Николай закричал, схватившись за голову и заплакал, как ребенок, испугавшийся грозы. От него волнами исходил страх, наполняя палату миазмами, от которых становилось тяжело дышать.
Он идет за тобой.
Продавец кошмаров.
Что же делать?
По коридору уже бежал Игорь Алексеевич. Он услышал крик своего подопечного.
– Ты главное не обращай внимания, выкрутимся, – похлопал меня по спине Соха и вытолкал нас в коридор, не забыв ухватить билеты. С их обратной стороны стояла дата.
До ярмарки еще неделя.
Глава 14. Верочка
Спустя 20 с чем-то лет.
Пахло сиренью и медом. Вовсю властвовала ночь, оживляя тени давно минувших дней. Она поднимала своих слуг из могил и приглашала на улицу, куда вел мост, видный лишь избранным. По нему ступали нерешительно и осторожно, точно уверенные в том, что он сейчас исчезнет, словно дымка под неверными лучами солнца.
Каждое движение мост встречал радостным звоном бубенцов, повязанных на столбы, расположенные по всей его длине, и на врата, разделяющие его на три части. На всех из них висела печать, а подле стояли стражи, проверяющие проходящих, чтобы не пускать тех, кто не приглашен.
Тебя здесь ждут или ты случайно заглянул на огонек? Беги, пока не поздно. Беги, пока кто-то не решил, что ты здесь нужен. Пока тебя не провели по мосту, через все его части …
Не успел? Жаль.
Вот уже и первые врата, черные, как вороново крыло. Они вздымаются вверх, подобно острым мечам, жаждущим отведать чужой плоти. В центре них висит белый лист с надписью, знакомой лишь тем, кто получил билет. По ним скачут синие огни, перемигиваются и шепчут сказки, которые мир никогда не услышит. Им ведомо все, что творится в душах людей, но нет никого, кто мог бы их выслушать и отпустить.
Подле врат стоят двое мужчин, облаченных во фраки поверх оголенного торса, покрытого стигматами. На их шеях ошейники и цепи, на головах цилиндры, старающиеся скрыть от любопытных взоров острые рога. Они распускают сотни рук, что говорят больше, чем голоса, и видят яснее их глаз.
Взирают внимательно, читают всех, как детские книги. Они преданные псы, готовые умереть за своего господина. Они же его рабы, чьи губы залиты золотом, точно зашиты. Всего лишь пленники, погрязшие в чужой лжи.
Чувствуешь этот запах? Он так сладок и приятен. Так пахнет для тех, кто познал тайну. Для тех, кого ждут здесь спустя множество лет и забыли там, где существуют люди.
Один страж протягивает спелое яблоко, другой предлагает букет фиолетовой сирени. Что выберешь ты? Чего желаешь всем сердцем, Сиринга, не желающая принять чужую любовь? О, нимфа, зачем ты обратилась благоухающим кустарником? Назад дороги уже не будет.
Смеёшься? Ну что ж…
Стражи кланяются и отступают в тень, а врата осыпаются карточным домиком, стирая все границы. Ты обернешься, а там ничего. Ты завис в пустоте.
Мост же идет дальше, разрывая грань реальности и пронзая все тонкие миры. Камень становится деревом. Дерево тлеет и стонет в пожаре. Оно точно пепел и ты идешь по нему ко вторым вратам, поднимая среди серых хлопьев нить цвета зари.
Идешь сквозь туман, чувствуешь, как кто-то тянет нить, и она поет на сотни голосов.
Вторые врата алые, будто сорванная роза посреди бесконечной зимы. Они не более чем росчерк на страницах бытия или хрупком запястье. Появились тогда, когда у бога пошла носом кровь. Они сотканы из стекла или льда, как упрек всем живым и услада для мертвых, что никогда не знали тепла.
Стоит ли возвращаться, если тебя не ждут? Нужно ли ждать, когда знаешь, что никто не придет?
Ты тянешь за нить. Понимаешь, что она привязана к вратам и отпускаешь, точно даешь добро на свободу марионеткам.
Из тени поднимаются девичьи фигуры, облаченные в капот, свободные белые платья, не скрывающие их тонкий стан. Они улыбаются и манят к себе, подзывают и влекут, протягивая изящные руки в кружевных перчатках. Их губы нежнее шелка, а кожа, как бархат. Но на шеях у них те же ошейники, только с шипами внутрь, что ранят тонкие лебединые шеи.
За спинами девушек трепещут ранимые ярко-синие крылья, как у бабочек, напоминающие летнее небо. Коснешься их, и они осыпятся, лопнут, подобно мыльному пузырю. Их жизнь быстротечна, она точно миг. Для них день словно вечность, когда для других он не длиннее страницы.
Но все здесь иллюзия, все здесь обман. Тела девушек не похожи на плоть. Их вылил из стали тот, кто заставил служить и проверять – нужны ли те, кто идет по мосту?
Девушки смеются заразительно и громко, журчат, подражая горной реке, спускающейся в долину.
Одна вытаскивает из своей груди сямисэн и начинает играть мелодию, полную восторга и печали, другая смахивает с лица алмазные слезы и прикрывается веером. Смотрит поверх него и смущенно кивает. Идет медленно, кружит мотыльком вокруг тех, кто хочет пройти.
Восклицает невнятно и вновь пропадает в тени, точно в коконе, из которого неуверенно смотрит на свет.
Слышишь этот звук? Он идет из твоего сердца, которое знает все наперед. Этот звук изменяет узор линий на твоих ладонях и толкает вперед.
Ты и сам не замечаешь, как переступаешь порог врат и оказываешься на другой стороне. Что там позади? Где девушки и музыка? Смотришь, а там никого, только невнятные тени. Художник смыл свою работу с холста.
Иди дальше, не останавливайся или станешь частью этой картины.
Ступаешь по пеплу, оборачивающемуся сочной весенней травой. Наступает лето, и трава жухнет и засыхает, чтобы вновь стать землей, которая ее породила. Сотни тысяч шагов утрамбовывают землю, превращая ее в хоженую тропу. Проходит немного времени и появляется щебенка. Еще немного и плитка. Все для людей, все против природы. Значит, третьи врата уже близко. Они совсем скоро явят себя.
Последние врата, белые, как первый снег или чистый лист бумаги. Они, как младенец, издавший свой первый крик. Они, как женщина, что разменяла свою красоту на любовь вереницы мужчин и осталась одна на всем свете. Они непорочны и благостны, точно за ними открываются просторы рая, и грешны, точно сулят всем бесконечные муки.
Шагнешь за них и узнаешь, что выхода никогда и не предполагалось. Спасти тебя может лишь рассвет, но он тут не наступал уже множество лет.
Стражи здесь молчаливы и неподвижны. Они только доспехи, сбежавшие из древнего замка.
Прошел мимо всех, скользнув на узкую улицу, перетекающую в площадь. Шествие уже идет… Пандемониум в сборе. Все духи ждут только того, когда прибудет их хозяин и займет свой трон.
Хоть бы раз он не явился.
Я прошмыгнул в одну из подворотен, заканчивающихся тупиками, и затаился в тени, среди стопок книг и снующих мышей. До чего все дошло? Здесь уже привыкли выкидывать и сжигать книги. Скоро дойдут до людей. Впрочем, о чем это я? Мы для них не более чем игрушки или пища.
Они чудовища. Но… Чем мы лучше? Чем лучше я?
Я только боюсь того, что стану одним из них, заплутав здесь, на ярмарке душ. Поменяюсь местами с тенью или отражением, позабыв навсегда, кто я есть и зачем.
Отражение наставляет на меня револьвер. Говорит одними губами: «Бах». Смеется, ведь знает, что момент еще не настал.
Я прижал к лицу маску и поднял взор на того, кто шел во главе шествия, яркого и красочного, точно принц, облаченный во все черное, и смеялся, приглашая остальных присоединиться к нему. И ведь были те, кто тянул к нему руки, растворяясь во всем этом, точно дети, попавшие на долгожданный фестиваль. Вот только в нем было гораздо больше смысла, чем можно представить.
Люди в белых одеяниях и звериных масках, создания, словно сошедшие со страниц дневников деда, твари, которых я прежде не видел. Кто это? Зачем явились?
Тону во всем. Держу маску, впивающуюся в кожу, подобно шипам, и жду.
Тут так много красных фонарей, синих огней и цветных лент, что у меня рябит в глазах и я, чуть покачиваюсь, облокачиваясь о стену. Это праздник красок, где пировали те, о ком смертные зачастую не ведают. Создания из кошмаров и детских сказок. И где-то рядом крадется Зверь. Он точно тень, верная своему господину, тому, кто правит балом не только сегодня, всегда.
Тихо выдохнул, чтобы унять биение сердца. Тише, глупое, молчи. Не выдавай.
Хоть бы «принц» меня не заметил. Хоть бы прошел мимо. Прошу.
Вот так, словно меня здесь нет, и никогда не было.
Опустил взор и теперь глядел исподлобья – слишком близко, а я знаю, что он читает по глазам. Мне страшно, что даже мое дыхание может привлечь его внимание. Впрочем…
Если он чего-то захочет – он это получит.
Я смотрел на него, холодея от страха, и ждал, пока он пройдет. Уведет за собой всю толпу. В небо взмыли два дракона и зависли над ним, сплетаясь в странном танце. Мне казалось, что тело мое сейчас вылеплено из снега и сразу же растает, если наши взгляды пересекутся.
Узнает? Конечно.
Меня всегда выдаёт то, что я призыватель. А продавец чувствует эту метку на моем сердце. Это точно льдинка, которую невозможно вытащить. То, что обжигает сильнее огня, если начать использовать. А я не смог отказаться, когда все узнал.
Дед пытался спасти меня, когда все понял, но было уже слишком поздно. Мальчик вырос. Мальчик приобрел взгляд того, кого лучше не знать, и теперь он похож на него.
Он обжигает всех, кого любит, и просит бояться себя. Бежать…
Встряхнулся, отгоняя посторонние мысли, и вновь оглядел продавца кошмаров. Тот обрел новое тело. Теперь он выглядит младше меня. Юноша в дорогом костюме, улыбающийся так искренне и тепло, что ему хочется верить. Но вместе с этой отеческой улыбкой комплектом идет взгляд палача. Суровый и безжалостный. Впрочем, сейчас он и правда кажется счастливым.
Я медленно двинулся следом.
Подле него идет девушка с копной волнистых светлых волос. От нее тоже пахнет сиренью и медом. Она похожа на ту, которую он искал. Вот только… На лице ее маска. Белая с красными росчерками. К тому же она не лисья. Всего лишь собака. Она не ровня продавцу.
Да. Эта девушка не Агата. Она просто чем-то на нее похожа и может немного порадовать его черствое черное спящее сердце. Впрочем, то уже давно покоится отдельно от его тела. Он все примеряет другие, но никак не найдет то, что примет его беспокойную алчную душу.
Он осквернил себя настолько, что сам стал кошмаром. Перестань в него верить, и он исчезнет.
Если бы так…
Скольжу за процессией. Сливаюсь с толпой. Хотя очень трудно стать частью того, от чего тебя воротит, тем более, если ты настолько сильно выделяешься. Я то человек, то белый лис с шестью хвостами. Скачу от облика к облику и пытаюсь выглядеть незаметным. Ага, как же.
Бегу.
И ту понимаю, что он уже знает, что я тут. Он смотрит на меня, и я замираю. Наши взгляды так похожи.
Мы словно…
– Добро пожаловать домой, лисенок, – продавец кошмаров надевает черную лисью маску и тянет ко мне руку. Ничего не остается кроме, как принять предложение. Вложить свою руку в его ладонь.
Я смотрю на него, а за его спиной вижу ту, кого здесь не должно быть.
Верочка?
Белокурая, стройная девушка, задорно улыбающаяся и прыгающая по классикам, как ребенок. Она машет мне рукой.
Шагаю вперед. Вижу поезд.
– Верочка! – кричу, что есть силы, но не слышу ничего, кроме тявканья.
Белый лис бежит навстречу с тем, чего боится.
2000 год.
Добравшись до города, я распрощался с друзьями. Мне нужно было побыть одному и подумать обо всем, что мы узнали. А так же о том, что я скрыл ото всех.
Что мне делать? Может, на ярмарке душ я найду ответы? Сомнительно, конечно, но все же есть одна вещь, которая засела в моем мозгу, как игла, и теперь проигрывает мысль, точно пластинку. Откуда дед знает продавца? И тот снимок… Как он попал к нему? Почему он удивился, увидев его? И почему я его никогда раньше не замечал?
Теперь я абсолютно уверен, что тот старик, которого я видел, и мужчина с фотографии – это один и тот же человек.
Я отстраненно посмотрел вслед друзьям. Они направились к Ларсу. Наверное, вновь хотят послушать пение Ашраи. Или спросить о продавце. Впрочем, девочкам тоже нужно знать, с кем мы имеем дело. Может им еще не поздно убраться куда подальше, чтобы обезопасить себя. Но… Они тоже что-то видели.
Вопрос остается прежним: что?
И важно ли это? Кто нужен продавцу? Может, он пришел только за мной?
Забавно, конечно. Нет, Александр, прекратите. Мир не крутится вокруг вас. Вы не персонаж книги или фильма, чтобы быть центром микровселенной, которую выдумали только для того, чтобы рассказать о тебе.
Знаю. Все это знаю. Я просто человек. Таких много. Кому-то везет, кому-то нет. Но особенные… Не думаю, что такие существуют.
Люди и все тут.
Задумчиво побрел домой, и не заметил, как ко мне подошли и похлопали по плечу. Вновь мой кошмар? Тот, из телефонного звонка? Или девушка в кроличьей маске?
Вздрогнул и обернулся. Сейчас же день, да? Пожалуйста, дайте мне отдохнуть. Оставьте в покое.
Но это были не они. Нечто пострашнее. Передо мной стояла приветливая девушка, чьи светлые волос были собраны в аккуратный пучок.
Верочка? Настоящая? Или я опять вижу мертвую?
С сомнением оглядел ее. Вроде одежда современная и дырок в теле, через которые можно увидеть внутренности, не замечено. Немного успокоился.
– Привет, Саша, – улыбнулась она. – Я звала тебя, а ты все никак не откликался. Вот я и подошла, – слегка смутилась, точно ей было неловко. – Мне показалось, что тебе тоже одиноко идти. Видимо ошиблась, – ее голос стал извиняющимся, словно она чувствовала себя виноватой передо мной за то, что отвлекла.
Довольно мило.
– Прости, я задумался, – растянул губы в ответной улыбке, стараясь показать, что тоже рад встрече. Да, я и не особо кривил душой – от девушки исходило непонятное мне тепло, которое успокаивало даже мои мысли. Так уютно. И почему-то радостно.
– О, понимаю, – облегченно кивнула она. – Тоже бывает, провалюсь в свои мысли и никого вокруг не замечаю, а остальные в группе думают, что я совсем зазналась и нос от них ворочу. Хорошо хоть с соседями отношения наладила. А то было бы совсем одиноко.
Удивленно посмотрел на нее. Это точно Вера? Верочка, умница и красавица, которую все обожают?
– Я думал, что ты очень общительная, душа компании…
– Это только образ, – подмигнула она. – На самом деле я очень стесняюсь. Даже сейчас. И совершенно не понимаю, почему все это рассказываю тебе. Просто с тобой так легко, – она зажмурилась, но я ободряюще взял ее за руку.
– Мне тоже очень комфортно, – я заглянул ей в лицо. Живая и очень красивая. Теплая. Душевно теплая.
Разговор с ней отгонял чудовищ, даруя мне долгожданный покой, который так искал Николай.
– Я бы хотел с тобой подружиться, – не заметил, как произнес это вслух.
– Я тоже! – чуть ли не подпрыгнула она и порывисто обняла меня, окончательно уничтожив все страхи.
Моя пустота в груди заполнилась. Но что я скажу Тоше? Что… А какая к черту разница? Это моя жизнь! Моя. Только моя.
Я неуклюже ответил, впервые чувствуя нечто такое и боясь разрушить. Все же это было бы неприятно, если не обидно. До слез.
– Ты сейчас куда? – высвободилась она. – Домой?
– Ага, – кивнул, с неохотой отпуская ее. – А ты?
– Мне сейчас нужно бежать на курсы. Проводишь меня до метро?
– Конечно.
– Ура, – засияла Верочка. – А вечером, если ты не против, заглядывай на чай. Обещаю испечь что-нибудь вкусненькое. Ты ведь придешь? – в ее прекрасных глазах пылала неприкрытая надежда.
Пересекаешься с кем-то взглядом, начинаешь разговор и понимаешь… Отгоняю мысли. Это не то. Или оно?
– Обещаю, – заверил ее и направился к метро, увлекая девушку за собой. По дороге мы обсуждали книги, фильмы и песни. У нас так много общего, словно мы знаем друг друга всю нашу жизнь. Целую вечность, о которой почему-то оба забыли, пока не пересеклись вновь. Это действительно здорово. Хочется даже рассказать о том, что я могу видеть, о дневниках деда и об Ашраи. Вот только нельзя. Не сейчас.
Сначала я должен ее спасти. И в первую очередь от себя.
***
– Призыватель! Ты уничтожишь любого, если не сможешь вовремя отпустить. Ты сам выбрал эту стезю, отрекшись от себя-человека.
Агриэль… Ты ведь тоже умеешь любить. Не от того ли ты так страдаешь?
***
Посмотрев, как Верочка села в вагон, и поезд скрылся в тоннеле, я перешёл на другую сторону и стал ждать свой, надев наушники и включив музыку.
Поезд прибудет через три минуты.
Оглядываю людей. Ищу знакомые лица. Где ты, мой загадочный спаситель? Не та станция? Ты только на Площади Революции? Ну что ж, придется идти туда, если не встречу тут.
Тихо смеюсь и вновь кидаю взгляд на табло. Что такое? Разве это возможно?
Поезд прибудет через шесть минут.
Музыка становится тише и обрывается шумом, похожим на телевизионные помехи. В нем мелькают отголоски чужих разговоров. Чужие жизни, записанные, как белый шум. Ты искал ответа? Так вот он! На поверхности. Видишь? Нет? Твои проблемы.
Поезд прибудет через двенадцать минут. Он скрежещет и облизывается, сглатывая слюни. Кричит, оглашая своим ревом тоннель. Совсем скоро он будет здесь. А в нем…
Делаю шаг вперед, за желтую линию. Мне это необходимо. Но я жду того, что должно произойти.
Да. Как я и думал. Кто-то хватает меня за руку и тянет назад.
Мой спаситель? Не сегодня. Я уже все решил.
Знаю, что не могу повернуться, но все же стараюсь посмотреть назад. Безуспешно. Это вне моей воли. Значит, и не нужно.
– Ты дурак? – прохрипел он. Голос тяжелый, низкий, как всегда. Только теперь в нем сквозит удивление. – Не садись в него. Живой ведь еще. А если все же мозгов не хватит, то замри, как мышь под веником, и реже дыши. Если контролер поймет, то назад не вернешься.
Молчу. Губы словно приклеенные. Делаю еще шаг. В этот раз я не отступлю. В этот раз не поддамся чужим словам и своему страху.
– Ты меня слышишь? – беспокоится незнакомец. Сегодня он не смеется.
Поезд останавливается передо мной, перебирает лапами и распахивает двери. Я вижу его пасть. Я знаю, что он такое, и кому служит.
– Мне необходимо, – выдохнул я, но и сам себя не услышал. Просто стряхнул руку спасителя и шагнул внутрь, чтобы занять свое место. Посмотрел в окно. Никого. Он уже исчез. А может, его и не было.
Может я его придумал, чтобы всегда иметь отговорку. Чтобы было что-то, что меня остановит и не даст сделать шаг навстречу опасности.
Навстречу себе.
Я внутренне рассмеялся. Он был последней каплей здравого рассудка, и теперь она меня покинула.
Двери закрываются, диктор произносит это, но я только догадываюсь, слова сливаются в невнятное бормотание, переходящее в молитву.
– Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится, говорит Господу: «прибежище мое и защита моя, Бог мой, на Которого я уповаю!».
От кого?
Черт…
– Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень…
Постарался отрешиться от всего. Все же здесь не место живым, и я замерзаю, покрываясь ледяной коркой. Хочется спать. Не могу. Кто-то смотрит прямо мне в душу.
Вскинул голову вверх.
Прямо мне в глаза глядел худощавый мужчина с длинными почти белыми волосами, собранными в хвост. На пястье у него была изображена птица, расправившая крылья. Я помню этот знак и лицо. Помню его.
Бах. Выстрел из пистолета.
Родион Соболев. Контролер.
Он улыбнулся и достал из сумки рулончик с бумажными билетами. Оторвал один.
– Ты похож на них, – он чуть склонил голову с противным хрустом. – На Владлена, на Агату, на него.
О чем он говорит? Да, я похож на молодых бабушку с дедушкой, но больше на мать и немного на отца. Наверное, все дело в том, что Агата близняшка моей матери. Отрешенно качаю головой. И… Он ведь сейчас меня убьет. Но мне почему-то не страшно. Это же друг деда, а значит, мне будет не больно.
Протянул руку, ожидая, что сейчас он отдаст билет мне, чтобы я катался в этом поезде вечно. Сегодня в нем нет Верочки. Не знаю, хорошо это или плохо. В одном я уверен – я хочу, чтобы она жила.
– Первый раз, – Соболев разжал пальцы и билет начал планировать вниз, точно последний лист на ветру. Чем ближе он к полу, тем больше становится, распускаясь как сухой цветок лотоса, опущенный в чай.
Я неотрывно смотрел на него, но так и не заметил, когда билет стал фотографией. Той самой, которую мне показывало отражение. Все люди на ней, кроме одного зачерпнуты.
Кто этот человек? Я нахмурился.
Что? Это я?!
Соболев кивнул в такт моим мыслям и исчез, а я видел себя, бросающего снимок под поезд.
***
Спустя 20 с чем-то лет.
Покачал головой, вытянув руку с фотографией вперед. На ней были запечатлены люди, которых больше нет. Улыбающиеся, веселые. Я же видел только красные кресты. Порой мне кажется, что они вытесаны на моих глазах. Куда бы я ни пошел, я вижу только мертвецов.
Усмехнулся и разжал пальцы. Снимок полетел вниз, на пути. Там ему и самое место. И мне тоже…
Сейчас пройдет призрачный поезд, из него выглянет Соболев и протянет мне руку. Он наверняка уже почти выцветший – его время уже на исходе. Секундное желание мести сделало его контролером, но теперь контракт почти истек. А значит, поезду нужен новый симбиот. Без него эта сущность просто погрузится в сон до следующего прихода продавца кошмаров, который заставит его пробудиться.
В поезде будут сидеть люди, а я попытаюсь найти тех, кого знал. Но… От них уже ничего не осталось.
Верочка больше не просит ее спасти.
Девушка с изуродованным лицом, прикрытым кроличьей маской, мужчина с удавкой на шее, толстяк, который считает, что не стоит ждать тех, кто вовремя не вернулся домой, Верочка с раскуроченной грудью.
Она даже так была очень красивой.
Это ты виноват! Ты!
Тебе никого не спасти.
Я это знаю. Я во всем виноват. Просто те поцелуи были слишком сладкими и болезненными. Даже удар был бы нежнее.
Почему же она меня не ударила?
Эпилог
Агриэль посмотрел на старика, который вспоминал свое прошлое. Это отнимало у него очень много сил, а потому он не мог долго фокусироваться на подобных мыслях.
Старик провалился в сон и теперь мерно похрапывал, периодически морщась от боли или воспоминаний. Сложно сказать. Демон облизал пальцы с длинными ногтями, покрытыми черным лаком, и допил остывший чай одним глотком.
Чай, и правда, хорош. Приятен. Только ради него можно выполнять просьбы Александра, пусть и не положено. Все же есть определённые правила даже для призывателя, даже…Но на то они и существуют, чтобы их нарушать. Для этого их и надо знать.
Агриэль спокойно взял с подлокотника стеганое одеяло, собранное из разных лоскутов, точно Франкенштейн из романа, созданного юной девушкой, и укрыл старика.
– У тебя еще есть время, чтобы вспомнить все, мой старый добрый друг, – прошептал демон. – А пока спи.
Когда придет время, он вновь встретится со своими друзьями и возлюбленной. До этого же еще нужно дожить. Дописать дневник, который призыватель писал ценой своей жизни. Памяти, если угодно.
Агриэль перевернул песочные часы, отдавая старику те годы, которые у него забрал. Он еще должен жить. Он еще может все исправить. Изменить свою судьбу и спастись.
По крайней мере, демон в это верит.
***
На следующий день бродяга нашел в одной из подворотен шесть истерзанных тел, два из которых были почти не тронуты. Рыжеволосая и вовсе казалась спящей, прикорнувшей у стены, как маленький котенок. Вот только губы ее были в крови, точно всю ночь целовалась с монстром.
На могиле разговаривают двое – человек и демон Гоэтии. Они вспоминают того, кто должен был быть похоронен здесь, но исчез до того, как его тело засыпали землей.
Пес тихо поскуливает и с надеждой смотрит на небо. Рассчитывать на хозяина бесполезно – тот все никак не хочет понять, с кем ведет беседу. Может, хоть боги сжалятся над бедной собачьей душонкой? Желтопузые тучи внушают больше доверия. Они того и гляди разродятся дождем.
– А что было дальше? После того, как он сел в поезд? Кто такой продавец кошмаров? Что случилось с остальными? Агриэль, вы же знаете, что было дальше! – парнишка засыпал демона вопросами, но тот лишь покачал головой, слабо улыбнувшись.
– Как-нибудь в следующий раз, – проговорил он. – Сейчас же начинается дождь.
– А? – человек не успел ничего сказать. Его заглушил раскат грома.
Тучи прохудились, позволив демону Гоэтии скрыться за стеной дождя.
Он еще придет, когда посчитает нужным.
Когда наступит нужное время.
После
Дома мы вновь достали флэшку. Подключили ее к ноутбуку. Так странно и страшно. Что же на ней может быть? А вдруг она совершенно пуста?
Как же интересно!
Сгораю от нетерпения. Очень хотелось верить, что в нашем мире есть что-то необычное, необъяснимое, но реальное. Русалки, духи… Возможность поговорить с мертвым. Пожалуй, каждому бы хотелось пообщаться с кем-то по ту сторону жизни.
Друг же не разделял моего энтузиазма, но стоически терпел.
Вот. Прогрузилось. Вроде флэшка не пустая. Уже хорошо.
Открыли. Так. Что тут? Множество пронумерованных папок.
Нахмурилась. Кликнула по одной. Еще щелчок.
На экране тут же развернулось видео. С него на нас взирал старик, держащий в руках дневник. Обложка была потертой, но на ней можно было разглядеть мужчину с зажигалкой, пламя от которой напоминало бабочку. Очень знакомое изображение.
Запустили просмотр. Комната тут же наполнилась шипением и голосами. Когда же все это смолкло, раздался хриплый голос:
– Значит, у него все получилось…