит жить вместе с отцом. Мистер Смит не оставит попыток воссоздать совершенную формулу зелья и порошка для открытия бреши, но в конечном итоге, у него, увы, так и не получится этого сделать.

Каждую ночь, Саманта выбирается на крышу дома и, разглядывая звёзды, мечтает о том, что однажды Хью станет космонавтом, и тогда, он пролетит на своей огромной ракете мимо луны, а обогнув её, он найдёт новую брешь и обязательно отправиться к ней. Понимая, что это слишком заоблачные мечты, она каждый раз тратит минимум три платка на то, чтобы вытереть слёзы с лица. Она хранит воспоминания в сердце, а фотографию Хью (которую она нашла в книге про Шерлока Холмса) в рамочке на полке.

– Я знаю, ты всегда будешь помнить меня, Хью, – говорит она, последний раз поднимая голову к небу.

Вечерами она пишет письма, которые бережно прячет на чердаке, под первой половицей у левой стены.

Хью совершенно не помнит, как добрался домой в ту ночь. Он помнит лишь тонкий голосок своей сестры и чёткие указания Джеймса о том, как будет лучше тащить его через озеро. Хрипящим голосом он просит утопить его в этом пруду, чтобы у уток был корм на зиму, и они никуда не улетали, но сестра и друг решительно настроены вытащить его из депрессии.

Неделю, а может быть и больше, он проводит в своей комнате, не подпуская к себе никого. Лишь однажды Джеймс вломился в его комнату, вышибая ногой дверь, которую Джесс и отец ночью сняли с петель. Кстати говоря, отец с лёгкостью принял факт того, что Мэри "бросила" его. Джесс собрала её вещи (которые позже отдала нуждающимся людям) и написала прощальную записку.

– Ты говорил, что Саманта сказала тебе какие-то координаты, – Джеймс стянул с Хью одеяло, которым он был накрыт с головой.

– Точно! – Впервые за долгое время, Хью оживился. – Нам нужно на чердак.

Его, опухшие от слёз, глаза блеснули былым азартным огоньком. Друзья осторожно приподняли половицу, и Хью достал оттуда все письма, что написала Саманта. Их было около десяти штук, но каждое из них было душераздирающим.

Хью раскрыл первое письмо и принялся читать.

Дорогой Хью.

Если ты читаешь это письмо, значит, я могу быть спокойной за тебя. Мне трудно подобрать правильные слова, чтобы утешить тебя, но я постараюсь, хорошо? Думаю, тебе будет приятно узнать, что со мной всё в полном порядке. Я каждый день думаю о тебе и я просто ненавижу себя за то, что я такая эмоциональная. Хотя, любой бы на нашем с тобой месте возненавидел этот мир. Отец не может найти себе места. После той ночи, он каждый день прибегает в лабораторию, взмахивает руками и кричит мне, чтобы я принесла для вас воды. Он всё ещё надеется, что прямо посреди лаборатории откроется брешь, и оттуда выйдешь ты, Джесс и Джеймс. Я стараюсь не плакать, честно, но это так чертовски трудно. Каждый раз, когда я встречаю на улице Фрица, он спрашивает меня, как обстоят наши с тобой дела. Мне было неловко в тот раз, но до боли приятно. Выходит, мы действительно создавали впечатление парочки. В некоторых местах ты можешь заметить размытые чернила, извини, я до сих пор не научилась контролировать поток слёз. Наверное, правильно та сумасшедшая говорила, что люди – жалкие существа. Но только мне хочется верить в обратное. Ещё я бы хотела извиниться перед тобой. Я не вернула тебе твою книгу. Теперь, у тебя не полная коллекция. Зато, у меня есть частичка тебя (а ещё стимул ждать дату выхода второго тома).

Знаешь, когда я впервые увидела тебя, мне больше всего на свете хотелось узнать у тебя, больно ли это – путешествовать во времени. Я отвечу за тебя. Да, это больно. Вернее, больно осознавать, что мы больше не увидимся.

Я ненавижу время, Хью. просто ненавижу. В один момент оно подарило мне всё: приключения, друзей, любовь. И так же быстро оно лишило меня всего этого. Выходит, такова наша расплата за возможность взглянуть, хоть и одним глазком, на мир в разные эпохи.

Я ни о чём не жалею. Хью, если бы не эти часы, мы с тобой никогда бы не встретились. Но это случилось, и я благодарна судьбе за это. Хотя, я по-прежнему не верю в неё. Будем говорить, что это просто должно было произойти, хорошо?

Спасибо тебе за всё, я люблю тебя, Хьюберт Генри Фостер.

Вытирая скупую слезу, Хью прижимает к себе клочок бумаги, исписанный маленьким корявым почерком.

– Я тоже люблю тебя, Саманта Уитни Смит.

Конец.